Если бы ты знал

      — Я тебя ненавижу, Канат!       — Когда ты уже свалишь из этой школы, Эким?!       — Видеть тебя не могу!       Убегаю из столовой, где только что можно было наблюдать великолепный концерт. Мы с Канатом начали сцену дня с того, что он вылил свой чай на меня, а я опрокинула на него поднос с фруктами. Наши одноклассники пораскрывали рты. Мелиса, кажется, вообще сбросила меня не то со счетов, не то со скалы. По ней никогда не скажешь, что она думает на самом деле.       После переодевания мы с Канатом заливаемся смехом, встретившись в кинотеатре. Прошла неделя с нашего воссоединения, и лучших моментов в жизни я еще не испытывала. Наш план оказался довольно успешным — все это время не происходило ничего плохого. Я бы даже сказала, что про меня забыли. А я забывалась в объятиях Каната тихими вечерами.       — Обязательно было обливать меня? — возмущаюсь я, прерывая поцелуй.       — Не мог не воспользоваться случаем, тебе так идет эта футболка, — возвращается к начатому мой парень, прижимая меня к стене.       — Думаешь, все ведутся?       — Я точно, — рычит от страсти Канат, перемещая губы на шею.       — Канат, я серьезно, — улыбаюсь и нехотя отталкиваю его, облизывая губы.       — Это было лучшим решением, нежели просто держаться от тебя на расстоянии, — признается Канат, гладя меня по щеке. — Мы продолжаем быть вместе, при этом тебя никто не достает. Кроме одного придурка. Этот новенький — идиот? Или бессмертный?       — Ты ревнуешь, — расплываюсь в улыбке, — это так мило.       — Я не ревную, он меня раздражает.       По сжатым кулакам замечаю обратное. Канат даже едва не сорвался во время театральной постановки, в которой меня определили в пару с Эге. Если бы можно было прожечь взглядом, то его пиджак загорелся бы спустя минуту разминки. Меня это позабавило. А вот Каната — не очень.       — Встретимся сегодня после школы? — спрашивает Канат, когда мы слышим звонок.       — Не могу, я обещала маме, что проведу вечер с ней. Иначе у нее скоро появятся вопросы, где это я пропадаю все время.       — Тогда мы можем признаться ей.       — Как ты себе это представляешь? Я скажу ей: «Привет, мам! Сегодня к нам на ужин придет Канат. Да, тот самый, которого я видеть не хотела!»       — Все равно не нужно с этим тянуть. Я буду часто у вас бывать.       Боюсь представлять наше будущее, потому что, как бы мы ни держались друг за друга, всегда находятся люди, желающие разлучить нас. Но от его слов на душе теплеет. Чмокаю Каната в щеку на прощание и тороплюсь на урок, как всегда оглядываясь, никто ли нас не видел. В коридоре пусто.       Хазал косится на меня, когда мы вместе идем домой. Она всегда проницательна, а я едва сдерживаю мечтательную улыбку. На ее вопрос, с чем это связано, отвечаю уклончиво, ссылаясь на то, что сегодня нас никто не доставал, а это уже маленькая победа.       Подруга делится со мной потрясающей новостью — ее отец возвращается сегодня! Одновременно становится немного грустно от того, что она переедет. Меня убеждают, что переживать не о чем — Хазал будет жить в соседнем доме.       Проводим несколько часов за перетаскиванием коробок и мелких вещей. Халиль помогает нам, подозрительно посматривая на реакцию моей мамы. Иногда они вдвоем переглядываются, но чаще мама отводит взгляд или закатывает глаза. Быстро складываю два и два.       Вечером включаю любимый мамин фильм, пока она несет пирог и чай. Наше уютное место перед телевизором готово. Нечасто выдается вот так просто посидеть вдвоем, а потому используем это время по максимуму. И все-таки не могу не спросить про брата Бекира.       — Мама, у вас с господином Халилем все хорошо? Мне показалось…       — Тебе показалось, дочка, — быстро прерывает мою речь она.       — Вы и словом не обмолвились, пока мы помогали Хазал. И смотрели друг на друга как-то странно.       — Он меня не так понял. Вот и все. Тут не о чем говорить, Эким, — нервничает мама. — У меня есть ты, больше нам никто не нужен.       — Он… Он тебе в любви признался что ли? — доходит до меня, и я подскакиваю на месте.       — Мало того, замуж позвал! Меня! — выдает мама, жестикулируя руками. — Зачем мне муж, Эким? Зачем нам еще кто-то?       — А если у меня… будет кто-то? — не могу не воспользоваться моментом.       — Тебе еще рано об этом думать, дочка. У тебя школа, потом университет. Не хочу, чтобы тебе делали больно, — пожимает плечами мама.       — А я не хочу, чтобы ты отказывалась от своего счастья ради меня. Пообещай, что не будешь так делать.       