Островная магия

Вернувшись в номер ближе к полуночи, Драко сразу сбросил одежду и отправился в душ. После, уставший, но посвежевший, он достал подаренную Грейнджер волшебную статуэтку и, вернув ей нормальный размер, поставил на письменный стол. Разлёгшись на кровати, Драко начал прокручивать в голове события дня. Всё началось с дурацкого сна — он скривился, затем варварские повозки с ослами, подколы Блейза, лавки с барахлом и… Грейнджер — весь день был пропитан ею, как зелье пахнет завершающим компонентом. Она притягивала неприятности, она блистала в испытаниях, она бесила и завораживала попеременно и без перерыва, вызывая эмоции как в драккловом финте Вронского. Драко потёр глаза, по ассоциации вспомнив, что он ещё утром решил принять зелье сна без сновидений и наконец выспаться, хотя бы на несколько часов сбежав от эротических переживаний. Он призвал заклинанием дорожную аптечку из чемодана, достал маленький фиолетовый флакон, залпом выпил содержимое и погасил свет. Он пришёл в себя, голый, с повязкой на глазах и привязанный к стулу. Драко попробовал дёрнуться, но тело, как и в прошлые разы, почти не слушалось. Он чувствовал испуг и злость, мысли скакали, и было понимание, что сейчас снова начнётся, снова придёт Она, и больше он не сможет ни сопротивляться, ни просто соображать. Она возникла рядом бесшумно, и сразу взяла его за подбородок, разворачивая к себе. Драко задержал дыхание, и его рот накрыли мягкие губы, липкие от сладкого нектара. Он сразу узнал вкус своего любимого фрукта и с нетерпением ждал, что будет дальше. Разорвав поцелуй, незнакомка опустилась к нему на колени. Она что-то делала руками, а затем он почувствовал, как его губ коснулся прохладный и влажный кусочек манго. «Ого, да она придумала кормить меня с рук!» — подумал Драко, поддаваясь и пробуя ароматный плод. Вкус был божественным, и он нашёл новую причуду своей соблазнительницы странной, но милой. Он понял, как ошибся, когда в следующую секунду она, притянув его голову к себе липкими пальцами, жадно поцеловала, её язык яростно вторгся ему в рот, делясь следующим кусочком фрукта. Она оторвалась от его губ, чтобы взять в зубы следующий кусочек, и снова приникла глубоким поцелуем. Руки девушки гладили его плечи, оставляли липкие следы на груди. Нежные пальчики заскользили ниже, и она принялась гладить его уже привставший член. А затем стала тереться о него вся, приникая грудью и задевая чувствительную головку промежностью. Драко чувствовал, какая она влажная, и у него кружилась голова от желания. «Ещё», — хрипло стонет он, и вдруг понимает, что связки больше не скованы магией, и он может говорить. Собрав силу воли, он переводит дыхание и выпаливает наугад: «Грейнджер…» — и замирает, прислушиваясь. В повисшей тишине слышны удары собственного сердца, и когда он уже решил, что ошибся, наконец она произносит: — Что? — и он выдыхает с облегчением. — Что ты делаешь? — он пытается вложить в интонацию максимум строгости, насколько позволяют обстоятельства: он голый и связанный. — Я сплю. И ты мне снишься. — Это так теперь называется? — Ммм, для сновидения ты что-то слишком разговорчивый. — Мордред, Грейнджер, скажи, что тебя заставили это делать. — Вот ещё, в отличие от тебя, я не трушу признавать свои желания. — Развяжи меня немедленно! — А то что? — лукаво спросила она и чуть прикусила нежную кожу на его шее, а затем провела по месту укуса горячим языком. — Грейнджер, умоляю, прекрати! Я себя сейчас не контролирую! — В кои-то веки. Тебе это идёт. Он хотел ответить что-то язвительное, но его рот накрыли мягкие требовательные губы, и последняя мысль улетучилась, когда её пальцы снова заскользили по липкой коже вниз. В следующее мгновение, не дав ему прийти в себя от поцелуя, она опустилась вниз, вбирая головку члена в жаркий рот. Он застонал, и она устроилась поудобнее, разведя его колени шире. И тут он проснулся. Лёжа с закрытыми глазами, Драко словно собирал себя по кусочкам: безумный, сверхреалистичный сон. Это ведь было просто сном, верно? Он сел в кровати и взгляд упал на пустой пузырёк зелья сна без сновидений на прикроватной тумбочке. Понимание окатило ледяной водой: нет, это реальность, зелье не сработало, как оно вообще может не сработать? Вскочив с постели, Драко на бегу схватил со стула кимоно, набросил на плечи, и уже через секунду яростно стучался в дверь на половину Грейнджер. — Мордред! Дьявол! Грейнджер, открывай! — орал он, пока дверь не открылась. На пороге стояла Гермиона в полупрозрачном пеньюаре, сквозь ткань которого было ясно видны контуры грудей. Растрёпанные после сна волосы живописно обрамляли лицо и спадали на плечи, добавляя ей какого-то откровенно куртизанского шика. Она скрестила руки на груди, и его взгляд зацепился там. Грейнджер скептически смотрела на него в ожидании объяснений. — Я хочу понять, что это было и зачем, — раздражённо выдал Драко. — А я думала, ты хочешь продолжения, — язвительно ответила она. — Судя по срочности и настойчивости, с которой ты выносил мою дверь. — А ты, значит, тоже хочешь продолжить, раз открыла? — наглость, с которой она держалась, доводила Малфоя до края терпения. — Только если ты снова будешь умолять. Меня это так заводит, — её ядовитому тону мог бы позавидовать сам Салазар Слизерин. Во-первых, сказанное было правдой, о чём, конечно, Малфою знать необязательно. Во-вторых, сарказм помогал сохранять лицо и не сколлапсировать от стыда прямо здесь у него на глазах. — Грейнджер, психованная ты ведьма, у тебя есть хоть какое-то представление, под действием каких чар мы находимся? — Обсудим это за завтраком? — спокойно предлагает она и, не дожидаясь ответа, захлопывает дверь перед его носом. Малфой зарычал и в последний раз ударил дверной косяк кулаком. Что она с ним делает? Полуголый, возбуждённый, на грани истерики в коридоре — он не узнавал себя.

