Осеннее равноденствие

Не считая проказ отпрыска Вишнёвой тени, периодически выныривавшего аккурат в центрах ломтиков салями, обед не запомнился ничем особенным. Между тем половина дня прошла, и семья с новыми силами принялась перетягивать Педро то туда, то сюда. – Снова пытаешься определить, мальчики это или девочки? – заметив, что дочь наблюдает за матерью, подошёл поближе к ней Бруно. Внимание Педро временно отбила Джульетта, на примере мужа рассказывавшая, как начался её путь лекаря всея Энканто. – Не. Мама скучает по Тенюше, – забывшись, Умбра показала на тень Мирабель пальцем, но затем робко улыбнулась, – Неспокойная и рябит. Будто почуяв, что за ней наблюдают, обладательница тёмного дара оглянулась, и, встретившись глазами с мужем, отвела взгляд. Снова за своё. Ну сколько можно дуться? – Ты тоже неспокоен, – словно бы невзначай обронила дочь. Иногда в ней, несмотря на возраст, прорезалась некая женская загадочность. – Разве можно быть спокойным, когда нервничает мама? – Бруно в конце концов расположился на веранде, и дочь забралась к нему на колени. – Ты волнуешься из-за прадедушки, – маленькая повелительница теней поболтала ногами в воздухе, – Но я не знаю, почему. Мы ведь всё решили, и ты классный папа. – Видишь ли, милая, – предсказатель бережно погладил завиток на её макушке, – Я вырос без папы и даже не представлял, что однажды его встречу. Я видел, как другие дети проводили время со своими отцами и мечтал. А сейчас... Даже вспомнить не могу, что хотел сделать вместе с ним. Да и того не успею. Умбра задумалась, а затем хлопнула в ладоши: – А что если мы покажем ему табличку из будущего? – Это какую? – не понял Бруно. – Ну ту, со странной тётей, у которой ещё Y на груди, – терпеливо пояснила дочь, – Круто ведь. Загадка! Он точно такого не видел. – Ох, – всё же смог улыбнуться предсказать, – Что ж, сделаем по-твоему. Помнишь, где стоит? – Я сбегаю! Прям очень быстро! – В твою комнату рванула, что ли? – заметив марш-бросок дочери, Мирабель всё же решила подойти к мужу. – Именно, – весело прищурился Бруно. Умбре доставляло особое удовольствие побивать собственные рекорды подъёма и спуска на верхотуру комнаты предсказателя с использованием теневых порталов, – Надеюсь, она найдёт табличку. – Табличку? – Где гадание на далёкое будущее. Из космической пыли. – Оно… – Мирабель села рядом, – У меня всегда такое странное чувство, когда его вижу. Ирен сказала, что судя по лицу, эта сеньорита повидала, цитирую, некоторое дерьмо, – подождав, пока смех мужа стихнет, обладательница тёмного продолжила, – Но у меня при взгляде на неё возникает скорее какая-то грусть. И мы никогда не узнаем, кто она и какова её история. И притом... Она будто моя родная, но не так, словно я её выносила. Не знаю, как объяснить. Бруно удивлённо изогнул брови. Подобные признания были присуще скорее ему, нежели его жене. – Наверное, я могла бы назвать это благоговением перед неизвестным. Это немного пугает, но в то же время я радуюсь, что эта история, – она склонила голову на плечо мужа, поочерёдно касаясь своей и его ключицы указательным пальцем, – Будет кем-то продолжена... Ты собрался меня приобнять? А от папы не влетит? – Думаю, я уже вполне себе взрослый человек, чтобы распоряжаться этой жизнью самостоятельно, – Бруно зарылся носом в её кудри, – К тому же, я не в состоянии отказаться от счастья просто сидеть с тобой в обнимку, глядя в одном направлении. – Ага! Ещё один пункт в моём списке! – умудрился перепугать их Камило, который как раз выносил из Каситы несколько ковриков, сотканных Долорес: их действительно стоило увидеть именно при свете дня, – Ирен, у меня ещё один! Всего каких-то двадцать шесть пунктов, и ты согласишься! – Сначала придумай их! – не