***
Той ночью я не могла заснуть. Дурные мысли сменялись обнадеживающими. Кажется, я изгрызла все ногти, пытаясь выгнать панику из головы и уложить в нее холодный рассудок. По деталям собирая вчерашний разговор с Азизом, а затем с его братом, я не могла понять одного: Азиз боится брата, а Канат — отца? Да что у них за семейка такая? Не хочу впутывать Хазал в мое расследование, ей и так досталось. Уж лучше пусть она беззаботно покупает это мороженое, чем будет забивать голову, чем попало. Сегодняшнее появление Лейлы застало врасплох всех нас. Кроме Мелисы и ее верной свиты, разумеется. Я даже поверила, что Канат был удивлен не меньше меня. Интересно, о чем они с Лейлой говорили после? Больно видеть близкую подругу, которой запудрили мозги. С одной стороны, Канат — сообщениями в телефоне. С другой стороны, Мелиса — обещаниями вечной дружбы. Неужели Лейла не замечает лжи в их глазах и поступках? Их взгляды пропитаны желчью, а на руках — ее же кровь! И кого она считает виноватой во всех грехах? Конечно же, меня.***
Похоже, что мне нужно ведро мороженого, а не просто пара ложек. Благодарю небо за Хазал и в этот момент слышу входящий звонок. На экране имя того, о ком думаю в последнее время больше, чем об уроках. В голове проскакивает мысль не брать трубку, но пересиливаю себя и жму на ответ. То, что слышу, ввергает меня в шок. Канат плачет. Нет — почти рыдает. Не могу выдавить ни слова, пусть он все равно не ждет от меня этого. Он изливает мне душу. Я изливаюсь слезами. Что с ним стряслось? Всегда надменный, гордый, он кажется потерявшимся котенком в эти минуты, что рассказывает про детство. «Мне больно, хоть я никуда не падал. У меня болит душа. Я не могу дышать. Сердце сжимается. И не проходит, Эким.» Прижимаю ладонь ко рту. Слышу короткие гудки в телефоне и собственное рыдание. Что это только что было? Манипуляция или прощание? Плевать. Буду последней стервой, если сейчас не приду к нему на помощь. Забываю, что нахожусь в парке с Хазал, и даже не помню, что говорю ей, когда срываюсь с места. Наивная дурочка Эким. Еще вчера ты бежала из его дома, а сегодня летишь обратно в огонь. Трясущимися руками жму на звонок. Дверь открывает милая домработница. Сообщает, что господин Канат в своей комнате. В доме пусто — он совсем один. Гоню от себя дурные мысли и перескакиваю через ступеньку, преодолевая лестницу на второй этаж. Я уже знаю, где его комната. Быстрым шагом направляюсь туда. Сердце так же пытается выпрыгнуть из грудной клетки. Я не могу опоздать. — Канат? — выдыхаю я, едва отворив дверь. Вижу обломки гитары в углу комнаты. На столе стоит чашка, из которой я вчера пила (она такая красивая, что хотелось забрать ее домой и пить из нее до конца жизни). Канат лежит на кровати спиной ко мне и не двигается. Рефлекторно обвожу взглядом комнату на предмет таблеток или лезвий и не нахожу ничего. Присаживаюсь на край кровати. — Канат? — осторожно провожу пальцами по его лбу, двигаясь к скулам. — Канат, с тобой все в порядке? Отмечаю про себя, какие же красивые у него губы. И кожа нежная. А какие длинные ресницы! И выглядит он, как ангел, когда спит. Теряю контроль и касаюсь губами его лба (температуру проверить тоже не помешает). Холодный — бредить он не должен. — Ты снишься мне? — не открывая глаз, спрашивает Канат, а уголки его губ тянутся вверх. — Нет, — не могу сдержать улыбки, — я, правда, здесь, с тобой. Что случилось? Почему ты рассказал мне все это? — замечаю, что продолжаю поглаживать его по лицу только тогда, когда его открытые глаза косятся на мою ладонь. Одергиваю руку и прихожу в себя. — Мне нужно было кому-то выговориться, Эким. Впервые он говорит открыто и серьезно, без увиливаний и флирта. Но это меня и пугает. Ведь так я не долго смогу бегать от своих чувств. — То есть, ты не хотел наложить на себя руки и все в этом роде? — отвлекаюсь я. — Я устал, Эким. Устал жить во лжи, — Канат приподнимается, и теперь его глаза на уровне моих. — Ты показала мне, что такое смелость. Боюсь. Боюсь того, что он скажет дальше. Он берет меня за руку, а я дрожу. Пусть не он будет виновником аварии. Пусть не он окажется виноват в смерти той влюбленной девочки. Пусть не он обманывает Лейлу. Пусть он не идет на поводу у Мелисы, влюбляя меня в себя. — Эким, я тоже хочу быть смелым, — Канат опускает глаза на наши сплетенные пальцы. — Это просто, — отвечаю ему, еле сдерживая себя, чтобы не прильнуть всем телом. — Расскажи, что, произошло, и я помогу тебе. Ведь я уже здесь. Дай себе помочь. Доверься мне, Канат, — заканчиваю его же словами, пока он собирается с духом. — Ты права, Эким. Все страдают из-за меня. Моя мама, мой брат, ты, даже твоя подруга. Азиз ненавидит меня всем сердцем, — Канат укладывает голову на мои колени, и я едва не погибаю от нежности. — Отец бьет его за любой мой проступок, а я далеко не святой, и этого не исправить. Только мама не позволяет мне взять грех на душу. Ты не представляешь, сколько раз в моих руках оказывался нож. Всякий раз, когда отец поднимает руку на маму или брата, я клянусь себе, что следующий его вдох станет последним. Я понимаю и принимаю ненависть Азиза