«Возможно, с вами уже расстались!»
После четвёртого сообщения от Пхичита Юри отключил телефон.***
Когда поздно вечером Юри наконец снова его включил, то обнаружил девятнадцать непрочитанных сообщений. Одно оказалось обычным спамом, и он тут же его удалил. Остальные же восемнадцать… Привет, Юри, я вернулся! Показательные уже закончились? Мне не хотелось готовить, поэтому я съел йогурт, когда пришёл домой. Я не очень люблю йогурт, но он полезен, а Маккачин его любит, и я ненавижу в чём-то её ограничивать. Ты ещё не вернулся к себе в номер? Наверное, интервью и всё такое. Всё в порядке. Я могу подождать. Но ты, наверное, будешь уставшим, когда вернёшься. Ненавижу разницу во времени. Напишу петицию о её отмене. И ещё о том, чтобы перевести тебя сюда. Юри, сейчас шесть вечера по твоему времени. Надеюсь, ты где-нибудь хорошо поужинаешь и не будешь постоянно окружён людьми из федерации. Что у тебя на ужин? Юри, где ты? О нет, я слишком капризный, я действительно слишком капризный? Если ты был так же вымотан после прошлой ночи, как и я, то тебе, вероятно, нужно вздремнуть. Сон — это хорошо! Юри. Юри? Юри, я молчал целых два часа. Это много для меня. Юри. Юри? Юри! Я немного волнуюсь из-за того, что ты сказал сегодня утром. А ещё я хочу пожелать тебе спокойной ночи. ;) Но ты ведь даже не читаешь. Ты в порядке? Что-то случилось? Что-то с запястьем? Ты потерял телефон? Какой-то ужасный не-Юри читает всё это вместо тебя? Я буду сражаться с тобой, не-Юри! Просто позвони мне и расскажи, как прошёл твой день, когда у тебя будет возможность, хорошо? Я скучаю по твоему голосу. Юри выдохнул. У него больше не было никаких сообщений от Пхичита, но он всё ещё отчётливо слышал его голос. «Юри, иногда ты бываешь забывчивым». Ладно. Хорошо. Он сделал глубокий вдох. Его мысли будто бы от него разбегались. Он знал, что время от времени такое случалось, а отсутствие возможности кататься только усугубило ситуацию. Но даже в таком состоянии он мог сказать, что все эти сообщения — уж точно не попытка Виктора прекратить внезапно ставшие ненужными отношения. Он просто должен ему позвонить. Поговорить. И он нравился Виктору. Это не было трагедией. Это было тем, к чему он буквально стремился всю жизнь. Но он смог противостоять всему остальному: красоте Виктора, его обаянию, его катанию. Он сумел уберечь уголок своего сердца от этих вещей, сохранить в безопасности, несмотря на все остальные свои уязвимости. Виктор словно прорывался сквозь все его тщательно выстроенные барьеры. Иди ко мне, просил Виктор, а что могло быть более настойчивым, чем просьба открыться? Пока Юри сидел в своём номере — это была его последняя ночь здесь, прежде чем ему придётся вернуться в свою унылую каморку возле университета, — и пытался набраться смелости, чтобы ответить, ему позвонили.Виктор
На секунду он подумал о том, чтобы не отвечать, но Виктор звонил, и, ну… Может, лучше было покончить с этим. Он выключил свет, спрятался под одеялом и ответил на звонок. — Юри, — торопливо заговорил Виктор, — Юри, я так рад, что наконец-то увидел, что ты прочитал мои сообщения. Почему ты не отвечал мне сегодня? Ты забыл телефон? — Он разрывался из-за всей этой истории с золотой медалью, — ответил Юри, и отчасти это и было правдой, — и из-за травмы. Я отключил его. — Юри, как ты мог? Ты заставил меня так страдать. В следующий раз просто заблокируй всех, кроме меня. Юри не смог сдержать улыбки. Это было почти больно — что Виктор всё ещё мог заставить его улыбнуться. — Мне жаль, Виктор. Мне действительно жаль. — Загладь свою вину, — едва только не потребовал Виктор. Его голос зазвучал ниже. — Что на тебе сейчас надето, Юри? У Юри упала челюсть. Это был сексуальный голос Виктора. Виктор использовал в разговоре с ним свой сексуальный