Into Darker Water

В ту Ночь Супа Хэ Сюань не появился. Так же, как и в следующую после нее.   Ши Цинсюань чувствовал странную смесь облегчения, раздражения и разочарования. Особенно после того, как Бюро Зернохранилищ все же одобрило его предложение, спасибо большое. Правда, технически оно пока было одобрено только для обсуждения комиссией, чтобы рассмотреть возможность включить эту схему в итоговый список для будущей реализации. Но ведь это, по сути, одно и то же. Ши Цинсюань не скрывал ликования перед Се Лянем, и тот сказал несколько очень приятных вещей, но все же немного не хватало удовлетворения из разряда «я же тебе говорил».   Жизнь в храме по большей части оставалась прежней. Люди приходили и уходили — иногда по радостным причинам, иногда по грустным. Недавно к ним пришла девушка, сбежавшая от жестоких родителей, а Ша Личжун ушел жить к своей тете. Погода стала немного холоднее, и всем больным стало немного хуже. Но в этом году у них было достаточно одеял и еды, чтобы пережить приближающуюся зиму.   У Ши Цинсюаня было множество дел — с его поэзией, политикой и вопросами выживания. Но он по-прежнему следил за каждым, кто приходил в храм, выискивая знакомое лицо или тот самый взгляд.   И все же он не смог сдержать крика, когда столкнулся лицом к лицу с Мин И.   — Все еще думаешь, что предпочитаешь правду? — спросил Хэ Сюань, протягивая свою миску.   Он был такой же красивой женщиной, как и всегда, несмотря на простую одежду, какую носят обыкновенные смертные. Сердце Ши Цинсюаня бешено заколотилось. Нахлынула вдруг мучительная тоска по человеку, которого на самом деле никогда не существовало. Половник задрожал в его руке, и он не знал, что сказать.   — Приятного аппетита, — наконец выговорил он, протянув руку, чтобы налить суп.   Он ожидал, что Хэ Сюань отойдет, но тот поставил миску на землю и полез в корзину, которую Ши Цинсюань сразу не заметил. А потом он вытащил… это что, рыба?   — Э-э… Я просто пошутил насчет…   — ЭТО ЧТО, БРОНЗОВЫЙ ГОРБЫЛЬ? — широко раскрывший глаза Нин Мо оттеснил Ши Цинсюаня в сторону.   — Да, — ответил Хэ Сюань. — Я принесла немного рыбы, чтобы добавить в суп.   — Но это же просто святотатство! — Нин Мо схватился за грудь от возмущения.   Что за дела? Ши Цинсюань смутно припомнил, что несколько раз ел бронзового горбыля, когда был богом, и он был довольно вкусным.   — Рыба совершенно нормальная, — нахмурился Хэ Сюань.   — Такая прекрасная рыба заслуживает должной подачи! Ее нельзя просто покрошить вперемешку с остальными отходами! — Нин Мо помахал пальцем перед лицом Хэ Сюаня. — Юная госпожа, вам лучше убедить меня, что она не краденая. Нам не нужны проблемы со стражей!   — Я сама ее поймала, — сказал Хэ Сюань.   — Вы поймали… морскую рыбу… так далеко от побережья… — Нин Мо переводил взгляд с рыбы на Хэ Сюаня и обратно, его глаза были полны тоски. — Мои поздравления! — воскликнул он в конце концов. — Отличная работа! Спасибо за рыбу!   Он выхватил корзину из рук Хэ Сюаня и поспешил прочь, словно опасаясь, что Хэ Сюань отберет ее обратно.   — Помни, что это рыба для всех, — крикнул Ши Цинсюань.   — И все получат свою порцию! — крикнул Нин Мо, который уже давил чеснок на своей крошечной разделочной доске. — Только умоляю, дайте мне шанс приготовить это как следует!   — Ладно-ладно, развлекайся! — засмеялся Ши Цинсюань. Он никогда не видел Нин Мо таким счастливым, даже когда Се Лянь разрешил ему забрать остатки угощений с праздника в честь открытия храма.   — Не буду мешать твоей работе, — сказал Хэ Сюань.   — …хорошо.   Оставалось надеяться, что когда он закончит разливать суп, то уже сможет смотреть в лицо Хэ Сюаня без желания расплакаться.

