Самая яркая из всех вёсен

Чхве Дун Хён вдумчиво изучал меню на предмет безалкогольных напитков, чая и десертов. Нам обоим было нужно время, чтобы перемолчать такие очевидные откровения сегодняшнего дня — это было чем-то, вроде части принятия нашего общего горя, растянутого во времени и пространстве. Куда эффективнее было бы выпить соджу, закусывая маринованным дайконом, сидя где-нибудь на открытой веранде в семейной забегаловке. Но у адвоката Чхве был в самом разгаре рабочий день, поэтому вместо привычных и уместных алкогольных анестетиков ему приходилось выбирать между канчжоном и эклерами. Он смотрел в меню, а я всё ещё всматривалась в других посетителей ресторана, глядя поверх его плеча. Прошло несколько долгих минут, прежде чем я окончательно убедилась в том, что в зале нет никого, даже отдалённо напоминающего доктора Со. Приятный, почти интимный полумрак, свойственный большинству респектабельных заведений даже в дневное время, внушительные расстояния между столиками… Всё это делало любое узнавание зыбким, граничащим с паранойей. Спустя всего пару мгновений после ошеломившего меня открытия я уже сомневалась в том, что видела. Может, мне действительно показалось? Вспомнив о сообщении, я взяла смартфон — хотя бы затем, чтобы убедиться в твёрдости собственного рассудка. Не могло же оно исчезнуть? Текст был на месте, а под уже прочитанным сообщением подпрыгивали три точки: неизвестный абонент прямо сейчас писал мне что-то ещё. Почти эйфорическая радость была густо замешана на каком-то иррациональном страхе. Почти как вчера, когда я стояла во дворике с видом на гошивон «Эдем», замирая от ужаса неизвестности и восторга узнавания места. Второе дежа вю за сутки — это уже слишком! Не было нужды спрашивать, кто это. Не было смысла уточнять, откуда у него мой номер. Я смотрела на прыгающие точки, будто это были игральные кости — пан или пропал. «Маленькая личная просьба… Выйди в фойе в ближайшие десять минут, или ты проиграешь, Соль Чжу» Это было довольно просто: позволить Дун Хёну самостоятельно выбрать и десерт, и напиток, а потом выйти из-за стола под предлогом посещения дамской комнаты. И я сделала это почти на автопилоте, уверенно направляясь к выходу из зала. Вот тот самый столик, у которого по-прежнему суетился официант. Значит, мне действительно не показалось… Мой клатч с пергаментным пакетом внутри казался непривычно тяжёлым. Оказавшись в фойе, я прошла сперва мимо занятой своими делами администратора, а потом и мимо дамской комнаты. Меня вело какое-то новое, незнакомое чувство, сродни инстинкту. Толкнув дверь с надписью «Только для персонала», я обернулась, услышав тихий смешок. В конце узкого коридора было окно, затянутое матовой плёнкой. На подоконнике этого слепого глазка и устроился Со Мун Джо. Мне не было видно лица — только темнеющий на фоне окна силуэт, но я отчётливо слышала звук его дыхания. Записанный где-то на подкорке моего мозга, он был даже более узнаваемым, чем голос. То, что нельзя имитировать. — Ты сказал выйти в фойе, — отозвалась я, не двигаясь с места. — Ты пошла дальше. Так подойди ближе, — ответил он, делая пригласительный жест и снова пряча руки в карманы брюк. Не задавая лишних вопросов, я подошла, остановившись в полушаге от носков его до блеска начищенных чёрных туфель. Свет от окна был рассеянным и мягким, делая Мун Джо даже бледнее обычного. — Чего ты… — начала было я, осекаясь на полуслове, когда он уверенно отобрал у меня клатч, пристраивая его на подоконник, а потом аккуратно, будто занозу, вынул шпильку из моих волос, позволяя им рассыпаться по плечам. — Того же, чего и ты, — ответил Мун Джо, притягивая меня ближе, обшаривая тёмным взглядом моё лицо. — Чувствовать. Его пальцы, завладевшие моими запястьями, были ледяными и чуть влажными, как и вчера, и это выдавало не то предельную собранность, не то взвинченность. Мы