Дурацкое лицо Хинаты Шоё

Пока что Кагеяма не особо справлялся со своими попытками проанализировать лицо Хинаты. Он подошел к делу слишком мягко, позволяя Хинате легко отделаться во всем, что касается его раздражающих привычек. Но сейчас с этим точно пора завязывать, считает Кагеяма, потому что Хината перешел черту, сделал нечто настолько бесячее и непростительное, что Кагеяма просто не может закрыть на это глаза. А все потому что сейчас Хината официально первый и единственный человек, из-за которого Кагеяма задумался о чем-то, что не связано с волейболом, больше, чем о волейболе. Да, он, Кагеяма Тобио, волейболист номер один, отвлекается от величайшего вида спорта в мире. Никак нельзя терпеть это и дальше. Все происходит, когда однажды он ложится спать поздно вечером. Как правило, в это время он особенно наслаждается мыслями о волейболе, мысленно повторяет матчи и разбирает, что на тренировке пошло правильно, а что не очень. Но вместо этого он продолжает думать о чем попало, все меньше о мячах, и все больше о штуках, связанных с мячом лишь косвенно. Кагеяма думает о том, как звучит и ощущается странная быстрая, как мяч практически беззвучно вылетает из его рук, и как громко раздается удар, когда Хината изо всех сил пробивает этот пас на другую сторону площадки. В целом, это нормально, но потом он начинает думать о других вещах. Например, как глаза Хинаты неотрывно следят за мячом, который ему пасует Кагеяма, этот пас, который Кагеяма совершенствовал для него после той дурацкой ссоры и тех невероятно длинных недель, когда они не разговаривали. Он думает о том, как загорается лицо Хинаты после того, как он ударил по мячу, каждый раз, когда он забил очко. Как он смотрит на свою покрасневшую ладонь, а затем на Кагеяму, так, будто они только что сделали самую великолепную вещь в мире (хотя это и есть самая великолепная вещь в мире, но дело не в этом, ведь сам Кагеяма не стоит столбом, сверкая от восторга, пока тренер Укай не наорет не него). Кагеяма продолжает думать о всяких таких штуках, пока не оказывается, что он вообще уже не думает про волейбол. Он думает про Хинату, который занимается обычными хинатовскими делами, в которые иногда входит и волейбол. А потом Кагеяма осознает: времени час ночи и через шесть часов начинается тренировка, так что он агрессивно утыкается лицом в подушку и пытается уснуть. Когда ему это удается, ему как обычно снится волейбол, и это хорошо — но он никогда не играет один. И это тоже очень хорошо, пусть он и не помнит сон в подробностях, когда просыпается. Кагеяма продолжает отвлекаться в классе, хотя обычно он предпочитает в это время доспать то время, что он провел, размышляя о волейболе, или же подумать о волейболе еще немного. Но все то же самое происходит снова: сначала Кагеяма думает о том, как улучшить свою подачу, а потом о том, как тупо подает Хината, весь такой нервный и напряженный, и его маленькой руке редко удается отправить мяч туда, куда он хочет, и мяч то вылетает в аут, то летит прямо в сетку. В итоге Кагеяма не может перестать думать о том, как морщится Хината, когда раздается звук свистка, и как его глаза становятся большими-большими, когда он кланяется и без конца извиняется, пусть Савамура и говорит, что все хорошо, в следующий раз получится. Пару раз сам Кагеяма думал сказать ему что-то такое (разумеется, на тренировке, а не в настоящем матче, потому что блин, Хината придурок!!). Но каждый раз, стоит ему лишь открыть рот, он и слова не успевает сказать, как Хината верещит и говорит, что уже все понял и будет больше тренироваться. Его голос звучит так высоко и нервно, что у Кагеямы дергаются губы, и он хочет… сам не знает, чего. Может быть, рассмеяться? Но не для того, чтобы поиздеваться над Хинатой (ну по большей