Чайник, милый чайник

      — Наглое рогатое хамло! — выплёвывает Дилюк, агрессивно наматывающий круги по комнате.       — Рогатое, — спокойно соглашается с ним Кэйа, подпирающий спиной дверь.       Вообще, технически дверь охранять необязательно — Дилюк, вроде как, обратно наружу не рвётся. Даже когда они только зашли не пытался. Только возмущённо зыркнул на притащившего его сюда Кэйю и принялся мерить шагами комнату, в самой нелестной форме рыча всё, что думает об Итто. Но Кэйа всё равно решил пока постоять, от греха подальше. Тем более, если честно, он слабо представляет, что ещё может сейчас сделать. В конце концов, он понимает, что дело и не в Итто вовсе — тот стал лишь катализатором, который всколыхнул всё то раздражение, что Дилюк подавлял целый день. И собственно, от источника конфликта Кэйа Дилюка изолировал, увёл его туда, где он может вести себя настолько невоспитанно насколько пожелает — остаётся только наблюдать, как он выпускает пар. Разве что можно ещё как-то поддержать его негодование из солидарности.       — Тоже мне защитник нашёлся! — возмущается Дилюк.       — Тоже мне, — пытается подстроиться под его осуждающий тон Кэйа.       — Лезет, куда не просят! — рычит Дилюк.       — Лезет, — кивает Кэйа.       — Лицо моё его не устроило, видите ли!       — Видите ли.       — Ходит, светит на весь Тейват своими… — Дилюк недовольно машет руками где-то в районе своего торса, — татуировками!       — Светит.       — Хоть бы рубашку надел!       — Надел.       — Ни стыда, ни совести!       — Ни стыда, ни…       — Кэй, ты издеваешься?! — возмущённо всплёскивает руками Дилюк, резко останавливаясь на полпути и впиваясь в него полным негодования взглядом.       Кэйа удивлённо осекается. А потом вдруг осознаёт, как всё это звучит. Он тут искренне пытался показать, что сочувствует ситуации, но, судя по всему, выбрал не лучший метод и ещё худшее исполнение — всё выглядит так, будто он Дилюка передразнивает. Ну приехали. Он виновато поджимает губы и качает головой:       — Нет, Люк, — устало вздыхает он. Алые глаза недоверчиво щурятся. — Я пытаюсь поворчать на него вместе с тобой, — поясняет он. — Но, кажется, у меня не слишком хорошо получается. Всё же, агрессивное ворчание — не мой профиль, — ласковая, но всё же насмешка соскальзывает с его языка прежде, чем он успевает себя остановить.       — Ой ты гадость, — возмущённо огрызается на это Дилюк.       Кэйа обречённо цокает, запрокидывая голову. День был долгий, кажется, его фильтры тоже начинают давать пробоины.       — Гадость, — послушно соглашается он. — Ужасная, ужасная гадость, — он повинно качает головой. Наконец решается оставить свой пост у двери и подходит ближе к грозному Дилюку, застывшему посреди комнаты. Мягко проводит ладонью по его щеке и заглядывает в глаза: — Я понимаю, как это звучит, но я правда не собирался подливать масла… — на этот раз он, конечно, успевает прикусить язык, но тут и ясельник легко закончит предложение. А тем более Дилюк:       — В огонь?.. — недовольно цедит он.       — Люк, я честное слово… оно само, — стонет Кэйа под его прожигающим взглядом. — Знаешь, что, — сдаётся он. — Давай я просто замолчу, а ты ругайся сколько хочешь — хоть на меня, хоть на Итто. А я буду только согласно кивать и просто заранее пообещаю тебе, что это не издёвка. Ладно? — он сводит брови домиком, умоляюще глядя на Дилюка. Тот только хмурится сильнее. — Хочешь, можешь меня даже ещё раз укусить, если тебе от этого полегчает, — мягко добавляет он. И в этот раз, и правда, ни единой нотой не скатывается в сарказм.       Дилюк молчит и всё так же буравит его сосредоточенным взглядом. А потом вдруг дёргает к себе и… крепко обнимает, утыкаясь носом куда-то в изгиб его шеи. Кэйа удивлённо охает.       — …кусать тебя, когда на самом деле хочется загрызть всех остальных, — недовольно бурчит Дилюк, спрятав лицо так, что Кэйе требуется пара секунд, чтобы разобрать, что именно он говорит. — Не хочу. Не буду. Надоело.       