были так близко, словно деревья, сросшиеся стволами и смешавшиеся кронами. Из-за расстёгнутого ворота его белой рубашки шёл жар, который никак не вязался с абсолютно ледяными руками. Я слышала, как гулко бьётся его сердце. Здесь и сейчас мы балансировали на грани, за которой куда более интимное телесное взаимодействие становится неизбежным. Никто из нас не переступал её первым, и это было почти мучительно, как любое самоистязание. — Мун Джо… Я должна отдать тебе кое-что, — скользнув кончиками пальцев вдоль его выпирающих скул, я понимала, что снова проваливаюсь в зыбкую черноту этих зрачков. Я прижалась лбом к его лбу, зажмуриваясь в тщетной попытке притормозить это стремительное падение. Но то, что спасало вчера, сегодня уже не сработало. — Кое-что?! — едко переспросил Мун Джо, и его губы чуть коснулись моих. Удушливая волна жара прошила меня насквозь. Одним рывком он поднялся с места, но только чтобы прижать меня к стене рядом с окном. Напирая сверху, он прошёлся кончиком носа от мочки уха вниз, ныряя за мягкий ворот моего платья и больно впиваясь губами в шею. — Соль Чжу… Я жажду полного обладания! Он отпрянул почти сразу, но след наверняка остался. В этом рассеянном свете бледная кожа Со Мун Джо с бисерной россыпью испарины влажно мерцала, почти, как на тех фотоснимках. Было и ещё одно сходство, вполне очевидное для меня — он буквально светился от сдерживаемой ярости. — О, братец… — Мун Джо отрицательно покачал головой, не закрывая глаз, в которых плясали золотые искры безумия. — Какой же ты теперь! Знаешь, ты можешь даже убить меня, если захочешь. Потому что… — Тссс… Не обещай больше, чем можешь дать, а то проиграешь, любимая. Неуловимым, почти змеиным движением он подался навстречу, перехватывая мои губы своими — коротко, но горячо. Колени стали ватными; чтобы не упасть, я сцепила руки в замок за его худыми, но сильными плечами. Позволяя ему удерживать себя — нас — в шатком подобии равновесия. Поймав в ладони его лицо, я не пыталась его остановить, нет. Мне было важно убедиться в том, что он меня слушает. — Потому что я люблю тебя больше жизни, — выдохнула я, чувствуя, как слёзы снова и снова обжигают мне щёки. — Мун Джо… Потому что мои кровь, плоть и сердце — твои. — Моя Ким Соль Чжу… — проговорил Мун Джо, целуя меня в мокрые щёки, а потом и в глаза, будто сонного ребёнка. — Хотел бы я взять что-то одно, и прямо сейчас. Но как быть, если мне нужно всё? Столько лет прошло… Чего ради я ещё не отчаялся получить желаемое? Может, ради этого дня и этой твоей безрассудной и бесполезной щедрости? Свет его ярости будто померк, оставляя на поверхности только вполне предсказуемое воодушевление. Теперь лицо Со Мун Джо выглядело, скорее, одухотворённым. Могла ли я не касаться его? — Меня заверили… Что ты вырвешь с корнем даже воспоминания обо мне. Я не знаю, каким ты стал, Мун Джо… Я могу только чувствовать. Тогда… Ты был смертельно обижен, прости. Он усмехнулся, закусывая губу. — Правда? Чтобы лучше помнить, мне пришлось себя резать. Забавно… Но те старые шрамы на моих руках местами всё ещё похожи на слоги. Перед моими глазами мелькнули длинные чёрные рукава со снимков из моего маленького нелегального фотоархива. Представив под ними светлые, рельефные на ощупь, полосы заживших порезов, я судорожно вздохнула. Его яркая, влажная усмешка стала только очевиднее. — За долгие годы молчания обида может стать драконом и… Мун Джо снова закрыл мне рот поцелуем, почти отнимая дыхание. Обратной стороной его ярости была нежность: её он тоже держал глубоко внутри, но даже не пытался скрывать. Он принимал себя таким, как есть. А я принимала его — как лекарство. — Душа моя, есть вещи и посильнее детских обид, — сообщил он, отпрянув. — Я искал тебя — безуспешно. Но именно тогда я научился искать по-настоящему. Я ждал, с маниакальным упорством коллекционера редкостей. И