голос. — Ты… ты правда хочешь знать это сейчас? — О, — наступила недолгая пауза. — Точно. Я… Ты хотел поговорить о прошлой ночи. Юри не хотел говорить о прошлой ночи. Он хотел заползти в нору и умереть. Он закрыл голову подушкой — так, чтобы совсем ничего не видеть. Говорить об этом — всё равно что отдирать скотч от волос на ногах, но он должен был это сделать. — Я так сожалею о прошлой ночи, — пробормотал он. — Я не знаю, о чём я думал. Я не могу поверить, что всё это вылетало из моего рта. Мне так стыдно. На мгновение воцарилась тишина. Затем: — Юри, чего ты стыдишься? — Я имею в виду, у тебя когда-нибудь раньше был урок анатомии во время секса? — Нет, но… — Какой идиот флиртует лекцией о мышцах? — Юри уткнулся куда-то в матрас. — И я знаю, я знаю, я такой дурак. Мне так жаль, я просто… я не думал, у меня нет большого опыта в таких вещах, я просто… это было первое, что пришло в голову, и… — Юри, подожди. Ты думаешь, что прошлая ночь не была тем, чего я хотел? — Я знаю, что это не так, — признал Юри, — но я просто… я не знаю, что сказать, в половине случаев, когда с кем-нибудь говорю, и я просто… мой рот… я не знаю, что делал мой рот, из него что-то вырывалось, и почему я пытаюсь притвориться, что это изменится? Я постоянно говорю такие вещи. Лучше не станет. Я такой, какой есть. Я дурак. Я должен… Я должен был сказать тебе. Мне жаль, если ты чувствуешь, что я ввёл тебя в заблуждение. Виктор не отвечал. — Мне жаль, — снова проговорил Юри в этой тишине. — Я… Знаешь, в Сочи у тебя каким-то образом сложилось впечатление, что я крутой или что-то в этом роде? Я, э-э, на самом деле нет. — Юри. — Я пойму, если ты не захочешь больше со мной разговаривать. Всё нормально. Я просто… если ты это чувствуешь, не пытайся меня мягко к этому подвести. Это будет ещё больнее. Просто скажи это, хорошо? Скажи это сейчас, — под конец Юри практически кричал в свой матрас. Он натянул на себя одеяло, как капюшон, настолько туго, что уши прижались к голове. — Ты… — Виктор будто не мог подобрать слов. Юри жалел, что не мог сейчас его увидеть. Затем он представил себе, как свет в глазах Виктора сменяется холодным презрением, и даже ощутил прилив благодарности, что они не могут смотреть друг на друга. — Ты хочешь, чтобы я был честен? — Да, — Юри приготовился к неизбежному. — Хорошо. Вот она правда. Прошлой ночью был лучший секс в моей жизни — и это при том, что тебя даже не было рядом со мной. — Гм… — Юри сглотнул, покачал головой, ожидая, что его уши вот-вот лопнут; ожидая, когда мир вокруг перестанет кружиться. — Что? — Мне жаль, — вздохнул Виктор, — мне так жаль, что это не было настолько же хорошо для тебя. Юри не совсем понимал, что он слышал. Все слова имели смысл. Они складывались в полные предложения. Виктор думал, что это было не очень хорошо для Юри? — Нет, это было… это было так хорошо, но, Виктор… Дело не в этом. Это… Я такой дурак. — Да, — согласился Виктор. — Я заметил. Юри поморщился. — А ты думал, что я крутой! — Когда мы были в Сочи… признаться, у меня сложилось определённое представление о том, какой ты. — К тому же ты такой опытный… — О. Боже. Как ты думаешь, со сколькими людьми у меня был секс? — Хм… — даже если Виктор и не начинал до восемнадцати, что казалось неоправданно поздним сроком для человека, чья шестнадцатилетняя версия разработала свой костюм на основе бондажа и нижнего белья, то это всё равно были почти десять лет в центре внимания, десять лет, когда Виктор беспрестанно ловил чьи-то взгляды и лишь манил пальцем, зная, что любой, кого он только захочет, придёт к нему. Учитывая его несколько осторожный тон, Юри понял, что, вероятно, немного переоценивает. Он разделил своё изначальное предположение на два. — Дюжина? — Три, — смеясь, парировал Виктор. — Три