Кэйа даже на секунду теряется. Он если честно, готовился к тому, что Дилюк продолжит возмущаться. Огрызнётся или как минимум щёлкнет его по носу, а может и правда укусит разок-другой для порядка. И уж всяко не дастся ему в руки, пока как следует не выпустит пар. А тот сам ищет у него утешения. Неожиданно открыто и доверительно — хотя весь его пар всё ещё при нём: он недовольно пыхтит, агрессивно мнёт в кулаке рубашку на спине Кэйи, да и в целом, наощупь горячее положенного. Кэйа и так уже совершенно сражён, а Дилюк ещё и добавляет:       — И никакая ты не гадость. Единственная не гадость во всей этой чёртовой экспедиции, — всё так же недовольно, ворчливо, крепче стискивая Кэйю на последних словах, но на самом деле так ласково, что у Кэйи даже дух перехватывает от захлестнувших эмоций.       Он обнимает Дилюка в ответ — только сейчас осознав, что не сделал этого сразу — крепко и ласково, прижимая к себе со всей теплотой, на которую только способен. И Дилюк отзывается на это, благодарно бодаясь ему под челюсть.       — Тебя настолько все достали? — спрашивает Кэйа, мягко запуская пальцы в его волосы.       Дилюк бурчит что-то агрессивно-утвердительное. Кэйа не может сдержать улыбки и нежно чмокает его куда-то возле уха — куда дотягивается, слегка повернув голову.       — Неужели все до единого?       — Все! — категорично буркает Дилюк. — Все кругом гадости.       — Даже Итэр? — спрашивает Кэйа. Не столько, чтобы в чём-то разубедить Дилюка, сколько чтобы тот мог обругать всех, кого хочет и наконец отпустить свои эмоции.       — «Одним человеком больше, одним меньше», «Заминка в пару часов — это не так уж страшно», «Подумаешь у нас теперь три тысячи потенциальных проблем, зато не надо думать, как отправить Беннета в Мондштадт», — совсем по-детски передразнивает Итэра Дилюк. — Оптимист чёртов.       И даже не возмущается, когда Кэйа тепло смеётся в ответ на это:       — Хорошо, — говорит он. — С Итэром понятно. А… ммм… Альбедо?       — Да Альбедо — главная гадость! Предводитель гадостей, — возмущённо выдыхает Дилюк. — Ходит смотрит на свои ветки и чёртовых шершней, а потом с лёгкой руки набирает новых людей в поход под свою ответственность. КАКУЮ ОТВЕСТВЕННОСТЬ, КЭЙ?! КАКУЮ???       Кэйа согласно хмыкает. На Альбедо и его чёртовых шершней он бы и сам с удовольствием поворчал ещё разок — но тогда они тут и до утра не управятся. Поэтому он просто двигается к следующему имени:       — Рейзор?       На это Дилюк издаёт только какое-то крайне агрессивное рычащее кряхтение.       — Согласен, глупый вопрос, — хмыкает Кэйа. — Тогда… Кли?       Дилюк как-то странно молчит. Кэйа выжидает секунду-другую, а затем осторожно зовёт:       — Люк?       — Ты обидишься, — буркает тот. Кэйа фыркает непроизвольную усмешку.       — Не обижусь, — заверяет он его, качая головой, — можешь поворчать и на Кли.       — КОНЕЧНО, ОНА ГАДОСТЬ!!! — тут же выпаливает Дилюк. — Маленькая, вредная, непослушная гадость. Творит что хочет, говорит что хочет и постоянно показывает мне язык!!!       Кэйе с этого так смешно, и так тепло в груди, что хочется просто зацеловать этого разобиженного на маленькую девочку Дилюка. Что он и делает. Поворачивает голову, скользит ладонью ему на правую щёку, и осыпает мягкими, смешливыми поцелуями левую. А потом снова возвращает его голову себе на плечо. Тот без возражений принимает эту ласку и лишь обнимает Кэйю крепче. Он ведь и правда просто устал и его так все достали за день.       — Ладно, с Кли мы ещё обязательно что-нибудь придумаем, — гладя по его спине, обещает Кэйа. — А что тогда Ёимия?       Дилюк пару секунд молчит, словно раздумывая над вопросом, а потом хмыкает:       — Нет, ну ладно. Ёимия тоже не гадость.       Да, она до ужаса много болтает, но пока приносила их компании исключительно пользу и позитивный настрой — от той же Кли нет проблем чуть ли не исключительно благодаря ей. Может, в Дилюке сейчас и бурлит недовольство по поводу и без, но объективность никто не отменял.       — Согласен, — поджимает губы Кэйа. — Ёимия молодец. В её пользу даже не обидно потерять статус единственной негадости… — усмехается он, и обменявшись с Дилюком парой понимающих хмыков, продолжает: — А что скажешь о мальчишках из Ли Юэ?       — Экзорцист ещё ладно, — говорит Дилюк. — Но вот Син Цю этот… — задумчиво цокает он. — Инсценирует собственную смерть, потому что ему вдруг приспичило сорваться в экспедицию? Скупает целый книжный из прихоти?.. Боюсь представить, что ещё нас ждёт, — фыркает он.       — Ну, он определённо любопытный кадр, — и соглашается, и не соглашается с ним Кэйа. Ему наоборот очень даже интересно посмотреть, как ещё себя проявит этот мальчишка. — Только, думаешь он правда инсценировал собственную смерть? Мне кажется, они всё же просто шутили…       Дилюк пожимает плечами. Честно, Кэйа тоже не уверен. И есть шанс, что правды они никогда и не узнают. Поэтому он просто двигается к следующему человеку в списке:       — А Беннет — гадость?       Дилюк вздыхает:       — Он не то чтобы гадость, — нехотя заключает он. — Мне, конечно, ужасно не по душе, что он с нами поехал. Но…       — Он не виноват, — хмыкает Кэйа.       — Он не виноват, — согласно хмыкает Дилюк. А потом снова как-то агрессивно выдыхает: — Виноват чёртов Альбедо, со своими чёртовыми экспериментами…       — Люк, мы так сейчас по второму кругу пойдём, — усмехается Кэйа. — Лучше скажи, как тебе господа Камисато?       Дилюк издаёт какой-то уже совсем умирающий полустон-полурычание.       — Спасибо, конечно, что утащил меня от господина Камисато там, в Ли Юэ, — обречённо вздыхает он. — Но вся эта чёртова делёжка кроватей… Госпожа Камисато теперь думает обо мне чёрте что…       — Ну эй, — подбадривает его Кэйа, — во-первых, это только первое впечатление. А во-вторых, она лучшая подружка Ёимии.       — А это тут причём? — не понимает Дилюк.       — При том, что если бы госпожа Камисато была страшной вредной аристократкой, которой один раз на хвост наступи — всю жизнь в немилости будешь, она бы ни за что с этим ходячим фейерверком не сошлась, — усмехается он. — А значит, у тебя есть все шансы исправить это первое впечатление и целых два месяца, чтобы это сделать.       Судя по очередному обречённому вздоху Дилюка, он мало верит в успешность этого мероприятия. Но судя по тому, как он в очередной раз Кэйю стискивает, он бесконечно благодарен за поддержку. Тот ласково стискивает его в ответ и говорит:       — Так, ну и давай уже добьём список, кто там у нас остался?.. Про Итто, не спрашиваю, там я уже и так всё понял. А Тому мы с тобой и не разглядели толком…       — Эмбер, — говорит за него Дилюк. — Прилипла к нам сегодня, как банный лист, смотрит на меня сычём! Пнула даже!.. — возмущённо буркает он.       — Люк… — нерешительно говорит Кэйа. — Что-то мне подсказывает, что она защищает меня от тебя.       — Да понял я про пинок… — отзывается тот.       — Нет, я имею в виду, в целом, — перебивает его Кэйа.       Дилюк даже отстраняется, чтобы заглянуть ему в глаза:       — В смысле?       — Ну, помнишь, она хотела со мной комнатами поменяться на винокурне? Перед этим она очень расстраивалась, что ты мне нагрубил, прежде чем уйти в кабинет…       Дилюк ворчит что-то виновато-бессвязное, означающее, что он вообще-то не хотел. Кэйа посылает ему взгляд, мол, да знаю, знаю, я не о том, и продолжает:       — А сегодня в ресторане… я сперва не предал этому значения, но после того пинка сообразил… помнишь, она резко пересела, когда ты вошёл?       — Ну?       — Кажется, она хотела помешать тебе сесть рядом со мной, — поджимает губы он.       Глаза Дилюка удивлённо расширяются.       — Архонты, — возмущённо стонет он. — Ну что это такое?! Что им всем неймётся?       — Ну что поделать, не умеют они различать пятьдесят оттенков твоей агрессии от смущения до флирта, — мягко усмехается Кэйа, сводя брови домиком, и как можно ласковей гладит предплечье Дилюка. — Даже я не сразу научился.       — Я знаю! — фырчит Дилюк, снова недовольно хмурясь. — Но чего они лезут, куда не просят! Неужели не очевидно, что ты и сам в состоянии за себя постоять, — он возмущённо тычет Кэйю в плечо, — и если не делаешь этого, на то есть причины! Эмбер твоя подчинённая или нянька?!.. Неудивительно, что у нас не экспедиция, а чёрте что! Никакой дисциплины и субординации! — недовольно ругается он куда-то в сторону. — Маршрутов никто не держится, указаний никто не слушается. Набирают с собой кого хотят, творят чёрте что. Как я должен всё это регулировать?!..       — Люк… — удивлённо моргает Кэйа. Кажется, он только что услышал корень всей проблемы. — Они все дураки, я не спорю, но… давай я тебе сейчас на всякий случай напомню, что это не твоя экспедиция.       