собираясь сдаваться, поддела его француженка. – Классика жанра, – Мирабель покачала головой, смеясь, – Но я верю, что однажды она согласится, семья у нас хорошая. – Хорошая, – поняв, что его проверяют, эхом отозвался предсказатель, – Была и будет. Их момент примирения прервало возвращение дочери. – Отдышись, гепард, – обладательница тёмного дара сгребла тяжело пыхтящую Умбру на руки, – А табличку отдай папе, раз он показывает, он и донесёт. – Я... почти пробила рекорд! – похвасталась девочка, поворачиваясь к матери, – Ещё немного, и побью! Но сначала попить. – Да будет так, пошли на кухню, – опустив дочь на пол, Мирабель обратилась к мужу, – А ты дерзай. Сказать-то легко, но, по факту, нужно урвать момент. Как раз между ткаными изделиями Долорес и любимыми гирями Луизы. – О. Вот, значит, как выглядят твои таблички гадания? – очень вовремя приметил появление сына Педро. Он уже догадался, что робость часто мешает отпрыску отстоять своё мнение, или, как сейчас, получить капельку внимания. – Это самое необычное из всех, – нисколько не преувеличивая, поделился с отцом Бруно, – Я заглянул так далеко, как смог, она сделана из космической пыли, поэтому табличка такая тёмная. – Да ты что? Ничего себе, – Педро с интересом уставился на изображение, – Какая странная и притом завораживающая незнакомка. Только очень измождённая. – Измождённая? – Бруно и сам взглянул на творение своего дара. – Должно быть, она чем-то переболела в детстве, у нас в селении была девочка, перенёсшая чахотку, и она осталась хрупко сложенной, даже будучи уже взрослой женщиной... – Педро снова присмотрелся, – А что за буква у неё на груди? – Я могу ошибаться, но, возможно, это её дар… Или его обозначение, не знаю точно… Пап, что такое? – К нам какая-то делегация, – Педро оглянулся в сторону Джульетты, которая, судя по жестам, пыталась доказать что-то небольшой толпе горожан и двум женщинам из числа индейцев. Гости вели себя робко, тогда как со стороны жителей Энканто прямо-таки вело возмущением. – Что у них там? – из беседки вышла Алма. – Позволь я разберусь, mi vida, – мягко улыбнувшись жене, Педро поспешил навстречу гостям. Бруно – за ним. – Я даже не знаю, что сказать, – Джульетта выглядел расстроенной. – Что случилось, друзья мои? Чем я могу вам помочь? – не смутившись, спросил старший из семьи Мадригаль. – Сначала гости! – негромко, но всё же рявкнул Лучиано. Он хоть и был по жизни весьма занозистым человеком, но в бучах становился неформальным лидером, и, если не был зачинщиком сам, поддерживал относительный порядок. Индианки выдвинулись вперёд, показывая то, что она из них держала в руках: лист писчей бумаги, сплошь покрытый именами. – Они просят, – выслушав сбивчивое объяснение, перевёл Бруно, – Чтобы ты передал перечисленным здесь умершим, что их любят и помнят. Муиска не настаивают, поскольку тайной жизни и смерти ведают только духи и боги, но если ты можешь, они были бы признательны. – Но я… – взгляд Педро стал растерянным, – Я не запомню столько имён, не говоря уже о том, что я не знаю, встречусь ли я с кем-нибудь из ваших почивших родственников. – Тогда другой план, – Лучиано грозно зыркнул на тех горожан, что пришли с ним, – У вас с дочерью вышло зазвать в нашу реальность одну тень. Позовите и другие, пусть у всех будет шанс пообщаться со своими ушедшими. – Я был один. Недовольные просители замерли, во все глаза уставившись на старшего Мадригаля. – По пути сюда я не видел никого, похожего на меня, – тон Педро был вежливым, но притом твёрдым, – Остальные мёртвые из числа тех, кого вы знали и любили, обрели покой. И не в нашей власти выдёргивать их оттуда. – А? Я говорил? Идите себе уже, – замахал рукой кузнец, – А то привыкли, что вам всё на блюде подают. И