человека, а не три дюжины. Это включая тебя, хотя кто-то не включал бы тебя, но если мы не включим тебя, тогда это вообще будет один, и это будет неловко. Юри вскрикнул: — У меня был секс с большим количеством людей, чем у тебя? — Да, — просто сказал Виктор. — В смысле, для меня это было очевидно с того момента, как мы танцевали на банкете? У меня не так много свободного времени, честно говоря. И, судя по предыдущему опыту, у меня есть плохая тенденция путать физическую привязанность с эмоциональной? В результате я… становлюсь очень осторожным. — О, — Юри не был уверен, как на это реагировать. Виктор предупреждал его? — Это… это будет проблемой для нас? Должны ли мы, гм, ты хочешь… не?.. — Слишком поздно, — весело возразил Виктор. — Я эмоционально привязался к тебе задолго до прошлой ночи, так что беспокоиться об этом уже бесполезно. — О, — Юри потребовалось немного времени, чтобы перерисовать мысленный портрет Виктора в собственной голове. У Виктора Никифорова, очевидно, был секс только с тремя людьми, одним из которых был Юри. Виктор Никифоров не ненавидел то, что произошло прошлой ночью. По-видимому, это был лучший секс в его жизни, что Юри никак не мог взять в толк. Должно быть, его предыдущие партнёры были абсолютно некомпетентны. Это был единственный хоть немного логичный вариант, который Юри смог придумать. Он всё ещё пытался разобраться со своим мысленным портретом. — Но… но! Вчера ты сказал, что я дурак. Снова пауза. Затем Виктор рассмеялся: — Я был неправ? — Нет. — Ты думал, что мне не понравилось? — Я… да? — О, — выдохнул Виктор. — Это было… какое-то недопонимание. Юри, мне безумно понравилось. Ему понравилось. У Юри разболелась голова. Ему понравилось. Это было ещё труднее для восприятия, чем Виктор, по ошибке испытывающий к нему положительные эмоции. Виктору понравилось, что Юри рассказывал ему о мышцах на японском? Видимо, да. Кажется, Виктору Никифорову, всемирно известному сердцееду, который почему-то был менее опытен в сексуальном плане, чем Юри, понравился тот факт, что Юри — дурак. На мгновение всё потеряло смысл. Весь мир — ложь. Затем закралось одно подозрение. — Виктор, — медленно начал Юри. — Возможно ли, что ты тоже дурак? — Ю-у-ури, — Виктор расхохотался. — Как ты можешь утверждать, что ты мой фанат, если ты этого ещё не знаешь? — Ты кажешься таким крутым! — воскликнул Юри. — И утончённым! И искушённым! Ты определённо выглядишь искушённым. Как ты можешь быть дураком? — Юри, я выиграл четыре чемпионата мира подряд! У меня есть приложение для фигурного катания! Никто из таких успешных людей не бывает по-настоящему крутым! Я просто иногда притворяюсь крутым на телевидении, чтобы люди покупали ненужные им вещи! Ты думал, что я над тобой смеюсь? После того, как у нас был секс? — Прости, я… — Юри, нет. Не извиняйся. Я не хочу, чтобы ты чувствовал себя плохо. Ты мне так сильно нравишься, — Виктор сказал это. Он просто сказал это, и Юри ощутил этот комплимент, словно это было нечто осязаемое, распространяющееся по его телу. Он мог бы опьянеть от такой похвалы. — Но я должен, — Юри сглотнул, пытаясь привести мысли в порядок. — Это моя вина. Мой мозг. Это… Он оборвал сам себя. Он не хотел говорить о своей душевной слабости с Виктором. Он нравился Виктору. Так сильно, сказал тот. Он так сильно нравился Виктору. — Пхичит, — вырвалось у него вместо этого. — Ты знаешь Пхичита Чуланонта? — Хм. — Он мой бывший товарищ по катку. Он говорит, что я забывчивый. Виктор хихикнул: — Это не очень-то мило. Юри пожал плечами под одеялом. — Я понял, что нравлюсь тебе, только вчера ночью, так что… Возможно, так и есть. — Правда? — Виктор спросил это так, будто действительно оказался шокирован. — Вау. Это впервые. Никто никогда раньше не обвинял меня в