***

Во время завтрака она так и не появилась. Драко сидел на веранде, допивал чёрный кофе и злился, злился на себя, на — кто бы мог подумать — струсившую гриффиндорку, на неведомые силы, сводящие их вместе. На полу у стола стояло блюдечко, белоснежный кот доел последний ломтик ветчины, подошёл и изящно запрыгнул на колени к Драко. Потоптавшись, он удобно устроился и принялся умываться лапкой с самым независимым видом. Драко хмыкнул и почесал кота за ухом: — Вот скажи мне, кот, почему она не пришла? — задумчиво сказал Драко, продолжая его ласкать. — Мррр-мяу? — Думаешь, ей стыдно? Кот прикрыл глаза и с удовольствием потянулся, зевая. — Непохоже. Она вела себя так развратно, ты не представляешь, как, — он припомнил сны последних дней и с удивлением обнаружил, что вместо злости на Грейнджер чувствует возбуждение и любопытство. Драко только вчера признался себе, что она ему нравится, а она, тем временем, уже вовсю по ночам изучала его тело, по-прежнему изображая днём равнодушие — если бы не вчерашний танец, сколько прошло бы ночей, прежде чем он догадался? Смелая на грани с безумием, хитрая, сексуальная ведьма. Понимая всю опасность сложившегося положения, он всё равно радовался новым чувствам: как давно его никто не волновал. — Придётся всё-таки посмотреть, что там за руны, — пожаловался Драко коту. Взмах палочки: Темпус показывает без десяти минут десять, к десяти Грейнджер нужно быть в холле отеля для отправления на очередную экскурсию, значит, она не сможет больше отсиживаться в номере, избегая его. Тут в воздухе возникает светящийся голубым светом конь и вещает голосом Забини: «Драко, если всё в силе, я жду тебя через десять минут, приготовься к лучшему спа в своей жизни, ты, белобрысый нытик! И не смей опаздывать!» Патронус застыл, ожидая ответа, Драко продиктовал: «Уже бегу, мой тёмный повелитель!» — и проводил взглядом удаляющегося грациозного коня. Повезло всё-таки Блейзу с формой патронуса: тот и сам любил им пользоваться, пренебрегая магическим зеркалом и совиной почтой. А Драко так и не научился его вызывать: даже после войны он не мог найти ни одного достаточно счастливого воспоминания, уцелевшего после пережитых кошмарных событий. И детство, и Хогвартс, и дружба, и первая влюблённость — всё несло на себе тень лорда Волан-де-Морта. Он боялся представить, каким был бы его телесный патронус: хорошо бы это был дракон или змей, но шанс был мал. Вот у Грейнджер, например, патронус — выдра, что общего у неё с этим несимпатичным и обыденным речным зверем? Она даже плавает плохо. Вдруг и патронус благородного Драко Малфоя окажется каким-нибудь… утконосом? Словно в подтверждение его мыслей кот, всё ещё сидящий у него на коленях, чихнул. — Ну всё, приятель, мне пора идти. — Драко аккуратно спустил кота на пол, а сам отправился в комнаты. Закрыв дверь, Драко остановился и прислушался: почти сразу раздался звук открываемой двери на половину Грейнджер, послышались торопливые шаги на лестнице. Сбежала! Что и требовалось доказать. Быстро переодевшись, Драко пошёл к Блейзу, следуя заранее выданным указаниям.

