Парижский миллиардер, или (не)Краткое пособие о том, как стать отцом в девять

Доён плавно проплывает за стеклянной стеной кабинета раз в пятнадцать минут, выразительно поглаживая живот, и Тэён теряется в догадках: это он предлагает услуги домохозяйки, включающие стирку белых вещей, или жалуется, что прихватил желудок после утренней пиццы, съеденной до работы и без Тэёна - есть в мире справедливость, а его нежные напоминания о своём существовании - не более, чем путь в туалет и обратно; но когда время между появлениями сокращается до десяти, то сердцем впадает в панику, задницей в мягкий стул, а мыслями в воспоминания о событиях почти трехлетней давности, когда подобные учащающиеся позывы значили лишь одно - схватки перед рождением Джисона. Но так как живот, который видно из-за угла быстрее, чем самого Доёна, не маскируется до лучших времён под пиджаком, то «Ты что беременный?» разносится под задушенный вдох Минхёна и удивленное «Какого черта тут происходит?» Юты, пока Донхёк таращится во все глаза на директора, который оказывается ещё и доктор в таких делах, а он тут единственный омега, и вопрос дурацкий вообще-то! Ким Донён, лучший работник месяца и незаменимый помощник в разрешении сложных ситуаций с клиентами, после встречи с которым опасные тигры превращаются в плюшевых сладких котиков, смотрит разочарованно осуждающе, хватает с ближайшего стола первый попавшийся лист, что-то на нем размашисто выписывает и, с особым усердием, лепит скотчем на прозрачную преграду, не будь которой, швырнул бы послание прямо адресату. И Тэён уверен, что не в виде бумажного самолётика, выделывающего пируэты с плавной остановкой в месте назначения, которое точно не руки, а очень даже выше плеч. Он разглядывает это «Го поедим?» с просвещающимися с другой стороны цифрами отчета по продажам за ноябрь, поднимается с нагретого спасительного места, как ни в чем не бывало: «Мне кажется, что у кого-то в этой комнате желудок издавал звуки умирающего кита», а затем: «Да, это у меня. Пошлите, покажу вам заодно где тут внутреннего зверя покормить», и встречается почти в дверях с ещё одним утёнком, которых, при повторном пересчёте, оказывается, должно было быть четыре. Потерёныш поправляет чубчик и пёрышки, расправляет крылья, и лебедем топчется на входе, разглядывая присутствующих; кланяется и произносит приветствие, не забывая с обворожительной улыбкой сделать комплимент «дизайнерскому принту». «Отличник. Но практики маловато», - думает про себя Тэён и с невозмутимым лицом подходит к доске в углу кабинета, где ставит минус, ещё один, в таблице «Проколов маленьких и не очень» напротив четвёртого имени, пока «Это кофе. Без сахара» уточняет убитым голосом Минхён, который, как и его товарищи по несчастью, уже наслышан о леденящих сердце и душу правилах и порядках, которые нельзя нарушать. - Поздравляю с победой, Чон Юно. Первый - за опоздание, второй - за подкаты, которые я, в силу своего почтенного возраста, уже не принимаю. Рассказываю повторно для тех, кто живет по другому часовому поясу, что компания проводит каждую пятницу поощрения для особо отличившихся, поэтому тот, кто умудрится получить хотя бы один плюс за неделю, получит шанс на крутую тусовку с влиятельными людьми, - Тэён наблюдает за смущенно улыбающимся новичком, который не въезжает ни в ситуацию, ни в в контекст, ни в комнату - так и стоит в дверях; спрашивает Всевышнего, в которого он верит немного меньше, чем в сказки Лукаса про устные домашние задания каждый день, за что же ему такое счастье привалило и почему он единственный этим занимается. Обращается во вышестоящую инстанцию потому, что Мун Тэиль ничего нового, кроме «У тебя трое детей. Ты знаешь как это работает» не придумывает, а разнообразия впервые за пять лет хочется больше, чем желанных выходных с причудливыми позами. «Ким Донён тоже знает! Он умеет ладить с окружающими получше меня!», не сдаётся Тэён, и дышит рыбкой, выброшенной на берег от «Вот именно! Но это они должны уметь ладить с тобой. У тебя они учатся жизни! Понимаешь?». Мужчина равняется с найдёнышем, который высотой догоняет Лукаса, шириной два