части), просто дело в том, как Хината говорит и размахивает руками, и какой он вообще весь растяпа. Из-за всего этого ему хочется засмеяться, а еще потрепать его по волосам, как это делают Танака и Нишиноя. Они всегда смеются, но это успокаивает Хинату, а не злит, и он сам начинает хихикать вместе с ними. Кагеяме хотелось бы тоже так уметь — просто смеяться вместе с Хинатой. В конце концов, паникующий Хината — это подачи в голову, а вот смеющийся — что-то… совсем другое. В любом случае, это изменение в лучшую сторону, а кроме того, тогда он будет чаще улыбаться Кагеяме и показывать пальцы вверх, и тогда игра будет казаться намного веселее… И в этот момент звонок сигнализирует, что начинается обеденный перерыв, а Кагеяма последние три часа думал про Хинату вместо того, чтобы записывать то, что учитель писал на доске, а теперь все стерто, ну что ж. Ну ладно конспекты урока, фиг с ними. Но Кагеяма только что упустил возможность три часа подряд думать про волейбол, и так происходит все чаще, почти каждый день. Надо сказать что-то Хинате, и Кагеяма обязательно это сделает, как только появится подходящая возможность. Наконец, однажды днем на тренировке, такая возможность представляется сама собой. Пока тренировка идет хорошо, по крайней мере, насколько вообще хорошо может идти тренировка. Команда движется слаженно, чувствуя друг друга, и это значит, что они с Хинатой синхронизируются, а пасы просто идеальны. Хината даже не сделал ничего, из-за чего бы Кагеяма мог на него наорать, так что он думает, что можно подождать со всем этим еще один день, когда происходит следующее. Цукишима выходит на площадку, и они готовятся к следующей подаче. Очередь Азумане подавать, и он четко посылает мяч, но Энношита принимает и отправляет мяч обратно. Его принимает Даичи, отправляя мяч к Кагеяме, Кагеяма бросает взгляд на площадку, чтобы найти идеальную точку подачи, когда… Он моргает, заметив краем глаза Хинату, и перестав отслеживать движение мяча. Хината открутил крышку с горлышка бутылки, чтобы выплеснуть немного воды себе на ладонь. Он закрывает глаза и умывает ладонью лицо, протирая лоб, нос и щеки, с челки капает вода. После этого он жадно глотает из бутылки, запыхавшись после долгих часов игры, но ведь это Хината, так что только 60 процентов на самом деле попадают ему в рот. Остальное капает с подбородка, стекает по челюсти и по горлу, мочит уже мокрый ворот его белой футболки. Волейбольный мяч с глухим стуком падает на пол у ног Кагеямы. — Кагеяма-кун? — раздается голос. Это Суга с беспокойством смотрит на него с другой стороны сетки. Кагеяма молча таращится на него перед тем, как развернуться обратно к Хинате, которые теперь тоже озадаченно смотрит в ответ. Он все еще тяжело дышит, и с него капает вода. А затем начинаются крики. — Слышь, придурок! — орет Кагеяма, тем самым глубоким и гулким голосом, который он использует только когда Хината серьезно проебался. Хината немедленно выглядит так, словно пытается решить, дать сдачи или убежать. — Че-чего! — кричит он в ответ, воинственно, но с испугом. — Какого черта ты делаешь? — Кагеяма просто кипит. Он пропустил мяч. Он пропустил мяч. Хината в недоумении пялится на него: — Воду пью? — Ты же все пролил! — продолжает кричать Кагеяма, указывая на него. — Тут же все в воде! Ну, это не совсем правда. Не то чтобы вода везде, да даже сам Хината не весь вымок, просто так кажется, потому что некоторые участки его футболки намокли и стали прозрачными, капли воды стекают по четкой линии его челюсти и собираются в выемке под горлом. Хината растерянно смотрит вниз, поднимая ноги по одной: — Да вроде не пролил… — Ты… — Кагеяма яростно сжимает мяч в руках. — Ты слишком… слишком… — Хината, не переживай об этом, — говорит Цукишима, и Кагеяма был бы