Мне хочется так Все, что тут есть поменять. Может не все, но хоть часть Сделать какой-нибудь шаг. Я так устал убегать, Я так устал бежать. Мыслей течёт не река, Мыслей большой океан. «Мыслей большой океан» Planettu
Жарко. Первое, что ощутили оба парня, едва ли придя в сознание, так это лучи палящего на них изо всех сил солнца, находящегося в зените. Выходит, время идёт всё так же, как и раньше. Сменилась лишь локация. Прежде чем встать и осмотреться парни услышали шум морского прибоя. Рокот волн, обрушивающихся на берег и, шипя, откатывающихся обратно. Запах соли кружил голову. Хотя, может, это — одна из побочных особенностей такого рода перемещений? Первым встал Рьюзаки. Оглядевшись и вдохнув поглубже, он был уверен лишь в одном: собственные глаза ему не лгут, они действительно находятся на пустынном, богом забытом пляже — богом, но не Богами смерти, с удовольствием наблюдающих за происходящим. — Здесь никого нет, и давно не было, — констатировал Рьюзаки, проводя ногой по песку. Кажется, ему и правда нравились ощущения прикосновения мелких ракушек и песчинок. — Прошло не более получаса без сознания, если, конечно… — …Это тот же день, а не следующий, — закончил его мысль Лайт. — Можно было бы проверить по звёздам, как это делали моряки во время длительных плаваний, но не думаю, что это нам многое даст. Мы ведь даже о себе толком ничего не знаем, так какая разница, вторник сейчас, или среда? — наверняка эта мысль была столь отчаянной, что завладела парнем настолько, что тот произнёс её вслух. Рьюзаки мог отметить, что при помощи знания о том, прошло пару часов или же сутки, они могли бы определиться со временем их перемещения из одного места в другое. Вероятно, это было логично и актуально, но всё, что сейчас могло занимать мысли Рьюзаки, так это собственное странным образом покрасневшее запястье. Он был готов поклясться, что в прошлый раз этого не было. Ведь какой идиот не заметил бы кроваво-красные знаки, словно вытатуированные кем-то заранее. Злая шутка, не иначе. Красные знаки на собственном запястье, гласящие одно только имя, к тому же не его собственное, что было бы логично, учитывая, что от своей прошлой жизни он помнил только имя, и ничего кроме. Но нет, на запястье Рьюзаки было каллиграфическим почерком написаны иероглифы с именем Ягами Лайта. Парень тут же перевёл взгляд на левую руку Лайта. Значат ли эти иероглифы хоть что-то важное, или же какой-то недоброжелатель серьёзно заморочился, обеспечив для своего эксперимента сильнодействующие препараты и возможности мгновенной перевозки? — Эй, Рьюзаки, — первым окликнул его Лайт, подходя ближе и показывая собственное запястье. — Как думаешь, что это за шутки? Взглянув на чужое запястье Рьюзаки отметил про себя несколько вещей: имя у Лайта было написано по-английски, буквы были немного кривыми, и, что бросалось в глаза на контрасте с его собственной надписью, имя было написано белым цветом. — Эл Лойлайт, — прочёл Рьюзаки, припоминая что-то знакомое и — что более странно — чувствуя что-то смутно знакомое. Ощущение, затаившееся где-то на задворках подсознания, и никак не дающее себя распознать. — Ты его знаешь? — Не думаю, — покачал головой Лайт. — Может, и слышал где-то, но разве всё упомнишь. А у тебя что? Рьюзаки показал запястье. Лайт с недоумением уставился на собственное имя. Кому нужно писать на запястьях имена, к тому же чужие? Если это искусное тату, то отчего нет ни боли, ни покраснений? — Иероглифы, ровный почерк. Наверное, такая отсылка к моей национальности, — с удивлением покачал головой Лайт. — Но на татуировку не похоже, было бы покраснение, возможно даже припухлость. Я ещё могу поверить, что нас накачали наркотиками, но чтоб в такие короткие сроки, а мы не пришли в сознание от боли — нонсенс! — Есть еще кое-что, Лайт-кун, — серьёзно добавил Рьюзаки. — Красный — цвет крови, белый — траура. Что, если это намёк на