«Наша работа, как ученых, понять вселенную такой, какой она есть, а не такой, какой нам хочется, чтобы она была. Нам всегда следует держать в голове, что вселенная абсолютно не обязана исполнять наши мечты и желания».
― из «Путешествий во времени и варп-двигателей» Аллена Эверетта и Томаса Романа
пятая петля
― Хорошо спалось, козел? В этот раз он не мешкает, даже хотя руки его дрожат, и сразу смаргивает остатки серой полудремы. Он хватает руку Дастина и, опираясь на нее, поднимается. ― Я должен поговорить с тобой снаружи, ― голос – настойчивое шипение, и Дастин, кажется, достаточно встревожен этим, чтобы позволить протащить себя к двери. Затем они снаружи, и Стив делает глубокий вдох. Он трепещет у него в груди. ― Этот день, ― произносит он. ― Я, типа, проживаю его заново. Снова и снова. Ты меня будишь, Робин и Лукас возятся с бумбоксом, Нэнси выходит из ванной- ― Воу-воу, что? Чел, ты что, не знаешь, что такое дежавю, или- ― Это другое, поверь мне. Ведь затем мы идем в «Зону боевых действий», потому что это предлагает Эдди, и Эдди угоняет соседский фургон и рассказывает мне про своего криминального отца, и затем я говорю с Нэнси о том, что хочу блядских- блядских шестерых детей, и затем Джейсон с его мудачьем объявляется в «Зоне боевых действий», и мы уносим оттуда ноги, и затем ты вместе с Эдди делаешь щиты из крышек мусорных баков, и он говорит тебе никогда не меняться, и затем- и затем- Он не уверен, что хочет продолжать. Дастин пялится на него с широко открытым ртом. ― И ты уверен, что это не просто какой-то безумный сон, который тебе только что приснился? ― Это то, что я подумал в первый раз. И вроде бы во второй. И уже почти не думал так в третий. Дастин начинает прохаживаться взад-вперед. ― Ладно, тогда скажи- скажи, что ты не сошел полностью с ума- это Векна? Ты был проклят? Но зачем ему вообще- или, ладно, давай подумаем еще. Логически. Ты сказал, что ты проживал этот день, сколько, раза три? ― Это пятый, ― резко отвечает Стив. ― Верно, это… ― Дастин трясет головой, будто отгоняя всю странность ситуации, и переходит на абстрактный, аналитический тон. Если бы только Стив мог сделать то же самое, мог отделить весь ужас от происходящего, извлечь сухие факты и отнестись к ним с умом. Но он не умный. ― И там что-то меняется? Можешь ли ты менять происходящее в течение дня? Или все всегда обыгрывается одинаково? ― Меняется. Я могу- да, я могу менять происходящее, ― но не самое главное. Не то, что он так отчаянно пытается изменить – оно остается все таким же. Оно всегда остается, блять, таким же. ― Мы, конечно, делаем что-то иначе, но в конце это не имеет никакого значения, все всегда- всегда заканчивается, блять, одинаково, всегда… ― он останавливается. Он не уверен, что хочет говорить Дастину, как все заканчивается. Дастин вышагивает вокруг него и вдруг останавливается, хмурясь. ― Как петля. Что-то кружит над ними наверху – снова эта блядская ворона. Он не помнит, чтобы видел ее в последний раз, но тогда он большую часть времени провел вместе с Нэнси. (И эта мысль грызет его сердце. Он не уверен, что теперь сумеет даже взглянуть на нее). Дастин рассеянно продолжает: ― Так ты- ладно. Это полное сумасшествие, но если Векна не играется с твоим разумом, то, что бы ни оставалось, хоть и очень маловероятно… ― Что? ― рявкает Стив, скрещивая свои руки на груди. Ему бы очень хотелось выкурить одну из сигарет Эдди из прошлого раза. Из третьего раза, считает он тихо у себя в голове. Сегодня пятый. ― Что, если ты путешествуешь во времени? Челюсть Стива просто падает. Он не думал о происходящем в этом ключе. Это слишком безумно, чтобы даже говорить об этом, конечно-конечно, и все же… ― Ты путешествуешь во времени. В каком-то смысле. Или, типа, застрял во времени. В- в петле. Временной петле. Скажи, что- Господи Иисусе, скажи, что происходит. Когда все заканчивается? Стив непонимающе смотрит на него. ― Что заставляет временную петлю запускаться заново, Стив? ― спрашивает он нетерпеливо. ― Ох, ― он медлит. Слова комом застревают у него в горле. И он произносит это тихо, будто, если он скажет эти слова слишком громко, все случится снова. ― Смерть Эдди. Тишина. Лицо Дастина превращается во что-то жуткое, то, что Стив никогда до этого не видел. ― Ты- боже мой, ты серьезно, черт возьми, блять… ― он