Неизведанная страна

— Хорошо, тогда давай начнём с тебя. Юри свернулся калачиком на кровати: перед ним стоял ноутбук, а на телефоне был включён FaceTime. Он загрузил свои видео в общую папку DropBox, а затем скачал вклад Виктора. Он не беспокоился о том, что Виктор вот-вот увидит его катание; он был в отчаянии. С одной стороны, Юри был даже рад, что Виктор заставил его это сделать. Если бы он не знал, что Виктор будет ждать отснятого материала, он бы вчера вообще не пошёл на каток, но ему нужны были тренировки. С другой — у Юри не было никакого желания слушать, как Виктор разнесёт его прыжки в пух и прах. Ему было прекрасно известно, что он был не очень хорош по сравнению с Виктором. — Я подумал… — он выдохнул. — Я подумал, что сегодня мы могли бы сосредоточиться на моём четверном сальхове. Это была худшая часть его выступления в финале Гран-при, и он считал, что любой совет, который он сможет насчёт неё получить, будет отличным, даже если Виктор потеряет к нему всякое уважение. — Хорошо, — согласился Виктор. — Где это на видео? — Первый на 9:15. Виктор хмыкнул, когда посмотрел. — Неплохо. Неплохо. Ха. Юри мог найти сотню вещей, которые сделал неправильно во время этого прыжка. На выезде он слабо пошатнулся, и, хотя смог удержаться от приземления на две ноги, его заход всё ещё нуждался в работе. Он поморщился. — Ещё один четверной сальхов на 11:17, — Юри промотал запись. — О, — снова похвалил Виктор, — это выглядит великолепно. С этим всё было в порядке. — 14:33. Виктор посмотрел и этот. — Хорошее спасение, — загадочно сказал он, увидев, как Юри взлетел в воздух под неудобным углом и едва избежал беспомощного падения. — 16:17. — Ага, — констатировал Виктор, когда Юри всё-таки неловко плюхнулся на лёд. — Да, это… могло быть и лучше. — Катастрофа, — пробормотал Юри. — Давай дальше. Следующий на 19:12. — Подожди, прежде чем мы перейдём туда, — предложил Виктор, — давай сначала посмотрим те, которые ты сделал неправильно, а не те, в которых всё хорошо. Когда следующий, с которого ты упал? Юри сглотнул. — Я… Я не падал? — Ты не падал. После этого ты приземлил их все. — Да? — Сколько раз ты сегодня отрабатывал сальхов? — Тринадцать? — И ты не упал, — на крошечном экране телефона справа от него Виктор нахмурился. — Ладно, допустим. Насколько это необычно? — Я могу приземлить его большую часть времени на тренировках, — тихо ответил Юри. — Я просто не могу сделать это на соревнованиях. — Почему? — Наверное… Мне просто не хватает уверенности. Виктор кивнул. — Хорошо. Тогда, я думаю, нам нужно придать тебе уверенности. На самом деле ты очень последователен на тренировках. Челестино говорил об этом бесчисленное множество раз. Юри знал, что никогда не будет уверен в себе так, как Виктор. Это была уловка-22: он не победит, пока не станет более уверенным, но он не станет более уверенным, пока не победит. Если бы он умел быть уверенным в себе, он бы не был таким неудачником. Юри вздохнул. — Конечно. Просто… дай мне знать, в каком магазине продают уверенность, и я заберу её завтра после тренировки. — Юри… — Возможно, её не продают в Японии. — Юри. Юри закрыл глаза. «Похвали меня, скажи, что я могу быть красивым». Он знал, что сказал это Виктору. Ни одно слово Виктора не могло быть правдивым. Когда он закрывал глаза, он не видел, как падал на лёд. Он чувствовал, как падал, — зная, что в ту секунду, когда прыгнул, слишком сильно наклонился, что его положение в воздухе было неправильным, отчаянной попыткой сделать обороты, чтобы получить баллы. Он вздохнул. — Мы можем… Просто не делать этого? Пожалуйста? Давай поговорим о тебе. Мгновение Виктор молчал, и Юри мог ясно представить себе его расчёты: раздражение от общения с Юри сейчас сравнивалось с удовольствием, которое будет получено от секса с ним в конце концов. Юри знал, что эти расчёты были не в его пользу. — Хорошо, — наконец согласился Виктор. — Я работал над своим риттбергером. — Четверным? — несмотря ни на что, в Юри мигом проснулся фанат, и он подался вперёд. — Я знал, что ты должен над ним работать! Он у тебя есть? Ты собираешься исполнить его на чемпионате мира? Виктор смотрел на него через экран телефона. Уголок его губ дёрнулся вверх. — Нет, если я не смогу приземлять его стабильно, то не буду. Сейчас у меня всего около тридцати процентов. Я падаю чаще, чем ты. — Но это же четверной риттбергер. Я просто испортил дурацкий четверной саль… — Ш-ш-ш, — Виктор поднёс палец к губам. — Давай начнём с 11:15. Юри начал смотреть запись с Виктором. Он был настолько сексуален, что это причиняло боль. Тёмные брюки обтягивали его задницу, крепкую и идеальную, и так трудно было сосредоточиться на его катании, а не на ней. Его запястье обхватывал ремешок, мягкий, как повязка от пота, с полосками всех цветов радуги. Он всегда надевал эту радужную повязку на тренировки. Юри помнил, когда он впервые начал её носить. — Виктор, — спросил его репортёр, — это ваш способ выйти из тени и заявить о себе? — Я не знал, что я нахожусь в тени, — рассмеялся Виктор, подмигнув в камеру. Хорошо, что YouTube не изнашивался так, как старые видеокассеты, потому что Юри просмотрел это интервью постыдное количество раз. Это подмигивание. Этот самоуверенный смех. Отброшенные назад волосы. «Я не знал, что я нахожусь в тени» — это было признание того, что в каком-то гипотетическом мире он, возможно, когда-нибудь согласится трахнуть Юри… или, по крайней мере, кого-нибудь пола Юри. Эта маленькая радужная полоска стала средоточием десятков грязных фантазий. Когда Юри мог представить себя действующим с чем-то похожим на сексуальную уверенность, то фантазировал о том, как проводит пальцем по руке Виктора и цепляет его за этот ремешок, используя его, чтобы притянуть Виктора достаточно близко и поцеловать. Люди говорили, что это символ гей-прайда. Люди говорили, что Виктор носит её, чтобы вытирать пот, потому что настоящая повязка подчеркнула бы размер его лба. Юри хотел бороться со всеми этими людьми, особенно с теми, которые издевались над любой частью тела Виктора. Юри всегда считал, что Виктор носит её, чтобы на повторах можно было определить, где какая рука. Юри покачал головой и попытался сконцентрироваться на сегодняшних записях, а не на заднице Виктора, его руках или лбу, который был идеален, что бы там ни говорили завистники. Рука Виктора с радужной полосой грациозно поднялась на экране. Он вошёл в прыжок, само изящество и стиль, один-два-три-четыре оборота, так быстро и совершенно, что Юри мог бы заплакать. В конце лезвие его конька ушло в сторону, и его рука коснулась льда, исправляя положение. — Ох, — Юри почувствовал, как его руки разжались. — Так близко. Виктор на экране его телефона записывал что-то в блокнот. — Я был в воздухе в течение 0,72 секунды и начал замедлять вращение на 0,64 секунды — у меня не было достаточно времени для полноценного выезда. Либо мне нужно стать быстрее, либо… — он задумчиво посмотрел на экран. — Давай перейдём к следующему. Он приземлил этот, пошатнувшись, и снова сделал пометку. — 0,73 секунды в воздухе, начал замедлять вращение на 0,62 секунды. Хорошо. Следующую попытку он полностью провалил, растянувшись на льду. Он не дал никаких комментариев. Он просто сделал ещё одну пометку. — 0,74 в воздухе, так что время в воздухе — не проблема. Я начал замедлять вращение на 0,64. Чёрт. Кажется, я ошибся с диапазоном. С