Парижский миллиардер, или (не)Краткое пособие о том, как стать отцом в девять

      Тэён просыпается от неуверенного скрипа двери и странных копошений на пороге, протирает глаза, убирает с себя джехёнову руку и, привыкнув к темноте в комнате, фокусирует сонный взгляд на Джисоне, который притянул с собой подушку и одеяло, лёг на них и жалобно смотрит на папу.       — Золотце, в чём дело? — Тэён выползает из кровати и присаживается напротив.       — Папаська, я не могу больсе плиходить к тебе по утлам? — шёпотом, но Тэёну как гром среди ясного неба, губки дрожат, кулачки сжимают бедный, попавший под раздачу пододеяльник.       — Кто тебе такое сказал? — отвечает так же шёпотом, притягивает к себе и целует в макушку, а затем в щёчки, носик и мокреющие реснички. — Ты всегда можешь приходить ко мне. К нам с Джехёном. Пойдем скорее, — берёт на руки и возвращается со своей, уже довольно тяжёленькой ношей в огромную кровать, — Ляжешь посредине? Хочешь сбоку? — следит за неуверенными действиями младшенького и, когда он ложится с самого краешку, обнимает и крепко прижимает к себе. — Джисони, ничего не изменилось. Ты можешь приходить в любое время, я всё так же люблю тебя. И Джехён тоже любит тебя. И мы будем очень рады, когда ты будешь забегать к нам погреть свои холодные ножки.       Джисон тяжело судорожно вздыхает, растирает ладошкой сопли по носу, потом по папиным волосам, которые зажимает крепко в кулачке и через пару минут начинает сопеть, а еще через пару они оба оказываются под рукой Джехёна, который прячется носом в шею Тэёна и охрипшим голосом спрашивает «всё в порядке?», а когда получает положительный ответ подтягивает обоих ближе к себе и тоже досыпает драгоценные минутки до будильника на работу.       Тэён уснуть не может до самого утра. Он удивляется, какая разная реакция у троих его детишек: Джисони боится, что станет ненужным; Хендери счастлив и сегодня хотя бы не кричит от радости на весь дом, как это было в восемь утра в воскресенье, когда Джехён, спустя сутки, влетел в их общий чат с фотографиями двух усатых четвероногих, которые развалились на их домашнем диване и делают вид, что они лучшие друзья, и это не Луис, который иногда забывает, что он кот, пытался куснуть за бочок Беллу пару минут назад, когда Джехён пытался разобраться, какой ключ куда подходит и откуда ещё тот десяток, который болтается без дела; Лукас настороженно смотрит и молчит — но все трое единогласно решили на общем совете вечером воскресенья, после того, как вернулись из деревни от дедов, что с Джехёном жить будет повеселее, поэтому в ванной в специальном стаканчике стоит не четыре зубные щётки, а пять, полотенец на два больше; на кухне новая посуда, потому что «у каждого есть любимые тарелка и чашка, у Джехёна тоже должны быть» голосом Хендери, который будто везде и сразу — боится что-то пропустить или где-то не успеть; и другие вещи в прочих местах, в которых их раньше не было.       Начало понедельника выталкивает всех из кроватей ровно в половину шестого; тащит с верхнего этажа на нижний, пока под ногами путается малышня, которая говорить не может не из-за возраста, а из-за физиологических особенностей, но мяукает и погавкивает, потому что всех присутствующих нужно накормить, а некоторых ещё и одеть, потому что они сами не совсем в силах. И пока все носятся по дому, как будто бы они уже опаздывают, Тэён на опыте — спокойно чистит зубы, умывается, заходит на кухню и подозрительно смотрит на листочек с корявой писаниной, приклеенный цветными скотчами к двери холодильника. Тэён пытается разобрать хоть слово, но не успевает, потому что под рукой уже Хендери, который забирает таинственное послание и вопит во весь голос «скорее, наш папа в опасности! Нужно срочно его спасти!!! Какой-то дурацкий злодей хочет его у нас забрать и унести», и на небольшой кухне собирается группа из четырёх человек, у каждого по простыни за спиной, а у Джисона ещё и меч из бумаги, которым он размахивает направо и налево и случайно даёт в лоб Лукасу, а потом ещё разок, потому что Лукас смешно морщится.       — Па, не переживай, — Лукас, как самый храбрый и отважный, дёргает дверцу на себя и, сжигая своим недоверчивым взглядом, достаёт виновника этого безобразия и ставит на стол. Картонный пакет молока с нарисованными черными огроменными глазами и маленьким ножичком в руке.       — Чтобы этот злодей не наделал беды, нужно срочно сварить из него какао и выпить на завтрак, — встревает Джехён, — поднимите руки, кто за! — и вверх взметается целых шесть, потому что Джисон не собо понимает о чём речь, но обеими руками в воздухе, потому что остальные тоже так сделали. — Тогда у вас есть пятнадцать минут, чтобы переодеться, пока мы с папой справимся с этим нарушителем порядка, — Джисони на спине Лукаса, Хендери на своих двоих — исчезают из поля зрения.       — Так у меня ещё никто какао на завтрак не просил. Твоя идея?       — Лукас вбежал в спальню и начал тараторить, что тебе нужна помощь и чтобы я обязательно нацепил простыню. Ориентировался по ситуации, — Джехён выглядит совершенно не проснувшимся, со всколошмаченными волосами, такой ещё тёплый, потому что только из-под одеяла, заглядывает через плечо и пытается понять, где он вообще находится.       — Прости. Лукасу сложно впустить тебя в свою жизнь. Он просто пытается проверить, достоин ли ты, — продолжает улыбаться Тэён, пока наливает молоко в кастрюльку.       — Тогда я обязательно пройду проверку, обещаю, — Джехён, ещё не зная, что уже сегодня днём Лукас придумает новое испытание и вырвет его посреди важного собрания в конференц-зале, потому что «Мы с Хендери забыли ключи дома, а на улице холодно, чувствую, как у меня уже болит горло, а как у Хендери течёт из-под носа вижу буквально, пожалуйста спаси» и ему придётся извиняться перед Мун Тэилем и срываться только потому, что эти два маленьких проверяльщика спрятали свои ключи подальше в рюкзаки и пытаются измерить размер Джехёновой любви к ним и к их любимому папочке; шепчет в самое ухо, едва касаясь губами, опирается подбородком на так удобно стоящего Тэёна, засовывает руки под пижамную кофту и тянет на себя, не встречая сопротивления, пока не чувствует через два слоя ткани грудью чужое тело. — Мне сегодня так хорошо спалось рядом с тобой. Может отвезём детей на учебу, а сами вернёмся домой?       — Потому что?       — Потому что на работе Ким Донён постоянно будет рядом с тобой, а Мун Тэиль заставит выполнить тысячу заданий, и мы увидимся только на перерыве всего на пол часа. Я буду скучать.       — Что за детские отмазки? Мне казалось, что я решил построить свою жизнь вместе со взрослым мужчиной, но, похоже, что я ошибся, — Тэён держится о столешницу руками, потому что Джехён, кажется, везде: ладони сжимают талию, а губы мажут по оголенной шее.       — Значит завтра ты не сможешь отказать этому взрослому мужчине?       — Завтра? А что завтра? — Тэён говорит уже сам с собой, потому что Джехён скрывается в ванной, а на кухне один за другим появляются утята с открытыми клювиками, просящими в них что-нибудь поскорее забросить.       