то, что мы стали участниками какой-то игры на выживание, и нашими жизнями распоряжается кто-то, куда более могущественный? Рьюзаки стоял, глядя на пустынный пляж. Ни людей, ни птиц. Одни лишь голубые кораллы, да и те — в море. Может, эти чернила надписей входят в реакцию с морской водой, и необходимо проявить их, чтобы понять, чего следует ожидать? Поделившись своими размышлениями с Лайтом, Рьюзаки первым подошёл к воде, пробуя ту на ощупь. Тёплая. Сняв с себя джинсы и привычную белую кофту, он сделал несколько шагов вперёд. Вода обволакивала тело, будто одевая в прозрачный гидрокостюм. Несколько шагов от берега — и Рьюзаки поплыл. Привычный брасс, пусть и не самый быстрый, зато отлично зарекомендовавший себя. Если его теория верна, то надпись, под воздействием воды и кораллов изменит свой состав. Стоит лишь немного подождать. — Ты знаешь, что в Японском море насчитывается двенадцать видов акул? — спросил подплывший кролем Лайт. — Среди них есть и хищники, относящиеся к акулам-людоедам: мако, или серо-голубая акула и большая белая акула. У берегов Приморья они встречаются очень редко, и всё-таки случаи есть. — А ты приплыл специально, чтоб рассказать мне этот замечательный факт? — поинтересовался в ответ Рьюзаки. — Да, знал. Во-первых, еще не доказано, что мы именно в Японском море, хотя климат и подходит, не спорю, а во-вторых, не думаю, что близость кораллового рифа пришлась бы им по вкусу. Переведя взгляд на Лайта, Рьюзаки отметил, что тот был будто бы обеспокоен. Неужто и правда переживал на счет акул? Если так, то с чего ему самому плыть. Абсолютно нелогичный поступок, и всё же озабоченность, как бы её не пытались скрыть, была видна довольно отчетливо. — Я ценю твою заботу, Лайт-кун, — чуть смягчился Рьюзаки, — но теперь не мешай мне проводить эксперимент. — Рьюзаки был по-прежнему сосредоточен. — Может, из-за цвета наших надписей они среагируют по-разному, вероятность этого составляет примерно сорок три процента. Твоя не расплылась? Лайт посмотрел на точь-в-точь такие же белые буквы чужого имени. Ни намёка на реакцию. Скверно. Выходит, разгадку стоит искать где-то в другом месте. Знать бы ещё, где именно… — Всё еще неровные и белые. А твои? — Аналогично. — Ты назвал меня Лайт-куном, — добавил Лайт чуть погодя. — Действительно считаешь меня своим другом, даже учитывая, что мы знаем друг друга так мало? Перевернувшись на спину, Рьюзаки теперь лежал на воде в позе морской звезды, глядя на солнце и щурясь от его света. — Не думаю, что для дружбы нужны годы. Либо с человеком интересно, либо нет. С тобой мне интересно, — без задней мысли ответил Рьюзаки. — Этот эксперимент не подтвердил мою догадку, так что можем выходить. Вдруг на берегу есть что-то, заслуживающее внимания. Пробормотав себе под нос что-то о несостоявшейся акульей охоте, Лайт поплыл к берегу.***
Далеко наверху, где Боги смерти с интересом наблюдали за происходящими на побережье событиями, Рюк не упустил шанса не пошутить о людских привычках искать подвох даже там, где его нет, не видя очевидного: «надписи, вступающие в химическую реакцию при определённых условиях, подумать только!» С одной стороны, Бог смерти предвосхищал реакцию Лайта на его шутку, хотя иначе как шуткой Судьбы это и не назвать, а шинигами тут и вовсе ни при делах. И всё же, если смотреть на буквально вешавшуюся Лайту на шею Мису было скучно и однообразно, то наблюдать за, казалось бы, обыденными беседами равных — вполне увлекательно. Химическая реакция!.. Выходит, проводить эксперименты с веществами у этих двоих получается пока куда успешнее, чем посмотреть немного дальше своего носа! Богов, пусть даже и смерти, больше интересуют химические реакции между людьми, чем те, что творят сами люди. Эти гениальные идиоты, дай им волю, со своей химией сожгут половину планеты. А этого ни в коем случае нельзя допускать, ведь яблоки у них на планете — что надо.