неужели вам было бы приятно, если бы умершие отчитали вас за то, как вы сейчас живёте? Я серьёзно, мне одному сейчас страшно за Мадригалей? Без обид, сеньор Педро, вернись ко мне жена, она бы сюсюкалась с сыном, а на меня бы смотрела как на последнюю падаль и притом не без интеллигентности, как она всегда умела. У Бруно аж даже дыхание захватило, ни дать ни взять, высунулся из окна авто, мчащегося с бешеной скоростью. Кто мог предположить, что Лучиано, весьма поверхностный, относительно чуждый всякой философии, сможет затронуть неведомые глубины и своей, чужой души? Любой человек мечтает встретиться с теми, кого потерял, но при этом окрашивает встречу исключительно в мажорные тона. Но почему? Потому что о мёртвых либо хорошо, либо никак, или потому, что потеря заставляет забыть плохое? И разве не верно то, что сейчас возле Бруно по сути стоял незнакомец, пусть и бывший ему родным отцом? – Я не могу ничего вам обещать, – снова взял слово Педро. На этот раз закономерно окаменела вся семья Мадригаль. Это звучало как какая-то невероятная крамола. Педро Мадригаль – и не может? Со слов Алмы, их отец не мог разве что летать, но виноват в этом был не он, а нелепые законы мироздания. – Я всего лишь тень человека, которой судьба или случай сделали одолжение и позволили побыть с семьёй ещё немного, – его тон стал задумчивым, – Теперь я чувствую это. Как только солнце зайдёт за горы, я отправлюсь дальше. Не знаю точно, куда, но там будет спокойно, я уверен в этом. – Но-но-но ты не обязан уходить! – Пеппа так разволновалась, что надо её головой появилась тучка, – Разве мы тебя прогоняем? Или сделали что-то не так? – Солнышко, – призрачные ладони взяли рыжую Мадригаль за лицо, – Дело не в обиде и не в недостатке внимания. Мы просто должны отпустить друг друга. А я ещё кое-кого, – он постучал по плечу, намекая на Вишнёвую тень, – Пусть она и прилипла будь здоров, но нужна она здесь. Просто вредничает. Родственники ринулись к пращуру так стремительно, что Бруно показалось, будто он попал в поток горной речки. – А ты чего здесь? – нахмурилась Мирабель, вставая возле правого плеча мужа. – Ну я же предсказатель, – он мимолётно взглянул на жену, и та увидела застывшие слёзы, – И иногда понимаю, что мои просьбы лишь сделают ситуацию печальнее. А я хочу запомнить не это. Мирабель утешающе похлопала его по лопатке, а затем отвела дочь в сторонку. – Что ты задумала? – заметив, что Умбра снова припустила в сторону Каситы, недоуменно спросил Бруно. Его жена хитро улыбнулась: – Кое-что для хороших воспоминаний. Имей терпение, я пока помониторю возвращение нашей службы доставки, она наверняка снова захочет пить. Предсказатель с усмешкой показал символ «ОК», поворачиваясь в сторону семьи. Педро только что высвободился из объятий дочерей и теперь смотрел на сына. На белую ворону, на нарушителя догм. Возможно, на того, кому было нужен больше всех, но… Этого не случилось. Какая-то доселе натянутая в душе Бруно струна начала постепенно ослабевать. Можно было бунтовать, отказываться принимать очевидное, но не теперь. В памяти неторопливо вертелись фразы вроде «Папа бы разобрался», «Папа бы сделал», «Папа бы понял», но это были бестолковые уловки сослагательных наклонений. Тот, кто стоял в пяти метрах от Бруно, было не божеством, а человеком. Человеком со своими слабостями, который при всём старании уже не смог бы внести вклад в воспитание своих детей. Дети Педро Мадригаля повзрослели и прожили свои жизни без него , пусть и в его тени. Не зная, чем ответить на зрительный контакт, Бруно пожал плечами. Выглядело абсурдно и не идеально, но кто сказал, что для таких ситуаций существует высокие стандарты поведения? Пусть на этот раз будет так, а пожалеть можно и попозже.