действительно научился терпеть. Знаешь… Кажется, полжизни назад я придумал, что имя, вырезанное по-живому, обязательное приведёт тебя обратно. Видишь, я был прав… Моя обида превратилась в нож, а не в дракона. Сперва она меня только ранила, потом я овладел ею в полной мере, как резцом творца — и начал править себя, а потом и других. Таким вот я стал, Соль Чжу. — Я не знаю, что рассказала тебе Ом Бок Сун, — в моём голосе отчётливо слышалась и усталость, и отчаяние. — А моя собственная правда — это кромешный ад, возвращаться в который даже мысленно для меня смерти подобно. Что бы я ни сказала тебе сейчас о той ночи, я проиграю, братец Мун Джо… — Назови меня так ещё раз — и я воткну в тебя твою шпильку. Больно, но не смертельно, Соль Чжу. Я предпочёл бы традиционное проникновение, но и этот способ не лишён для меня эротизма, — заверил меня он, аккуратно убирая от лица прядь моих волос. — Братец… Это звучит так мило, что меня коробит! Или тебя заводит сама идея нашего воображаемого родства? Что ж, это я могу понять… У меня очень гибкие моральные рамки. — Звать тебя любимым теперь… Для этого нужна смелость, Мун Джо. А у меня есть только надежда. — Хватило же тебе смелости и бродить в Ынпхён-гу поздним вечером, — сказал он, не без ехидства. — И мне в глаза посмотреть… Может, та твоя правда чего-то стоит? У всего есть своё имя, даже у вещи. Если ты любишь меня, если это зелье не выдохлось… — Мун Джо коснулся моей щеки тыльной стороной ладони, как будто пытаясь максимально прочувствовать телесную реальность моего присутствия. — Верни мне титул возлюбленного. Мне кажется, я его выстрадал. Его тонкие ноздри чуть вздрагивали от волнения пополам с возбуждением, и я поняла, о чём именно должна рассказать. Сейчас, пока наши новые раны ещё горячи, оттого кажется, что больно совсем не будет. — Я хотела убить себя, когда случилось то, что случилось. Я пыталась, но… Я была настолько раздавлена, что у меня не вышло даже этого. Помню только кристальное спокойствие, после того, как решилась. И непривычный жар в ладонях при виде собственной крови на белом кафеле… Прости, я толком не могу сосредоточиться, потому что слышу, как часто бьётся твоё сердце. Чуть отстранившись, он взял меня за подбородок, всматриваясь в моё лицо снова. — Мы похожи даже больше, чем я думал. Даже не так, мы с тобой сделаны из одного и того же теста — крепкого и солёного. И твоя обида тоже не стала драконом, Соль Чжу. Она, как и моя — нож. Только ты не очень ловко управляешься с ним. Пока что… Но я научу тебя, — он бросил взгляд на свои наручные часы, и моё сердце ёкнуло. — Резать себя не придётся, не бойся. — Это не страшно. Боюсь я только одного — потерять тебя снова, Мун Джо. Я сказала то, о чём и в самом деле не могла перестать думать. А он в который уж раз усмехнулся, качая головой. — Это вряд ли, — заверил меня доктор Со. — Раз уж ты, на свою беду, меня отыскала… Что я могла сделать? Как мне следовало поступить? Мне со всех сторон пора было идти, чтобы сохранить хотя бы видимость приличий, но это было выше моих сил. Мне хотелось целовать его до потери всякой осмысленности: уже через мгновение мы едва не столкнулись лбами — наши желания в моменте слишком явно совпадали, и Мун Джо отнюдь не собирался сдерживать собственные порывы. Прежде чем он буквально вломился в мой рот с языком, я почувствовала, как он улыбается мне в губы. Сентиментальная нежность узнавания стремительно оперялась, превращаясь в тёмную страсть. И её голодный огонь подступал к самой гортани, перехватывая дыхание. Ещё! Ещё немного… Запуская пальцы в тёмные волосы Со Мун Джо, я была готова сдать назад, просто чтобы вдохнуть. Вместо этого он в очередной раз с силой вдавил меня в стену — да так, что из глаз брызнули искры, когда я весьма ощутимо приложилась затылком. Он мог взять меня прямо здесь или отпустить на все четыре