снова делает круг вокруг него и оборачивается. ― Что ж, мы должны остановить это. Верно? ― Ага, будто это не то, что я уже пытаюсь делать. Дастин его игнорирует. ― Расскажи мне все, что произошло. И я имею в виду реально все, не упускай ни одной детали. И Стив рассказывает ему. И рассказывать ему – так приятно, так же приятно, как было приятно рассказывать Нэнси, ровно до того момента, как он все не испортил. Дастин же самый правильный человек, которому можно про это все рассказать, вдруг понимает он, потому что это же говно про науку, точно, и Дастин шарит в науке. Верно? Но все же Стив опускает некоторые детали. Например, кровь Эдди, собирающуюся на руках у Стива, липкую и скользкую, так много блядской крови- Он не говорит об этом Дастину. В другом потерянном дне Дастин уже знает. Дастин несвойственно себе молчалив и напряжен, когда он заканчивает. ― Что тогда насчет Векны? Ты уверен, что это не может быть Векна? Может, он просто- просто пытается напугать тебя- Стив помнит. Помнит, как говорил то же самое Нэнси в самый первый раз. «Ладно, но… он просто пытается напугать тебя, Нэнс, ведь так? В смысле- в смысле, это ведь нереально». Штука в том, что он сейчас даже не уверен, что значит это «реально». ― Я ни в чем не уверен, ― он смотрит в окно и видит затылок Эдди, сгорбившегося на диване в своей кожанке без безрукавки, которая все еще на Стиве (и в каком-то смысле она на самом деле действует на него успокаивающе, потому что каждый раз, когда он возвращается, он снова ее носит), и думает, что он уверен лишь в одной вещи – в том, что он здесь ради того, чтобы спасти Эдди. Или, быть может, Стив недостаточно умен для этого. Но Дастин-? Он умчался внутрь и уже разговаривал по телефону, когда Стив его догнал. ― Если ты пытаешься дозвониться Байерсам, то ты ведь знаешь, что это не- Дастин поднимает палец, чтобы заткнуть его. Стив закатывает глаза, и они останавливаются на Эдди, который ему ухмылялся: «Проблемы с характером», беззвучно произносит тот, и Стив отводит взгляд. ― Мистер Кларк! ― радостно восклицает Дастин в трубку, и Стив просто пялится на него. Серьезно? Что-что, а сейчас девять утра и пасхальные каникулы, а мистер Кларк – учитель естествознания в средней школе, - если бы Стив был на его месте, он бы сейчас находился во Флориде. Или, в крайнем случае, на Великих озерах. ― Да, я знаю, что сейчас… ― Дастин морщится. ― Я знаю, что сейчас рано, мне очень жаль, извините меня. И вы больше не мой учитель. Да. Я знаю это. Я просто- конечно, так все будет более приемлемо, на самом деле вы просто мой ученый-друг, которому я звоню ради метафизического совета этим прекрасным… ― «Какой сегодня день?», беззвучно спрашивает он у Стива, и Стив пожимает плечами. У него нет ни малейшего представления. ―…утром. Тишина. Стив может только представлять, что там говорит мистер Кларк. Остальные подошли, чтобы встать в узком кругу около Дастина; Эдди все еще сидит на диване, теребя распустившиеся нитки на своих джинсах. ― Боже мой, спасибо! Ладно, итак, это абсолютно гипотетический вопрос, конечно же, чисто для- творческого проекта- но мне очень интересно. Вы что-нибудь знаете про временные петли? Окей, Стив действительно в этом заинтересован. Он вроде бы должен этим интересоваться. Так что он подходит ближе, и теперь Дастин держит трубку так, чтобы они оба слышали ответ мистера Кларка: ― Ах, ты уже читал Роберта Хайнлайна, ведь так? В науке мы называем это причинно-следственной петлей или парадоксом начальной загрузки, как раз Хайнлайн впервые использовал эти понятия в своем рассказе. Обычно мы таким образом ссылаемся на события, которые вызываются другими событиями: представь путешественника во времени, который берет математическое доказательство из книги и рассказывает про него математику, который его и создал, до того, как он создаст его, путешествуя обратно во времени – в таком случае доказательство не имело бы реального автора. Автором было бы само время. У Стива ни одной идеи, о чем он говорит. Дастин кивает, но не выглядит очень увлеченным. ― Точно-точно, но что насчет именно временной петли? Дня, который повторяется снова, и снова, и снова? ― Ах. Что ж, это менее популярный мыслительный эксперимент. Но, я полагаю, с ним все еще работают схожие принципы, идея заключается в том, что