том, что я слишком тонко на что-нибудь намекаю. — Ну… — Юри вздохнул. — Это я. Никто. Наступил момент молчания — не совсем неловкий, но и не совсем комфортный. Юри чуть сместил бёдра, ощутив, как одеяло заскользило по ним. — Это может прозвучать грубо, — наконец ответил Виктор, — но я в это не верю. По крайней мере, не в то, что ты мне сказал. Мы ведём по FaceTime половину наших разговоров, и ты улыбаешься, когда я делаю тебе комплименты, и ты краснеешь, когда я говорю, что ты красивый, и ты… — Виктор остановился. — Ты не флиртуешь, как кто-то, кто думает, что его симпатия безответна. — О, — кажется, лицо снова горело. — Я тебе нравлюсь, не так ли. Очень. Я… думаю, — он потёр глаза; не то чтобы это имело значение, потому что он ничего не видел, так как был спрятан. — И ты явно знал, что нравишься мне, на банкете. Ты поймал мой взгляд, подмигнул мне и просто позвал жестом, мол, чего ты ждёшь? Выходи сюда и танцуй со мной. Юри вообще этого не помнил. — Я не думаю, что ты забывчивый, — медленно проговорил Виктор. — Я думаю, это как с твоим катанием. В глубине души ты знаешь, что ты красивый. И ты уже несколько недель знаешь, что очень, очень мне нравишься. Если твой… гм, друг думает, что ты просто забывчивый, то он не слишком наблюдателен. Юри ощутил себя прозрачным. — Это… — немного сложно, почти сказал он. Он выдохнул и заговорил тише. — Проще, если все думают, что я забывчивый, что я просто не замечаю, нравлюсь ли я людям? А я… наверное, нет? Но я замечаю. Как будто мой мозг не замечает, но всё остальное тело знает. В его словах не было никакого смысла. — Конечно, — отреагировал Виктор так, будто иррациональность Юри была разумна. — Это как делать твиззлы. Сначала мне пришлось научиться делать их головой, но теперь я даже не задумываюсь, как я их делаю. Я просто их делаю. — Да, именно так! — Юри сжал телефон. — Вот только мне кажется, что я учу всё задом наперёд. Я думаю… я думаю, может, я действительно знал? Что я тебе нравлюсь? Я просто знал это своими руками, сердцем и желудком. Но не головой. Виктор ничего не ответил. — Это звучит глупо, — признался Юри. — Просто… наверное, мне легче, если я чувствую, что мне нечего терять? — Ты волновался о том, что потеряешь меня? — Они не разрешили мне кататься, — напомнил Юри. — Я волновался обо всём. Это тоже не имело смысла. Но Виктор лишь понимающе щёлкнул языком: — Я терпеть это не могу. Яков постоянно говорит мне сосредоточиться на этом сезоне и перестать ставить программы на следующий год, но это мой способ сосредоточиться. — Верно? И это моё дурацкое везение, что вся JSF здесь, чтобы следить за мной на этой неделе, — Юри перегрелся под одеялом. Он выглянул через щель. В комнате было темно, но не так темно, как было с одеялом на голове. Сквозь неплотно задёрнутые шторы просачивался лунный свет; часы разливали неземное голубое освещение по столешнице. — Итак, — тон Виктора наполнился чем-то тёплым и бархатистым. — Никакой физической активности, так они говорят? Конечно, ты чувствуешь себя не в своей тарелке. Какая жалость. Я надеялся, что смогу… помочь тебе с некоторыми не слишком тяжёлыми упражнениями. Не то чтобы Юри специально спрашивал доктора насчёт секса по телефону. И вряд ли они узнают, что он будет делать сегодня ночью. Но всё-таки… Он хотел Виктора. Он хотел его так сильно, снова и снова, и он не мог позволить себе привыкнуть к тому, что Виктор будет с ним в любое время, когда его член станет твёрдым. — Да, — пробормотал он. — Никакой физической активности. Это было глупо. Он был слишком разгорячён, и кровь приходила в движение от одной только мысли о том, что у него есть Виктор. Ему нужно было заставить сердце биться быстрее, нужно было почувствовать, как мышцы напрягаются, напрягаются, напрягаются, а