Завтра детишки заваливаются в большую спальню ни поздно ни рано, в пять сорок пять, с тортом, свечами, и песней, после которой сразу становится понятно, что у Хендери талант только к рисованию, а Лукасу и без талантов хорошо живётся. У Джехёна горят уши, потому что их отодрали со всей любовью и силой, на которую только способны один малыш, двое подростков, и один мужчина среднего возраста, и каждый по целых двадцать пять раз, а последние вытягивания было особенно ощутимыми, потому что тянись Джехён ещё выше, нам же мало твоего роста; и щёки, потому что он давно столько улыбался. А ещё наступает день командировки, в которую Тэён с Джехёном отправляются ни свет ни заря, если это так можно назвать, потому что Джехён, оказывается, любит поваляться в постели до последнего, «а ещё у меня сегодня день рождения, это моё первое желание, а второе, чтобы мы поскорее собрались вечером дома и устроили семейный ужин», и ему наплевать вообще, что у него на носу и щеках крем; потому что ехать долго, а дел запланировано будто на целый год, и добираются на джехёновой машине, потому что на тэёновой Доён, который почти не недоволен утренним визитом за детишками и совсем без злости говорит Джехёну «будешь должен» и так заговорщицки подмигивает, что у Тэёна закрадывается подозрение. И растёт в геометрической прогрессии, когда после двух часов езды в поле зрения возле входа в теплицы появляется Накамото Юта.       — Ли Тэён, здравствуйте! Так вы всё-таки с Джехёном вместе? — Юта слов не стесняется и говорит, что думает, и вместо всяких там нечестных и ненужных «как жизнь?» спрашивает по делу.       — Юта, привет. О, да, мы с Чон Юно тут вместе, по работе. Мы теперь почти коллеги, а сейчас работаем над одним проектом. Поэтому да, мы тут сегодня вместе, — Тэён потирает глаз, потом щеку, а потом нервно улыбается, потому что не знает, что должен ответить, потому что они с Джехёном не обсуждали, как, что и кому можно сказать.       — Аааа, — понимающе тянет Юта.       — А ты здесь почему? — Тэён хочет казаться дружелюбным, но внезапный вопрос про их отношения с Джехёном ненадолго выбил из его доброй личности. — То есть, я очень рад тебя видеть. Но интересно почему мы пересеклись в одном месте, когда ты больше не наш студент-практикант.       — Мой отец имеет здесь дочернюю компанию, пока материнская в Японии, так что у меня есть работа тоже, не переживайте, вы можете так говорить, — Тэён и правда переживал, но спросить «Ты где-то работаешь?» прямо в лоб не решился. Хорошо, что Юта такой открытый. — У меня тоже, как бы проект, нужно нафоткать кое-чего и на видео снять.       Оба улыбаются так, будто бы от их улыбок зависят жизни и сохраняются все секреты человечества, думая про себя, как ловко наебали друг друга. И пока Тэён уходит подальше, путаясь в дорожках между насаждений, Джехён подходит поближе, путаясь в собственных ногах.       — Готов?       — Не снимай, если он скажет нет, прошу. Я не вынесу услышать ещё раз такой ответ даже один раз, — Джехён давно выглядел таким взволнованным, и Юта вполне его понимает — он бы и сам волновался, если бы было к кому.       Тэён теряется среди тысяч разноцветных бутонов, издающих настолько приятный аромат, что хочется тут помереть и пролежать вечность, под этим благоуханием и любуясь видами. Мужчина ходит между рядов, делает себе пометки в бумажках и вообще выглядит настолько заинтересованным, что попробуй кто его сейчас оторвать от приятного занятия — откусит голову или руку от раздражения. Чужую. Но Юта не из трусов.       — Ли Тэён, как насчёт фотографии на память? Не зря же я фотоаппарат притянул, правда? Если у цветов не будет такого красивого снимка, на фоне которых ваше прекрасное лицо, то они завянут и умрут. Вы же не хотите быть тем, кто погубит их? — Тэён соглашается. У него миллионы фотографий с цветами, он такое любит, почему бы не добавить ещё парочку и побить собственный рекорд. Юта улыбается и шёпотом, только чтобы услышал его лучший друг, продолжает, — Мне показалось, или где-то под ухом скулит щеночек? Или это всего лишь ты не можешь удержать себя в руках, когда повода совсем нет? Друг мой, тебе нужно поучиться самоконтролю и доверию, — говорит со смешком, но Джехёну не до веселья.       — Если ты не перестанешь, то ты услышишь, как воют волки перед тем, как разрывают свою добычу. Юта, прошу, у меня и так нервы ни к чёрту, ещё и ты подначиваешь.       — Так весело мне не было уже давно. Давай уже, падай на колени, любовничек, и переходи из разряда «милый парень, который мне нравится» в разряд «мой муж(чина), без которого я жить не могу», — всё так же шепчет, пока нажимает на кнопку, сохраняя улыбку Тэёна на экране, а затем снова повышает голос, — А теперь повернитесь к цветам, будто бы вы хотите попробовать один на запах. Или на вкус.       Тэён послушно поворачивается, наклоняется ниже и прикрывает глаза, а когда возвращает себе возможность видеть спустя пару секунд, застывает на месте, потому что Джехён:       — Что. Ты. Делаешь? — как будто сразу непонятно, а эта коробочка, внутри которой кольцо, ни на что красноречиво не намекает. — О боже, Джехён, ты что творишь?       — Хочу, чтобы ты принял от меня в дар это подаяние, в честь дня всех влюблённых?.. — Джехён хочет умереть, потому что реакция Тэёна такая, будто бы он ошарашен, что Джехён настолько в него влюблён, что даже хочет жениться, и это не то, к чему они вообще идут, и Тэён совсем не видит его в качестве своего мужа, и сейчас начнётся апокалипсис и Джехён правда хочет умереть одним из первых. — Ты… ты против? Ты говоришь мне нет? — Джехён хочет молчать, но сказать же что-то надо, потому что время идёт, глаза Тэёна с каждый секундой всё шире, в колено давят мелкие камешки, по штанам ползают какие-то жучки, а Юта снимает всю эту драму на видео для домашнего архива.       — Нет. То есть, нет, это не то, что я говорю.       — Тогда ты говоришь мне да? — к Джехёну возвращается желание пожить ещё немного.       — И это тоже не то, что я говорю. Встань, пожалуйста, — Тэён хватает за руки и тянет на себя, и Джехён поддается, нависает горой сверху, заглядывает в глаза и не может понять причину отказа:       — Почему нет? Ты напуган? Слишком быстро? Боишься меня? Боишься, что после твоего «да» многое изменится?       Тэён кусает губы и смотрит куда угодно, только чтобы избежать испытывающего взгляда.       — Тэён, — Джехён прячет дурацкую коробочку в карман, обнимает ладонями лицо, заставляя всё-таки посмотреть куда надо, и замечает, что Тэён на грани, что цветы в теплице будут политы сегодня сверх нормы, если ничего не предпринять.       — Просто попробуй немного позже ещё раз, ладно? — Джехён скорее читает по губам, чем слышит через уши, потому что выходит настолько приглушенно, что он не уверен, что Тэён вообще показывал какие-то признаки жизни.       И Джехён предпринимает, хватает Тэёна, его вещички, свои вещички, себя, и, молча проходя мимо «ничего страшного, ребятки, конечно же сделаем вид, что меня здесь нет» Юты, который бормочет себе что-то под нос, и если прислушаться, то можно услышать «подарю им это видео в качестве свадебного подарка», но кто вообще слушает; останавливается только на улице, когда Тэён сопротивляется и наконец-то не строит из себя глухого и немого:       — Разве мы не должны заполнить документы?       — На самом деле я приезжал сюда в воскресенье и сделал всё, что требуется. Я просто хотел, чтобы ты насладился красотой живых цветов, а затем мы провели этот день вместе, потому что это важно для меня. Предлагаю пойти поесть, чтобы хоть немного скрасить мой позор.       