человек, застрявший во временной петле, может применять свои знания о будущем с целью повлиять на остаток дня, но все зависит от вида временной петли. Их два, как я понимаю. ― Хорошо, здорово. Как они называются? ― Если ты позволишь мне объяснить- ― Извините. ― Представь, что ты читаешь книгу, скажем, три раза. Либо у тебя есть только одна копия этого текста, и ты перечитываешь ее три раза, либо у тебя есть три копии одного и того же текста, которые ты прочитываешь одну за другой. Одна копия – это рекурсия; три – итерация. Если временная петля итеративна, это значит, что время все еще продолжает двигаться вперед – просто выходит так, что все дни выглядят как один. Если она рекурсивна, то тогда это действительно один и тот же день, повторяющийся вновь и вновь, и ты путешествуешь во времени. ― Векна, ― бормочет Дастин, отвернувшись от телефона. Он смотрит на Стива с широко открытыми глазами. ― Если она итеративна, то ты застрял в трансе Векны, но если она рекурсивна, то ты- ага. Путешествуешь во времени. ― Что за хуйня? ― спрашивает Макс на фоне. Точно. Стив забыл, что они все слушают. ― Что это было? ― резко спрашивает мистер Кларк. Стив очень хорошо помнит этот тон с мучительно долгих уроков естествознания, когда он и сам был в средней школе, кидая бумажные самолетики в Томми Х. и передавая Эллен Росби жвачку под партой – именно так они флиртовали с девочками в средней школе, задолго до того, как их валютой стали сигареты и пиво. Мистер Кларк застал лишь небольшой кусок этого всего. ― Ничего, просто моя- кошка, ― говорит Дастин и морщится. ― А как мог бы человек – гипотетически, конечно – вырваться из временной петли? Как вы думаете? ― Что ж, гипотетически говоря, я полагаю, что есть триггер, заставляющий петлю запускаться снова и снова. Стив ловит себя на том, что смотрит на Эдди – да и как он может не смотреть на него? Тот сидит с закрытыми глазами, так растирая виски, будто все происходящее – это слишком для него. Стив чувствует то же самое. ― В обоих случаях, итеративном или рекурсивном, этот триггер – это то, что не дает тебе двигаться вперед, то, что держит тебя в петле. Я бы предположил, что тебе нужно каким-то образом взаимодействовать с триггером или наоборот полностью избегать его, чтобы таким образом побороть его и выбраться из петли. Будто это не то, чем Стив занимался все это время. Будто это не- Он оседает вниз и роняет свою голову на руки. Так, значит, мистер Кларк не рассказал ему ничего полезного, просто завалил научными терминами, которые ничего из себя не представляют, которые не имеют никакого существенного значения, и вот что он должен с этим делать? Что он должен теперь делать? Продолжать пытаться, полагает он. Продолжать пытаться спасти Эдди и прекратить с этим лажать. ― Окей, кто-то собирается объяснить, что за чертовщина тут происходит? ― говорит Нэнси, как только Дастин вешает трубку, руки на бедрах. Она не так давно вышла из ванной. ― Стив застрял во временной петле, ― отвечает Дастин, будто просто констатируя факт. Стив чувствует себя на грани истерики. Но штука в том, что в этот раз убедить их намного проще. Он рассказывает им, что собиралась сказать Нэнси, почти дословно, про темные облака, врата и Векну-ака-Один-ака-Генри-Крила – и она верит ему, широко распахнув свои серьезные глаза. Зачастую он смотрит куда-то за ее голову, пока разговаривает с ней. И затем- ― А что является триггером? ― спрашивает Лукас. Его глаза бегают между Стивом и Дастином, он хмурится. ― Что- Дастин смотрит на Эдди. И Стив смотрит на Эдди, и затем все смотрят на Эдди, и Эдди неловко ерзает и говорит: ― Почему у меня такое чувство, что вы собираетесь сказать что-то, что мне не понравится? ― Возможно, потому что так и есть, ― говорит Дастин, но этой фразе не хватает привычной остроты его всезнания. Она тихая, неуверенная и звучит слегка похоже на тот первый раз с рацией, тот первый раз, когда он сказал Эдди мертв- Устанавливается тишина. Вдруг Стив понимает, что все они смотрят на него и ждут, когда он все объяснит. Никто не собирается объяснять это за него, и он с трудом сглатывает, когда сердце начинает скручиваться прямо у него в горле, и затем резко выкладывает правду: ― Да, чел, ты- эм. Продолжаешь умирать. ― Ах. Хах. Здорово. Это, эм- сколько раз я уже откинулся? – Эдди закрывает