Парижский миллиардер, или (не)Краткое пособие о том, как стать отцом в девять

            — Я достану.              Тэён не успевает ничего возразить, потому что проходит меньше секунды, до того, как Джехён прижимается к спине и горячо дышит в ухо, пока его правая рука тянется за чашкой, а левая упирается в столешницу кухонной тумбы.             — Держите, — схватил так, чтобы забрать можно было лишь соприкоснувшись пальцами.             — Спасибо, Джехён, — Тэён ни жив, ни мёртв. Он вообще не знает, как на это реагировать, потому что парень позади него всё ещё вызывает мурашки и странные чувства внутри, которые Тэён не хочет считывать никак и списывает на небольшое количество алкоголя в крови и обычную тоску по объятиям, потому что долго живёт в одиночестве. Он уверенно, насколько это возможно, разворачивается, находит чужие глаза, собираясь с особой строгостью рассказать всё, что думает, но тут же забывает, когда видит, как парень смотрит. Как альфа, на омегу, которого хочет сделать своим. Тэён знает, ему сорок один, почти, и трое детей, взявшихся не из воздуха. Он ощущает на себе, буквально, насколько горяч воздух между ними, которого и так недостаточно, он замечает, как Джехён скользит взглядом к его губам, как в едва заметном движении прогибается спина, чтобы быть немного ниже.              — Тэён-хён…             Тэён-хён пытается вспомнить, когда этот день превратился в тот ещё пиздец. Когда он позволил себе настолько сократить расстояние между ними?              В восемь? Когда:              — Доброе утро, дядя Тэён!                    Дядя Тэён выглядит, как будто он не дядя, а дедушка и встал пять минут назад. Встал-то он может и минут пять как, потому что истошно трезвонящего в домофон Доёна сложно вытерпеть дольше, но не проснулся всё ещё.              — Вы почему так рано? — Тэён шлёпает босыми ногами по холодному полу на кухню, и щёлкает переключателем, чтобы полы начали автоматически нагреваться и его детишки не отморозили себе ножки. И ноги.              — Нам нужен список продуктов и продукты, потому что у тебя, как я погляжу, в холодильнике, кроме ужасного вонючего сыра и двух морковок ничего нет. Чем ты собрался кормить одиннадцать человек? — хлопает дверцей, как у себя дома, отрывает листок с магнитика на холодильнике и заглядывает в шкафы в поисках ручки.              На немой вопрос Тэёна, который почти пришёл в себя и потерял надежду на то, что это всё кошмарный сон и он до сих пор лежит в своей тёплой двуспальной кровати, Джено лишь пожимает плечами и бросает взгляд на папу, неловко улыбаясь.              — Если ты сейчас же не соберёшься и не сядешь в мою машину, то человек будет десять, потому что одного придётся запечь под соусом. Я почти уверен, что жертвой будешь ты. Хотя, кое-кто, конечно, будет против этого. И это не только твои дети, — замолкает, чтобы увидеть реакцию, и, когда получает ожидаемую, продолжает, — Джено, сладкий, найди себе занятие. В этом доме есть куча дел, которые ждут, пока их кто-нибудь сделает. Проверь ёлку, такая ли она кривая, как и в прошлые года.             — Это не ёлка кривая, это глаз у тебя кривой, когда ты пытаешься устоять на ногах в три утра, после того, как выпиваешь все наши семейные запасы, - возмущается Тэён.              — Вкусная дынька?              — Что?              — Я видел, кто крутился в твоём кабинете, пока тебя не было.              — Ну и кто же? — Тэён ожидает услышать, например, Марк, потому что тот иногда приносил что-то и угощал всех. Но никак не:             — Хэчан.              Тэён сидит с лицом лица, пока Доён что-то строчит кривым почерком найденной, бог знает где, ручкой.              — Но притянул её на работу совсем не он. И я не скажу тебе, кто это. Потому что сам хочу понаблюдать за этим, пускающим на тебя слюни, альфачом, который не может собрать себя в кулак и признаться. Господи, что они в тебе находят?              — Просто у меня доброе сердце, Доёни. Люди любят, когда их любят, а не кидаются колкостями.              — Мой муж хотя бы отвечает мне на сообщения.              — Серьёзно, Доён? — Тэён ищет глазами что-то потяжелее, чтобы огреть посильнее.              — И даже придёт сегодня, возможно.              Тэён смягчается, наблюдает за закорючками, которые Доён вырисовывает, делая вид, что очень занят делом, скрывая своё смущение и надежду одновременно.              Или в десять пятнадцать, когда:              Тэён вычеркивает из мысленного списка подозреваемых по делу о «Таинственном проникновении в кабинет директора практики» Хэчана и Марка, пока Доён вычеркивает из своего километрового списка продукты, которые они только что загрузили в тележку супермаркета. Вычёркивает сразу обоих, потому что Доён сказал, что это альфа — значит точно не Хэчан, да и у того на лице написано «Я люблю Марка!!!! Он тупой, долго думающий и местами слепой, но я его до смерти люблю!!!». Этого тупого, долго думающего и местами слепого Тэён вычёркивает потому, что Хэчан ему все конечности откусит, если увидит, как Марк подкатывает к кому-то другому, а не пытается разобраться с тем, в чём он уже погряз и боится признаться даже самому себе.              Доён стоит напротив бутылок с вином, раздумывая: «Взять шесть или семь?», а на тэёново «У меня полон дом детей. Ты о чём себе думаешь?», отвечает: «Ладно, возьму четыре», и кладёт пять, пока Тэён теряется в отделе с овощами и воспоминаниях о Юте.              Или в двенадцать тридцать, когда:              Старшенький и средненький прячут в гостиной в носках на камине конфеты, обсуждая чей студент лучше, и оставляют Джисона на воспитание Хэчану.              — Марк-хён классный. Я же показывал тебе переписку, — Лукасу немного полегчало и он с энтузиазмом выполняет дела, и даже не собачится с Джено.              — Джехён-хён тоже классный. Он помогает папе, — не отстаёт Хендери, запихивая в носок Джисона на три конфеты больше, чем остальным.              — Боже, Доён, ты слышишь это? В кого они такие? — спрашивает Тэён, готовя еду на кухне, когда слышит приглушённые голоса малышни.              — В Тэиля, конечно. Хотя, говорят, что от Тэиля у тебя только младшенький, — задумчиво тянет Доён, пока Тэён, не задумываясь, тянет на себя картошку и бросает ней в говорящего слишком много и не по делу.              — Тэёни, я же шучу, — Тэёни хочет дышать, пока странно прилипчивый Доён душит его в своём захвате, понимать, как дружеских объятиях.              Мун Тэиля Тэён в свой список даже не добавляет, потому что не стоит, правда. Тот — прекрасный человек, когда вне работы, обожает свою семью, друзей, и дарит классные подарки детишкам, когда приходит в гости. Поэтому вплетать в эти интриги этого мужчину не хочется. Остальных не хочется тоже. Но решить-то вопрос надо, и поскорее. Чтобы не висел на шее Тэёна петлёй с тяжёлым камнем.                    Или в шестнадцать ноль восемь, когда:              — Здравствуйте, директор Мун Тэиль, — первым отлипает Юта.              — Боже, Тэиль, ты сейчас детей до инфаркта доведёшь, — смеётся спускающийся со второго этажа Тэён, пока утята стоят в поклоне на девяносто градусов и растерянности, не зная, что делать дальше.              — Добро пожаловать в наш чудесный дом, в котором уже негде сесть. Если кого-то из вас собьёт с ног ребёнок, который вам по коленки, то это Джисон, если тот, что по пупок, то Хендери, если наступит на вас сверху — Лукас. Если снесёт своими плечами и не заметит, то Джено. Но он меня не буйный, так что, возможно, вы будете в порядке. Надеюсь, что в конце вечера вы останетесь в таком же количестве, в каком и пришли сюда. Счастливых голодных игр! — вставляет высунувшийся из дверного проёма Доён, со всей серьёзностью разглядывая топчущуюся на месте малышню, которая не в силах обработать столько информации.              — В этот предпраздничный предрождественский вечер всех старших можно называть хён, — Тэён кладёт руки на плечи Тэилю и вычёркивает из списка подозреваемых Юту, потому что тот не реагирует вообще никак, живёт и радуется, ни в чём себе не отказывая, когда стискивает ладонь директора в своей и несколько раз, с довольной улыбочкой, повторяет «Тэиль-хён». Как реагирует Джехён он не наблюдает, потому что на два стула сразу не сесть, и не видит, как тот пристально смотрит и мысленно уже отбрасывает это хён, оставляя лишь Тэён.              В шестнадцать пятьдесят уже не до размышлений, потому что:              — Время получать подарки и делать традиционное рождественское фото. Пока все ещё в состоянии сфокусироваться и увидеть, где камера, — сгибается пополам Доён, вытаскивая яркие упаковки из-под «не такой уж и кривой ёлки в этот раз». Малышня достаёт содержимое и удивлённо рассматривает.              — Мы теперь все, как одна большая семья, — светится от улыбки Джонни, который добирается до дома Тэёна позже всех и заходит как раз в тот момент, когда уточки, яркие и разноцветные, уже переодевшиеся и со всякими милыми штучками на головах, типа оленьих рогов, участвуют в показе мод.              — Лучше бы ты со мной был как одна семья, — шипит и тыкает ему в бок пальцами Доён, в следующую секунду прижимаясь поближе, пока губы мужа целуют его в лоб, а холодные руки сжимают щёки.              Джехён падает посредине, прям под ёлкой, пока все остальные находят себе, где приткнуться, а Джисон колупает дырки в его джинсах. «Золотце, Джехён-хён замёрзнет, когда будет идти домой, если ты их сделаешь ещё больше», — рядом падает Тэён, одной рукой облокачиваясь на джехёново колено, а второй выпутывая маленькие пальчики младшенького из ниток. Джехён мысленно клянётся, что будет лучше относится к этим штанам, потому что из-за них единственное место, где может сесть Тэён — как раз остаться под боком, потому что все остальные уже заняты. Джехён без зазрения совести обнимает за плечи Хэчана с одной стороны, Тэёна с другой, и лыбится так, будто выиграл в лотерею.              Джисон особо не расстраивается, находит себе новую няньку и живёт свою лучшую жизнь, пока все взрослые играются с ним, носят на руках и кормят. Особенно Хэчан. Таскается хвостиком, гладит по волосам и тискает за щёки. Марк смотрит с любовью и обожанием на все эти действия.              Тэён тоже живёт свою лучшую жизнь, выслушивая комплименты в свою сторону по поводу того, как вкусно он готовит. Где-то на фоне Доён кричит, что он, вообще-то тоже, руку приложил, но особо не спорит, пока по оба его бока сидят два лучших в мире мужчины, что случается не так уж и часто.              В девятнадцать сорок один, когда толпа в тёплых куртках, шапках и рукавичках высыпает из дома и объединяется в две команды, Тэён начинает чувствовать неладное. В его команде одни старички, в лице Тэиля, Доёна, Джонни, и Юты, в качестве исключения, пока в противоположной — Лукас, Марк, Джехён и Хендери. Джено успел смыться к своему прекрасному Джемину, а Хэчан — взять на себя роль няньки Джисона на весь вечер. Новенькие пацаны без проблем вливаются в правила и стараются уберечь задницы и колени, особенно Джехён, у которого там из одежды только собственная кожа. Тэён с тревогой смотрит на эти страдальческие колени, вспоминая, как Лукас как-то тоже решил почувствовать себя особенным и самым красивым на катке в торговом центре, чтобы привлечь внимание понравившегося ему парня, а оказался самым красным от холода и не только на носу; упирается руками в санки, разгоняется, и бьётся лбом об осознание, кто тот самый неуловимый главный подозреваемый в попытке по незаконному проникновению в чужое сердце. Пока мозг отказывается нормально функционировать и воспринимать сигналы глаз о взявшемся из неоткуда на пути куске льда, тело сигналы воспринимает моментально и проезжается по всей дорожке почти до ворот. И, когда это улыбающееся чудо, которое вообще-то в другой команде, помогает встать со скользкой поверхности и не делать вид загорающего на пляже, стряхивает снег со спины и спрашивает ничего ли не болит, Тэён окончательно понимает, что это Джехён — «пускающий на него слюни альфач», как утром выразился видящий и слышащий больше, чем требуется, Доён. Тэён рассеянно кивает, аккуратно освобождая свой локоть из чужих ладоней и громко зовёт всех в дом, чтобы выпить чаю и поесть сладкого, потому что самому сладкому мальчику скоро нужно будет бежать в кровать, а без него это будет уже не то. Самый сладкий мальчик трёт глазки и начинает похныкивать, получив передоз внимания за ведь день, с удовольствием устраивается у папы на ручках и зевает.              — Джехён, поможешь мне? — у Тэёна сил нет смотреть на эти задубшие колени. А, когда парень, как радостный щеночек заходит следом за ним в дом, а Джисон, как маленький слонёнок топает на второй этаж, чтобы найти свою любимую пижаму, продолжает, — Твоя забота очень ценна для меня, Джехён. Не знаю, как ты узнал, но попал в точку, я правду люблю дыню.              Джехён делает вид, будто бы он совсем не удивлён, но куртка, которая слетает с крючка уже третий раз, потому что парень никак не может совладать со своими пальцами и повесить нормально, говорит об обратном.              На кухне светится лишь гирлянда, и глаза Джехёна, пока Тэён благодарит дальше:              — И твоя помощь с ёлкой — это впечатляет. Знаешь, я бы установил её только сегодня, за пол часа до прихода гостей. Спасибо! Ты замечательный человек и, если ты не против, чтобы я так тебя называл, в силу нашей разницы в возрасте, то хороший друг, — расставляет всё по местам в их сложившейся ситуации мужчина, и отворачивается в поисках любимой чашки Хендери, о которой он так слёзно просил на улице. Чашка, естественно, оказывается на самой верхней полке и, чтобы её достать, придётся залезть на стульчик, или… Тэён чувствует спиной чужую широкую грудь и понимает, что всё началось ещё раньше, когда он повёлся на просьбу средненького сына: «Папочка, мы пригласим Марка? И Хэчана? Давай тогда еще и Джехёна, пожалуйста-пожалуйста. И Юту. В этот раз у тебя очень хорошие студенты. Было бы круто, если бы они пришли к нам все вместе». Тэён забывает, как дышать, потому что, на какое-то мгновение, в голове проносится мысль, что Джехён совершенно не похож на Кая и делает поступки, которые стоят внимания, и он, вроде как, действительно заботится, и больше половины его детей относятся очень тепло к парню, и всё хорошо. Но потом дыхание возвращается, вместе с возрастом студента, первая цифра которого всё ещё два, пока у Тэёна почти как целый год — четыре.              — Тэён-хён…              Тэён-хён говорит «Нет», упирается ладонью в чужое лицо, скидывает со стола руку, и, выбравшись из довольно крепкой хватки, которая смягчилась сразу же, как почувствовала сопротивление, забирает с собой чашку, чайник, поднос со сладким, бросает: «Возьми второй, пожалуйста», и вылетает из комнаты настолько быстро, насколько это возможно.              Джехён опирается на обеденный стол позади себя, проводит рукой по волосам, мысленно проклинает себя всеми плохими словами, которые знает, за то, что позволил себе такую слабость, и радуется, что Тэён хотя бы ему не врезал. Но вот это «нет», «разница в возрасте» и «хороший друг» режет слух и катается по голове, больно отбивая в висках. А чего он вообще ждал? Распростёртых объятий? Чтобы Тэён бросился на шею? Вау, вот это да! Ведёт себя, как подросток, и выглядит после этого побитым щеночком. Тэён на него не смотрит до самого конца, пока все гости не собирают свои вещички и не катятся по своим домам. Только лишь на прощание позволяет себя легонько обнять и желает хорошей дороги, как и всем остальным.              Когда Тэён возвращается, приятная тишина и полумрак гостиной принимают его в своим объятия. Он стаскивает с дивана худи, оставленный кем-то из детей, скорее всего, Лукасом, потому что он тот еще любитель разбросать вещи где попало; натягивает его на себя, удивляясь, когда это старшенький стал таким широкоплечим; прячет и голову в тёплой ткани тоже, потому что подморозил немного задницу, руки и нос, и, не включая свет, заваливается в свою мягкую кроватку, о которой мечтал ещё с утреннего визита Доёна; обещает себе подумать о всём произошедшем на следующее утро и отрубается, почти сразу же.