Даем друг другу обещания. Мама не будет бежать от своего счастья, а я, видимо, к своему. Что ж, буду медленно к нему идти. Надо и Каната не забыть предупредить об этом. Хихикаю и одергиваю себя, делаю вид, что подавилась. Выпиваю полкружки чая залпом и бегу на кухню за добавкой.       Строчу сообщение своему любимому врагу: «Даже не знаю, что ты должен сделать, чтобы заслужить внимание моей мамы.» Ставлю много смайликов. Кусаю губы в ожидании ответа, но он так и не приходит. Ругаюсь на телефон и возвращаюсь в гостиную.       Накрываю маму пледом, потому что она, как всегда, засыпает, не дожидаясь концовки этой мелодрамы. А я, умывшись после потока слез из-за этой самой концовки, бреду в свою комнату. Еще раз проверяю сообщения: пусто. Шумно выдыхаю, но первой звонить не собираюсь. В конце концов, Канат тоже может проводить время с семьей, мы не обсуждали его планов на вечер.       Лежу в постели, переодевшись в пижаму и первое время смотря в потолок. Беру в руки книгу, но приходится перечитывать одну страницу несколько раз, и я отвергаю эту идею. Включаю телевизор и бессмысленно перескакиваю по каналам. Тщетно пытаюсь уснуть. Когда терпения уже не остается, беру в руки телефон, но слышу какой-то стук по окну и направляюсь туда.       Прыскаю смехом, облегченно выдыхая. Канат стоит под моим окном с горстью мелких камней в руке и кидает их по одному. Заметив меня, он широко улыбается и машет рукой. Скрещиваю руки на груди и поджимаю губы. Что он задумал?       — Если мама проснется, тебе непоздоровится, — шутливо предупреждаю Каната, выглядывая в окно.       — Тогда сделаем так, чтобы она не проснулась.       Следующие пять минут изумленно наблюдаю за тем, как Канат забирается ко мне через окно. Запираю дверь в комнату, убеждаясь, что мама спит. Надеюсь, что это так и после того, как Канат смахивает цветочный горшок с подоконника и плюхается на пол, запинаясь о него.       — Ты с ума сошел? — меня, как и Каната, пробирает нервный смех.       — Да, с ума схожу по тебе, — отряхиваясь, поднимается он.       Шикаю на него, оглядываясь на дверь. Канат с интересом осматривается вокруг, а я подмечаю, какой же он большой для этой комнаты. Нас окружает полумрак, и тень на стене делает меня еще меньше.       — У тебя уютно, — взяв в руки фоторамку со стола, произносит Канат. С трудом замечаю покраснения на костяшках его пальцев, но он говорит, что это от падения секунду назад.       — Я думала, ты не собираешься мне отвечать сегодня, — напоминаю ему, что я почти успела обидеться.       — Если я не нравлюсь твоей маме, то решил сначала понравиться тебе, чтобы ты замолвила за меня словечко, — дергает бровью Канат, положив рамку и надвигаясь на меня.       — Что ж, я подумаю, — понижаю голос и пячусь назад, пока не упираюсь в кровать.       На мне пижамные штаны, но я надеюсь, что, плюхаясь на кровать, не выгляжу слишком глупо. Канат ухмыляется, а его глаза темнеют. Он нависает сверху, и я таю от его взгляда.       — Я успел соскучиться, — шепчет он на ухо.       — А я — расстроиться и соскучиться.       — Постараюсь вернуть твое расположение…       Мой голос хрипит, а тело вытягивается в струну, когда губы Каната начинают исследовать мою шею. В животе все дрожит и скручивается узлами, а губы, тем временем, уже касаются груди под поднятой майкой. Поднимаю руки, чтобы Канат совсем от нее избавился. Затем он снимает свою футболку. Задерживаю дыхание и бабочек в животе, потому что поцелуи идут все ниже.       Губы Каната чертят только ему известные символы на моем животе, в то время как его пальцы стягивают мои штаны и принимаются за белье. Я немного напрягаюсь и втягиваю носом воздух, когда ощущаю на себе горячее дыхание. Проходят мгновения, и я лишаюсь последнего предмета одежды.       — Расслабься, любимая, — доносится шепот до моих ушей.       Закусываю губу, прикрываю глаза от удовольствия и забываю, как дышать, когда чувствую кончик его языка. Ощущения сменяются одно за другим, как его язык сменяется губами. Разжигая внутри огонь, Канат раздвигает мои ноги, устраиваясь удобнее. Он управляет и моими руками, запуская их к себе в волосы. Покорно подчиняюсь ему, сдерживая стоны.       Я тряпичная кукла в его умелых руках. Тону в наслаждении, как его горячий язык тонет во мне. Готова кричать, но по комнате разносится только шепот его имени.       — Канат…       Зацепляю простынь непослушными пальцами и сжимаю лоскуты ткани. Тихо подхныкиваю вместо громких стонов и, кажется, свожу его с ума еще больше. Темп учащается, ощущения усиливаются. Канат не останавливается, пока не заставляет меня взорваться мириадами звезд. Готова кричать громче всех во Вселенной, но приходится сдерживать себя, потому что мы не одни, вопреки нашим желаниям.       