Джено, а несёт от него так, будто он амбассадор какой-нибудь Прады и духи мешает в кармане офисных брюк, сразу на продажу: «Возьмёте флакончик?». И под Донхёково «Мы идём кормить кита руководителя Ли. Который при смерти. Не веришь - спроси» сдерживает смешок, потому что, очевидно, что тот понимает что к чему, и заслуживает плюс за юмор, но это совсем не по правилам, а в характеристиках малышни ему оценки не за шутки ставить, а за знания и достижения; ведёт свой выводок в столовую, где по расписанию ещё намечена перепалка с Доёном. Доён не выглядит, словно готов погрызться в первую же секунду, поссориться, или даже, хотя бы, сделать замечание - радость от утренней, по предательски съеденной пиццы, налицо. Доён выглядит так, словно хочет поделиться бутербродом, который приготовил с любовью в кафе на пятом этаже, чтобы не просиживать зря в ожидании, пока его лучший друг, к которому он сам и в огонь, и в воду, и к Мун Тэилю, чтобы принять удар на себя и расположить добрым лицом к Тэёну - зависает с новыми друзьями. Что они младше на двадцать с плюсом лет он в расчёт не берет, как и положение и ситуацию в целом, когда они оба выполняют свои рабочие обязанности. - Огурцов достаточно? - Доён само очарование. - Огурцов достаточно, - кивает Тэён, разглядывая это произведение искусства, размера меньше минимального в максимальное количество раз, в разрезе. - Соуса не хватает. И помидоров. И листьев салата. И котлеты. И твоей любви ко мне, Ким Донён. А огурцов - во! На них что, скидки были? - пальцы вверх, а уголки губ ниже дна марианской впадины. - С пятничной распродажи осталось, - не отстаёт Доён, пока сидящая за тем же столом кучка студентов молча жуёт рис с овощами, боясь лишний раз вдохнуть, потому что дышать, честно говоря, кроме клубящегося паром напряжения со стороны обоих офисных работников по отношению друг к другу, нечем. До взрыва остаётся три, два, один, но вместо выяснения отношений все взгляды их небольшой компании устремляются на прозрачную дверку такого же небольшого холодильника, которую яростно выламывает самый гадкий из утят. «Окей», - вздыхает Тэён и оказывается возле Юно, открывает с противоположного бока измученную дверь и, снисходительно улыбаясь, достаёт контейнер со свежими фруктами, будто это не студент-дипломник перед ним, а малыш Джисони, которому захотелось «абська» и «гусю». Единственная радость, что спустя пару дней в самом труднодоступном месте их миллион-этажного офиса не найдётся ни «абська», ни «гуси», ни «банансика», ни других кусочков сухофруктов со вкусом несвежей пыли. У Юно - благодарность и преданность в глазах, как у щеночка, а у Тэёна всё ещё отчёт и директор Мун, а после - родительское собрание у самого младшенького. Он плетётся в кабинет, просматривая входящие сообщения в общем чате с детьми, куда Лукас скидывает ВСЁ, от своего селфи утром, до его же вечером, пока сладкий Хендери ставит на это ВСЁ огонёчки или комментирует сердечками: всё же купить эти шторы в гостиную было прекрасным решением, веселенькие, хоть и жутко дорогие, не то, что лицо старшего, серьезное настолько, насколько никогда в жизни с рождения не было; спортивные костюмчики ещё хороши, на следующий год пройдут, если Лукас перестанет устанавливать рекорды по росту; «Хендери, ты почему в спортивной футболке и сними эту шапку, боже!», а потом думает и добавляет «Вкусный обед? Не голодный? Лукас тоже поел?»; и хмурится, когда видит старшего с одноклассниками, такими же крутыми и взрослыми, без шапок и с куртками нараспашку, а единственный, обрадовавший родительское сердце парень, оказывается тем самым друганом-китайцем, из-за которого Лукаса по утрам и плач Джисона не разбудит, не то, что будильник. И Тэёну бы отключиться от этого новостного канала, потому что он уже пять минут пересчитывает одну и ту же строчку в таблице, да только моменты эти, пока ещё малышня делится с ним своей жизнью с огромной радостью и желанием, важнее всего, даже важнее этого дурацкого отчета, который он сам же и затянул до последнего. Уведомления учащаются, когда двое возвращаются домой после школы и начинается ежедневный репортаж