Неизведанная страна

Юри проснулся. Темнота вокруг несколько дезориентировала, и усталость всё ещё никуда не исчезла: она ощущалась как чёрное облако в задней части его черепа. У него слегка болел живот — его разум уклонялся от мыслей об ошибках прошлого вечера, — но, несмотря на всё, что он съел, он был необъяснимо голоден. Может быть, причиной тому было то, что он спал слишком долго. Едва только он об этом подумал, яркая вспышка страха пронзила его, прорвавшись через усталость. Чёрт. Было темно, потому что уже наступила ночь. Неужели он всё проспал? Хуже четвёртого места по итогам короткой программы могла быть только неявка на произвольную на следующий день. Юри сел и схватил со стола очки; его сердце учащённо колотилось. Его руки дрожали, когда он запихнул наушники на место… Часы в комнате показывали девять утра. У него вырвался вздох облегчения. Он проспал, но не настолько. А комната казалась ему такой тёмной только потому, что он задёрнул на окнах затемнённые шторы. День только начался. Хорошо. И… Чёрт. Ему всё ещё предстояло кататься. Остатки вчерашнего ужина — наполовину съеденная корочка от чизкейка, груда холодной и мокрой картошки фри, застывшая масса молочного коктейля — были брошены Юри в другом конце комнаты, осуждая его за череду неверных решений. Может быть, если он пропустит завтрак, эффект от ужина сведётся на нет. Наверное, это тоже была не лучшая идея, но сейчас он не мог быть слишком расстроен. После минувшей бури его эмоции ощущались какими-то сплюснутыми, словно сделанными из папье-маше. Ему казалось, что он что-то забыл, что было что-то, что он должен был сделать… — О, — сказал он в темноту комнаты. — Виктор. Чувство вины возросло. Он должен был стать худшим парнем за всю историю существования геев, а это была очень продолжительная история. И, если быть совсем точным, он вовсе не был уверен, что вообще был парнем. Вероятнее всего, куда больше он походил на кого-то, кого Виктор пытался трахнуть. Но даже если какой-то добрый человек, глядя на них двоих, мог бы назвать его кем-то бо́льшим, вчера Юри действительно был намерен порвать с Виктором. И даже если он этого не сделал, те вещи, которые он сказал… Боже, поморщился он, едва только подумал о них. Он был расстроен и обижен, и он выплеснул все эти эмоции на Виктора. После того как он повесил трубку, он смутно помнил, как макал солёный картофель фри в молочный коктейль — слава богу, он не стал пить эту чёртову штуку — в попытке утешить себя, а потом забрался в постель в помутнении, вызванном углеводами. — О, — выдохнул он, выпрямляясь. — Чёрт возьми, Виктор. Произвольная программа Виктора была вчера вечером. Юри пропустил её в разгар вечеринки жалости к себе. Очевидно, он был самым худшим гипотетическим парнем на планете. Но каким бы дерьмовым не-парнем он ни был, он всегда был лучшим и самым большим поклонником Виктора. Он нашёл телефон и поспешно загуглил — строка автозаполнения предложила Виктора Никифорова, как только он набрал V. Результаты, результаты. Где же результаты? Неудивительно, что Виктор разгромил всех своих конкурентов в произвольной. В итоге он опередил ближайшего из соперников на целых тридцать два балла. Не то чтобы национальные соревнования учитывались в таких вещах, но он показал лучший результат в сезоне. Юри закрыл рот руками, наблюдая за его катанием. Просматривая видеоповтор на крошечном экране мобильного, он всё равно смог увидеть, что Виктор привнёс в программу что-то новое: особую выразительность в движениях, даже во взгляде, как будто это было тайной для всего мира — и только он один её знал. Эта программа всегда была грустной; однако теперь эта грусть словно бы приобрела дополнительное измерение. В том, как Виктор оглядывался через плечо, просматривалось почти волнение. Камера отобразила его лицо крупным планом, и Юри подумал, что для Виктора было совершенно незаконно выглядеть так хорошо. Его трепещущие ресницы, его улыбка, коснувшаяся лица, его взгляд, говорящий: «Пойдём со мной», — и Юри пошёл бы за ним, туда, куда он указал бы, если бы Виктор просто посмотрел на него так. В конце выступления вместо того, чтобы поднять скрещённые руки, он вскинул их в воздух, как будто к чему-то тянулся. Весь прокат вызвал в Юри целую бурю эмоций: желание, тоску и сожаление, смешанные воедино. Победа Виктора никогда не вызывала сомнений. Он был первым в произвольной и первым в короткой программе. Его ближайшего конкурента, Георгия Поповича, едва ли можно было назвать ближайшим. А Юри, напротив… ну. Чёрт. В Екатеринбурге сейчас было пять утра. Днём у Виктора показательное выступление, по времени почти совпадающее с произвольной у Юри. Его пальцы зависли над телефоном, и он прикусил губу. Виктор, вероятно, совершенно не хотел его слышать. Его собственное выступление было лучшим доказательством того, что Юри не заслуживал даже упоминания на своей странице в Википедии. Но… Даже если Юри никогда не был парнем Виктора и уже никогда им не станет, он всё равно обожал его.

