сгорая в объятиях рыжего солнца

      — нахоя, детка, — ран осторожно дотрагивается до плеча дремлющего парня. болезнь забирает у улыбашки все силы, что тот только и делает, что лежит или спит целыми днями, — вставай. и пошли в постель, а то опять будешь всю ночь спать на диване.       нахоя непонимающе смотрит на рана и, кажется, даже не соображает, о чем тот говорит. просто ловит его слова, но смысл ускользает от него, как тающая во рту сладкая вата. улыбашка отлипает от подушки, — его кучерявые рыжие волосы смешно торчат во все стороны — и он опирается на локти. хайтани покорно ждет, пока до нахои дойдет смысл его фразы, но кавата снова падает на диван, лицом в маленькую декоративную подушку.       — так, не спим, — ран стягивает с него одеяло чуть-чуть и пытается растормошить, ведь нахоя потом сам будет ныть, что у него все болит ото сна на узком диване, — нахоя... ну, вставай, мой хороший.       — да не тряси ты меня, — просит старший кавата хриплым голосом и слабо кашляет. голос у него гнусавый, потому что нос забит соплями, — у меня сил нет тупо встать.       —... совсем?       — нет, блять, — хрипит нахоя из-под теплого одеяла, — полностью.       ран понимает, хуйню спросил. он знает, что нахоя, как и соя, болеет сильно — особенность близнецов — только нахоя реже, в отличие от своего младшего брата, но хуевит его отменно. первые три дня температура держалась за тридцать восемь, сейчас — в районе тридцати семи и пяти, но у нахои такая слабость, что он даже в туалет ходит по стеночке минут по десять и ненавидит себя в такие моменты. ран даже предлагал донести его... и получил в ответ тихое посылание нахуй и сильный кашель.       ран закутывает улыбашку в одеяло — все равно старший из близнецов даже не сопротивляется, позволяет рану замотать себя, как ребенка, — и берет на руки. кавата утыкается горячим лбом в его шею, и ран чувствует, как нахоя горит, буквально пылает. наверное, опять температура поднялась: нужно дать ему выпить таблетки и снова уложить спать, у него сейчас самый пик болезни.       хайтани осторожно доносит его до кровати, кое-как смешно дрыгая ногой, двигает одеяло в сторону, потому что руки заняты, а потом кладет закутанного нахою на постель. улыбашка ночью может еще сильнее замерзнуть и закутаться в два одеяла, а может, наоборот, отогреться и скинуть с себя все... и одежду в том числе.       прежде чем сбегать на кухню за таблетками и стаканом воды, ран целует нахою в горячий лоб. улыбашка даже не морщится, а пытается снова уснуть, но слюни рана со лба все равно стирает скорее из вредности — ему до сих пор не хочется признавать свою слабость.       — нахоя, давай, — ран пытается усадить его, в то время как улыбашке хочется тупо лежать, — тебе надо выпить таблетки, а потом спи спокойно до утра.       кавата что-то бормочет, но старший хайтани все равно его — разморенного и вялого — усаживает, быстро всовывает ему таблетки и помогает удерживать стакан, заставляет выпить всю воду. когда нахоя благополучно выпивает лекарство, ран обратно укладывает его спать, дергая за щиколотки. нахоя смешно сползает вниз и оказывается своей кучерявой головой на удобной и такой мягкой подушке.       — ...ан.       хайтани замирает в комнате и даже старается не дышать, потому что ему что-то послышалось.       — ран.       нет, не послышалось.       он подходит к нахое и садится рядом с ним на кровать. нахоя смотрит на него своими очаровательными заспанными глазами.       —... сказку.       — что?       — ран, расскажи сказку.       хайтани чуть не давится воздухом от услышанного — странно, конечно, болезнь влияет на нахою. ран смотрит на такого беспомощного, слабого нахою... и не может ему отказать, хотя последний раз он рассказывал сказки риндо, наверное, лет десять назад.       — мама всегда нам в детстве, — нахоя кашляет, —... читала сказки в детстве, когда... мы с соей болели.       и ран понимает, вот в чем дело. и не может ему отказать в такой милой просьбе.       — хорошо, — ран проводит по мокрым кудряшкам улыбашки, зачесывая их назад, — только ты закрывай свои прелестные глазки и засыпай.       ран по его состоянию понимает, что нахоя быстро заснет, поэтому начинает рассказывать, убирая прилипшие кудряшки с лица:       — однажды, когда в мире еще существовала магия, а небо было цвета соленой карамели, люди умели летать, как птицы, родился мальчик, который не умел управлять магией...       ран рассказывает хорошо, нахое нравится его слушать, и выдуманная сказка ему тоже очень нравится. голос рана его убаюкивает, и образы из истории сами появляются в голове: лягушка из валтарского озера почему-то очень напоминает риндо, такая же противная и в очках; старик в астрономической башне вылитый доракен, только с длинной седой бородой и в фиолетовой мантии; попугай из рунского леса — пеян в своей убойной гавайской рубашке и выкрашенный в ярко-красный цвет.       вырубает нахою на моменте, когда мальчик без магии пытается добраться до перевернутых руин на оборотне, подозрительно похожем на баджи, а за ними следует маленькая фея-такемичи.       ран замечает, что нахоя спит и слышно посапывает из-за заложенного носа. он осторожно встает с кровати, стараясь не задеть и не разбудить нахою, снова целует его уже не в такой горячий лоб и шепчет:       — а что случилось дальше с мальчиком, оборотнем и малышкой феей, ты узнаешь потом, мой хороший.       нахоя в ответ продолжает крепко спать.