***

Гермиона поднималась по ступеням на верх храмового комплекса. Посреди тропического леса высилась древняя каменная громада, состоящая из резных пирамидальных башенок, и ей предстояло подняться на самую высокую из них, где располагались Врата Неба. Большая часть туристов, утомившись в заповеднике в первую половину дня, осела в ресторане. Но Гермиона, подбадриваемая Луной, была среди тех немногих, кто отправился смотреть самый древний и загадочный памятник острова. Переживать о неловкой сцене с Малфоем она перестала где-то на первой сотне ступеней. Позади были уже две сотни, солнечный жар понемногу спадал, и девушка, пребывая в каком-то мыслительном трансе, поднималась к вершине. Тревожные мысли о снах, о неизбежном объяснении всё ещё бились на краю сознания, но она становилась всё спокойнее и уверенней. Какое значение имеют её проблемы перед лицом ослепительного неба, к которому она приближалась? На вершине башни оказалась небольшая прямоугольная площадка, по краям которой отдыхали немногочисленные туристы, устроившиеся прямо на древних камнях. А по центру напротив входа возвышались они — высокие Врата, искусно покрытые резными каменными языками пламени, между двумя симметричными створками зияла пустота, наполненная лишь воздухом и солнцем. Гермиона устало прислонилась к стене площадки, переводя дыхание и пытаясь разобраться, что было в этом архитектурном памятнике такого, что она не могла отвести глаз. Огромный размер, подавляющий своим нечеловеческим масштабом? Слишком совершенные пропорции, ведущие глаз от завитка к завитку в магическом, почти музыкальном ритме? Гармония между человеческим творением и окружающей природой? «Жаль, Драко этого не видит», — пронеслась мысль быстрее, чем она успела её себе запретить. Да, ей нестерпимо не хватало его присутствия: за каких-то четыре дня она успела привыкнуть читать на его лице эмоции, слышать ироничные комментарии. Идеальное произведение искусства переставало быть таким, если рядом не было Драко Малфоя со скрываемым восхищением в глазах. Неслышно подошла Луна и, встав рядом, так же любовалась на Врата. Затем она шёпотом обратилась к Гермионе: — Ты можешь подойти, встать между ними и загадать желание. — А оно исполнится? — с прорвавшейся грустью спросила Гермиона. — Обязательно. Моё исполнилось. Так что внимательно подумай, что бы ты хотела загадать. Размышляя, Гермиона пошла навстречу Вратам. Какое было самое главное её желание, такое, что без помощи древних духов не осуществится? Освобождение домовиков — нет, это не та категория, с которой работает судьба. Нужно что-то личное, что-то для себя. Она улыбнулась и встала между исполинскими каменными створками, на самый край площадки так, что под носками кроссовок была пропасть, и загадала взаимно влюбиться. Так, чтобы как в романах, как у её родителей: на всю жизнь и по-настоящему. Чтобы доверять ему, как себе, чтобы ни один день больше не был пустым и ненужным. Способна ли на такое чудо древняя магия? Потому что сама она давно перестала верить, что где-то есть родственная душа.