Ты был так прекрасен.

Я чуть не расплакался. Спасибо.

Он написал это и нажал «Отправить», но всё ещё не закрыл диалог.

«Если ты всё ещё хочешь поговорить со мной…»

Нет, ужасно. Стереть.

⌫ ⌫ ⌫ ⌫

«После произвольных мы должны…»

⌫ ⌫ ⌫

«Хотел бы я быть другим человеком».

Он долго смотрел на это последнее неотправленное сообщение, самое близкое к тому, чтобы признаться, открыться кому-либо, включая и самого себя. Ах. Такова была природа его сожаления. Он не был другим человеком. Он был просто Юри. Он вздохнул, а затем стёр и это. Последнее сообщение должно было остаться внутри. Если повезёт, Виктор застрянет на интервью — и его показательный номер пройдёт одновременно с той катастрофой, которую Юри устроит сегодня на льду. Юри упал обратно на кровать, всё ещё сжимая телефон в руке и смотря в потемневший потолок. Виктор. Всех тех, по кому он больше всего тосковал, звали Виктором. Один из них — живая легенда. Другой — мёртвая собака. Его телефон завибрировал. Вероятно, это звонил Челестино, который скажет ему выйти и потренироваться. Он скажет ему, что разрыв в семь баллов между ним и первым местом не так уж велик и упущенное можно наверстать в произвольной. Юри придётся принять его заверения и убедительно притвориться, что он в порядке, прежде чем тренер позволит ему сбежать. Юри не был уверен, что у него хватит на это сил. Он бросил взгляд на экран. Это был не Челестино. Юри мог сколько угодно быть самым дерьмовым в мире не-парнем, но он по-прежнему был самым большим фанатом Виктора. И если Виктор Никифоров захочет позвонить ему из Екатеринбурга в пять утра, то он ответит. Каждый раз. — Привет, Виктор. — Привет! — голос Виктора звучал мягко и сонно. Но в нём также слышалась удивительная воодушевлённость. — Разве ты не должен немного отдохнуть? — Только не говори Якову, — Виктор говорил слишком бодро для человека, который вчера поверг и сокрушил всех своей произвольной. — Но у меня есть планы получше! Как у тебя дела? Вчера вечером ты казался немного расстроенным. Немного расстроенным. Юри почувствовал, как задрожала его челюсть. Вчера Юри расстался с Виктором. Господи, Юри расстался с Виктором. Юри сделал это как раз перед тем, как Виктор должен был кататься на национальных соревнованиях. Юри, наверное, был худшим человеком на свете. — Почему ты так хорошо ко мне относишься? — Я не думал, что мне нужна причина. — Я расстался с тобой вчера! — Правда? — спросил Виктор слегка удивлённо. — Ты это сделал? Ну, у тебя не очень хорошо получилось. Юри пролепетал что-то бессвязное. — Ты хочешь расстаться со мной? Юри задумался над этим. — Нет. Наверное, нет. Но… я беспокою тебя! — Это я звоню тебе ранним утром! Как ты можешь меня беспокоить? Юри не ответил. Виктор вздохнул. — Меня беспокоит то, что ты думаешь, что беспокоишь меня. Утро действительно было слишком ранним. Юри не получил кофеина. Он хмурился, лёжа на кровати и уставившись в потолок, пытаясь осмыслить весь этот разговор. Виктор был слишком весел. Это совсем не соответствовало ожиданиям Юри. — Это всё ещё я, — наконец заметил он. — Я всё ещё беспокою тебя, даже если я беспокою тебя тем, что думаю, что беспокою тебя. Виктор молчал очень долгое время. Вероятно, он устал от Юри. И Юри не мог винить его в этом; его тошнило