глаза, будто если бы он не видел их всех, то мог бы просто проигнорировать происходящее. Стив надеется, что это сработает. ― Четыре- четыре раза. Это пятый. Эдди, дрожа, вдыхает и затем тут же выдыхает, возможно, слишком быстро, потому что дальше следует еще больше более мелких вдохов – но до того, как Стив может подойти к нему, присесть перед ним на колени и спокойно поговорить с ним, то есть сделать то же, что он сделал для Стива в петле номер три, Эдди снова начинает говорить: ― Значит, все, что мне нужно сделать – это- что? Не умирать? Для того, чтобы Харрингтон смог освободиться от какого бы то ни было блядского проклятья, которое на него наложено? ― смеется он, и причины этого смеха понятны только ему самому, он парадоксален, ведь в нем нет ни капли веселья. Стив не знает, что он нашел таким смешным. ― Кажется, это как раз то, что нужно, ― говорит Робин. Ее глаза похожи на две маленьких луны. ― Не совсем, ― произносит Стив. Взгляд Эдди, отчаянный, мрачный и напряженный, останавливается на его глазах. ― В смысле- да, и это тоже, но проблема ведь в том- как ты умираешь. Ты продолжаешь геройствовать. Жертвовать собой, чтобы спасти остальных. Так что тебе нужно- не делать этого. Эдди слегка приподнимает брови. Приоткрывает губы, беззвучно произнося я? с чем-то вроде фальшивой и изумленной скромности, но Стив знает, что она не фальшивая, по крайней мере не прямо сейчас. Мы не похожи на героев. Он верит в это касательно себя; прямо сейчас он даже поверить не может, что в нем кроется способность совершить что-то героическое. ― Ты уверен, что говоришь обо мне? Может, все эти временные петли немного повредили твой- ― Тебе нужно не делать этого, ― перебивает его Стив, резко и яростно. Он в ярости. ― Я заранее говорю тебе не строить из себя героя, и ты меня, блять, не слушаешь, так что я скажу тебе так: если ты сделаешь это, ты умрешь и мы все застрянем здесь снова- ― Боже, Харрингтон, я все понял, ― Эдди поднимает руки, как бы сдаваясь. Они почти незаметно трясутся. Но выглядит он смертельно серьезно, с большими напуганными глазами, и кивает Стиву, так же, как кивнул ему в первый раз: «Покарай гада», и этого достаточно, чтобы Стив поверил, что он искренен. Он должен быть искренним. Может, это и есть выход. В этот раз Стив снова спрашивает: «Где ты этому научился?», потому что, конечно, он уже знает ответ, но Эдди прямо сейчас так погружен в себя, замкнутый и маленький, и Стиву это так сильно не нравится, что он пытается вытянуть его обратно, и Эдди горько улыбается и говорит: ― Дорогой папа. У нас уже из общего есть смерть, так почему бы не добавить в этот список угон машины? ― Он умер? ― говорит Стив, потому что это то, чего он не знал. Эдди бросает на него взгляд; Стив не очень уверен в том, что он значит. ― Уже пару лет назад, так что я больше не плачу навзрыд. Как ни странно, я никогда этого и не делал. Стив не знает, что на это сказать. Значит, не в тюрьме, как он жестоко и несправедливо предполагал. Вместо этого мертв. И что им всем с этим делать? Что с этим делать Стиву? ― Эм, Эдди? Я не уверена, что тебе следует садиться за руль, ― говорит Робин, подходя сзади и прислоняясь к спине Стива. Он задается вопросом, в достаточно ли хорошем настроении Эдди, чтобы сказать это, сказать ту фразу, которая каждый раз переворачивала мир Стива, начиная с самого первого, учитывая, что тот теперь знает, что умер по крайней мере четыре раза к этому моменту- Но он все равно произносит ее. ― О, я лишь заведу эту колымагу. А рулить будет Харрингтон. Да, здоровяк? ― он наклоняется каким-то образом даже ближе в этот раз, с чем-то безумным в его глазах, похожим на сильный нигилистический восторг. Стив задается вопросом, волнует ли его вообще смерть. Затем они разделяются. Как обычно. ― Я серьезно, ― говорит Стив, оставляя Эдди и Дастина в трейлере, окруженных холодным синим светом. Он уже сказал им заблокировать вентиляцию, использовать факелы вместо копий, потому что огонь лучше будет отпугивать летучих мышей – он сделал все, что он мог. Это последний шаг. ― Не пытайся быть героем. Потому что все закончится тем, что ты умрешь. ― Так точно, капитан, ― отвечает Эдди, с издевкой отдавая честь. ― Сказал же, чувак, я не герой. Хотя хороший бегун. Очень хороший бегун. ― От опасности, не к ней, ― настаивает