стороны — третьего варианта я бы и сама не придумала. Отпрянув, он усмехнулся, прихватывая меня за подбородок так, что мне пришлось едва ли не на цыпочки встать. — Какого чёрта ты ещё не сбежала? Ты, хорошая девочка, госпожа Ким… — Разве у меня был выбор, господин Со? Мун Джо отрицательно покачал головой, приглаживая мои губы кончиком большого пальца. — Ты — моя. А я… Я плохой, — заверил он меня без тени бравады. Это было чем-то, вроде откровения, и эти простые слова давались ему с видимым усилием. — Плохой и сумасшедший, Соль Чжу. Я стал тем, кто меньше всего заслуживает твоей любви. Но именно в ней я остро нуждаюсь. Так что… Люби меня, если сможешь. — А ты позволишь? — я не могла оторвать взгляд от его тёмно-карих глаз, даже когда почувствовала, как Мун Джо обхватывает меня за талию, притягивая к себе. — Когда осмелишься делать то, чего по-настоящему хочешь, не понадобится ничьё разрешение. К тридцати пяти годам его мрачноватая красота раскрылась в полной мере: здесь и сейчас его не портили ни сумасшедшинка во взгляде, ни призрачный след моей помады, протянувшийся от уголка рта по впалой щеке. Не удержавшись, я коснулась этого лица снова, стирая явно лишнюю красную линию. Мой любимый. — Мне нужно отдать тебе кое-что. И действительно нужно идти, — голос вдруг провалился в эмоциональный шёпот. — Так отдай и иди, — с наигранной лёгкостью согласился Мун Джо. — Думай обо мне там, хорошая девочка. Оставишь мне свою шпильку? Когда я потянулась за клатчем, мои пальцы дрожали. Вынув небольшой пакет, я положила свою непритязательную деревяшку для волос поверх, прежде чем передать весь импровизированный комплект Со Мун Джо. Повертев его в руках без видимого интереса, он вернул оба предмета на подоконник. Пока. Я не могла не спросить, даже если счёт моего времени пошёл на минуты. — А ты? — он вскинул бровь, так же тонко имитируя непонимание. Он прекрасно знал, о чём я спрашиваю, но хотел услышать полный вопрос. — Ты будешь думать обо мне, плохой мальчик? — Постараюсь забыть, ради твоего же блага. По крайней мере, на время, — с этими словами, он сгрёб меня в охапку, разворачивая в сторону двери, а потом прижимая спиной к своей груди. Зарывшись лицом в мои волосы, он поцеловал меня в макушку. — Уходи же, Соль Чжу! Мне нужна ясность мыслей, чтобы работать или хотя бы читать… Прямо сейчас я думаю только о том, что хочу оказаться между твоих бёдер. Уматывай, не оглядываясь! Мои шаги в обратном направлении были не слишком-то уверенными. Мне хотелось обратно в номер, а не в уютное ресторанное кресло. Туда, где можно снять с себя лишнее. Не миндальничать с Дун Хёном, а помедитировать в душе… Судя по весьма характерной возне у меня за спиной, Мун Джо пытался взять себя в руки, укрощая свои неуместные желания прямо здесь. Моё воображение услужливо дорисовало картинку, накладывая шероховатые звуки — раздёргивание зиппера, вдох, выдох, сдавленный стон, вдох, вязкое скольжение внутри кольца сомкнутых пальцев, — прямо на яркие слайды моих собственных влажных фантазий. Длинные тонкие пальцы Со Мун Джо. Уверенные монотонные движения. Гулкий пульс с отдачей в запястье. Я закусила губу, делая над собой усилие, чтобы не обернуться. Казалось, моё бесшовное, оттого предельно комфортное, бельё впивалось в моё растревоженное эмоционально и физически тело. Дискомфорт, опасно граничащий с удовольствием. Когда я взялась за ручку двери, меня буквально догнал шершавый выдох Мун Джо, подхваченный причудливым рукотворным эхом этого узкого душного коридора. Тот самый звук, который никому ни за что не подделать… — Игра окончена, — не без сожаления сказал он мне вслед, явно пытаясь восстановить дыхание. — Я проиграл. Со Мун Джо этого не говорил, но я и сама понимала: когда он объявится — а он непременно объявится, — игра начнётся снова. Будет ли новый раунд сложнее или опаснее предыдущего?