от самого себя. — Юри, — наконец заговорил Виктор, — я ненавижу жаловаться, но… Вот оно. Виктор наконец-то понял. Юри сжал кулаки. — Ты действительно мог бы дать мне карту сокровищ получше. Я не умею справляться с эмоциями людей на моих глазах, а ты не дал мне ни одного совета, как с этим быть. — Как быть с чем? — С этим, — повторил Виктор. — Чем бы оно ни было. Ты всегда так строг к себе? — Я не строг к себе, — Юри медленно сел. — Это просто правда. — Я думал, может, это… не знаю, культурная особенность? — предположил Виктор. — То, как ты оттолкнул меня, когда я говорил о том, как прекрасно ты катаешься? Если бы я сказал Крису то, что сказал тебе, он бы сделал шикарное оформление и в ту же секунду заполонил весь Instagram этой цитатой. Но теперь я не уверен. Ты в порядке? Виктор задал этот вопрос уже в пятый раз. Юри почувствовал, что глаза защипало. И затем, поскольку всё, что он мог сделать, — только ухудшить ситуацию, всё, что он всегда делал, — только ухудшал ситуацию, он ответил правду. — Нет, — это вырвалось шёпотом. — Нет, я не в порядке. Моя собака умерла прямо перед финалом Гран-при. Он не должен был ничего говорить. Но теперь Виктор знал. Теперь Виктор попытается сказать ему, что всё в порядке, что он должен дать волю эмоциям и оплакать утрату. Теперь Виктор попытается успокоить его, а Юри ненавидел, когда его успокаивали. — О, — выдохнул Виктор. — Нет-нет-нет, — последовала долгая, мучительная пауза. — Я не могу… — он не сказал, чего он не мог сделать. Вместо этого тишина становилась всё длиннее и болезненнее с каждой её секундой. Затем наконец… — Что это была за собака? Юри зажмурился. Ему потребовалось мгновение, чтобы осознать эти слова. Слёзы, которые уже почти покатились из глаз, высохли, потому что Виктор действительно только что спросил его об этом? Он действительно это спросил. — Пудель? — голова закружилась. — Я люблю пуделей. — Я знаю. Виктор, ты серьёзно только что спросил меня, какой породы была моя мёртвая собака? — Э-э… — Виктор на мгновение замолчал. — О. Наверное, я могу понять, как это было… неуместно и… не очень. Я… чёрт. Гм. Это совершенно ужасно. Наступило ещё более долгое молчание. Юри прикусил губу. Он не упоминал Викчана до этих пор, потому что знал, как это обычно происходило. Люди хотели похлопать его по плечу и прошептать на ухо фальшивые, безликие банальности. Они хотели обнять его, а он ненавидел, когда его обнимали. Они настаивали на том, чтобы не оставлять его, пока он не придёт в себя, и тогда ему приходилось тратить силы на ложь, только чтобы получить немного личного пространства. — Нет, — пробормотал Виктор. — Не то, не думаю, что это сработает. — Что… не сработает? — Я… — Виктор закашлялся. — Я… правда не знаю, как с этим справиться? Я просто погуглил, как проявлять поддержку. В этой статье говорится, что нужно дать тебе выплакаться. Тебе нужно поплакать? — Хм, — Юри проверил. Он был слишком шокирован, чтобы хотеть этого. — Не прямо сейчас, я думаю? — Ладно, тут сказано, что я должен быть честным. Это… определённо не сработало со мной в прошлом, так что… э-э, пропускаю это, и… пропускаю это, и точно пропускаю это. Я должен позволить тебе говорить об этих вещах. Ты хочешь говорить об этих вещах? Я могу позволить тебе говорить об