к себе, ему больше некого винить, кроме меня. И то, что он делает за моей спиной… Я тому причина, Эким. Он смотрит на меня снизу вверх. Такое с нами впервые. Зарываюсь рукой в кудрявых волосах, пытаясь приободрить ставшего мрачнее тучи парня. Хочется заткнуть его поцелуем, лишь бы не слышать продолжения его страшной истории. — Та девочка умерла не из-за тебя, — доходит до меня. — А Лейла? Телефон, что мне показал Азиз… — Азиз переписывался с ней от моего имени. Я не стал рушить ее мечты. Но надежду тоже не могу дать, Эким. — Почему вы не заявите на отца в полицию? — обрубаю его романтический порыв. — Как я и сказал, он имеет большую власть. И не только над нами. Теперь ты знаешь. Эким, ты веришь мне? — снова приподнимается Канат. Чувствую, что мне надо на воздух. Не могу находиться здесь ни секунды. Как Канат может все это выдерживать? — Я тебе верю, Канат. Но… я пока не знаю, как помочь, — встаю и смотрю в окно. К дому подъезжает чей-то автомобиль. — Просто будь рядом, — произносит Канат неслышно. Обхватываю себя руками. Канат замечает мой взгляд, вместе со мной наблюдая, как к дому приближается его отец. — Тебе нужно уходить, я выведу тебя, — нервничает Канат. Мысленно благодарю его за то, что он не тащит меня за локоть, как обычно, иначе скоро там точно будет красоваться синяк. Мы идем через задний двор, чтобы не столкнуться с хозяином дома. Если все, что рассказал мне Канат, правда, то какую игру затеял Азиз? И во что ввязалась я? — Я сама доберусь, — уверяю я, как только мы выходим на дорогу. — Вызову тебе такси, иначе где-нибудь из-за кустов опять выедет фургон брата, — угрюмо, с ноткой ревности говорит Канат, доставая телефон из кармана. — Если бы я тогда села к тебе в машину, то… — обрываю себя на полуслове, потому что уже взболтнула лишнего, но моего спутника, конечно же, это зацепило. — То что? — загорается Канат, подойдя вплотную. — Договаривайте, госпожа Эким. Сейчас он опять похож на льва, что методично загоняет свою добычу в ловушку. Только это не сон. — Признайся уже, что тебе нравится проводить время со мной, — ехидно улыбается Канат, заглядывая в мои глаза. Только не выдавайте меня. Только не выдавайте! — Разве что так же, как тебе нравится проводить время на занятиях, господин Канат, — с уверенностью заявляю я, победно вздернув бровь. — Ты еще признаешься мне, — произносит он в ответ. Как вовремя подъезжает такси! — Вот увидишь, Эким. — Береги себя, — бросаю ему, усаживаясь на заднем сиденье пыльного автомобиля.***
Серьезно, Эким? «Береги себя»? Такими темпами вы завтра в школу за ручку придете! Не ты ли клялась ненавидеть его до конца жизни? Все было до сегодняшнего дня. Эти несколько минут наедине с Канатом расставили все по местам. Проще выпрыгнуть из окна, чем выбросить его из головы. Вот к чему привели нас наши игры! Признаться ему? Еще чего! Между нами еще висит тайна аварии. Пока он не откроется мне до конца, я не скажу ему ничего! Ни того, как сильно обнимаю его во сне. Ни того, как хочу поцеловать, всякий раз глядя на его губы. Ни того, как плавлюсь под его жарким взглядом. Ни того, что готова тонуть тысячу раз, лишь бы он всегда спасал меня. Ни того, что в последнее время я почти не сплю… Как и этой ночью. Сон мне снится ужасно красивый, но превращается он в нечто жуткое. Наверное, я переборщила с мыслями об утопленнице, потому что мой ночной кошмар начинается вполне романтично. Мы на яхте с Канатом. Я любуюсь видом побережья, он — мной. Почему-то за штурвалом пусто, словно мы здесь совсем одни. Красной нитью это проносится в голове, и тут же рука Каната оказывается на моем колене. «Спасибо, что не отказалась составить мне компанию в этом задании», — проговаривает он, пока его ладонь прокладывает маршрут до подола моего платья. «А ты разве не ездишь по городу, пока пропускаешь занятия?», — пытаюсь дышать ровно, но не выходит. «Ты все-таки следишь за мной, раз знаешь про мои пропуски?», — отвечает Канат вопросом на вопрос, не отвлекаясь от занятия, которое он никогда не упустит. «По-моему, это ты следишь за… мной». Нелегко вот так отвечать человеку, который расстегивает твое платье одной рукой и затягивает в поцелуй, держа за шею второй. Теряюсь в ощущениях, взявших власть над разумом. Не хочу, чтобы это когда-нибудь заканчивалось. Целую его губы, как в последний раз. Закрываю глаза, а когда открываю — передо мной бездонная черная бездна. Морская пучина забрала меня к себе, а любимый стоит на палубе и не может пошевелиться. В его глазах агония от беспомощности. Он знает, что потеряет меня, но сделать ничего не может. В этот момент замечаю, кто стоит на капитанском мостике, и картинка происходящего складывается. Азиз управляет моим сном, как этой яхтой. Его взгляд полон безумия и безутешного отчаяния. Причинив мне боль, он сделает больно Канату. Убив меня, он расколет его сердце. С трудом прихожу в себя утром. День в школе проходит, как в тумане. Суд над Озаном дает понять, что он опять издевался над бедной Эмине. Прихожу в восторг от победы над Мелисой. По дороге в столовую отвечаю на звонок Каната. Иду в парк, не зная, чего еще от него ожидать.