с вопросами «Па, где у нас рамён?», «Почему Джисону два йогурта, а нам по одному?», «Как отмыть сковородку, если её уже не отмыть?», и фотками с места событий «Па, Хендери собрался съесть кота. А я говорил тебе, что он не просто так притянул его к нам домой», «Папочка не слушай его, Луис в порядке!!!», а затем нежное «Папочка, что тебе приготовить на ужин?» от самого невероятного ребёнка в мире. Тэён тупо улыбается, смотря в экран телефона и в момент забывает и ночные поделки, и разнесенную утром картошку, которая к его возвращению домой не сдвинется ни на миллиметр, и ранний подъем, и последние две страницы отчета, которые нужно доделать в рекордные сроки. Он благодарит всех, кого только можно, за своих прекрасных детишек и встречается с четырьмя парами глаз, с интересом устремлёнными прямо на него. И, судя по выражению их лиц, наблюдают они этот чудный спектакль одного актера давно. Примерно минут двадцать. Что ж, день-пиздень ещё тот. «Окей», - вздыхает Тэён и нажимает кнопки сохранить, отправить, и выключить, собирает листки с выполненным заданием, полученным после сытного обеда и облегчающим жизнь самому Тэёну, о чём он конечно не упоминает. Но уколов совести не чувствует даже на собрании, рассказывая о рождественских развлечениях для розовощеких в подгузниках, придуманных этими же практикантами, о чём конечно тоже не упоминает. После многочисленных перепалок, ну которые обычно бывают на таких встречах, не по ситуации спокойного воспитателя Ким Чону, Тэён на его месте уже бы провёл объяснительную работу со всеми недовольными, останавливаются на расписывании сладкими красителями пряников. Мужчина уже представляет эти перемазанные лица, одежду, воспитателей и мебель, но лишь мило улыбается, когда ответственным за подготовку и проведение предлагают назначить его же, потому что «он работает в фирме, которая занимается проведением праздником для детей. Ну, а ещё у них магазины со сладостями и игрушками». Мило, потому что возьмёт с собой того, кто подкинул такую великолепнейшую идею и проведёт его через все круги ада, читать как этапы. Практика, как и заказывали. Дома непривычно тихо, не валит густой дым, не несёт сгоревшим ламинатом, нет гогота, слышного ещё с улицы, ничего. Что довольно подозрительно. Тэён заносит Джисона, затягивает себя и, хлопнув входной дверью, направляется в гостиную, в которой оба старших, ОБА, ладно Хендери, он не сомневался, но Лукас, корячатся на полу возле маленького столика и выполняют домашние задания. Хендери усердно за двоих, Лукас больше делает вид, чем уроки, но такие разящие перемены пугают не на шутку. - Что ты уже натворил и почему приплёл сюда Хендери? И оказывается в объятиях из трёх детей и кота, от кота особенно приятно, если не брать в расчёт жалобное мяуканье и попытки выбраться из загребущих рук старшенького. - Доён-хён написал, что у тебя сегодня самый ужасный день в жизни, - куда то в плечо. «Благодаря вашему любимому Доён-хёну», - думает, но не произносит, чтобы не разрушить светлую любовь и обожание к самому близкому человеку их огромной семье. С кухни пахнет, ПАХНЕТ, жареными овощами, которые не похожи на жертв поваров-неудачников и не умирали в страданиях несколько последних часов, рис не слипается между собой и не пристает к тарелке. Сердце радуется от заботы и аппетитного стола. У кого-то другого. У Тэёна сжимается в недоверии и страхе. Если готовил Хендери, то в чём тогда подвох? Потому что его готовка не лучше его практических школьных заданий. А то и хуже. В разы. В десятки разов. Они сожгли посуду? Сожгли все продукты? Сожгли печь? Сожгли кухню? А аромат - лишь хорошая маскировка произошедшего. - Лукас готовил, а я ему помогал, - обьясняет средний. «Значит что-то всё-таки натворил», - но молчит, пробуя старания. На вкус всего лишь совсем немножко недосолено, и это ещё хуже, потому что «натворил что-то конкретное, с вызовом родителей в школу». Поэтому, когда все накормлены, картошка с пола всё-таки убрана, посуда помыта, двое из трёх сопят в обе дырочки, а свет включён только в родительной спальне, в дверь жалобно кто-то скребется, а затем появляется