Фантастическая работа.
Иди спать, Юри, ты завтра катаешься, я так хочу посмотреть на тебя! — написал ему Виктор в ответ. Но Юри почти не спал. Когда он спал, ему снилось падение, его запястье недовольно гудело. Вопросы из программы Виктора не выходили у него из головы весь следующий день. «Как? Почему я? Что, если я этого не заслуживаю?» Они не давали ему покоя во время разминки. Они не давали ему покоя, пока он ждал, когда займёт своё место на льду. Они не давали ему покоя, когда он принял вступительную позу. Если ему удастся успешно выступить с программой, откатать которую, как он знал, он был способен, — возможно, он удержит интерес Виктора дольше, чем на одну минуту. Призовые деньги позволят ему оплатить дополнительные тренировки; он будет представлять Японию на Четырёх Континентах и на чемпионате мира. Вот оно. Если Юри не провалится, он сможет заполучить Виктора, по крайней мере, ещё на некоторое время. Он должен был победить. Должен был. Виктор смотрел. Челестино смотрел. Пхичит смотрел. Он представил свою семью и друзей собравшимися перед телевизором в онсэне. На секунду он представил себе Викчана с ними. Нет. Нет. Он не мог испытывать эти эмоции, не сейчас. Не сейчас. Он поймал их и попытался запихнуть обратно в горло, как ему это удавалось каждый день в течение последних двух недель. Сейчас не время было думать о своей собаке, о годах с ней, которые он принёс в жертву. Зазвучала музыка, и Юри начал. Он должен был победить. Он думал о том, чего он хотел, прокладывая себе путь последовательностью шагов, упорно толкаясь, двигаясь каждой мышцей своего тела. Он набирал скорость, скользил спиной вперёд, готовясь к четверному сальхову. Он хотел… он хотел так многого. Ради этого он отдал пять лет своей жизни. Он отказался от своей семьи и Викчана… За последнюю неделю Юри понял, что именно ему нужно делать, чтобы приземлить сальхов. Это просто означало, что, когда он проваливал этот прыжок, он знал всё, что сделал неправильно. Всё разворачивалось в мучительно медленном движении. Его колено почему-то находилось не в том месте, когда он взлетел. Его корпус был недостаточно напряжён, нога не располагалась под правым бедром так, как должна была, тело сокращалось слишком медленно, и ему не хватало вращений. Он не просто пошатнулся, когда его лезвия врезались в лёд; лёд выскользнул из-под ног, и он больно ударился о него локтем. Он был настолько потрясён, что ему потребовалось мгновение, чтобы подняться. Его рука пульсировала, колени тряслись. Он отстал от музыки, пропустил элемент, чтобы догнать её, и это выбило его из колеи… К тому времени, когда он закончил — если остаток программы вообще можно было назвать завершением, — его руки дрожали. В Kiss and Cry рядом не было никого, кроме приставленного к нему представителя JSF. Челестино здесь не было. Его родители не могли покинуть онсэн. Минако не нашла никого, кто бы смог подменить её в баре, ведь сегодня было Рождество, важный для неё день. Юри уронил голову на руки. Всё, что ему нужно было сделать, — это не испортить национальные. Если бы он смог искупить на них свою вину, думал он, то, возможно, смог бы доказать себе, что будет достоин той ночи с Виктором. Короткая программа Виктора задавала Юри вопросы. «Что, если я этого не заслуживаю?» Было неудивительно обнаружить, что он действительно этого не заслуживал.***
Юри. Ты в порядке? Я знаю, что завтра ты сможешь раскачать произвольную, ганбатте!Я в порядке, Пхичит.
Мне просто нужно тренироваться.
***
Привет, Юри. Ты в порядке? Я бы хотел поговорить с тобой подольше, но произвольная начнётся через три часа, а Яков кричит о времени на льду.Всё в порядке.
Удачи тебе в произвольной, Виктор.