Тот возмущённо поднимает на него окончательно сбитый с толку взгляд. Кэйа поясняет:       — Ты с самого начала пытаешься руководить всем так, будто это твой поход. Но ведь это не так. Я понимаю, ты привык либо работать в одиночку, либо быть командиром. Но здесь ты в качестве дополнительной огневой мощи, помнишь? — спрашивает он, заглядывая Дилюку в глаза.       Ему казалось, они с этим разобрались ещё на винокурне, перед выездом, но судя по тому, как задумчиво Дилюк хмурится, если он что-то и осознал в ту ночь, то оно уже успело снова затеряться под горой погрешностей, с которыми они столкнулись.       — Ты пытаешь укротить хаос, — сочувственно поджимает губы Кэйа. — А это дело пропащее. Тебе нужно просто спокойно шагать рядом и сжигать всё, что полезет на рожон. И всё, Люк. Не более, — качает головой он. — Пусть Альбедо берёт с собой кого хочет, проводит какие угодно эксперименты. Наша с тобой… ну и Эмбер, но не будем о грустном… задача — довести всех до места в целости и сохранности, а потом вернуть их точно так же обратно.       — Я именно это и пытаюсь сделать! — цокает Дилюк.       — Да само собой, — кивает Кэйа. — Но ты любишь превентивный подход. А боюсь, в этом случае он нам почти не доступен. Который раз уже все планы летят к чертям? — хмыкает он, пропуская его алый хвост сквозь пальцы.       Дилюк отвечает ему исключительно обречённым взглядом. Конечно, он понимает, что Кэйа прав по всем параметрам, но архонты насколько же проще было в стандартных походах ордена, где нет детей и ещё больших детей, а самая большая погрешность — это неожиданное нападение врагов. Честно, Дилюк бы предпочёл, чтобы на него каждый час выскакивали из засады фатуи, чем участвовать в очередных разборках с белками, палками и девочками-подрывниками. С фатуи он хотя бы представляет, как справляться — и агрессию с ними тоже подавлять не надо… Это он что, только что нашёл что-то положительное в существовании фатуи? Дожили.       Кэйа глядит на него с сочувствием и снова мягко поглаживает его предплечья:       — Знаешь, — говорит он. — Вообще-то мы идём в сторону Мондштадта. Ты всё ещё можешь передумать и благополучно отписаться от этого чудесного мероприятия.       — Который раз предлагаешь, — буркает Дилюк. — Уже осточертело видеть моё недовольное лицо каждый день?       — Я приходил смотреть на твоё недовольное лицо даже тогда, когда на нём не отражалось ничего кроме глубокой неприязни ко мне, — ласково усмехается Кэйа, чуть склоняя голову на бок. — Как оно может надоесть мне сейчас?       Дилюк отвечает на это возмущённым фырком. Но в том, как он при этом отводит взгляд читается смущение, а в самом взгляде несмотря на сдвинутые брови сквозит что-то невероятно тёплое. Кэйа мягко целует его в лоб, а потом снова прижимает к себе. И ощущает это же самое невероятно тёплое в том, как Дилюк возвращается в его объятия охотно и легко, и отвечает на них так же ласково.       — Я просто всё ещё не хочу, чтобы ты свихнулся к концу поездки, — поясняет он и так очевидное, но раз уж Дилюк в таком эмоциональном состоянии, то не грех это и вслух сказать. — Или к концу недели, что с таким подходом куда более вероятно, — фыркает он вдогонку. — Банально, как мы завтра пойдём — лишь архонтам известно. По идее, ведёт нас Кадзуха, а значит, все маршруты на нём. Но никто не обозначил, во сколько мы завтра встаём и какие у нас краткосрочные цели… О, точно, мы же ещё Кадзуху забыли, — хмыкает он, поняв что они пропустили самурая в рейтинге гадостей.       — Не мудрено, — поджимает губы Дилюк. — Он, с тех пор как мы в чайник зашли, вообще ведёт себя как привидение. Свистит в свою травинку ещё отрешённей, чем наш Альбедо ветки созерцает.       — И не говори. Загадочная личность… — кивает Кэйа.       — Хочешь, чтобы я тоже отрешённо свистел в травинку, пока Кли на пару с Беннетом тут обитель поджигают? — вздыхает Дилюк.       — Нет, — усмехается Кэйа. — Но попробуй хотя бы не накручивать себя до того, как они начнут её поджигать. Подожгут — потушим, — пожимает плечами он.       — А если не потушим?       — А если не потушим, то это уже проблемы Итэра, не так ли, — лукаво усмехается Кэйа.       Дилюк мягко фыркает ему в плечо — это ещё не совсем усмешка, но явный показатель того, что он возвращается в нормальное состояние.       — Мы, конечно, всё ещё можем консультировать Альбедо и как-то направлять весь этот балаган в нужное русло, — добавляет Кэйа, — но в остальном, чем меньше мы сопротивляемся происходящему, тем лучше. Считай, пока мы не доберёмся до Инадзумы — это и не экспедиция, по сути, а так — дружеская прогулка знакомых Итэра. Куда-то идём, делаем какие-то привалы…       — В один прекрасный момент гонимся за очередной белкой, оказываемся в Сумеру, там подбираем ещё пятьдесят семь человек и в итоге доходим до Алькора с песнями, плясками и стадом бизонов примерно через полгода, — с исключительным уровнем апатии и сарказма заканчивает за него Дилюк.       Кэйа смеётся — всё же в этом сценарии прекрасно всё, от бизонов до безупречно монотонной подачи Дилюка. Тот глядит на него устало, но без укора во взгляде. А значит, он и правда пытался пошутить. Это хороший знак.       — Слушай, я понимаю, что просить тебя не волноваться вообще — это абсурд. Но давай ты хотя бы… постараешься не принимать всё так близко к сердцу, — просит Кэйа. — Все дураки, никто не слушается, ну и чёрт с ними. Итэр тут, Ёимия помогает с Кли — как-нибудь дойдём.       — Как-нибудь дойдём… — тяжко вздыхает Дилюк, видимо соглашаясь и со всем остальным тоже. Пожалуй, это можно считать победой.       Кэйа поглаживает его по спине. Хотя консенсус достигнут, и Дилюк остыл, во всем его теле ещё явно ощущается напряжение. Кэйа мягко отстраняет его, чтобы заглянуть ему в лицо. Тот, хоть больше и не хмурится, по-прежнему выглядит так, будто недавно съел лягушку, и та была не слишком вкусная. Кэйа задумчиво щурится, глядя на это, а потом предлагает:       — Может, массаж тебе сделать?       Как тут недавно говорил Дилюк делать друг другу массаж для них никогда не было чем-то из ряда вон выходящим. После изнурительных, многочасовых тренировок или целого дня корпения над учебниками, один неизменно садился за спину другому, расставлял по обе стороны от него свои согнутые в коленях ноги и принимался неторопливо разминать чужие ноющие плечи, шею и спину — постепенно заменяя чужую усталость и напряжение на покой и лёгкость во всём теле. Кэйа уверен, что для Дилюка сейчас это именно то, что доктор прописал.       — Ничего триумфального не обещаю, я всё же четыре года без практики, — говорит он, — но хотя бы разгоню остатки твоей печали.       — Нет у меня никакой печали, — чисто из духа противоречия буркает Дилюк.       — Это значит, не хочешь массаж? — насмешливо изгибает бровь Кэйа.       — Хочу, — категорично хмыкает тот.       — Правильный ответ, — довольно усмехается Кэйа. Чмокает его в нос и тянет за собой к кровати.       А дальше им даже никаких нюансов обговаривать не нужно. Это одна из тех вещей, что практически вшита у них на подкорку.       — Архонты, мы миллион лет этого не делали… — выдыхает Дилюк, усаживаясь между ног Кэйи и вытягивая собственные на покрывале.       — Надеюсь, не совсем разучились, — усмехается Кэйа, распуская волосы Дилюка, чтобы тот мог собрать их в высокий пучок.       И пока Дилюк занят этим, он глядит на обнажившуюся бледную шею, обрамлённую алыми завитками. Сколько раз юный Кэйа мечтал коснуться её губами, когда сидел вот так — не сосчитать. Поэтому, стоит только Дилюку закончить с пучком, как нынешний Кэйа делает именно это: оставляет пару мягких поцелуев прямо под линией роста волос. На что получает полунасмешливый фырк и утверждение, что Дилюку щекотно — юный Кэйа обзавидовался бы.       Затем он опускает ладони на его плечи и осторожно начинает их разминать, с удивлением обнаруживая, что пальцы и правда всё помнят. Конечно, спина Дилюка теперь крепче и мощнее, но все же ощущается под ладонями привычно и знакомо. Кэйа разогревает его мышцы в какой-то, непонятной даже ему самому, выверенной последовательности — отлично понимая, где нужно приложить чуть больше силы, где быть понежнее, а где задержаться подольше. Словно играет давно забытую симфонию. И вскоре Дилюк действительно расслабляется, становится словно податливая глина под его пальцами и полностью отдаётся ощущениям. Лишь негромко вздыхает — так, что у Кэйи по спине бегут мурашки.       