потом расслабляются. Но он не мог позволить себе нуждаться в Викторе. Тот и так слишком сильно ему нравился. Нуждаться в нём значило перейти черту. «Прошлой ночью был лучший секс в моей жизни», — он всё ещё слышал слова Виктора, и это было небезопасно, небезопасно было хотеть услышать это опять, повторить это ещё лучше. Небезопасно было хотеть кого-то так сильно. — Всё в порядке, — ответил ему Виктор. — С моей стороны было эгоистично заставлять тебя делать это вчера. Я имею в виду, ты практически показал мне все свои синяки. Тебе нужно отдохнуть. — Да, — не стал отрицать Юри. — Действительно стоит. Это был странный и долгий день. — Отдыхай и поправляйся, — в голосе Виктора чувствовалась мягкость, нежность. — Мы поговорим завтра? Юри прикрыл глаза. — В любое время, когда ты захочешь, мой Виктор. Каждый раз, когда захочешь. Виктор издал негромкий звук — что-то похожее на наслаждение. Юри отключил телефон, прежде чем услышал бы ещё что-нибудь. Он смотрел в потолок, измученный и встревоженный одновременно. Юри думал о Викторе, который говорил, что он ему нравится, что он не совсем забывчив. Он вспоминал, как Виктор, смеясь, согласился, что он дурак. Юри вспоминал, как Виктор сказал, что это был самый лучший секс в его жизни, и вдруг понял, что никогда не говорил Виктору, что то же самое было верно и для него. Виктор всегда доставлял ему лучшие оргазмы — даже до того, как Юри его узнал. Он вспоминал, как Виктор горячо, бегло выругался прошлой ночью, и спустя мгновение его член проявил интерес к этим воспоминаниям. Юри знал, что нравится Виктору. Он знал это своим телом, своими руками, своим сердцем. Но легко было мысленно говорить себе, что Виктор может уйти в любую секунду, что всё, что нужно Виктору, — только секс. Теперь, поглаживая член и воссоздавая в своей голове его голос, Юри знал, что это неправда. Реальность оказалась намного тяжелее той лжи, которую он себе выдумал. Реальность была в том, что Виктор всего этого хотел. Реальность — это их лёгкий, приятный разговор. Это доверие к Виктору, дружба с ним, тот факт, что Виктор так сильно ему нравится. Реальность — это когда Юри нравится ему в ответ. Реальность была настолько хороша, что думать о потере Виктора становилось почти физически больно, потому что как только Юри признает, что это реально, что у него есть шанс получить всё, о чём он когда-либо мечтал, он наконец-то поймёт, как много поставлено на карту. Было легко, когда он думал, что у него ничего нет. Теперь у него был Виктор, и Юри не знал, как справится с разбитым сердцем, если ему доведётся его потерять. Юри хотел его, хотел его, хотел его так сильно, и Виктору не стоило знать, насколько глубоко было это желание. Юри гладил себя, не сдерживаясь. Ему не нужно было сдерживаться теперь, когда Виктор знал. Поскольку Юри был глуп, он представлял, будто Виктор шептал ему на ухо: Красивый Юри. Прекрасный Юри. Боже. О боже. Всё тело свело судорогой, как будто Виктор действительно был здесь, как будто он сейчас был внутри. Юри почти чувствовал фантомные движения его члена. Нервы вспыхнули. От желания он был почти раскалён. — Виктор, — это слово будто вырвали из его горла. — О боже. Виктор. Виктор. Виктор. Оргазм словно пронзил его, нарушая все высшие функции мозга. Твёрдый член дёргался в его руке, заливая грудь спермой. Он медленно возвращался к себе — к своей забрызганной спермой руке на обмякшем члене, к беззвучию в номере вместо дыхания Виктора на другом конце линии. Это случилось. Это действительно только что произошло. Такой способ был намного более одиноким. Но, по крайней мере, так ему не придётся смиряться с тем, что Виктор ему нравится, и тосковать по нему. В течение следующих сорока минут Юри кончил ещё дважды, прежде чем окончательно заснуть.