Стив. ― Прошу. И Эдди отбрасывает иронию. Он делает шаг вперед с чем-то почти хрупким в глазах. ― Хорошо, ― тихо отвечает он. ― Если ты покараешь гада. Стив кивает. Эдди тоже кивает, и Стив должен ему верить. Должен принять, что тот говорит правду. И должен, по крайней мере, верить в Дастина, потому что он прицепился к Эдди как банный лист, свирепо и упорно, так что Эдди будет чертовски сложно пожертвовать собой, пока Дастин будет пытаться его остановить. Однако- Он все еще это делает. ― Эдди мертв, ― слышится голос Дастина, задыхающегося в рацию, потрескивающий, хриплый и прерываемый всхлипами, но Стив уже и так знает это, потому что на него без его согласия опрокидывается чувство рассвета нового дня. Другой смерти. Другого рассвета.шестая петля
И он снова просыпается. ― Хорошо спалось, козел? ― говорит Дастин, заглядывая ему в глаза, но Стив не смотрит на него, он смотрит на Эдди, вжавшегося в угол дивана, с трясущимися руками, поигрывающими с кольцами. Стив зол. Стив, блять, в бешенстве. Ты обещал, хочет он крикнуть. Ты поклялся мне, поклялся Дастину, и ты все равно, блять, это сделал. Ты, блять, умер. ― Кто-то встал не с той ноги этим утром, ― говорит Эдди и поднимает руки, как бы сдаваясь, и Стив вдруг осознает, как свирепо он на него пялился. Ну и похуй. Эдди заслуживает это. ― Отъебись, чел, ― отвечает Стив, и это выходит более устало, чем зло, но Эдди, кажется, все равно это задевает, его глаза сужаются, тело отодвигается от Стива. ― Мне не нужно повторять дважды, ― говорит он, поднимаясь на ноги. Его руки все еще подрагивают, как замечает Стив, хотя он и не хочет замечать. Он так, блять, зол. Так что Эдди выходит на улицу как раз в то время, как Нэнси выходит из ванной и начинает говорить, и в этот раз они не знают. Стив еще не сказал им. Рекурсивная и итеративная петля, разве это не то, что говорил Дастин? Хотя не то чтобы он знает, что значат эти слова. Он достаточно отвлекся для того, чтобы вставить то, что он сказал в самый первый раз: ― Хорошо, но… он просто пытается напугать тебя, Нэнс, ведь так? В смысле- в смысле, это ведь нереально. И она смотрит на него и отвечает: ― Еще нет. И что-то в этих словах заставляет его руки дрожать. Потому что- она права. Еще нет. Может, все, что он видел про Эдди, нереально, еще нет – рекурсия, вот что это значит? Он не знает. Он не знает. Все, что он знает- еще нет. Эдди еще не мертв. Не в этом мире. Он выходит на улицу. Эдди сидит на клочковатой сухой траве, почти докурив сигарету. Он не поворачивается к Стиву, когда тот к нему подходит, просто тихо посмеивается. ― Извини, ― говорит Стив. ― За то, что вел себя как мудак. ― Этим утром или в общем? Точно. Стив думает о старшей школе, например, о той ситуации, когда Томми Х. назвал Эдди голубым, а Стив просто стоял там и наблюдал, и Эдди ответил что-то глупое, что-то вроде похоже, кто-то в этом хорошо разбирается и в итоге оказался со сломанным ребром из-за своей выходки. О том, как они задевали плечи Эдди и его друзей в коридорах, просто так, без причины; о том, как они бросали комки туалетной бумаги в головы более младших друзей Эдди на уроке математики для первокурсников, просто ради веселья. Большинство этого было безобидным. Большинство. Но это все равно делает его уродом. ― В общем. Поза Эдди немного смягчается, всего чуть-чуть. Он наконец поднимает взгляд на Стива. ― Итак, прошу же, расскажи мне, что так сильно тебя разгневало? Стив присаживается рядом и на минуту кладет голову на колени. Затем он садится прямо и протягивает руку; Эдди снова посмеивается, но все равно позволяет ему сделать последнюю затяжку. Стив затягивается и думает о том, чтобы сказать правду, но это не помогло в прошлый раз, так почему должно помочь сейчас? Он останавливается на чем-то нейтральном: ― Просто немного психанул, думаю. Так много всякого дерьма вокруг. ― И это говоришь мне ты, ― Эдди толкает его в плечо, совсем легонько. Прикосновение обжигает. ― Это был очень, блять, долгий день, чувак. ― Ты даже не представляешь насколько, ― шепчет Стив. Он даже не представляет. Но затем Эдди жестоко смеется, хоть Стив и не уверен, на кого направлена эта жестокость. ― Думаю, что я знаю, Харрингтон. Блять. Блять, ― и это не просто непринужденный перекур снаружи, понимает Стив. Весь его силуэт слегка трясется подобно