шокирован этим внезапным проявлением солидарности, если бы не продолжение, — Король у нас просто недостаточно умен, чтобы нормально выражать свои эмоции. Просто говори с ним помедленнее. Кагеяма хмурится и уже собирается приказать ему заткнуться, но Хината успевает первым. И он неожиданно разозлен: — Заткнись нахуй, Цукишима. Все останавливаются и поворачиваются в его сторону. В зале полная тишина, и только Нишиноя очень громко шепчет: — Офигеть, Шоё только что сказал “нахуй”? Судя по выражению лица Хинаты, именно это только что и произошло. Это его фирменный Взгляд Убийцы, Кагеяма отлично с ним знаком… вот только он никогда не видел, чтобы Хината на самом деле злился, делая такое лицо. Был сосредоточен на своей задаче — да. Хотел показать, на что способен — тоже. Проявлял свою упертость — несомненно. Но никогда, никогда он не делал такое лицо, когда на самом деле искренне злился. Кагеяма бы точно знал. Но Цукишиме как-то все равно. Наклонив голову, он отвечает: — Я всего лишь говорю правду. Со стороны может показаться, что вы друг друга идеально понимаете, но вам все-таки стоит поработать над коммуникацией. Хината скалит зубы и стискивает челюсть, он практически рычит, и в этот раз именно Кагеяма делает шаг вперед и кладет руку ему на плечо. Он уже прекрасно знает, что произойдет, если они на самом деле, без шуток, помешают тренировке своими спорами, а Савамура уже начинает выглядеть Недовольным. Когда Кагеяма касается его плеча, Хината немного расслабляет плечи и делает шаг назад, вставая на свое место, за Кагеямой. Ни он, ни Цукишима ничего больше не говорят. — Так, хватит на этом, — строго говорит тренер Укай, и они все снова расходятся по своим местам. — Да как же, ага, отлично они друг друга понимают, — Кагеяма слышит, как Цукишима ехидно бормочет себе под нос. Он поворачивается к Хинате, но Хината не смотрит в его сторону. Он снова пьет воду, но в этот раз надежно закрыв крышку и стараясь не пролить ни капли. Кагеяма старается сосредоточиться на мяче, и остаток тренировки проходит без заминок. Этим вечером он чувствует себя не в своей тарелке. Он не может перестать постоянно дергаться, тереть руки, заднюю часть шеи и ключицу, не может перестать кусать губы, а затем прикасаться к укушенному месту кончиками пальцев. Так продолжается, до тех пор пока он не ложится спать, продолжая чувствовать, как неуютно горит его кожа. Осознав, что происходит, он разочарованно вздыхает и раздраженно щелкает языком. Как неудобно. Кагеяма уже лег в кровать и хочет спать, но он понимает, что не сможет уснуть, пока не позаботится об этом, так что он нехотя переворачивается на спину и запускает руку под резинку своих пижамных штанов. На самом деле он редко это делает, и никогда из-за того, что он “завелся” (некоторые люди, как он слышал, называют это так, хихикая и обсуждая подобные темы вполголоса, ну или вопя во весь голос, в случае Танаки и Нишинои). Но Кагеяма не чувствовал ничего такого. Просто рутинная вещь, которую периодически надо делать. Стоит признать, ощущения довольно приятные, но мысли о ком-то конкретном или (он морщится) попытки представить этот загадочный процесс секса ничего в целом не меняли. Наоборот, становилось только сложнее. Дважды он пытался подумать про волейбол, но это тоже особо не помогло. Именно поэтому он абсолютно, блядь, шокирован, когда он закрывает глаза и слышит, как знакомый голос произносит: “Заткнись нахуй”. Дело на самом деле не в словах — а может быть, и в них, и в интонации: низкой, угрожающей, грубой. Это достаточно сильно отличается от обычного, из-за чего по спине пробегают мурашки. И за закрытыми веками Кагеяма видит его — видит Хинату, неожиданно, но четко, словно наяву. Он судорожно вздыхает, потому что представляя… да, Хинату, это нельзя