Тэён внезапно понимает, что значит доёново «он дышит к тебе не то, чтобы неровно, скорее даже криво и косо», когда Джехён выбирает из меню блюда, которые Тэёну точно зайдут, потому что в них куча овощей; когда открывает их общий чат, в котором Тэён от шока боится появляться, и отвечает на каждое сообщение; когда спрашивает, что бы лучше привезти детишкам сладкого из этого кафе, потому что «десерты тут классные, я люблю это место». Тэён в конце концов расшифровывает взгляд, который тянется за ним, словно шлейф, каждый раз, когда Джехён на него смотрит: полный любви, восхищения, нежности, обожания и желания — как будто Тэён самое ценное, что есть в мире. Тэён находит объяснение тому, почему Джехён постоянно пытается к нему прикоснуться, или дать поносить свою вещь, потому что Тэёну и самому безумно хочется, потому что рядом с Джехёном, в его руках, под его защитой комфортно, и Тэён надеется, что Джехён чувствует тоже самое. Взгляд Тэёна цепляется за окно, сквозь которое с площади напротив блестит тысячами огоньков метра в три высотой копия Эйфелевой башни и ассоциациями перекидывает в тот день, когда они с Доёном обсуждали выходные, которые должны были стать запоминающимися, которыми они, в принципе, и стали, потому что Тэён тогда знатно намучился, оттирая живописные художества брошенным в не положенном месте смузи Джисона; когда Тэён и навизуализировал себе «парижского романтика с рестораном, нескончаемой любовью к чужим детям, здоровой менталкой и уверенностью в завтрашнем дне», который прямо сейчас сидит напротив, гладит по руке и выглядит пятилетним ребёнком, который только что открыл свой новогодний подарок, которого с нетерпением ждал. «Возможно мне стоило конкретизировать свои мысли», — думает про себя, но тут же отказывается от них, потому что вышло даже намного лучше, чем он мог себе нафантазировать.       — Смотришь так, будто бы только понял, что я тот самый принц из твоих мечт, — Джехён такой красивый в этом приглушённом освещении и Тэёну не терпится проверить, настоящий ли он. Что, если всё это сон? Он тянется пальцами левой руки и проводит по контуру бровей, пушистым ресницам, ведёт вниз по изгибу на скулах, а затем касается всей ладонью и Джехён опускает в неё свою мягкую щёчку.       — Всегда мечтал о каком-нибудь миллиардере, который свозит меня в Париж, вкусно покормит, и будет любить моих детей.       — Серьезно? Тогда рассмотри меня со всех ракурсов, — Джехён поворачивается то одной стороной, то второй, помещает башню между большим и указательным пальцами, а затем плюхается назад на свой стул и внимательно смотрит в счастливое лицо Тэёна. — Что? Что не так? Ты внезапно в меня наконец-то влюбился? — ямочки выдают его приподнятое настроение, потому что получить отказ от мужчины всей своей жизни было тем ещё опусканием ниже плинтуса, пора выходить снова на уровень хотя бы пупка.       Тэён тает, он то дурацкое желе, которое так нужно было Джисону, что прямо до истерик, и которого хватало всего на две минуты: чтобы раскрыть упаковку и вкинуть в воду, при соприкосновении с которой оно мгновенно исчезало; обходит стол с другой стороны, наклоняется так близко к чужому лицу, что их носы соприкасаются, и этот поцелуй отличается от всех предыдущих, в этот раз ведёт Тэён и Джехён подчиняется, не спешит, но и не медлит, в этот раз они словно чувствуют друг друга, потому что всё встало на свои места, ко всем дырам в пазлах нашёлся нужный кусочек. Джехён тянется, чтобы получить ещё, и Тэён ему не отказывает; не уходит, когда Джехён ведёт руками к бёдрам, начиная чуть выше коленей, и задерживается на понравившихся местах.       — Ну и что я должен с тобой делать? — едва слышно шевелит губами Тэён.       — Сказать «да»? — также шепчет Джехён.       — Прожить с тобой всю свою жизнь?       — Вообще-то, это не так уж и плохо прожить со мной всю свою жизнь.       — Думаешь? — Тэён ведёт пальцами по плечам, томно поглядывая из-под ресниц, а затем снова тянется к губам.       Джехён улыбается, потому что теперь точно знает ответ на свой вопрос.