натянутому проводу, который вот-вот лопнет, и его пальцы, вцепившиеся в лодыжки, впиваются в кожу, там, где джинсы приподнимаются над кедами. ― Хэй, ― мягко говорит Стив. Эдди прячет голову между коленей и не отвечает. ― Ты в порядке? ― Блять, Харрингтон, как ты можешь быть в порядке? Как ты- вокруг так много всякого дерьма, чувак, прямо как ты и сказал- ― А кто сказал, что я в порядке? ― тишина. ― Я просто- хорошо это скрываю, думаю. Все это. Ты не сможешь быть Королем Стивом, если позволишь другим увидеть, как тебя задевает дерьмо, верно? ― Верно, ― и Эдди смеется. ― О, мой господин, если бы я только мог взять урок или парочку- Стив касается его руки. Нет, даже больше, он берет Эдди за запястье. Снова, как и два раза до этого, и, может, он уже просто не в силах перестать это делать. Эдди прекращает говорить и просто молча на него смотрит. И они смотрят друг на друга. И Стив не отпускает его запястье. Ворона кружится над их головами. Но затем Эдди неожиданно дергается, будто его прошибло током, и он отскакивает от Стива, и роняет голову на руки, и затем сдавленным голосом произносит: ― Армейский магазин. И Стив с этим соглашается. Как обычно. Но в этот раз, когда они идут в «Зону боевых действий», Стив остается. Он остается с Лукасом, Дастином и Эдди, потому что он знает. Он видел, как трясутся руки Эдди, как он вжимается в стенку фургона и избегает их взглядов. Поэтому- впервые за шесть петель Стив просто присаживается и остается. ― Что ты делаешь, Стив? ― подгоняет его Дастин, и Стив закатывает глаза. ― Защищаю вас, говнюков, ― отвечает он. ― А что, если Карвер неожиданно заявиться сюда со своим мудачьем? Он видит, как Эдди вздрагивает. Дастин драматично фыркает и усаживается рядом с Лукасом сзади, немного подальше от Эдди и Стива, почти будто он предоставляет им подобие приватности. Какой-то приватности. Но ее, должно быть, оказывается достаточно, потому что Эдди каким-то образом сползает еще ниже и делает прерывистый вдох, и затем еще один, быстрее, обрывистее, и затем он не то чтобы дышит вообще. ― Твою мать, Эдди, ты… ― и Стив не договаривает, потому что это был бы тупой вопрос, он просто опускается на колени перед сидушкой и безуспешно тянется к Эдди, и Эдди содрагается и непроизвольно отшатывается назад. Пришло время для тупого вопроса. ― Ты в порядке? Эдди бросает на него пристальный взгляд. ― Не спрашивай, блять, меня- об этом, Харрингтон, ты просто- блять, просто- не- просто не… ― выдавливает он, пока его слова не растворяются в паническом дыхании, и он продолжает гневно смотреть Стиву в глаза, будто это все его вина, даже пока его грудь вздрагивает, а руки беспомощно трясутся. Стив думает о том, что, должно быть, это происходило все время, каждый раз, когда он уходил в «Зону боевых действий». О том, как Эдди постоянно погружен в себя, как он сгибается у самой стенки фургона, будто остальные не смогут его так заметить, хотя они заметят. О трепещущей панике, которую он всегда держит близко к сердцу. О том, как он от всех это скрывает. Эдди пытается снова заговорить, но все, что у него выходит – рваные вдохи. Стив бросает взгляд поверх своего плеча на Дастина и Лукаса, взгляд, который говорит: «Оставайтесь, блять, на месте и дайте мне разобраться с этим», который они, кажется, понимают и с которым соглашаются. Может, им не следовало бы этого делать. Потому что Стив, блять, понятия не имеет, что он делает. Но, хэй, он знает Эдди уже достаточно внушительное количество бесконечно повторяющихся дней, так что… ― Хэй, послушай меня, хорошо? Ты в порядке, просто дыши, просто равняйся на мое дыхание, хорошо? ― говорит он, повторяя все, что говорил ему Эдди в третий раз, когда он проснулся, задыхаясь, уверенный в том, что у нее все еще была кровь Эдди на руках. ― Я- я, блять- не в порядке- это- Господи, блять- Иисусе, Харрингтон… ― но слова все-таки лучше бессильного панического дыхания, поэтому Стив воспринимает яд в них как победу. ― Что ты, по-твоему- делаешь, Господи- о боже- о боже- Он кладет руки на колени Эдди, касаясь голой кожи сквозь дырки в джинсах. Эдди трясется. ― Я, блять, не могу- о боже- боже, блять- я сейчас- и почему тебе- почему тебе вообще- есть дело до меня, Хар- Харрингтон- ― Почему мне есть до тебя дело? Боже, просто- просто есть, чувак. Просто есть, ― почему