***

Когда он нашел Хэ Сюаня, то обнаружил, что из всех людей с ним рядом сидит Ша Личжун.   — Ты вернулся, Ша Личжун! — воскликнул Ши Цинсюань. По крайней мере, с одним из них он мог говорить свободно. — Рад тебя видеть, но с твоей тетей все в хорошо?   — Все в порядке, — ответил Ша Личжун.   — Тогда почему ты…   Ша Личжун вежливо улыбнулся.   — Ты сказал, что не хочешь больше никакой лжи.   — Что?   Он сказал это Хэ Сюаню, а откуда узнал… Ша Личжун посмотрел на него, и в этот момент Хэ Сюань сделал то же самое, а потом они оба отхлебнули суп идеально совпадающими движениями.   — А-А-А-АХ!   — Почему ты всегда кричишь, — поморщился Хэ Сюань.   — ПОТОМУ ЧТО ТЫ ДЕЛАЕШЬ ТАКИЕ ВЕЩИ! ЧТО ЭТО ВООБЩЕ? ОН ВСЕГДА БЫЛ ТОБОЙ??   — Что случилось, старина Фэн?— спросил Старик Бао. Он подошел к ним, тревожно оглядываясь по сторонам. — Тоже жуки беспокоят?   — Нет. Н-ничего. Ша Личжун просто разыграл меня, вот и все.   — А… Вы, дети, всегда разыгрываете друг друга, — сказал Старик Бао, хотя Ши Цинсюань многократно объяснял, что он на столетия старше. — Не будь слишком грубым со стариной Фэном, Ша Личжун! Некоторые из его друзей — боги, они могут сразить тебя!   — Ха-ха, я буду осторожен, — сказал Ша Личжун (который на самом деле был Хэ Сюанем??) с мягкой улыбкой.   Хэ Сюань умеет мягко улыбаться?! Наверное он, когда создавал этого двойника, специально предусмотрел такую дополнительную способность.   — А кто твоя симпатичная подруга? — Старик Бао улыбнулся Хэ Сюаню, который, к большому облегчению Ши Цинсюаня, не улыбнулся в ответ. Выдержать сразу двух улыбающихся Хэ Сюаней было бы слишком тяжело.   — Мы просто случайно сели рядом, — соврал Ша Личжун (ведь он сам был «симпатичной подругой»!) — Но, кажется, она знает старину Фэна.   — Знаю, — сказал Хэ Сюань. — И я бы предпочла поговорить наедине.   — Наедине? — переспросил Старик Бао. — Хе-хе. Ты нашел взрослую подружку, а, старина Фэн? Молодец!   — А-ха-ха…   К счастью, Старик Бао не стал продолжать.   — Давай-ка, Ша Личжун, дадим этим влюбленным пташкам немного уединения, — сказал он, шаркая прочь. — Кажется, Нин Мо нужно помочь с готовкой. Ты же умеешь потрошить рыбу?   — Да, — сказал Ша Личжун. Он вежливо поклонился Ши Цинсюаню и… самому себе. — До свидания, Ши Цинсюань, госпожа.   — До… свидания… — сказал Ши Цинсюань.   Затем он возмущенно посмотрел на Хэ Сюаня и демонстративно вышел во двор, жестами приглашая его следовать за собой. Убедившись, что их никто не слышит, Ши Цинсюань прошипел:   — Проклятье! Мне нравился Ша Личжун!   Хэ Сюань слегка улыбнулся, скорее самодовольно, чем мягко.   — Мне считать это комплиментом?   — Твоему актерскому таланту — возможно. Он на тебя совсем не похож, такой…   — Услужливый?   — Я хотел сказать — милый!   Уставившись на Хэ Сюаня, он сделал глоток супа, который уже начал остывать. Правда, сегодня это была скорее густая каша — белая с вкраплениями зелени, и она тяжестью опускалась в желудок. Ши Цинсюань вдруг осознал, что двор был пуст, потому что стало холодно. Он сел на край фонтана и задрожал, испытывая сильную жалость к себе.   — У меня были сотни двойников на небесах, — сказал Хэ Сюань. — В основном, это были младшие боги или слуги. Конечно, я знаю, как быть милым и неприметным.   — Я это знаю, я просто... а он единственный?   — Да.   От этого стало немного легче. Даже если и не было никакого способа узнать, говорит ли Хэ Сюань правду. Очевидно, Ши Цинсюань научился распознавать его вовсе не так хорошо, как думал.   — Если ты способен вести себя так, зачем ты вел себя как… как ты столько много раз? Ты хотел, чтобы я понял, что это ты наблюдаешь за мной в храме?   Он не ответил, что Ши Цинсюань воспринял как «да». Тьфу! Когда Хэ Сюань отказывался сказать, что хочет на обед, его мрачное молчание казалось гораздо более располагающим, чем когда речь шла о причинах, по которым он преследовал Ши Цинсюаня.   — Хэ Сюань… — Ши Цинсюань посмотрел на него, пытаясь разглядеть выражение лица в темноте. — Это действительно не продолжение твоего плана мести, правда? Моя жизнь могла бы стать хуже, но я бы предпочел, чтобы этого не случилось.   — Я же сказал, что нет.   — Извини, — вздохнул Ши Цинсюань. — Я просто… почувствовал необходимость еще раз уточнить. Хотя… я полагаю, что если бы это был план мести, ты бы вряд ли признался, ха-ха.   — Я не могу заставить тебя доверять мне. И не знаю, почему ты вообще этого хочешь. — он нахмурился и сжал кулак. — Но я говорю правду.   Ши Цинсюань потратил больше столетия, чтобы научиться читать настроение Мин И. У Хэ Сюаня было то же лицо и голос, но это был другой человек. И все же, если на прежнее чутье можно было хоть немного положиться… Хэ Сюань был печален и немного напуган. Странно было думать, что это он боится Ши Цинсюаня, а не наоборот. Но чего он хотел, если не мести?   — Я хочу доверять тебе, — сказал Ши Цинсюань. — Но это сложно.   — Не утруждайся.   Некоторое время они молча ели похлебку. Ши Цинсюань задрожал сильнее, и тогда Хэ Сюань сел рядом и беззвучно прочитал заклинание. Ши Цинсюань почувствовал, как к его костям медленно проникает тепло, исходящее от земли под ногами.   — Хэ Сюань, почему ты выбрал этот облик? — тихо спросил Ши Цинсюань.   — Это мой облик. Ты предпочел бы тот, с которым я родился?   — Н-нет. Прости я...   — Именно. Я думал, что различие окажется достаточным, чтобы ты не закричал.   — Ха-ха, увы, это не сработало.   Была ли это очередная отговорка? От размышлений о возможных скрытых мотивах у Ши Цинсюаня болели и голова, и сердце. Задумавшись, он сделал еще глоток каши, а потом решительно топнул здоровой ногой.   — Очень хорошо! Я решил, что буду доверять тебе! У меня нет сил на постоянные подозрения, да и не похоже, чтобы я мог как-то помешать тебе, если бы ты все же решил причинить мне вред.   — Верно.   — Итак, — сказал Ши Цинсюань, чувствуя себя намного лучше. — Поскольку я верю твоим словам, спасибо за попытку не расстроить меня. Извини, что я все равно закричал, ха-ха. Это... немного странно — видеть... это лицо. Но и приятно тоже.   Особенно если принять во внимание, что Хэ Сюань в образе Мин И во многом оставался самим собой, даже когда принимал женский облик. Сейчас он смотрел в свою кашу, избегая зрительного контакта. Это тоже было успокаивающе знакомо.   — И все же так странно осознавать, что Ша Личжун был тобой все это время.   Ши Цинсюань снова вспомнил, каким был Ша Личжун — его постоянную помощь в храме и маленькие, но многочисленные проявления доброты. Все те случаи не могли быть лишь уловками для сохранения прикрытия.   — Хэ Сюань... ты ведь действительно мягкий внутри, верно? Я переживал, что тонкая доброта Мин И была лишь притворством… но ты и правда такой.   — Ты считаешь, что я добрый? — Хэ Сюань засмеялся. — Не хотел бы я встретить того, кто покажется тебе жестоким.   — Ты бываешь добрым не всегда. Я знаю это… как никто другой. Но... зачем ты создал Ша Личжуна, если не для того, чтобы заботиться обо мне? И когда ты создал его, почему также помогал и всем остальным в храме? Разве не было разумнее совсем не привлекать к себе внимание, хм-м?   — Как ты, возможно, помнишь, я решил не дать тебе умереть. Поскольку ты был совершенно неприспособлен к жизни в смертном теле, мне пришлось создать няньку.   Ши Цинсюань сразу вспомнил, как он умолял Хэ Сюаня о смерти. А тот сказал — нет. И тогда это вовсе не казалось проявлением доброты. Но может быть... Уф-ф! Слишком больно! Было так трудно сопоставить того Хэ Сюаня с сидевшим сейчас рядом, а тем более со старым другом. Но, каким-то образом, они все были одним и тем же человеком.   — Не нужно упоминать… болезненные вещи, только чтобы сменить тему, — сказал Ши Цинсюань. — Просто скажи, что беспокоишься обо мне!   Хэ Сюань бросил на него короткий пристальный взгляд, а потом покачал головой.   — Тебя ничто не остановит, да? Ты размышлял над моими мотивами не дольше одного вздоха, а потом решил, что я должен стремиться защищать тебя?   — А ты не стремишься?   — Это… Дело не в этом! Я ведь разрушил твою жизнь! Я мучил тебя, я убил твоего брата... ты приходишь в ужас, когда видишь меня! И все же ты по-прежнему… разве ты не чувствуешь ненависть? Почему ты ведешь себя так, будто мы друзья?   — Я знаю, что мы больше не друзья. Я даже не уверен… не уверен, что ты мне еще нравишься. Точно не так, как раньше, — он посмотрел на Хэ Сюаня, но тот отвернулся, спрятав глаза под темными прядями волос. — Я решил поверить тебе, и это все. Я по-прежнему злюсь, и да, я боюсь. Но у тебя были причины поступить так. И я не думаю, что ненавижу тебя.   Он подумал — хорошо бы спросить, как Хэ Сюань к нему относится, но не был уверен, что хочет услышать ответ. Да и вряд ли Хэ Сюань ответил бы честно. В этом отношении он был в точности похож на Мин И.   — Хэ Сюань… Мы были друзьями больше столетия. Лучшими друзьями. Даже после всего, что случилось… Я думаю, от некоторых старых привычек трудно избавиться, — он улыбнулся. — Как, например, ты заботишься обо мне, но притворяешься, что тебе все равно. Когда ты делаешь что-то подобное, я совсем не могу тебя ненавидеть.   — Ты все еще боишься меня, — сказал Хэ Сюань низким и хриплым голосом. — Я это чувствую.   Потому что в нем были силы Истинного Божка-Пустослова, потому что Хэ Сюань поглотил его. На что было похоже это чувство? Как оно влияло на него? Как он воспринимал Ши Цинсюаня? Вкусным лакомством?   — Конечно, мне страшно, — пробормотал он, — Кто не испугается, когда ты говоришь такие жуткие вещи!   — Я демон, — вздохнул Хэ Сюань. — Демоны обретают жуткость вместе с владениями. И ненависть тоже. Раньше я думал, что разница между нами в том, что ты никогда не страдал. Но взгляни на себя. Ты изменился, но ты по-прежнему… Если бы мы не обменялись судьбами, нет никакого шанса, что ты стал бы злопамятным демоном, как бы ни требовала того справедливость. Ты бы просто умер и отправился дальше.   Наверное, он был прав. В характере Ши Цинсюаня было принять существующие положение вещей и извлечь максимум пользы из той ситуации, в какой он оказался. Демонами, как и богами, становились такие люди, как Хэ Сюань и брат — ими двигала потребность чего-то большего и лучшего.   — Не уверен, что это можно считать комплиментом, — сказал Ши Цинсюань.   — Это и не задумывалось таковым.   Каким человеком был Хэ Шэнь до того, как все пошло не так? Умным, конечно, и решительным. Но также и верным — настолько, что потратил два столетия на месть за тех, кого он любил. А вот рядом Ши Цинсюань — сидит с убийцей своего брата, делит с ним суп. Чувствует… если не привязанность, то уж точно не ту чистую ненависть, какую Хэ Сюань испытывал к Ши Уду. В каком-то смысле Хэ Сюань даже больше Ши Цинсюаня был похож на его брата. Ши Уду преследовал бы обидчика Ши Цинсюаня до края света, невзирая ни на близкую дружбу, ни на веские оправдания. Для Ши Уду семья была всем. Но Ши Цинсюань не был ни Хэ Сюанем, ни Ши Уду. А ненависть не вернула бы ему брата.   — Я и правда имел это в виду, когда сказал, что поменял бы наши судьбы обратно, — сказал Ши Цинсюань. — Но мне не доставляет никакого удовольствия думать о том, какой была бы тогда моя жизнь. Я имел дело с… с Истинным Божком-Пустословом всего несколько лет, столетия назад. Но я все еще… все еще так боюсь его! Это одна из причин, почему я все еще немного боюсь тебя.   — Конечно, ты боялся. Эта тварь в буквальном смысле жила за счет страха. Я еще помню, как боялся я сам. — он улыбнулся, и его острые зубы сверкнули в лунном свете. — Но стоило мне его съесть, как страх сразу уменьшился.   — Значит, говоришь, что я должен съесть тебя? — засмеялся Ши Цинсюань.   — Я был бы горьким на вкус, — сказал Хэ Сюань и проглотил остатки каши. — Ты знал, что это Цзюнь У его создал?   — Создал кого, Божка-Пустослова? Он создал его?   Ши Цинсюань всегда считал, что это изначальное зло, существовавшее всегда, а не то, что можно просто взять и создать.   — Он создал их всех. Пока он изображал доброго и безмятежного Небесного Императора, его подавленная злость и ненависть изливалась на гору Тунлу. И всякий раз оттуда спускались чудовища. Или гора открывалась, чтобы породить еще худших монстров, — он смотрел вниз, на пустую миску в своих руках. Его голос бы жестким, в словах звучала горечь. — Я был лишь очередным инструментом в руках Цзюнь У. Способом уничтожить твоего брата, когда его присутствие стало нежелательным. Я думал, что это мой выбор, но на самом деле я никогда не распоряжался собственной судьбой.   — Хэ Сюань… тебя нельзя сравнивать с этой тварью. А Цзюнь У… Фу! Поверить не могу, что все мы так любили его! Он всегда изображал заботливого отца и покровителя, но на самом деле видел инструмент в каждом из нас. Он использовал всех! — одна только мысль об этом вызывала ярость! — Но знаешь что, да пошел он! Мы с ним покончили! Ты и я, и все остальные. Теперь никто не может распоряжаться нашей судьбой.   — Мне он никогда не нравился, — сказал Хэ Сюань. Вряд ли это имело значение, но самодовольство нравилось Ши Цинсюаню больше, чем горечь.   — Тебе никогда не нравился ни один из богов.   — И не без причин. Хоть один из них пришел к тебе, чтобы помочь и отплатить за многолетнюю щедрость? — он фыркнул. — Помимо твоего приятеля, Мусорного Божества, конечно.   Что правда, то правда. Мин И всегда презирал других богов, особенно тех, кто причислял себя к друзьям Ши Цинсюаня. Даже в те времена Ши Цинсюань понимал, что эти «друзья», по большей части, ценят его за добродетели, которые он раздавал. Вот почему он предпочитал холодного, но искреннего Мин И. Ну, то есть казавшегося искренним. Но Ши Цинсюаню хотелось верить, что хотя бы некоторые из остальных друзей тоже были настоящими, ведь привязанность могла сочетаться с личными интересами. Может быть, так оно и было. Просто этого оказалось недостаточно, чтобы кто-то захотел навестить его.   — Я молился Повелительнице Дождя, когда все слегли от сильной жары, и дождь пошел, — вспомнил Ши Цинсюань.   Хэ Сюань закатил глаза.   — И… однажды приходил Пэй Мин. Он очень великодушно предложил мне стать его помощником.   — Ха. Готов поспорить, он был счастлив, когда ты сказал «нет», — в отношении Пэй Мина их мнение всегда совпадало, оба его презирали.   — Ну ладно, да. Если не считать Его Высочество и тех, кого он присылал, то единственный с Небес, кто навещает меня, — это ты.   — Счастливчик.   Это ведь была ирония, верно? Единственный друг с Небес, который с ним остался, был тем, кто его оттуда сбросил.   — Я и правда чувствую себя… — Ши Цинсюань замолчал ненадолго, пытаясь собраться с мыслями. — Не счастливым. Но я рад, что мне выпала возможность снова увидеть тебя. В моей голове был настоящий бардак. Я не знал, что я к тебе чувствую и что должен чувствовать. И сейчас бардак еще остается, но уже не такой сильный.   Хэ Сюань нахмурился и вновь пробормотал:   — Счастливчик.   — В твоей голове тоже все перепуталось, а?   Он ничего не ответил.   — Хэ Сюань… мы больше не друзья. Но... если хочешь поговорить, я выслушаю. Я у тебя в таком долгу.   — Ты ничего мне не должен.   Ши Цинсюань не был так в этом уверен. Хотя он никогда не захотел бы, чтобы Хэ Сюань страдал вместо него, это все же произошло. И поскольку он был единственным, кто остался из семьи Ши, он нес ответственность за грехи своего брата. Ну а помимо этого… ему просто не нравилось видеть, как страдает Хэ Сюань. Ши Цинсюань наклонился ближе и толкнул его плечом. Тот не отстранился.   — Ну тогда… я хочу выслушать.   Хэ Сюань вздохнул так тихо, что Ши Цинсюань едва мог расслышать. И сказал:   — А ты сможешь молчать достаточно долго для этого?   — Эй! Ну конечно смогу! — он драматично откинул волосы. — Это же я! Не скажу ни слова! Пока ты не расскажешь мне, что тебя беспокоит!   Ши Цинсюань сел прямо и подчеркнуто сохранял тишину. Когда Хэ Сюань промолчал слишком долго, и вновь захотелось поговорить, он стал доедать кашу и этим занял свой рот. И даже после этого он сидел очень тихо! И не издавал ни звука! При других обстоятельствах он бы пошел и проверил, не осталось ли еще каши, но сейчас он слушал.   