этих вещах. Ты хочешь сказать мне, что не так? Может быть, дело было в том, что Виктор только что спросил его, какой породы была его мёртвая собака. Может быть — в том, что он приучил себя ожидать от Виктора тепла и нежности, а Виктор был растерянным и… гуглящим. Может быть, Юри просто слишком долго нёс на себе слишком многое. Какова бы ни была причина, он огрызнулся. — Ты хочешь знать, что не так? Я не был дома пять лет. Я крупно провалил свою короткую программу. Если я не выиграю, я не… — он прервал свою речь о деньгах. — Меня не отправят на чемпионат мира как представителя Японии, и я больше не увижу тебя. Последние две недели я провёл один в Саппоро, и я никого не знаю, ни с кем не разговариваю. Вчера вечером я слишком много съел, и каждый раз, когда я говорю с тобой, я так боюсь, что ты поймёшь, какой я никудышный. У меня есть один шанс сделать так, чтобы у нас с тобой всё получилось, а я нахожусь в самом худшем своём состоянии, и я ещё даже не поздравил тебя с победой. Хочешь знать, что со мной не так? Со мной всё не так. — О-о-о, — пропел Виктор, что прозвучало взволнованно в хорошем смысле. — Не всё! Я знаю, что с тобой не так! Юри был настолько ошеломлён, что прикусил губу. — Правда? — Наконец-то я хоть что-то знаю без необходимости гуглить! Чёрт. Виктор знал, что с ним не так. — У тебя умерла собака, — сказал Виктор, — и ты не видел свою семью пять лет. У тебя нормальные человеческие эмоции! — У меня… что? — Ты намного опережаешь меня, — Виктор всё ещё говорил слишком весело, учитывая тему разговора. — Я только недавно снова начал испытывать нормальные человеческие эмоции! — Что?! — Я серьёзно, — заверил он. — Я перестал испытывать настоящие эмоции несколько лет назад. Юри моргнул. Прикусил губу в очередной раз. — Хм. Как это произошло? — Сначала я забыл, как грустить. И ты думаешь, что это было бы хорошо, потому что ну кто захочет грустить? Но если ты никогда не грустишь, твоему счастью не на чем закрепиться, и оно тоже исчезает. Когда ты не можешь быть счастливым, ты больше ничего не ждёшь, потому что в чём смысл? Тогда ты перестаёшь и бояться, потому что ничто больше не заставляет тебя чувствовать. Юри не знал, что делать с этими словами Виктора. Он стиснул свой телефон в руке, его сердце сильно билось. — В день перед последним финалом Гран-при я подумал: а что, если я просто не сделаю ни одного прыжка? Я не имел в виду: что, если я их сорву. Я думал: что, если я даже не попытаюсь их выполнить? Ни один из них вообще. Что сказали бы люди? Что они делали бы? Что, если я просто намечу их? Это была единственная удивительная вещь, которую я смог придумать. Помню, я подумал, что, если я сделаю так, что все в мире будут на меня злиться, я должен буду хоть что-то почувствовать. У Юри пересохло в горле. — Так почему ты их сделал? — Я решил, что если я собираюсь завершить карьеру, то должен уйти как полагается. — Ты собирался завершить карьеру? — Во время церемонии награждения я попросил своего пиарщика написать пресс-релиз, — подтвердил Виктор. — Я собирался объявить об этом, как только вернусь в Санкт-Петербург. — Почему ты этого не сделал? — Ну… — Виктор вздохнул. — Думаю, всё началось сразу после финала. Я разговаривал с Юрием Плисецким и увидел одного человека, с которым