ему есть до него дело. Почему он вообще- На каком-то уровне сам мир предписал ему иметь дело. Ведь так? Из-за всей этой неотвратимой штуки с временной петлей. Эдди в каком-то смысле сейчас центр его вселенной, ведь так? Поэтому ему нужно иметь дело. Но помимо этого- То, о чем говорила Нэнси. В третий раз. Про то, что люди от него не ожидают. Может- ― Иисусе, Господи- Господи Иисусе, ― издает Эдди, но его дыхание постепенно замедляется. Он молча смотрит на Стива, глаза огромные и отчаянные, пока паническая атака окончательно не отступает. Стив не убирает рук с коленей Эдди. ― Блять, это так- ― Все нормально, ― говорит Стив. ― Случается со всеми нами. Эдди издает наполовину стон, наполовину всхлип, и поджимает ноги – подальше от рук Стива – и зарывает лицо в коленях. ― Тебе правда- тебе правда не стоило этого видеть, ― произносит он тихо. Стив думает о том, что произошло несколько петель назад, о своей панической атаке на диване и затем об извинениях после, и чувствует, как что-то опрокидывается у него в груди. ― Все нормально, ― повторяет он твердо. Не оставляет Эдди места для сомнений. ― Дерьмо, ― невнятно говорит Эдди. ― Я отлично держусь в проклятом измерении, и затем мои нервы сдают в домике на колесах; как типично. Классика, не правда ли? Стив крепче сжимает его колено. Затем он чувствует, как сзади подходят Лукас и Дастин. ― Он в порядке? ― шепчет Лукас. ― Он может вас слышать, ― говорит Эдди, поднимая голову и бросая на них уставший взгляд. ― Давайте же, пусть ваши глаза вкушают вид Эдди Изгнанного, я уверен, что он сейчас представляет из себя жалкое зрелище… ― они начинают протестовать, но Эдди вскидывает руки и драматично вздыхает. ― Нет-нет, я знаю, что вы этим наслаждаетесь, ваш ДМ подавлен, а вы только и ждете возможности напасть и затем сжульничать благодаря этому в кампании- ― Ни за что! ― выкрикивает Дастин, и Эдди улыбается и возражает, и Лукас быстро придумывает на это ответ, и все неожиданно становится как прежде, все снова нормально. Что лишь сильнее заставляет сердце Стива сжаться. Потому что Эдди всегда носил эту маску, все это время, теряя ее между «Да, здоровяк?» и «Никогда не меняйся» и затем возвращая назад, поддерживая внешнюю видимость того, что у него все хорошо – внешнюю видимость, которую поддерживали они все, вдруг осознает Стив, видимость, которую никто из них не в силах сбросить. Может, им всем просто нужно быть честными с друг другом, всего один раз. Просто всем вместе впасть в истерику, и, может, тогда им станет легче. Однако- Эдди надевает маску. Эдди смеется вместе с Дастином и Лукасом. Эдди умирает через несколько часов. И это и происходит через несколько часов. То, что происходит всегда.седьмая петля
Но в следующий раз, когда Стив просыпается под Everybody Wants to Rule the World, которая играет отвратительно громко, что, как он думает, и разбудило его — внезапный всплеск звука, будто кто-то, кто включал песню, не знал, насколько на самом деле громким выйдет звук, он садится прямо, и неожиданно он знает. Он смотрит на Робин и Лукаса рядом с бумбоксом, и он знает. ― Мы используем бумбокс, ― говорит он, когда Эдди спрашивает, что они, черт возьми, собираются использовать как отвлечение. ― Включим каких-нибудь блядских Tears for Fears специально для них. Он же может играть громко, верно? Типа, довольно громко? ― Но достаточно ли громко? Я не знаю, ― говорит Робин, скрещивая руки и хмурясь. ― Но в то же время- да, думаю, попробовать стоит. ― Tears for Fears, мужик? Ни за что. Там нужно что-то громкое, провокационное, ― на лице Эдди появляется небольшая ухмылка. Стив думает о предыдущих шести разах, когда тот умер, и просто чувствует усталость. Тело ватное, а внутри только пустота и усталость. Когда это наконец закончится? ― О, что, например, твой мусор, состоящий из метала- ― Мусор? ― вопит Эдди, и затем комната погружается в хаос. Стив все больше и больше чувствует себя единственным голосом разума, и не только потому что он уже прожил этот день шесть раз до этого. Он наблюдает за тем, как Эдди прячет свои дрожащие руки и пытается занять себя чем угодно, будь то угон фургона или вбивание гвоздей в крышки мусорных баков, просто делая все, что в его силах- Стив вылавливает его, когда тот ненадолго заходит обратно в фургон, оставляя всех остальных на