В общем, всё точь-в-точь, как в юности. Только теперь Кэйе не надо постоянно одёргивать себя и думать, что Дилюк видит в нём только брата…       Кстати, об этом.       — Люк, — хмыкает Кэйа, вспомнив один очень насущный вопрос.       — Ммм? — отзывается тот.       — Я что спросить хотел… Ты зачем всем сказал, что мы братья?       Дилюк вдруг обречённо стонет и резко отклоняется вперёд, выворачиваясь из-под его ладоней.       — Не пойми меня неправильно, — чуть растерявшись, говорит Кэйа. — Пару месяцев назад, я бы, пожалуй, без раздумий убил человека, чтобы услышать это от тебя. Но сейчас, это совсем немного, самую малость…       — Оно само вырвалось! — гудит Дилюк в свои ладони, которыми недовольно потирает лицо.       — Само? — переспрашивает Кэйа.       Он вообще-то собирался просто пошутить пару шуток и договориться больше не ляпать про братьев при других людях. Но что-то ему подсказывает, что, этим они уже не ограничатся. Слишком уж странно Дилюк реагирует.       — Просто вырвалось, я… — мотает головой он. — Я хотел, чтобы они отстали и не лезли в наши отношения и… не знаю… это был почти рефлекс. В смысле, мы ведь были братьями, так?! — выдыхает он. А потом запинается и как-то затравлено оглядывается на Кэйю: — То есть… не в том… В смысле, я не думаю о тебе как о брате, само собой. Но не то чтобы… совсем… — говорит он.       Кэйа щурится непонимающе и самую малость обеспокоено. Дилюк срывающийся в обрывочную, бессвязную речь — редко хороший знак. Редко — в смысле, никогда. А тот, кажется, начинает сыпаться только хуже:       — В смысле, мы ведь правда… я не знаю как… да архонты!.. не знаю, как объяснить… мы же родные друг другу люди, но… но не настолько, чтобы вот это всё, — он машет рукой от себя к Кэйе и обратно, — было неправильным… так?.. или… о, архонты…       Он снова отворачивается и как-то крайне отчаянно сжимает виски. И Кэйа понимает, что он, кажется, только что стал свидетелем внутреннего спора, который Дилюк не раз вёл с самим собой, пытаясь разобраться в собственных чувствах. Но вот уж Кэйа не думал, что для него это до сих пор такая острая тема. Ему казалось, раз уж Дилюк разрешил себе их отношения, то и с метаниями по поводу братства давно справился. Но судя по всему, он просто… замёл их куда-то под ковёр? Разобрался, но не до конца? В любом случае, придётся разбираться сейчас, раз это так выбило его из колеи. И сейчас — это прямо сейчас. Потому что Дилюк уже порывается встать и, вероятно, сбежать куда-нибудь, где сможет морально загрызть себя в одиночестве.       Кэйа скорее ловит его за плечи и прижимает обратно к своей груди:       — Люк, Люк, Люк! Эй. Всё хорошо, — говорит он, успев уже три сотни раз пожалеть, что вообще поднял эту тему. — Я понимаю о чём ты. Да, мы друг другу самые близкие и родные. Нет, мы не делаем ничего плохого. Ну чего ты?       — Даже я себя не понимаю, а ты понял? — обречённо выдыхает Дилюк. Он напряжён, как струна, и недовольно поджимает губы, но отстраниться не пытается.       — Представь себе, — ласково усмехается Кэйа. — Ну, если точнее, то я понимаю себя. Но что-то мне подсказывает, что по этому вопросу мы с тобой должны совпасть, — поясняет он. — Я, конечно, не воевал с собой так, как ты, но это не значит, что я вообще об этой дилемме не думал, — успокаивающе поглаживая Дилюка по плечам, говорит он. — Рассказать, что надумал?       Дилюк снова оглядывается на него через плечо, одаривая его задумчивым, хмурым взглядом, и кивает. Кэйа ободряюще поджимает губы в ответ, и он снова отворачивается — видимо обсуждать эту тему, держа зрительный контакт, сейчас выше его сил. Кэйа не возражает.       — Мы ведь были братьями… — повторяет он, лаская взглядом его хмурый профиль. — Я тоже долго не мог сформулировать, как так. Ведь если были, то о наших нынешних отношениях и речи бы не шло. Значит, не были?.. — воспроизводит он собственные рассуждения. — Но как не были, если ближе тебя у меня никого не было и нет, и я кому угодно присягну, что ты был замечательным старшим братом?       