Но слышал он только, как люди шумят внутри и как журчит фонтан. А потом он услышал, как Хэ Сюань вздохнул снова.   — Я все еще существую, хотя не должен был.   — Ты же Непревзойденный. Разве это не означает…   — Я демон, — резко ответил он. — Демон — это дух, которого удерживает незавершенное дело. А Непревзойденного оно удерживает особенно крепко. Но я закончил. Я отомстил. Человек, разрушивший мою жизнь, мертв. Несправедливость, совершенная по отношению ко мне, раскрыта миру. А… тот, кто… со всем этим покончено! Так почему я все еще здесь?   Хэ Сюань поднял голову и смотрел на звезды. Он выглядел очень несчастным.   — Хэ Сюань… Ты хочешь умереть? — от этой мысли у Ши Цинсюаня внутри все сжалось.   — Я уже мертв.   — Э-э… Верно. Я знаю, что демонам положено уходить, обретая покой. Но, может быть… ты смог  бы просто… заняться чем-то другим?   Взгляд, который Хэ Сюань бросил на него, был таким мрачным, что Ши Цинсюань вздрогнул.   — А-ха-ха… прости… это звучит не очень. Но я имею в виду… Вот я долго был богом. А суждено мне было стать богатым торговцем или что-то в этом роде. Но сейчас я здесь — ни тот, ни другой. Так что я просто... нашел, чем заняться там, где я нахожусь. А ты — Непревзойденный Князь Демонов! Ты можешь сделать намного больше, чем я. Ты очень умный и усердный, и тебе больше не нужно… планировать месть, притворяться сотней разных людей и все такое. Готов поспорить, ты мог бы сделать что-то потрясающее!   — Мне не нужны жизненные советы от тебя.   — Эй, я же просто пытаюсь помочь. Но нет проблем — просто сиди тут и страдай в ожидании развоплощения!   — А в качестве альтернативы ты предлагаешь мне искать способ уничтожить себя с оптимизмом и хорошим настроением?   — …э-э… да! Почему нет?   Ши Цинсюань предпочел бы, чтобы Хэ Сюань вовсе не стремился к собственной гибели. И без того слишком многие уже ушли из его жизни. Но это именно то, что положено делать демонам, и он не хотел эгоистично мешать Хэ Сюаню обрести покой.   — Может быть, если ты сделаешь множество разных вещей, среди них попадется именно то, что поможет тебе уйти. А если нет, по крайней мере, ты будешь чем-то занят.   Ши Цинсюань и сам был большим любителем чем-то себя занять.   — Я не буду искать обретение покоя наугад. Что-то держит меня здесь, и я останусь прикованным к этому убогому миру, пока не выясню что именно, — он застонал. — Не знаю, с чего я решил, что разговор с тобой мне поможет. Удивляюсь, что ты просто не предложил мне напиться.   — Напиваться очень весело. Но, к сожалению, обычно это скорее создает проблемы, чем решает их.   Ши Цинсюань усвоил это на собственном горьком опыте в первые несколько месяцев после того, как стал смертным. Сейчас он совсем избегал алкоголя, чтобы не рисковать. Впрочем, сейчас он вообще не мог позволить себе практически ничего приятного.   Он всерьез задумался о словах Хэ Сюаня.   — Что-то держит тебя здесь… может быть, это твоя изначальная судьба? Может быть, тебе нужно стать богом!   — Немного поздновато для этого.   — И более странные вещи случались. Известно же, что Собиратель цветов под кровавым дождем вознесся уже после того, как стал демоном!   — И пробыл на Небесах меньше времени, чем горит палочка благовоний. И даже если бы мне позволили вернуться, а этого бы не произошло, жизнь бога меня больше не интересует.   — Почему нет? Ты был в этом очень хорош. Ты радовал своих верующих, они тебя любили! — Ши Цинсюань грустно улыбнулся. — Они полюбили тебя так, что даже не разрушили твои храмы, когда ты исчез.   Когда Ши Цинсюань стал смертным, однажды он зашел в храм Повелителя Земли. Там царило веселое оживление, будто ничего и не случилось. Статую Мин И даже не заменили, а просто подправили, чтобы придать сходство с новым Повелителем Земли, которого звали Су Хэн. Ши Цинсюань встречался с ним несколько раз на Небесах и запомнил, что он был очень трудолюбивым, очень толстым и совершенно лысым. Статуя мало на него походила, но и с Мин И большого сходства никогда не было.   — Мои верующие радовались, когда отвечали на их молитвы, — сказал Хэ Сюань. — Скорее всего, большая часть из них не заметила никаких изменений.   — Уверен, это не так!   — Зачем мне желать, чтобы они меня помнили? Жизнь бога была для меня лишь средством для достижения цели.   — Да, но…   — Ты разве рад, что твои тебя запомнили? — он указал на остатки храма, на все те шрамы, что оставили верующие Ши Цинсюаня, когда их боги перестали отвечать на молитвы.   — Ха-ха. Верно подмечено, — он посмотрел на фонтан, когда-то посвященный могущественным Повелителям Воды и Ветра, а сейчас представлявший собой лишь сломанную трубу в неровном круге из грязных камней. — Но я знаю, что тебе нравится помогать людям. Стать богом может быть и было частью твоего плана, но тебе не обязательно было становиться хорошим богом. Я знаю, что Су Хэн делал значительную часть твоей работы, но…   — Ты думаешь, что все эти века мной двигало добросердечие?   — Не только оно одно. Я знаю это. Я помню… — он вспомнил о подземельях, об оковах, о том, как его хватали эти… — Но, может быть, все это просто означает, что тебе нужно загладить вину.   Хэ Сюань обернулся к нему, широко раскрыв глаза, но прежде чем он успел что-либо сказать, Ши Цинсюань быстро добавил:   — Не передо мной! Перед невинными людьми, которым ты причинил вред! Как… как настоящий Мин И!   — Он мертв.   — …да, но… но как насчет всех тех несчастных людей, которых ты держал в тюрьме только за то, что им не повезло! Они этого не заслужили. И это была отвратительная тюрьма…   — Думаю, они все уже тоже мертвы, — сказал Хэ Сюань. — А моя тюрьма была для них шагом вперед по сравнению с той жизнью, на которую их обрекла судьба.   — Разве это оправдывает такое обращение?   — Нет. Но это не я тут утверждаю, что я хороший и люблю помогать людям.   — Отлично! — сказал Ши Цинсюань, взмахнув рукой. — Может, я ничего не понимаю. Но может быть, тебе все же стоит попробовать помогать людям! Подумай, как много ты мог бы сделать, используя свою силу!   — Это означает все ту же работу бога, только без всяких преимуществ.   Ох-х. Просто ему сейчас очень трудно.   — Разве у тебя есть идеи получше?   Вместо ответа, Хэ Сюань вновь стал смотреть в небеса. Ши Цинсюань тоже посмотрел вверх, но увидел только звезды и несколько рваных облаков. В юности небо казалось намного волшебнее — до того, как он сам смог пожить там.   — Может быть, я здесь для того, чтобы ты причинил мне боль, — сказал Хэ Сюань.  — Чтобы ты смог свершить собственную месть и замкнуть этот круг.   — Я вовсе не хочу тебе мстить.   — В тебе нет ни капли здравого смысла.   — Я не говорю, что я простил тебя. Но… что хорошего принесла бы мне месть? Она не сделала бы мою жизнь легче. Она не… не вернула бы моего брата.   — Это хорошо, — его голос был резким и жестоким. Как у того Хэ Сюаня, каким он был, когда убил Ши Уду. Сейчас этот голос был женским, но все же безошибочно узнаваемым.   — Ты бы предпочел, чтобы я тоже хотел разрушить твою жизнь? Что я вообще мог бы сделать, чего ты еще не испытал?   — Жизнь всегда может стать еще хуже.   — Ха! С этим вряд ли можно поспорить.   В этот момент Нин Мо решил выйти и присоединиться к ним. Он держал большую тарелку с рыбой и очень низко поклонился Хэ Сюаню.   — О Святейшая и Возвышенная госпожа! — сказал он чопорным и официальным тоном. — Простите этого ничтожного, бесполезного и покрытого шрамами человека за его прежнюю грубость и, пожалуйста, примите это подношение. Только когда я готовил этот восхитительный набор морепродуктов, я понял, что вы, должно быть, гостья с Небес, пришедшая, чтобы благословить…   — Я не бог.   — А? Мои извинения, госпожа…   — Я демон, — улыбнулся Хэ Сюань.   — А-а-а-а? — Нин Мо чуть не выронил тарелку, но вовремя смог подхватить ее. — Тогда эта рыба...   — Просто рыба.   