поле. Он кажется спокойнее, чем до этого, смотря на Стива с приподнятыми бровями, пока вытряхивает две таблетки себе на ладонь и всухую проглатывает их. ― Ты в порядке? ― спрашивает Стив. Эдди не помнит последний раз, когда Стив спрашивал это у него. Эдди показывает ему пузырек. Тайленол. ― Не забивай этим свою прекрасную головку, Харрингтон, расслабься. Сегодня я буду обдолбан только адреналином, к несчастью. Хотя, по-моему, они так и не поймали чикагского отравителя, так что, может, тебе все-таки стоит волноваться. Стив не смеется. В происходящем действительно нет ничего необычного – потому что у Стива теперь есть странная способность разбираться в том, что обычно, а что нет – учитывая, что Стив видел, как он исчезал в фургоне на десять минут перед тем, как они возвращались обратно в трейлерный парк, все семь раз. У Стива есть более серьезные проблемы, чем перерывы Эдди на тайленол. (И это, по крайней мере, не наркотики. Вот тогда это могло бы быть проблемой). ― Будь осторожен сегодня, хорошо? ― он чувствует себя обязанным сказать это. Эдди странно на него смотрит. ― А что, ты собрался куда-то, Харрингтон? Насколько я помню, мы все собираемся идти по душу Векны. ― Да. Но если- если что-то пойдет не так. Он замолкает. Он смотрит на пол, на потолок, в окно, куда угодно, но только не на Стива. ― Хорошо, ― говорит он серьезно, и Стив хочет ему верить, но он уже доверился ему до этого, и куда это их привело? Поэтому он следит за ним. Следит, пока они взбираются по лестнице в доме Крилов и прижимают к себе свое оружие. Кассета Iron Maiden Эдди разрывает бумбокс, который они оставили далеко позади, уже вне слышимости, но, как они надеются, все еще привлекая летучих мышей. Может, им следовало оставить кого-то там же, чтобы отвлекать летучих мышей подольше. Сохранять их интерес. Но Стив уже по горло сыт умными планами к этому моменту. Он не может позволить кому-то умереть. И не может позволить Эдди умереть снова. Нахер сообразительность. Нахер планы. В этот раз они будут держаться вместе. Они обязаны. ― Ебаный пиздец, ― выдыхает Эдди, когда они впервые предстают перед Векной. Вперые для Эдди. Стив видел его уже несколько раз. ― Давайте сделаем это, ― выдавливает Робин сквозь зубы, и они это делают. Молотовыми и обрезанным дробовиком Нэнси. Никаких летучих мышей – бумбокс сработал, и Стив ловит себя на мысли, на ебанной мысли, что он начинает предполагать, что каждая новая петля не будет его последней – но летучие мыши не то чтобы представляли из себя всю проблему, так ведь, потому что все еще есть лозы, с которыми надо бороться, и Векна все еще на его искривлённых гниющих ногах, поворачивающий все тело в сторону, когда он обращает взгляд на- Эдди. Он смотрит на Эдди. Почему он смотрит на Эдди? И затем выползает лоза, даже пока Векна горит, лоза выползает, обвивается вокруг лодыжки Эдди и тащит его назад, и Эдди вскрикивает от неожиданности, и Стив бросает свою биту, чтобы взять горящий факел в обе руки, чтобы он мог ткнуть им вперед, чтобы остановить лозу на ее пути, пока Нэнси стреляет из дробовика снова и отправляет Векну вниз на землю, и Стив вонзает факел в лозы, но они не выпускают Эдди, продолжая тащить его дальше в темноту, туда, куда Стив уже не дотянется, и он не уверен, как долго они здесь находятся, но, видимо, достаточно долго для того, чтобы услышать отвратительные куранты проклятых, смертоносных часов: Раз. Два. Три. Четыре. ― Четыре удара, ― задыхается Робин. ― Макс, ― говорит Нэнси, и ох. Ох. Вот этот- Не то чтобы недостающий кусок. Потому что у Стива просто куча недостающих кусков. Но это- часть этой кучи. Часть, которую он упускал все это время. Макс. Все это время он думал- Он думал, что у Макс все было нормально. Что Макс была в порядке. Эдди, вот кто был проблемой, Эдди вместе с летучими мышами, трейлером и- Но теперь и Макс тоже. Он должен спасти и Макс тоже. (Ага, потому что он так, блять, хорош в спасании-). Лозы извиваются где-то во мраке. Стиву не нужно слышать прерванный крик Эдди, чтобы понять, что он мертв, потому что уколы иголок и булавок вновь начинают взбираться вверх по его рукам, и он даже не пытается бороться с этим чувством, потому что в этот раз он может сделать все лучше. Теперь он это знает. Он может сделать все лучше. По крайней мере, он может спасти Макс