На этих слова лицо Дилюка сперва смягчается, но следом он тут же снова как-то странно хмурится. Но ничего не говорит. Вероятно, хорошим братом он себя не считает. И как бы Кэйе не хотелось успокоить его и по этому вопросу — это явно разговор для другого вечера. Поэтому он просто снова поглаживает его плечо и продолжает:       — И при этом, я ведь уже говорил, что свои небратские чувства, я почти не ставил под вопрос, — вздыхает он. — Потому что они никогда не ощущались, как что-то дурное. Наоборот, казались чем-то вроде совершенно логичного продолжения всего прочего, что я к тебе испытывал… — ласково склоняет голову на бок он. Лицо Дилюка снова смягчается, и он даже чуть косится на Кэйю. А тот спокойно продолжает: — И я всё никак не мог понять… Не могли же мы и быть, и не быть братьями одновременно… Так вот, могли.       И вот тогда Дилюк наконец оборачивается, чтобы посмотреть на него — настолько сбитый с толку этим утверждением, что мгновенно позабыл о таких глупостях, как самокопание и смущение.       — Чего? — выдыхает он.       — Смотри, в чём фокус, — усмехается Кэйа, чрезвычайно довольный тем, что Дилюк хотя бы снова вернулся в диалог. — Мы с тобой и правда никогда не были братьями. Мы были друзьями, которые звали друг друга братьями, потому что так велел твой отец. И просто никогда не ставили это слово под сомнение… пока не пришлось, — многозначительно хмыкает он. — Ну сам подумай, к моменту, когда мы стали как следует общаться, тебе было уже почти двенадцать. Это ведь не то же самое, как если бы мы с тобой с пелёнок росли вместе.       Дилюк косится в сторону, берёт пару секунд на раздумья, а потом поражённо хмыкает:       — И правда… Мы просто привыкли так называть нашу близкую дружбу, — бормочет он. Кэйа кивает.       — А теперь нам это отлично аукается… — саркастично усмехается он. — Потому что теперь говорить братья — странно. Но отказаться от этого слова совсем — словно перечеркнуть всё, что было до наших сегодняшних отношений. А разве такое можно перечеркивать? На той юношеской дружбе строится буквально всё, что нас с тобой связывает, — говорит он.       И Дилюк глядит ему в глаза уже тепло и спокойно — чуть поджимая губы, чтобы показать, что согласен с ним целиком и полностью.       — Я ведь не по поцелуям с тобой скучал, а по тебе, — Кэйа ласково сжимает его плечо, и тот мимолётно накрывает его руку своей. — В первую очередь ты мой лучший друг, Люк. Всегда был, навсегда останешься. А всё остальное, хоть и приятное… очень, очень, очень, очень, очень… — он с усмешкой перехватывает локоть Дилюка, который уже собрался его пихнуть за это паясничество, — …очень приятное, но всё же дополнение к этой дружбе. Без неё бы не было вообще ничего, — добавляет он мягко и искренне. И с удовольствием отмечает мягчайший румянец, вспыхнувший на скулах Дилюка. — Вот и выходит, — подводит он итог своим мыслям, — что мы с тобой имеем в виду лучшие друзья, а говорим братья. А потом мучаемся от последствий.       — Надо же, как ты легко всё разложил. А я маялся… — отзывает Дилюк, больше не пытаясь спрятаться, ни от него, ни от себя. Наоборот, глядит на него с какой-то совершенно бессовестной теплотой.       — Ну, я всегда был немного непризнанный гений, знаешь ли, — отшучивается Кэйа, вдруг понимая, что если сейчас этого не сделает, то покраснеет сам.       — Да? — наигранно задумчиво хмыкает на это Дилюк. — А мне тут недавно сказали, что ты дурачок совершенный.       — Эй! — возмущённо тычет его под рёбра Кэйа. — Во-первых, я сказал, что гений непризнанный, а во-вторых, не смей играть против меня мои же карты!       Дилюк смеётся, а Кэйа кладёт подбородок на его плечо и довольно обвивает его руками поперёк талии, ласково обнимая. Тот накрывает его руки своими и прижимается ухом к его виску.       — Ну так что, дорогой братец? — мягко усмехается Кэйа, протягивая ему свой мизинец: — Друзья навек?       Дилюк хоть и чувствует себя в этот момент полнейшим идиотом, всё же ответно поднимает руку без малейших колебаний. Потому что уже клялся так однажды, потому что однажды уже эту клятву нарушил, и пусть она хоть сотню раз дурацкая и детская, он обязан запечатать её снова — теперь уже раз и навсегда.       — Друзья навек, — негромко вторит он Кэйе.       Кэйа смотрит на бледный палец, крепко сцепленный с его смуглым, и тоже чувствует, как этот маленький, глупый жест ложится очередным важным кирпичиком в некогда расшатанный фундамент их отношений. Он трётся носом о щёку Дилюка, отпускает его мизинец и этой же рукой переплетает с ним пальцы.       — Только давай всё же впредь не будем говорить другим людям, что мы братья, — не удерживается от маленького укола он. Дилюк обречённо стонет и закатывает глаза:       — Да понял я.       — Всё же концепция сложная…       — Я же сказал, это была случайность.       — Такое каждому не наобъясняешься.       — Да архонты.       — Даже ты вон, не сразу проникся.       — Кэй, оно случайно вырвалось!       — А люди тем более могут не так понять…       — Я знаю!       — Или хотя бы добавляй туда слово «как»…       — Кэйа!       — Ну знаешь, «он мне как брат»…       — Если ты…       — Хотя, это тоже не сильно лучше…       — Укушу! — грозит Дилюк.       — Ах, как же легко попасть к вам обратно в немилость, господин Дилюк, — драматично выдыхает Кэйа, сводя брови обиженным домиком. — А ведь говорили, что не будете кусать, — он чуть отстраняется, чтобы посмотреть на Дилюка.       Тот тоже поворачивает голову и пригвождает его возмущённым взглядом. Кэйа смеётся, явно добившись именно того результата, на который рассчитывал. Потом смотрит на насупившегося Дилюка и поднимает их сцепленные руки к его лицу — почти к самым губам — подставляя тыльную сторону своей ладони.       — Ладно, кусай, — с ласковой улыбкой хмыкает он. — Так уж и быть, я заслужил.       Дилюк смотрит ему прямо в глаза, всё так же хмуря брови. А потом, не говоря ни слова, просто резко подаётся вперёд и коротко чмокает подставленную ладонь. Кэйа удивлённо расширяет глаза, а затем совершенно театрально припечатывает себя ладонью в грудь и драматично откидывается на подушки:       — Ах, в самое сердце!       — Дурак, — смеётся Дилюк, которого он машинально утягивает следом за собой, заваливая себе на грудь.       Кэйа тоже счастливо усмехается, потому что несмотря на всю свою театральность, в самое сердце он сражён в самом прямом смысле. Который раз за вечер. Он запускает пальцы в волосы Дилюка, который теперь лежит макушкой где-то в районе его солнечного сплетения и легонько массирует ему голову. Тот отзывается довольным вздохом и опускает ладони на его ноги, легонько поглаживая их в ответ.       — Ты такой хороший, Люк, — говорит Кэйа, убирая одну руку из его волос, чтобы мягко провести пальцем по его носу.       — Да я вообще золото, кого хочешь спроси, — саркастично отзывается тот, этот самый нос морща.       — Мне не надо никого спрашивать, я и сам знаю, — хмыкает Кэйа, очерчивая остальные его черты — лоб, скулы, подбородок. — Золото, платина, бриллианты. Никого лучше тебя нет.       — Ой, прекрати, — возмущённо отмахивается Дилюк, явно смущённый тем, как мало иронии услышал в последнем предложении.       — Не хочу прекращать, — искренне хмыкает Кэйа, а Дилюк берёт его руку и оставляет на его ладони несколько мягких, до одури нежных поцелуев. — Хочу бесконечно лежать с тобой вот так.       Дилюк вздыхает.       — Ну, бесконечно точно не получится. Время уже к полуночи, — он тянет руку вверх, чтобы погладить щёку Кэйи, и тот довольно льнёт к его теплу. — Надо ещё в душ сходить и переодеться.       Кэйа тоже вздыхает. Дилюк, конечно, прав и, к сожалению, на время приходится оглядываться как ни крути. Но при этом никто из них не делает никаких попыток встать или отстраниться. Они всё так же лежат, глядя в потолок и дарят друг другу мягкие поглаживания, не спеша нарушать это мгновение ленивой неги. Но будто специально назло часы бьют двенадцать совсем скоро. Они вздыхают почти синхронно, и Кэйа смеётся.       — Ладно, — говорит он, — давай условимся ещё на две минуты. А потом обязательно встанем. И переоденемся. И в душ сходим…       Он лукаво усмехается, проводит тыльной стороной ладони по щеке Дилюка и, спускаясь ниже по шее, почти заговорщицки добавляет:       — И, может, даже вместе.       — Только может? — усмехается в ответ Дилюк.       — Ну просто не знаю… — наигранно серьёзно поясняет Кэйа, скользя рукой под его расстёгнутый воротник. — Можем ли мы себе такое позволить…       — В смысле? — не понимает тот. А Кэйа уже скользит по его шее обратно:       — Ну как. Это же такой скандал! Два брата вместе принимают душ… — нежно очерчивая пальцами его губы, хихикает Кэйа.       И на этот раз Дилюк всё же кусается.