опозданием Юри пришло в голову задать важный вопрос. — Виктор, как ты получаешь время в воздухе так быстро? Челестино иногда рассчитывал время в воздухе для Юри по записям с камеры, но он делал это, отслеживая отдельные кадры в специализированном приложении, что было трудным и раздражающим занятием. — Ну… — ответил Виктор, подумав. — Хорошо. Итак, я полагаю, ты проходил тесты компьютерного анализа прыжков? Перед глазами пронеслась череда воспоминаний. Челестино заставлял всех своих фигуристов время от времени проходить тестирование, так что около девяти месяцев назад Юри обратился в спортивный научный центр в Детройте. Они сняли его прыжки и измерили его повсюду, а затем, неделю спустя, показали ему такую версию его исполнения сальхова, в которой физика определила, что этот прыжок на 100% подходит для его телосложения. Юри засунул полученный DVD глубоко в шкаф. Временами Челестино садился и сравнивал эти издевательски идеальные кадры чуть более стройного Юри с нынешними записями катастроф, которые Юри называл попытками сальхова. Юри всегда ненавидел это. — Да, — сказал он в конце концов. — Да. — Итак, ты знаешь, что для твоего тела существует идеальный временной интервал для ускорения и замедления вращения во время прыжка. Он разный для каждого человека, и он зависит от вида самого прыжка. На самом деле он будет немного различаться и для каждого захода в каждый прыжок, — Виктор говорил почти неохотно. — Компьютерные анализы… это в любом случае модели, и только приблизительные. Так что это помогает проверить их на практике. Так что… я это и делаю. Я думаю, что мне нужно изменить приемлемый диапазон, когда я начинаю ускорять и замедлять вращение в прыжке, если я хочу приземлить риттбергер. — Возможно? — Юри пожал плечами. — Но, честно говоря, мне кажется, что знание этой информации не слишком поможет. Я имею в виду, ты можешь сказать себе, что тебе нужно начать что-то делать ровно через 0,62 секунды, но как ты можешь знать, что такое 0,62 секунды, когда твоя голова кружится в воздухе? Мне кажется, что все эти данные нужны только для того, чтобы убедить тебя, насколько плохо ты справляешься. Как ты вообще их используешь? — Ладно, — выдохнул Виктор. Наступила тишина, нарушаемая только звуком его шагов, как будто он расхаживал взад-вперёд. — Хорошо. Это на карте сокровищ. Хорошо. Замечательно. Я скажу тебе. Но… — Нет, нет, — пробормотал Юри, запоздало осознавая, что попросил конкурента (хотя едва ли он мог конкурировать с Виктором) поделиться секретом. — Я имею в виду, ты не обязан говорить мне, если это, ну, знаешь, не то, чем ты хочешь поделиться. Виктор неуверенно рассмеялся. — Дело не в этом. Это… Послушай, Юри. Я знаю, что ты… вроде как… считаешь меня хорошим фигуристом. — Вроде? Хорошим? — Юри наклонился вперёд, и его возмущённая сущность фаната снова полностью активизировалась. — Виктор, ты лучший. Ты лучший фигурист среди всех когда-либо живущих. Как ты можешь сомневаться в этом? Но его снова встретил пустой смех. — Это… может изменить твоё мнение обо мне, — признался Виктор. — Я… вообще-то никогда никому об этом не рассказывал, кроме Якова. Но… — он сделал глубокий вдох. — Хорошо. Правильно. Я хочу, чтобы ты знал. — Знал что? — Я пришлю тебе подарок, — серьёзно сказал ему Виктор. — Это… может занять пару дней. — Тебе не нужно… — Юри слегка запаниковал. — Особенно если он дорогой, он ведь не дорогой, правда? Виктор смеялся, и это звучало так неправильно, особенно теперь, когда Юри знал, как должен звучать его смех. — Это… зависит от того, что ты считаешь ценой. То, что я отправлю тебе, на самом деле не так уж дорого по меркам других вещей. Я всё объясню, когда ты это получишь.