Пытаюсь отдышаться и притягиваю Каната к себе. Он сцеловывает капельки пота, выступившие на моих ключицах, и влажной дорожкой перемещает губы на шею. Я чувствую, как он возбужден, но похоже, Канат не собирается продолжать. Впиваюсь в его губы, чувствуя не знакомый до сегодняшнего дня привкус.       Рухнув рядом, Канат крепко обнимает меня, а я лежу на его руке и невесомо рисую пальцами узоры на груди. Самая красивая музыка для меня — это стук его сердца. Частый стук, посвященный мне. Мы лежим так несколько минут, пока шепот любимого не нарушает тишину.       — Я так люблю тебя, Эким. Как никого и никогда не любил. И не полюблю.       Зажмуриваю глаза от нерушимого счастья. Отвечаю его же словами, потому что Канат озвучивает и мои мысли. Слушаем дыхание друг друга, пока в тишине не раздается телефонный звонок. Канат отклоняет звонок, но я успеваю заметить, что это был Озан.       — Что ему нужно? — хмурюсь, закидывая ногу на Каната.       — Не важно, не хочу даже знать. Он с утра взвинченный.       — Надеюсь, он ничего не натворил.       Не могу позволить Канату выйти через дверь и со смехом наблюдаю его «побег» через окно. Он даже машину предусмотрительно припарковал в двух кварталах отсюда. Смотрю ему вслед, пока Канат не исчезает за углом. Только тогда позволяю себе свалиться в постель, как подкошенной. Засыпаю, перебирая в голове чувственные воспоминания…       Утром возле школы всегда много народу. Но сегодня — особенно. Замечаю полицию, и сердце ухает вниз. Вспоминаю, как Каната уже один раз увозили при мне, и стараюсь прогнать навязчивые мысли прочь. Подхожу ближе. Бекир несется ко мне и ошарашивает новостями.       Учитель Бахар погибла.       Эмине никто не видел со вчерашнего вечера, когда она была замечена на камерах видеонаблюдения в школе.       Эге сильно избили. Он в больнице.       Айше не может найти Дагхана.       Голова идет кругом. Нахожу в толпе Каната, и наши взгляды пересекаются. Как же жаль, что не могу взять его за руку в этот момент! Спрашиваю у господина Сельчука, что случилось, но он не добавляет ясности. Понимаю, что учитель Бахар упала с лестницы после того, как ее кто-то напугал. А Эмине была замечена именно в том месте! Но причем здесь Дагхан? И кто избил Эге?       Отказываюсь верить собственной мысли, что прошлым вечером это мог быть Канат. Ведь он не отвечал мне, и руки его были в ссадинах. Мотаю головой. Занятия сегодня отменили, потому что по всей школе идут поиски. Решаю поехать в больницу, но тут моя рука попадает в сильную мужскую хватку.       — Не нужно, Эким, — твердит Канат, разгадав мои намерения.       — Ты меня не остановишь! — вырываю руку, предполагая, что мои догадки уже наполовину верны.       — Думаешь, это я? — резко спрашивает Канат.       — Это не важно. Но если я могу помочь, я сделаю это!       — Эким! Эким!       Канат кричит мне вслед, но я ухожу, не оглядываясь. Не хочу даже думать, что он замешан хоть в чем-то из произошедшего вчера. Хазал догоняет меня, когда я захожу в автобус. Она садится рядом и берет меня за руку.       — Свидетель тебе не помешает, — аргументирует она. — Вы оба горячи в ссорах.       — Не говори о нем, пожалуйста! — продолжаю играть я, как ни в чем не бывало.       — Хорошо, молчу! — поднимает руки в защитном жесте она.       Вот за что я люблю Хазал, так это за то, что она никогда не задает лишних вопросов и все понимает по глазам. Моя подруга умолкает и не произносит ни слова до самой палаты. Ужасаюсь внешнему виду Эге. Синяки, кровоподтеки, перемотанные ребра. Кто-то очень сильно постарался над ним.       — Я слышала, что его нашли в спортзале без сознания. Больше там никого не было, — поджимает губы Хазал.       — Хазал…       — Ты же не думаешь, что это мог быть Канат? Эким! Он изменился!       — Я не знаю, что думать. Но Эге здесь, и он в коме.       Врач провожает нас, утешая, что все будет хорошо. Не могу не выслушать Каната, иначе мои мысли разрушат меня. Где же доверие? Осталось в стенах моей комнаты? Хазал убеждает меня принять хотя бы один его звонок.       Назначаю встречу в маяке и еду туда одна. Настраиваю себя на лучшее, в душе понимая, что все может закончиться сегодня. Вижу черную машину возле берега. Поднимаюсь, почти обессиленная, но не от физической нагрузки.       Канат стоит ко мне спиной и смотрит на море. Которое тоже неспокойно сегодня. Он немного поворачивает голову, когда слышит меня.       — Канат…       Он не дает мне сказать ни слова, убивая своими.       — Это я, Эким. Я виноват.