Хэ Сюань взял тарелку и аккуратно переложил несколько кусочков в свою миску, прежде чем предложить ее Ши Цинсюаню. Тарелка была переполнена разнообразными видами рыбы. Сколько же Хэ Сюань ее принес?   — Л-ладно, Госпожа-Демон, — сказал Нин Мо, восстанавливая самообладание. — Вы так же щедры, как и красивы. Надеюсь, вам понравится, как этот недостойный слуга приготовил пищу, которую вы так любезно нам предоставили. Я оставил пасть бронзового горбыля замачиваться, и как только она как следует высохнет, вы, конечно же, можете…   — Можешь оставить ее себе, — сказал Хэ Сюань. — Но только если уйдешь прямо сейчас.   — Могу оставить… — глаза Нин Мо загорелись.   Ши Цинсюань вырос в купеческом доме и распознал взгляд человека, уверенного, что он заключает преступно выгодную сделку.   — Наш храм может ее оставить. С тем, чтобы разделить прибыль поровну. Правда, Хэ Сюань?   — Ладно, — сказал Хэ Сюань, небрежно пожав плечами.   Нин Мо нахмурился, глядя на Ши Цинсюаня, и открыл рот, явно желая возразить.   — Прямо сейчас, — мрачно повторил Хэ Сюань.   Нин Мо закрыл рот, еще раз поклонился и сказал на одном дыхании:   — До свидания, Госпожа Хэ, большое вам спасибо! — и сразу убежал.   — Итак, Госпожа-Демон, — рассмеялся Ши Цинсюань, беря еще немного рыбы. — Сколько стоит пасть бронзового горбыля? — они так и не завершили прерванный спор. Но Ши Цинсюань спорить больше не хотел.   — Откуда мне знать? — ответил Хэ Сюань. — Я не торгую рыбой.   — Может, тебе стоит начать. Судя по глазам Нин Мо, за эту пасть можно получить очень много. Ты мог бы выплатить долг Собирателю цветов под кровавым дождем!   — Сомнительно.   Интересно, сколько же он должен?   — Ну, тогда ты, вероятно, помог выплатить целую кучу наших долгов. И смотри — вот ты снова помогаешь людям! — он засмеялся. — Нин Мо, наверное, прямо сейчас устанавливает алтарь, посвященный Госпоже-Демонице.   — Фу.   — Он казался совершенно покоренным тобой. Так странно, что ты сейчас — женщина, а я остаюсь мужчиной. Тебе нужно, чтобы я защищал твою честь от недостойных людей?   — Тебе лучше защищать их от меня.   — Ха-ха, и правда.   — Удивлен, что ты не попросил своего друга, Мусорного Бога, навсегда превратить тебя в женщину, — Хэ Сюань подцепил кусочек рыбы из миски. — Мне всегда казалось, что ты предпочитаешь ту форму.   — Вообще-то, он предлагал, — сказал Ши Цинсюань. И это было очень мило, тем более что сам Се Лянь явно не понимал, чем привлекательна смена пола. — Но моя жизнь сейчас достаточно опасна и без женского тела в довершение всего прочего. И в любом случае, я не хочу становиться женщиной навсегда. Я хочу быть ей иногда. Но также иногда я хочу быть мужчиной.   Теоретически он мог использовать чары временного преобразования с помощью заимствованных духовных сил. Но это была сомнительная идея. Смертные были еще более ограничены в вопросах пола, чем боги.   — Ты можешь поверить, что это главное, чего мне не хватает из жизни на Небесах?   — Если это говоришь ты — поверю с легкостью.   Хэ Сюань, видимо, тоже никогда не понимал привлекательности смены пола. Он определенно был мужчиной и со всей очевидностью предпочитал выглядеть таковым. Хотя сейчас он и был в женской форме, — это лишь потому, что Ши Цинсюаню так было спокойней.   Ши Цинсюань съел еще кусочек рыбы. Это, конечно, была не самая вкусная рыба, какую он ел в своей жизни. Она была приготовлена на скорую руку, с минимальным количеством ингредиентов. Но осознание, что это подарок от Хэ Сюаня, сделало ее… какой? Бесценной?   Почему Ши Цинсюань был так счастлив всякий раз, когда Хэ Сюань делал для него что-то хорошее? Потому что чувствовал себя в большей безопасности? Потому что это подтверждало, что их старая дружба не была ложью? Или потому, что часть Ши Цинсюаня хотела, чтобы они снова стали друзьями несмотря ни на что?   — Спасибо, что пришел, — сказал он с тяжелым сердцем. — И спасибо за рыбу. Ты придешь еще? В следующий раз ничего приносить не нужно.   — Как знать, — сказал Хэ Сюань.   — Тогда увидимся, — улыбнулся Ши Цинсюань.