***

Следующим вечером настала очередь Юри до неприличия поздно не ложиться. Вместо того, чтобы снова просматривать записи тренировок — и слава богу: потратить два дня подряд на изучение его катания было бы совершенно необдуманно, — они с Виктором решили заняться другим. В два часа ночи Юри обнаружил себя привычно свернувшимся на кровати; его одеяла — которые наконец прибыли — лежали вокруг него кучей. Виктор был рядом по FaceTime, но Юри пока не смотрел на него — он возился с ноутбуком, пытаясь найти канал, который… — Вот, — наконец-то включился звук. Всё было на французском, а Юри владел французским настолько хорошо, что французы просили его не говорить по-французски. Он слышал те же самые звуки — голос диктора, случайный шум толпы — доносящимися и из своего телефона, то есть у Виктора. — Ты смотришь все национальные соревнования по фигурному катанию? — спросил у него Юри. — Почти, — ответил Виктор. — Я начал несколько лет назад, знаешь, когда мне действительно нужно было убедиться, что я не почиваю на лаврах. — Но теперь, когда Жубер ушёл из любительского спорта, никто во Франции не составляет тебе реальной конкуренции. — Хм, может быть, пока нет. Но это не значит, что я не могу чему-то у них научиться. И всегда есть перспективные фигуристы, за которыми мне нравится наблюдать. Значит, Юри должен оглядываться через плечо, чтобы заметить людей, которые скоро превзойдут его скудные навыки? Конечно, должен. Он поморщился. — Ха. У меня гораздо больше забот на этом фронте, чем у тебя. — А? — О, смотри, они начинают, — громче сказал Юри. — И я не говорю по-французски. Не мог бы ты переводить для меня? — Не похоже, что они скажут так уж много чего-то, чего мы ещё не знаем. — Ну, знаешь. Про… родные города и всё такое. Верно? Повисло молчание. — Ну, — начал Виктор. — Это Марк Тьерри из Парижа. Я… полагаю, ты понял «Париж». Юри посмотрел на Виктора сквозь экран и покраснел. — Я имел в виду… о других людях. Вот оно. Виктор поймёт, что Юри — полное ничтожество. Что он ходячий клубок беспокойства. Нет, хуже. Он узнает, что Юри — ужасный хозяин собаки. Он не просто порвёт с Юри. Он расскажет всем. Он коснётся этого в интервью. На их глазах Тьерри врезался в лёд на тройном риттбергере, и Юри, всё ещё носящий на себе посветлевшую акварель синяков от своих недавних падений, издал негромкий звук сочувствия. — Очень жаль, — проговорил Виктор. — Его последовательность шагов была такой хорошей. Но ему семнадцать. Много возможностей для совершенствования. Юри слишком хорошо знал, каково это — быть семнадцатилетним и плохо кататься на национальных соревнованиях. Пресса очень любезно называла его «поздним цветком». Они имели в виду, что до восемнадцати лет он не мог стабильно приземлять тройной аксель. — Честно говоря, — заметил Виктор, — музыкальность программы довольно хороша. — Это правда. Короткая программа Тьерри подошла к концу. — Пятьдесят четыре, — предположил Виктор. — Не больше пятидесяти шести, хотя иногда на национальных судьи ставят высокие оценки. Юри вздохнул. Тьерри, должно быть, был так смущён. Это был его первый раз на национальных соревнованиях, и он не смог приземлить половину своих прыжков. Юри прекрасно знал, каково это, только в его случае всё было ещё хуже. Он занял девятое место, когда ему было семнадцать. В своей короткой программе он едва набрал шестьдесят два балла. Только через несколько лет он поднялся на пьедестал. Последние два года подряд он занимал первое место, но это было только потому, что Ода-сэмпай завершил карьеру, а ещё потому, что Юри каким-то образом удавалось ошибаться меньше, чем всем остальным. — Я думаю, за ним нужно следить, — заключил Виктор. — Я не всегда могу точно сказать. Во-первых, у меня ужасная память. Я веду блокнот, чтобы не забывать, но есть люди, которых я записываю, но они так ничего и не добиваются, а есть те, которые появляются абсолютно из ниоткуда, а потом я оглядываюсь назад и понимаю, что видел их десятки раз, не замечая. Юри не нужно было спрашивать, к какой категории относится он. Он и так знал ответ: ни то, ни другое. Виктор даже не знал, что Юри был его конкурентом, до