***
Ничего не было в порядке.***
Когда через несколько часов он наконец вернулся в гостиничный номер, то сразу же взял трубку. Он не звонил Виктору. С Челестино уже поговорил, пока ждал, когда события этого дня придут к своему болезненному завершению. Он отвёл время для разговора с Пхичитом и его матерью в лифте по пути к себе. Он взял трубку даже не своего мобильного телефона. Он прождал три гудка, пока не услышал утешительный и незнакомый голос, спросивший его, что он хочет получить от сервиса обслуживания номеров. — Да, — проговорил Юри в телефон отеля на японском языке. — Чизбургер. И картошку фри, пожалуйста, — нет, стоп. Это же Япония. Жизнь в Детройте испортила его в отношении переедания; если ты закажешь картофель фри, то почти наверняка получишь гору. Но здесь… — Картофель фри, два заказа. И… — он заглянул в меню. — Молочный коктейль. У Юри была непереносимость лактозы. А завтра была произвольная программа у мужчин. В одном только молочном коктейле, вероятно, содержалось столько же калорий, сколько в миске кацудона. — Клубничный молочный коктейль, — уточнил Юри. У него дрожали руки. Он не любил клубнику. Ни при каких обстоятельствах Юри не должен был пить молочный коктейль. Он только что созвонился с Челестино после своей катастрофической короткой программы, и он обещал своему тренеру, что будет правильно питаться и хорошо спать. Он также обещал своему тренеру, что приземлит свой сальхов, так что Челестино явно не стоило доверять его обещаниям. Хорошо, что этот отель был рассчитан на американских туристов, потому что если Юри чему и научился за пять лет тренировок в Детройте, так это тому, что ни в одной стране не готовили так отвратительно, как в Америке. И что Юри должен был получить после своего выступления? Отвратительная еда — вот единственное, чего он заслуживал. — Это всё? — спросил мужчина на другом конце линии. — Нет, — сказал Юри. — Пожалуйста, добавьте к моему заказу кусочек чизкейка, — потому что это было именно то, что ему сейчас было нужно. Больше молочных продуктов. — А можно мне его заказать а ля мод? — Вы… хотите чизкейк с мороженым? Ему следовало сделать заказ по-английски. Они бы подумали, что он американец. Он покраснел от осознания того, что какой-то сотрудник на другом конце провода справедливо его осуждал. — Не обращайте внимания на мороженое, — в конце концов решил он. Это была единственная выдержка, на которую он был способен. Он был рад, что Виктор катался сегодня, что разница между Саппоро и Екатеринбургом составляла четыре часа. Между интервью и тренировками у Виктора ещё не было возможности рассказать Юри, каким разочарованием тот оказался. Поэтому ещё несколько часов он проживёт в мире, где сможет обманывать себя, думая, что Виктор всё ещё заинтересован в нём. Он гадал, порвёт ли Виктор с ним сразу после того, как он испортит свою завтрашнюю произвольную программу, или сделает это после того, как заберёт своё золото. Он расхаживал по комнате, читая новости о себе — он обещал Челестино, что не будет этого делать, но, видимо, он был большим лжецом, — когда у него зазвонил телефон.Виктор Никифоров
Проклятье. Проклятье. Проклятье. Виктор должен кататься через пару часов, но хочет поговорить сейчас? Он расстаётся с Юри. Уже. Хотя мог ли Юри вообще называть это расставанием, когда они только и делали, что разговаривали? Они вообще были вместе? Или это был самый долгий и самый неудачный в мире телефонный флирт? Он вынудил себя ответить. — Привет. — Юри, — вообразил ли он осуждающий тон в голосе Виктора? — Привет, — повторил Юри. — Ты в порядке? Я просто читал… — Я в порядке, — он заставил себя рассмеяться. — Я тоже читал ту статью. Ту, в которой говорилось, что я, вероятно, получил травму? Да. Я не получал травмы. — Я знаю, — сказал Виктор. — Я наблюдал за твоими тренировками всю неделю, помнишь? — Тогда ты это понимаешь. Я просто отстой. Виктор выдохнул. — Послушай, — продолжил