пытался встретиться много лет. Было немного интересно, даже если в основном я просто вспомнил, что это за чувство… но это уже что-то, верно? Поэтому я подарил ему свою лучшую улыбку и спросил, не хочет ли он сделать фото на память. — Я? — Юри не понял, каким образом вдруг появился в этом рассказе. — И он ушёл от меня, — продолжил Виктор, — а я был зол и опечален. Мне не было грустно уже много лет, Юри. Юри выдохнул. — Чуть позже тот же самый очень симпатичный парень неожиданно подошёл ко мне на банкете, и я танцевал с ним, и он был так хорош в этом! Лучше меня. Мне приходилось очень напрягаться, чтобы не отстать от него. Он заставил меня улыбнуться, и… Я провёл последние три года, пытаясь заставить себя улыбнуться? Но это не то же самое, Юри. Это не то же самое. И я подумал, ну, может быть. Может быть, я не буду уходить. Тогда я смогу увидеть его снова. Юри ничего не ответил. Юри пытался уложить в голове, что Виктор произнёс эти слова и что они каким-то образом относились к нему. — Чёрт, — тем временем послышалось от Виктора. — Я должен был читать дальше. Последний пункт в этом списке, который я нагуглил, гласит, что не надо говорить о себе. Но сейчас я только и делал, что говорил о себе, не так ли? — Всё в порядке, — Юри покачал головой. — Я всё равно не очень люблю говорить о себе. — В любом случае ты упомянул много неправильных вещей, и ты сказал, что у тебя есть один шанс со мной, и… Гм. Я подумал, что ты, наверное, должен знать. У тебя… гораздо больше, чем один шанс. Волна усталости накрыла и перехлестнула Юри. — Ты так сильно хочешь затащить меня в постель? — Нет. То есть да, но… — Виктор вздохнул. — Карта сокровищ, — сейчас, сквозь телефон в затемнённой комнате, его слова казались совсем тихими. — Я… я хочу этого. Я хочу сделать это. Это не… То, что на ней, нелегко для меня. Это вещи, которые я не делал в течение долгого времени. Но, Юри, я… я думаю, что должен их сделать. Как для себя, так и для тебя. Телефон зажужжал; Юри опустил взгляд на свою руку и увидел сообщение от Челестино. Юри, ты уже на тренировке? — Мне нужно идти, — сообщил он почти неслышно. — Утренняя тренировка. — Боже, — выдохнул Виктор, — я… действительно… всё испортил. Не думаю, что это могло быть ещё хуже. Юри закрыл глаза. Честно говоря… Этот разговор был не так плох, как он боялся. Он должен был быть хуже. Виктор мог заметить, что Юри расстался с ним вчера вечером. Или, может быть, Виктор мог бы ворковать над ним и издавать утешительные звуки, которые не помогли бы ничем, но заставили бы его чувствовать себя дерьмом. — Всё в порядке, — сказал он искренне. — Всё в порядке. Не думаю, что ты можешь сделать что-либо хуже, чем сделал бы я сам. Юри думал о своей произвольной на финале Гран-при, о том проклятом четверном сальхове, который он так и не смог приземлить на соревнованиях. Он ясно представил себе, как снова провалится на публике и всё разрушит. «Вот чего я боюсь». Он представил себе Виктора, судорожно гуглящего: «Что делать, когда твой не-парень облажался на крупных национальных соревнованиях». — Мне действительно нужно идти тренироваться. Я… э-э… Позвоню тебе? Позже? Сегодня вечером? Если ты всё ещё хочешь? — Конечно, я всё ещё хочу, — ответил Виктор не раздумывая. — Иди за своим золотом.