отрицать… и равномерно двигая рукой (так он делает всегда, тут ничего нового), он чувствует, как его охватывает волна тепла, щекочущая, но мягкая, а пальцы на ногах подгибаются. Но дело не только в этом. Дело в том, что он представляет, что он хотел бы сделать. Дело в том, как он себя чувствует, прикасаясь к себе в это время — намного лучше, чем когда-либо раньше. Теперь он понимает, что в этом такого, и понимает: он завелся. Из любопытства он продолжает вспоминать и представлять. Он вспоминает дурацкие рыжие волосы Хинаты, а еще представляет, как мягко они будут ощущаться, если прижаться к ним щекой или провести по ним пальцами. Он вспоминает дурацкий мягкий лоб, немного потный, но он все равно представляет, каково будет прижаться к этому лбу своим как можно ближе. Он вспоминает дурацкие розовые уши, но представляет, как они загорятся красным, когда он прикоснется к ним подушечкой пальца, проследив все изгибы. Он вспоминает глаза, большие и дурацкие глаза, но представляет, какими бы блестящими и золотистыми они казались, если бы Хината взглянул на него, как мягко они бы смотрели, как закрывались бы при легчайшем прикосновении кожи к коже. Он вспоминает дурацкий маленький нос, и представляет, как бы он морщился в первый раз, как они бы попробовали что-нибудь такое, если бы это поначалу казалось странным. Он вспоминает дурацкие розовые щеки, как они лежат в его ладонях, и представляет, как он проводит большими пальцами по заливающему их румянцу, задерживая дыхание и наклоняясь ближе. Он вспоминает эту дурацкую и отвлекающую челюсть, представляя, как сначала она напряженно сожмется, а потом расслабится, все сильнее и сильнее, может быть после того, как он уделит ей особенное внимание, проследив ее четкую линию своими пальцами, чтобы выбрать правильный угол, чтобы они подошли друг другу еще лучше — будто они и так не идеально совпадают. И наконец он вспоминает (и наконец-то, наконец-то он готов об этом подумать) маленький рот, изогнутые губы и розовый язык, который нервно их облизывает, когда он наконец представляет, каковы они будут на вкус, как дыхание Хинаты будет сбиваться и как, может быть, он будет тихо стонать, прямо как Кагеяма сейчас, и он готов поклясться, что точно знает, что и как сказал бы Хината, если бы они были вместе — вот так. Хината ведет себя тихо, когда хочет, он вполне на это способен, и Кагеяма думает, что он и будет тихим, будет шептать в ответ “Кагеяма”, и даже представлять это — уже слишком. Он крепко зажимает рот ладонью, неожиданно кончая с резким выдохом, все еще в шоке. После этого Кагеяма лежит, задыхаясь, его немного потряхивает, и что удивляет больше всего, он не чувствует себя так, что всего лишь развел грязь, которую надо убрать. Впервые в жизни это ощущалось так, будто он, возможно, был бы и не против сделать нечто подобное с другим человеком, а если быть точнее, с одним конкретным человеком. Потому что было приятно, на самом деле приятно, он этого хотел, наслаждался этим, а такого никогда не было раньше. Он еще долго лежит в кровати, не двигаясь. Кагеяма смотрит в потолок в темноте, и вдруг все неожиданно встает на свои места. Он все понял. — Мне нравится Хината, — произносит он, и на самом деле признавать это не так и странно. По крайней мере, ему не кажется, что это странно. Сложить все это вместе было той еще задачкой, но теперь, когда он видит всю картину в целом, то да. Да. Если рассматривать по отдельным деталям, то в Хинате есть куча вещей, которые его просто жутко выбешивают, из-за чего хочется орать, и ругаться, и спорить. Но может быть именно поэтому в итоге кажется, что все именно так и должно быть. Если сложить все детали вместе, то Кагеяме даже нравится получившаяся общая картина. Ему на самом деле нравится Хината Шоё.