Юри, — я знаю, что у тебя было какое-то представление обо мне? О том, на что я способен? Думаю, я только что доказал нам обоим, что я и близко не подошёл к твоему уровню. — Юри. Один плохой день… — Три плохих дня, — оборвал Юри. — Два на Гран-при. Один сейчас. Завтра их будет четыре. — Юри. Нет, Юри не вообразил себе упрёк в голосе Виктора: тот там действительно был. Он почувствовал, как на глаза навернулись слёзы; пока ему удалось не заплакать. Он не собирался плакать на линии с Виктором. — Знаешь что? Это не работает, — заключил Юри. — Что не работает? — Я и ты, — он должен был сказать это раньше, чем Виктор. Он избавит Виктора от нежеланной необходимости быть плохим парнем. — Мы не работаем, ясно? Давай покончим с этим. — Юри! Юри бросил трубку. Через несколько секунд его телефон загорелся вновь.Виктор Никифоров
Прекрасно. Просто прекрасно. Он вдохнул. Он думал не отвечать, но телефон сердито жужжал у него в руке, а Виктор заслуживал гораздо лучшего, чем это. Он взял трубку. — Привет. — Юри, — зачастил Виктор, — что происходит? Ты бросаешь меня? Ты в порядке? Нет, хотел сказать Юри. Не в порядке. Он не был в порядке с тех пор, как рухнул на лёд во время своего выступления в финале Гран-при. Он не был в порядке с тех пор, как несколько недель назад ответил на звонок Мари и узнал, что Викчан умер. Он не был в порядке с тех пор, как увидел Виктора на коньках больше десяти лет назад. Каждый день этой последней недели, когда Виктор нравился ему всё больше и больше, делал его всё менее и менее нормальным. Он преследовал Виктора всё это время и подошёл достаточно близко, чтобы коснуться его руки. Но теперь он мог со всей ясностью чувствовать, как тот ускользал. Раздался резкий стук в дверь. Обслуживание номеров. — Я в порядке, — солгал Юри. Его голос дрожал. — Дай мне секунду. Прибыл мой ужин. Он открыл дверь. Человек в форме вошёл и поставил поднос на стол. Он немедленно снял крышку. Блюдо казалось настолько неаппетитным, насколько это вообще было возможно. Пока оно поднималось к Юри в комнату, сыр на гамбургере затвердел. Картофель фри представлял собой огромную массу тепловатого жира. Кетчупа не было. Молочный коктейль выглядел как приступ взрывной диареи, ожидающий своего часа. — Всё в порядке? — спросил мужчина. — Хорошо, — кивнул Юри, подписывая квитанцию. — Отлично. Спасибо, — он выпроводил этого человека из комнаты. Телефон по-прежнему его ждал. Он сел за свой ужин. Пахло старым жиром и подгоревшим мясом. Если американская еда могла быть дерьмовой, то гостинично-японская версия американской еды была полным дерьмом. Юри отделил котлету от сухой булочки — она была поразительно гибкой — и позволил ей со шлепком плюхнуться обратно. Это наверняка была самая неаппетитная еда, которую он когда-либо ел, а ведь он провёл последние пять лет в Америке, что о чём-то да говорило. Вздохнув, он поднял трубку. — Привет, Виктор. Извини, что заставил тебя ждать. — Юри. Что случилось? — Я устал, — он смотрел на свой поднос. — Я расстроен. Я был ужасен, — он хотел набить себя всем, что на нём было, и забраться в постель. Он смотрел на ночь за окном. — А ты должен быть на льду совсем скоро. И что ты делаешь здесь, разговаривая со мной? — Я никуда не уйду, если я тебе нужен. Упрямый засранец. А Юри… а Юри мог утащить Виктора за собой. Это было последним, чего он хотел. Он закрыл глаза. — Ты мне не нужен, — тихо сказал он. Он лгал. — Мне нужно поспать. А тебе нужно пойти и откатать свою произвольную, хорошо? Повисло молчание. — Хорошо, — в конце концов согласился Виктор. — Я так и сделаю. Для тебя. Я… поговорим позже? Он снова задал вопрос. Весь сезон Виктор задавал вопросы своим катанием. Юри не знал ответов. — Да, — тяжело выдохнул он. — Если ты захочешь. Только если ты захочешь. Юри очень сомневался, что, после того, как завтра он испортит свою произвольную программу, Виктор вообще пожелает его беспокоить.