самого банкета. К тому же он не появился из ниоткуда; он прочно застрял в глубинах ниоткуда. — Если бы мне пришлось гадать о его будущем, — продолжил Виктор, — я сказал бы, что Тьерри никогда не будет так красив на льду, как ты, но у него есть шанс стать довольно приличным. Он ещё молод. От этой похвалы у Юри стало покалывать в пальцах. Он всегда хотел, чтобы Виктору нравилось его катание, и эти слова, такие тёплые, с толикой русского акцента, значили для него всё. Его пальцы на ногах подогнулись в восторженном замешательстве, он улыбался так сильно, что становилось почти больно. Это всё, о чём он мог попросить. О. О. Конечно, это всё, о чём он мог попросить. Он попросил об этом. Это была фальшивка. Падение обратно в реальность было болезненным. Он выпустил весь свой дурацкий, глупый восторг в одном сокрушительном выдохе. Виктор не имел этого в виду. Он не имел в виду ничего из того, что сказал. Это снова была та карта сокровищ, которая украла все его мечты и превратила их в труху. — Не надо, — Юри едва смог выдавить эти слова. На экране его компьютера появился другой участник. Перед глазами расплывалось, немного темнело. — Что не надо? — Виктор выглядел удивлённым. — Пожалуйста, — Юри стал умолять, — пожалуйста, не льсти мне. Я много лет мечтал о том, чтобы ты делал мне комплименты. Но я хотел заслужить твою похвалу, а не получить её, потому что… потому что… Он даже не смог закончить своё предложение. Его голос дрожал. Его руки дрожали. — Юри? — переспросил Виктор растерянно. — Просто не надо, — отрезал Юри. — Мне всё равно, что я говорил тебе, когда был пьян. Я не хочу этого. Пожалуйста. Убери это из карты сокровищ. В тишине слышалось только хриплое, сбившееся дыхание. — Юри, — наконец Виктор заговорил. — Ты никогда не говорил мне делать тебе неискренние комплименты. Никогда. — Я… не говорил? — Ты также не говорил мне делать тебе искренние комплименты, если уж на то пошло, — фыркнул он. — Да брось. Ты ведь знаешь, что я просмотрел все твои вчерашние записи? Ты никак не мог достичь такого уровня, не зная, как прекрасно катаешься. Юри ничего не сказал. — Ты ведь знаешь это, не так ли? Ох. Виктор видел его насквозь. Он видел насквозь его всего. — Иногда, — Юри выронил это слово со слабым выдохом. Признать это казалось высокомерным, но отрицать было бы нечестно. — Иногда, когда я остаюсь один на льду поздно ночью. Иногда я чувствую это, чувствую, что достиг того уровня, который… почти… — почти достоин тебя, хотел сказать он, но не сказал. — Но я никогда не мог заставить кого-то ещё увидеть это. На соревнованиях я не достигаю того, на что, как я знаю, способен. Но… ты прав. Если бы на льду я всегда был таким же обычным, как на соревнованиях, я бы давно ушёл. — Ты… — Виктор тщательно подбирал слова. Наверное, пытался найти способ говорить о катании Юри, обходясь без оскорблений. — Ты думаешь, что ты обычный? Они больше не смотрели на французских фигуристов, хотя экран перед Юри мерцал. Следующий превзошёл результат Тьерри, но только едва-едва. У Юри разболелся живот. — Я не напрашиваюсь на комплименты. — Нет, — согласился Виктор. — Конечно, нет. Хорошо. Дай мне секунду. Он исчез с экрана. Юри услышал, как открылась дверь, как Виктор бормотал себе под нос что-то по-русски. — Вот, — он вернулся, держа что-то в руках. — Вот. Посмотри на это. Фотография пришла через несколько секунд. Это был блокнот, раскрытый на одной из страниц пальцами, которые абсолютно точно принадлежали Виктору Никифорову. — Хм… — Юри взглянул на то, что, по его мнению, вероятно, являлось страницей кириллицы. — Вот, — провозгласил Виктор с триумфом. — Вот и всё, вот твоё доказательство. — Виктор, — вздохнул Юри. — Я не читаю кириллицу. Или по-русски. Наступила пауза. — Чёрт, — затем ещё одна, немного более короткая. — Google-переводчик, — Виктор говорил уверенно. — Есть приложение, OCR, которое распознает всё это… Секунду. Юри притворился наблюдающим за следующим участником, но катание проходило для него как в тумане и почти не воспринималось. Фигурист ожидал результатов в Kiss and Cry, когда Виктор наконец вернулся: — Смотри. Юри прислали второе изображение: на этот раз скриншот записи, которую он до этого видел на экране. Ниже был очень плохой перевод. Юри начал читать. All Japan 2012 — Мужская SP — А-а-а! — звук вышел непроизвольным. — Ты смотрел это? — он в неверии покачал головой. Это была его программа «Лоэнгрин»; чудо, что на All Japan он получил с ней серебро. — Я же говорил тебе, — повторил Виктор. — Я смотрю почти все программы на национальных. С Японией немного сложнее, потому что она проходит в то же время, что и Россия, но я всегда смотрел её в записи. Обнаружилось описание короткой программы Оды-сана того года — Юри слишком хорошо её помнил. А затем… В общем, нижеследующий текст можно было прочитать, хотя Google Translate и исказил грамматику. Юри Кацуки • Отличная последовательность шагов! • Ах, так приятно, что он использовал моё вступление в комбо 4T-2L-3L от 2010 года, он фанат • Как он использует свои руки, так выразительно, обожаю то, что он сделал с Иной Бауэр • О боже мой, финал, крупный план в конце, потому что он такой милый, я такой неглубокий, это должно быть всё о катании, ФОКУС ВИКТОР • Катание тоже было хорошее, он далеко пойдёт • Хватит концентрироваться, ты сделал это Виктор • Посмотри на этого великолепного мальчика в кик. Я не могу дождаться, чтобы поскакать с ним. Юри читал этот слегка загадочный перевод, нахмурившись. Он никак не мог полностью в нём разобраться. В нём было так много неправильных слов. Например, милый. И великолепный. И ФОКУС ВИКТОР. Вероятно, эти вещи были переведены неправильно. Он начал с самого простого: — Тебе не терпится поскакать со мной? — Покататься! — воскликнул Виктор. — Дурацкий переводчик. Там написано «покататься»! Но это совершенно ничего не разъяснило, а только запутало. Все остальные имеющиеся вопросы настолько сбивали с толку, что Юри снова не знал, откуда начать. Он начал с самого главного. — Ты… знал, кто я? До того, как я, гм, подошёл к тебе на банкете? — Конечно! — Виктор сказал это без колебаний, как будто знать Юри было для него так же естественно, как сделать четверной флип. — В финале Гран-при ты знал, кто я? — Нас было всего шестеро! Я рассеян, но не настолько плох! Как я мог тебя не знать? — Ты спросил, хочу ли я фото на память, как будто даже не знал, кто я такой! — Я спросил, хочешь ли ты фото на память, потому что мне нужен был повод встать очень близко к тебе и обнять тебя! — запротестовал Виктор. — А также получить твой номер, чтобы отправить тебе фотографию! А ещё потому что я хотел, чтобы на моём телефоне была твоя фотография крупным планом. Я всё продумал. Мы должны были обменяться номерами, а потом пойти куда-нибудь в тот вечер, и я поддразнил бы тебя по поводу каскада из двух тройных, который ты взял из моей программы 2014 года, а ты бы спросил меня о моём входе в бильман, который я взял из твоей программы 2013 года. — Спросил бы? — Юри уставился на него. — Подожди, что ты сделал? — А потом, — продолжал Виктор, — мы бы пошли выпить кофе перед банкетом, и мы начали бы следить друг за другом в Instagram, и, возможно, мы стали бы друзьями или кем-нибудь в этом роде. — Или кем-нибудь в этом роде? — Я имею в виду, я иногда думал про что-нибудь в этом роде, когда принимал душ, но, пока я не встретил тебя, это было просто праздное любопытство. У Юри заныло в висках, когда он вспомнил об этом. — Мы бы стали друзьями? — Стали бы, — категорично заявил Виктор. — Но ты ушёл от меня, не сказав ни слова, и разрушил мой план. Юри, ты даже не представляешь, как мне нужен был твой совет о том, как тебя соблазнить. Я, очевидно, ужасен в этом. Юри был совершенно уверен, что всё равно нашёл бы способ всё испортить в альтернативной версии реальности Виктора. Чёрт возьми, он и так всё испортил в этой версии реальности. — В моих мечтах, — поделился он, — мы всегда встречались впервые где-нибудь на пьедестале. Ты бы тогда посмотрел на меня и сказал… — Подожди, — встрял Виктор, — прежде чем ты продолжишь, мне нужно знать одну вещь, — его голос зазвучал глубже. — Я был сверху или снизу? — В моих мечтах было и так, и так. — Я согласен. Продолжай. Юри остановился. — Это был сексуальный намёк? Виктор хихикнул: — Извини, мне всё ещё что-то около двенадцати. Но да, я не против. Или за. И то, и другое. — О, — Юри едва смог продолжить из-за внезапного ощущения, что кровь покинула его мозг. — Э-э. Я, гм. Да. С тобой. Это хорошо. Последовал долгий, затянувшийся момент, во время которого Юри пожалел, что у него не хватило бы смелости повернуться к камере и сексуально снять рубашку или сделать ещё что-нибудь в этом роде. Он боялся, что не сможет быть сексуальным, и он питался не так хорошо, как должен был. По сравнению с Виктором его тело выглядело позорно. Кроме того, в текущей программе на заднем плане его восприятия использовалась музыка Майли Сайрус, так что… нет. Если Виктор будет смеяться над ним сейчас, он просто сдастся… — Подожди, — вспомнил он, — когда ты сказал, что думал о чём-нибудь в этом роде в душе… — Я думал о тебе, да. Я ещё не знал тебя, так что, если быть честным, до финала Гран-при это было не так уж часто. Всего раз или два. Тут было больше любопытства, правда, — пока я не подошёл поближе и не понял, что ты гораздо симпатичнее вживую, чем размером с ноготь большого пальца в Kiss and Cry. Юри просто упал на кровать и уставился в потолок. — Как это возможно. Ты не просто так это говоришь? Ты на самом деле хотел… чтобы?.. Со мной? Виктор только рассмеялся. — Нет, Юри. Конечно, он этого не хотел. Юри попытался не разочароваться. Но голос Виктора был низким и… сексуальным, таким сексуальным, и Юри так нравилось его звучание, что это пугало. — Я хочу этого. С тобой. Это настоящее длительное совершенное время, а не прошедшее. Это не имело смысла. Юри хотел Виктора. Он хотел его так сильно, что совершенно не знал, что делать со всем этим желанием. Виктор всегда был для него фигурой на далёком горизонте, центром его тоски. Невозможно было себе представить, как можно поймать Виктора. Виктор хотел поймать его в ответ? Виктор хотел этого до карты сокровищ? В реальности имелась ошибка, что-то серьёзное и неустранимое. Ткань мироздания рвалась. Он не знал, как всё это могло иметь смысл. Разве что… Разве что было логично, что Виктор вёл записи в своём блокноте касательно всех своих конкурентов. Юри был уверен, что не был в этом единственным. На льду было полно куда более горячих парней. Очевидно, что была уйма фигуристов лучше него. Ему больно было осознавать, что он был одним из десятков, но это была хорошая боль, говорил он себе. Это как сдирать корку на коже: болезненно, но в то же время приносит удовлетворение. Если бы только это действительно приносило удовлетворение. Праздное любопытство, сказал Виктор. То есть нечто случайное. Что ж, Юри мог понять случайность. Чёрт возьми, у него был секс с Раздражающим Аки. Три раза. Вот что это было такое. Он не являлся кем-то особенным. Он просто был здесь и сейчас. И Виктор хотел доказать, что мог обладать им. Юри никогда не смог бы понять комплименты — вероятно, потому что слишком хорошо понимал реальность. Вот она его реальность: он никогда не станет лучшим фигуристом. Он никогда не станет тем человеком, с которым останется Виктор. Он — статист на сцене жизни Виктора, которому предоставили реплики на несколько эпизодов. Вот и всё. Чудо, что Виктор вообще разговаривал с ним после того, как Юри был с ним так груб. На самом деле… — Подожди, — спохватился он. — Если ты думал всё это насчёт фото после финала, то что ты подумал, когда я ушёл от тебя? Стало тихо. Виктор выдохнул. Его голос сорвался на шёпот. — Честно говоря, Юри. Я был разозлён. И мне было грустно. — О. Мне жаль. — Не стоит, — Виктор вздохнул чуть свободнее. — Это было хорошо для меня. Юри сел. — Как для тебя может быть хорошо, когда тебе грустно? Юри увидел, как Виктор закусил губу, а потом отвёл взгляд. Он был чертовски красив даже вот так, на маленьком экране телефона. Он откинул волосы вверх, потом смахнул обратно вниз. — Это… — он сбился. — Это… Юри склонился ближе. Виктор повернулся, чтобы вновь на него посмотреть. Его глаза были голубыми, такими ярко-голубыми, и улыбка сползла с его лица. — Это немного сложно, — ответил он. — А теперь давай перестанем отвлекаться, хорошо? Этот парень неплох, если я правильно помню.