копна волос и низкое «Па…» - Лукас решил всё-таки исправиться и залететь на огонёк. «Да, золотце», - Тэён спокойный и рассудительный, взрослый человек, который умеет слушать и слышать, даже если мысленно кричит внутри. Он хлопает по кровати рядом и чувствует знакомый запах шампуня, который ещё пару недель назад был «страшно вонючим и детским». - Па, я сегодня в школе был, - начинает издалека. Как и сидит, на краешке, повернувшись спиной, и колупая ни в чем невиновное одеяло. «Ещё б ты не был, засранец. Я за неё такие деньги плачу каждый месяц». - Как день прошёл? - садится ближе и перебирает волосы сына, чтобы сохранять внутреннее равновесие. - Знаешь Сяоцзюня? «С которым ты ночами в интернете зависаешь? Конечно знаю!» - Ну и Тэна еще, - после небольшой паузы. - И ЯнЯна. - Прежде чем ты начнёшь перечислять всех своих одноклассников, напомню - да, я знаю. Особенно Сяоцзюня, Тэна и ЯнЯна, - эта компашка частенько собиралась у них дома на чердаке, пока компашка родителей собиралась в гостиной. В общем, дружили они, потому что их родители дружили, а ещё они были одноклассниками. - Па, зайди в школу в пятницу, ладно? - Ладно. Вот так просто, без лишних истерик, Тэён вносит в календарь визит в школу, желает спокойной ночи, получает обещание, что «играть не буду, правда», и пишет классному руководителю Хендери, с которым у него сложились дружеские отношения, конечно, Хендери такой лапочка, и истерически смеётся, с подергивающимся левым веком - по одному на каждого сына, потому что «Лукас и компания разлили антисептик на парту» - ну бывает, да, «подожгли» - ну, такое бывает тоже, но реже, «и на огне жарили зефир» - ладно, такого не бывает. В Тэёнову молодость антисептиков не было. К сожалению. Он накрывается одеялом и смеётся уже беззвучно, раздумывая: наказать за порчу имущества или похвалить за сообразительность. Если разобраться, то сегодняшняя проделка была самой продуманной, без синяков и ссадин - в сентябре яблоки разбивал лбом и ходил с шишкой две недели, чем ужасно смешил Джисона, в октябре - на уроке химии намешал чего попало и поджег часть волос, после чего стал похож на обскубанную курицу и решил экспериментировать с цветом, в ноябре - додумался высунуть в окно комнатный градусник и убедил одноклассников одеться в тёплые куртки и изображать дрожь от холода, как будто они не в классе элитной школы, а в богом забытом месте, а учителя самые дурацкие дураки, и вот - декабрьская, как по плану. Тэён вспоминает своего бывшего мужа, которому до зуда в жопе хотелось острых ощущений. Вот они, дорогой, возвращайся и кайфуй! Мужчина добавляет в календарь «написать отцу малых», чтобы уточнить, какие он должен закупить подарки «как бы от папы» и положить под ёлку к Рождеству, пока их папа сворачивает себе шею на очередных гонках, прыжках с парашютом, скачках, или спусках с горы без страховки, совсем не заботясь не то, что о сыновьях, а куда там до Тэёна, но даже о собственной зудящей жопе. Тэён засыпает под усиливающийся снегопад, пока на другом конце города, в тёмной комнате, спасибо, что не в темноте под одеялом, Чон Юно пялится на фотку, сделанную перед выходом из офиса, которая «типа в моменте»: Накамото Юте невтерпёж в туалет, Ли Минхён примеряет на себя позы Мун Тэиля (даже лицо максимально устрашающее, и тупое), он сам - невероятный и прекрасный, но как будто вообще не с их компании, удивительно, что не как Ли Донхёк - вообще не в кадре, а посреди всего этого безобразия, как островок радости и надежды - Ли Тэён, возле которого хочется сыном собаки бегать, обнюхивать, и облизывать пальцы, а потом рядом спать, свернувшись в ногах. Он даёт себе пощечину, и совсем не мысленную, потому что он, вообще-то, волк, грозный и злой, но этот дурацкий, выдающий радость, машущий, быстрее лопастей вертолёта, во все стороны, хвост, перечеркивает всё. Юно ставит себе три будильника на пораньше, бронирует две парковки  рядом с офисом, чтобы какой-то мудак, как сегодня утром, не заставил, как умалишенного, кружлять несколько этажей в поисках куда приткнуться, потому что на его месте стоял семейный авто с детским креслом внутри.