Чайник, милый чайник

      — Джинн, отговори его ехать, а? — Кэйа тоскливо щёлкает пальцем по подвесной статуэтке на столе действующего магистра. Та поражённо поднимает взгляд от бумаг, которые сосредоточенно подписывала:       — Кэйа, ты издеваешься?! Ты меня сам упрашивал его позвать!       — Мы тогда только помирились, я думал чем угодно, только не головой, — парирует Кэйа.       Джинн откладывает бумаги и устало трёт переносицу:       — Вы что, опять поссорились?       — Да нет, наоборот всё идеально, — хмыкает Кэйа, наконец оставляя статуэтку в покое. — Он спокойный и ласковый. Я вообще забыл, что он так умеет, — он ловит совершенно растерянный взгляд Джинн и поясняет: — В том и проблема, понимаешь?       Сперва идея поехать в экспедицию вместе с Дилюком, чтобы не расставаться опять на долгий срок, действительно казалась ему замечательной. Гениальной даже. В конце концов их примирение прошло максимально безболезненно. Хотя, пожалуй, это не то слово, которым стоит описывать ночь, когда Кэйа штопал раненого Дилюка, но всё же. В моральном плане безболезненно. Малой кровью, так сказать.       Но чем ближе дата выезда, тем больше Кэйа начинает нервничать. Не только примирение вышло безболезненным. За последние две недели Дилюк подарил ему столько тепла и ласки, что кажется, перевыполнил годовой норматив. Даже четырёхгодовой. У них просто медовый месяц какой-то. И Кэйа не жалуется, нет. Наоборот, он с удовольствием растянул бы это всё на как можно дольше. Просто в их случае медовый месяц проходит на минном поле. И просто чудо, как они пока ещё ни на одну мину не наступили.       Они ещё так ни словом и не обмолвились о своём прошлом. В повседневных разговорах они от этой темы грациозно уворачиваются, а отдельно ничего важного, сложного и страшного пока не обсуждали — потому что их встречи то не в то время, то не в том месте, то им не до разговоров. А надо бы. Тем более перед поездкой, где они будут видеть друг друга каждый божий день почти круглые сутки, спорить о тактических решениях и биться плечом к плечу.       — Нет, я всё ещё не понимаю в чём проблема, — качает головой Джинн, складывая руки на груди.       — Ну что непонятного? — раздражённо цокает Кэйа. — Мне кажется, мы просто едем на эйфории от нашего примирения. Эйфория не вечна. А полевые условия не располагают к разговорам по душам, — он недовольно покачивается на стуле и глядит куда-то в окно, мимо Джинн. — Что если мы в этой экспедиции опять рассоримся? Только уже окончательно и бесповоротно.       Дилюк поводов к таким мыслям не давал. Честно. Но Кэйа тут внезапно осознал, что с ними в экспедиции будут ещё и другие люди, в том числе совсем незнакомые. Не то, чтобы он этого раньше не знал, но сейчас вдруг наконец прочувствовал. А Дилюк при посторонних и Дилюк наедине с Кэйей — это два разных человека. Как они будут лавировать со своими отношениями, которые наверняка придётся скрывать, среди толпы народа — пока ещё большой, большой вопрос. Тем более Кэйа боится не только за раздражительность Дилюка и его чудный навык перевода любых эмоций в агрессию. Собственный острый язык и отсутствие фильтров тоже порой не поддаются контролю.       Да, Дилюк едет в эту экспедицию потому, что они ещё не успели друг другом надышаться, и спокойный низкий голос в голове Кэйи, очень похожий на его голос, говорит, что всё будет хорошо, и даже если и возникнет какое-то недопонимание, они смогут разобраться. Но в экспедиции будет так мало личного пространства, а в их прошлом живёт так много чертей. Кэйа всё же боится, что они в какой-то момент полезут из всех щелей и затопчут им всю малину.       Им бы ещё немного времени, поговорить хотя бы о самом остром, наболевшем, не срываться в путь прямо сейчас. Но экспедицию из-за них никто переносить не будет. А у Кэйи рука не поднимается — или что там, язык не ворочается? — завести разговор о чём-то таком, когда всё так хорошо, так сладко и замечательно. Да и вдруг они тогда рассорятся перед поездкой. Это ещё хуже. Ведь тогда Дилюк всё равно останется в Мондштадте, и они так и так расстанутся на два с лишним месяца, но уже на ужасной ноте.       Вот Кэйе и кажется, что лучше заранее принять меры, а не разгребать потом последствия. Конечно, его всё ещё не прельщает идея расстаться с Дилюком на такой долгий срок, но тут, как говорится, из двух зол…       — Мне очень нравится, что ты настолько уверен в ваших отношениях, — недовольно хмыкает магистр.       — Ну Джинн, — умоляюще складывает брови домиком Кэйа.       Выглядит он как побитый щенок. Джинн на секунду смягчается и глядит на него с сочувствием. Но потом быстро берёт себя в руки и снова грозно сдвигает брови.       — Нет, — категорично качает головой она, возвращаясь к своим бумагам. — Решение окончательное, он едет. Раньше надо было думать.       — А…       — И ты тоже едешь, тем более, — особо агрессивно вдавив точку на бумаге, Джинн снова поднимает на капитана возмущённый взгляд. — Тебе изначально было сказано: Альбедо настаивает на твоём присутствии… И вообще, — вдруг хмыкает она, взмахнув пером в его сторону. — Мне кажется, что для вас двоих эта экспедиция, наоборот, благословение архонтов.       — В смысле? — непонимающе хмурит брови Кэйа.       — В смысле, у одного привычка сбегать от конфликтов из города на неопределённый срок, у второго напиваться до потери сознания, — дирижёрским взмахом пера она указывает сначала влево, а потом вправо. — А тут вы два с лишним месяца будете в ситуации, где нет вина и нельзя просто хлопнуть дверью и уйти. Идеально для того, чтобы вы вспомнили, как разговаривать, а не прятаться по панцирям, как черепахи, — хмыкает она и снова опускает нос в свои бумаги.       Кэйа поражённо хлопает глазами, осмысливая услышанное, а потом выдыхает:       — Джинн, а ты чего такая злая в последнее время?       — С того, что на мне организация важной экспедиции в другую страну с кучей нюансов и документации. Помимо прочего, — она ставит особенно размашистый росчерк, и Кэйа слышит надрывный скрип едва выдержавшей её натиск бумаги. — А я уже сотый раз вношу правки в бумаги из-за ваших с Дилюком прихотей. Исключительно по старой дружбе, между прочим, — она смеряет его полным праведного гнева прищуром. — А кое-кто, видимо, решил, что мне просто больше заняться нечем.       Кэйа виновато складывает губки бантиком и как можно вкрадчивей предлагает:       — Хочешь помогу?       — Хочу, — раздражённо хмыкает Джинн. — А точнее, это ваши прямые обязанности, капитан. Дуй к Альбедо, забери у него списки артефактов. И заодно спроси, не нужно ли собрать ему ингредиенты. Сахароза сегодня целый день заготавливает зелья, а ты знаешь, как у неё с организацией, — она устало трёт виски. Кэйа понимающе хмыкает. — И ещё не забудь, что на тебе Рейзор. Будешь пробегать мимо, напомни ему, что выезд послезавтра… А вообще, — чуть подумав хмыкает она, — давай-ка, чтобы наверняка, ты сам приведёшь его в город на общий сбор.       Кэйа недовольно морщится:       — А без меня он не дойдёт, что ли? С самого утра, перед дорогой, тащиться в Вольфендом и потом обратно?..       — Вольфендом в шаге от винокурни, — снисходительно поджимает губы магистр. — Не делай вид, что в ночь перед выездом ты будешь ночевать в казармах.       — Да мы так-то чаще в таверне…       — Уберегите меня от подробностей, капитан! — возмущённо перебивает его Джинн. — Не приведёшь Рейзора, получишь выговор и будешь писать объяснительную.       — Ого, сурово, — неловко кашляет Кэйа. — Понял, приведу.       Джинн удовлетворённо хмыкает и снова возвращается к документам. Кэйа внимательно смотрит на неё. Затем нервно потирает руки. Поджимает губы. Джинн перебирает подписанные документы и откладывает их в сторону. Внимательно просматривает те, что остались. Кэйа чуть поворачивает статуэтку на её столе. Смотрит в потолок. По сторонам. В окно. Джинн продолжает молча подписывать бумаги. Кэйа скрипит стулом. Тихонечко барабанит пальцами по столешнице. Ненавязчиво ровняет стопку книг. Джинн заканчивает с подписями, берёт пустую папку и, поровняв стопку о столешницу, складывает туда бумаги. Кэйа уже откровенно покашливает. Джинн наконец снова поднимает на него взгляд и задумчиво оглядывает с ног до головы, словно вообще только что вспомнила о его присутствии.       — Что сидим, кого ждём? — кивает она ему.       — Так по поводу Дилюка… — тянет он.       — Кэйа, — возмущённо захлопывает папку она. — Мы этот вопрос закрыли. И позволь напомнить тебе, что Дилюк в итоге присоединился к экспедиции по собственной инициативе. Даже если я запрещу ему ехать, думаешь, его это остановит? — укоризненно поджимает губы она. Кэйа вроде бы и рад отбить этот аргумент, но ему нечем. И Джинн это прекрасно видит. — Вот и всё. А теперь займись делом, пожалуйста.       Кэйа недовольно ёрзает на стуле. У него не осталось ни аргументов, ни рычагов давления, но уходить с поражением категорически не хочется. Он вдыхает, чтобы хотя бы попытаться возразить. Но тут у Джинн, видимо, лопается терпение. Она привстаёт и с размаху шлёпает Кэйю по лбу папкой в своих руках:       — Ещё одно слово и я скажу Дилюку, что ты пытался от него избавиться, — грозит она.       Кэйа сидит поражённый до глубины души и лишь хлопает глазами, открыв рот. Шантаж и рукоприкладство — последнее, с чем он ожидал столкнуться, когда начинал этот разговор. И уж точно не со стороны Джинн. Но, видимо, сегодня с ним в кабинете Рыцарь Львиного клыка, а не Рыцарь Одуванчик.       А Джинн тем временем спокойно поправляет мундир, садится на место и, хмуро сдвинув брови, строго кивает на дверь:       — К Альбедо, капитан. Вперёд и с песней.       Кэйа послушно встаёт и без единого слова удаляется из кабинета. В какой-то степени он ей сейчас даже гордится.