***

Вернувшись в отель, Гермиона набралась решимости поговорить с Малфоем, но дверь на его половину оказалась закрытой. Она решила дождаться его прихода, захватила книжку и поднялась на веранду. Расположившись в кресле лицом ко входу, она попыталась читать, но в этот вечер история гоблинских войн казалась далёким клубком неважных событий, а по-настоящему волнующий её вопрос: «Где пропадает Малфой?» нервировал всё больше. Не случайно Забини тоже отсутствовал на экскурсии? Что, если они пошли на пляж и там что-то случилось? Что, если он пропал ещё с утра, но никто этого не заметил? Гермиона решительно отложила книгу, прошлась по комнате, набрала фруктов из корзины и немного отвлеклась, впервые пробуя некоторые экзотические плоды. Темпус показывал двенадцатый час ночи, она призвала шаль из комнаты, набросила её на плечи и задремала, когда на дорожке у дома послышались шаги. Поднявшись на веранду и заметив женскую фигурку, свернувшуюся в одном из кресел, Малфой застыл, а затем всё-таки решил подойти. Грейнджер спала, по-детски сложив обе ладони под щекой на подлокотнике кресла, и хмурилась во сне. На секунду он почувствовал укол вины, потому что мало вспоминал о ней сегодня и собирался ночевать у Блейза, неожиданно передумав, уже когда его друг ушёл в свою комнату спать. Она бы так и осталась здесь на всю ночь: хрупкая и маленькая в неудобном кресле. Что это — пресловутое гриффиндорское упрямство или нечто другое? — Грейнджер? — тихо позвал Драко, не решаясь дотронуться. Она сразу открыла глаза и непонимающе уставилась на него, глядя снизу вверх, и, видимо, вспоминая, где она находится. Они молча изучали друг друга взглядами, и Гермиона отметила его расслабленный и довольный вид: верхние две пуговицы белой рубашки были расстёгнуты, воротник дерзко смят, рукава небрежно закатаны до локтей — немыслимо для педантичного Малфоя, и от этого ещё привлекательней. В сумраке он казался таинственным и незнакомым, его взъерошенные волосы отливали серебром, острые черты лица смягчались полумраком, и Гермиона подумала, что он чертовски красив. Она знала это и раньше, но сейчас, когда ситуация была далека от типичной, она осознала это с особенной болезненной ясностью. Красивый, недоступный, чужой. Она выпрямилась в кресле и прочистила горло. — Малфой, какого драккла ты не предупредил, что уходишь на целый день? Мы же договорились поговорить. Что я должна была думать?.. — раздражённо принялась отчитывать его Гермиона, почти физически ощущая, как он закрывается, взгляд становится жёстким, и последняя надежда на взаимопонимание бьётся вдребезги вместе с её сердцем. — Стоп! Грейнджер, да замолчи ты! — он болезненно морщится и отходит на несколько шагов назад. — Самовлюблённый, эгоистичный придурок! Одна записка, Малфой — и не было бы вопросов. Это так сложно — подумать о ком-то, кроме себя? — В глубине души она знает, что он ей ничего не должен, что он мог развлекаться всю ночь, где хочет и с кем хочет, но от этого только больней. — Силенцио! — заклинание обрывает её на середине фразы, Гермиона зло и презрительно смотрит на него и тянется за своей палочкой, у него есть несколько секунд, пока она молчит. — Теперь слушай сюда, Грейнджер. Малфой раздражён и разочарован, зачем он только решил вернуться. Прекрасный день и чудесный вечер, полный тонких философских разговоров и первоклассного вина, перечёркнут и померк. — Мы договорись, или, точнее, ты поставила меня перед фактом, что мы поговорим за завтраком. На завтрак ты не явилась, очевидно, струсив, — он насмешливо поднял бровь. — Никак не уловлю суть твоих претензий, Грейнджер. В отличие от тебя я в состоянии прожить день, не влипая в неприятности. Кстати, поздравляю: ты умудрилась выжить сегодня без моей помощи, это правда впечатляет. Он развернулся и ушёл, хлопнула дверь внизу, и Гермиона обхватила себя руками. Он жестоко прав: целый день она выживала без него, хоть и по несколько другой причине. Ничего, сегодня ещё поболит, а завтра она начнёт с чистого листа.