***
Степа проспал до полудня наступившего воскресенья. Он долго не мог собраться с мыслями и бродил по квартире как неприкаянный призрак. Следов Миши не осталось, как будто он тоже был потусторонним духом или полтергейстом. Хотя Степа в подробностях помнил, как он скромно сидел у него в ногах на постели. И Степина старая тетрадь с какими-то горами и водопадом на обложке продолжала лежать в складках одеяла. До самого вечера он не находил себе места. Что-то рвалось изнутри. Хотелось выгнуться невозможной дугой. Или заплакать. Или чтобы его сильно прижали к себе, и повсюду была только чужая горячая кожа... Его бросало на грань какого-то оголенного предчувствия. У Степы просто не хватало понимания, чтобы заглянуть в его суть. Внутри все онемело. Он боялся пошевелиться, думая что вот-вот с ним произойдёт нечто плохое, еще немного и он начнёт задыхаться. Степа отчаянно этого не хотел и лихорадочно искал способы того, как вернуть себе самообладание. Он перебирал в голове варианты, но почему-то заранее знал, что ни один не подходил. Он только сильнее себя накручивал, вспоминая свой последний нервный срыв. Он не мог дать этому повториться. Вдруг Степа поднялся и начал одеваться на улицу. Сначала тихо и осторожно, как будто за ним могли наблюдать. Затем с каждым движением Степа нервно ускорялся, царапая кожу ногтями. И наконец, он резко рванул куртку с вешалки и вылетел за дверь. Он почувствовал облегчение, вынимая ключ из замка. Уже на улице Степа понял, что оставил телефон, но он был уверен, что не появится дома до ночи. Даже мысль об этом вызывала страх. Шёл мелкий дождь. Стояли лужи, в которые стекались разводы бензина. Стал сырым длинный шарф, найденный в рукаве куртки. Он не обманывал себя и знал, в какую сторону направился. Не надеялся, что пешком не найдёт это место. Возможно.. перед самим зданием Степа остановится, с тоской подумает о тепле внутри, со скорбью вспомнит о том, кто находится за всем этим бетоном и железом, и не решится зайти, понимая, что с каждым шагом навстречу ему становилось все легче и легче. Последняя неделя апреля. Они с Мишей месяц знакомы. Степа хотел вернуться к нему. Неважно, что его ждало.. даже если уже ничего больше не будет по-прежнему. Казалось, он должен себя осудить, как будто рядом стояла толпа, готовая разорвать его на кусочки за это желание. Оно ведь иррациональное. Степа старался не думать о том, что Миша мог его ударить. Хотя он не фантомно помнил звук, с которым кулак врезался в дверь. Задребезжавшие петли. Он давно не видел людей в ярости. Было не с кем сравнить. Мишу ему вообще не с кем сравнить. Никольскому было не страшно разрушить их прекрасный маленький мир? Он нормально себя чувствовал, причиняя ему боль? В этом была жестокость. Степа не обязан был терпеть. Он это не заслужил. Неужели его волновало только то, останется ли Степан или нет, ведь они делали совместную работу? Если басист передумал на этот счет, почему не сказал в лицо, и только грубил ему, критиковал за каждую мелочь и отталкивал. Отталкивал, но при этом практически держал Степу за холку, как щенка, чтобы, когда ему хочется, снова задеть остатки чужого самолюбия. Никольский удовлетворялся тем, что заставлял Степу чувствовать себя беспомощнее, чем он есть. Он был без преувеличения жесток. Несмотря на это Степа испытывал чувство вины. Он ощущал свою ответственность за сохранение их.. отношений, которые были идеальными для него. Он хотел быть достойным этого. Достойным для Миши. Чувство вины толкало его искать причину происходящего, чтобы за ней увидеть выход. Степа сказал ему плохие слова, но он был на пределе. Они так много говорили про музыку. Их музыку. Миша сам ему привил – это святое, и благодаря блестящим идеям они уже на полпути.. к небу. По его словам, они бы создали что-то невероятно креативное. Культовое. Трансцендентальное. Он абсолютно серьёзно говорил с ним на эту тему. Вдвоем, в мрачной студии, они каждый раз отделялись от остального общества, придавая себе абсурдную значимость. Но Миша вытер ноги о его песню. Степа не выдержал. Он пытался, но не выдержал. Наверное, это было страшнее удара. Причиненной физической боли. Удостовериться, что человек, просто не думает о том, какой ущерб наносит и не ставит перед собой преграды, чтобы остановиться. Это вызвало в Степе ужас, когда за дверью раздавались крики, угрозы и удары. Алкоголизм. Об этом было тяжело думать. Степа прочитал несколько сайтов о сухой трезвости, и понял, что Мише приходится нелегко. Он вынужден постоянно сдерживать себя.. Если все его силы уходили на это, а не на контроль эмоций, правильно ли его обвинять? Арсений и Надя всё-таки рассчитывали, что он останется рядом с басистом. Продолжит отвлекать его от желания выпивать. Они осознавали, что поступят неправильно, открыв ему этот факт, но, видимо, другого пути не было.. Это давало Степе желанную надежду, что Миша все осознавал, и он пришёл вчера, потому что хотел исправить ситуацию. И он действительно в нем нуждался.***
В небе кружили вороны. Оказывается, Степа действительно не совсем представлял, как добраться до бара пешком. Он продрог. Ему очень хотелось в тепло. В сухой подвал с музыкальным оборудованием и стопкой листов с рисунками и текстами. Перед глазами возникали привычные картины. Миша, подбирающий аккорды, их перекур под ночным небом, и чувство его близости, когда они стоят бок о бок над строками аудиодорожек. Закатывание глаз, когда Степа потерял вещь, которую до этого держал в руках, или запнулся на ровном месте. Степа тосковал. Он думал, что за это время обрел себя в нем. Тот мир все еще был идеальным. Степан был уверен, что он никогда не истлеет и не померкнет. И инцидент между ними не развеет те качества, которые восхищали его в Никольском. Он впечатлил его на всю оставшуюся жизнь. Что-то в собственных мыслях его даже пугало. Он это не видел.. Не мог разумно охарактеризовать. Что-то просто происходило с ним. Мысли о Мише, как волны, захлестывали голову. Как будто его собственная воля там исчерпалась, и все сводилось к Никольскому. Без предупреждения, без его ведома, там возникла абсолютность Миши. Как будто все в основе своей приводило к нему. Это были переполняющие чувства. Мистические. Даже религиозные. И ему хотелось испытывать их дальше. С Мишей было так просто раскрывать части своей личности, проживать их через него. Они оба хотели увидеть больше. Всё-таки человек всю жизнь преследует какой-то конечный смысл, но выходит это делать только через внутреннюю реальность. Степа думал, что его реальность расширилась с приходом Миши. Впустив его внутрь. И смысл теперь стал более глубоким и обширным. Степа почувствовал над ним свое обладание. Это дал ему Миша. Сам того не зная, он пробудил в нем духовную жизнь. У жизни Степы вновь появилось содержание. Он начал создавать свои новые святыни, благоговея перед сутью открывшихся ему вещей. Мог ли Миша тоже чувствовать что-то внеземное? Что, если ни капли, хотя Степа верил в обратное? Неужели он шёл к нему, чтобы узнать это? А может быть, совсем не за этим.. Степа просто хотел показать Мише, что он для него очень значим. Это было пугающе, но в Степане просто росла потребность.. преклониться перед ним. Прийти и сказать, что по какой-то причине он верит во что-то хорошее между ними, в хорошее в Мише и в себе. Степа знал, что не держит обиду. Он уже давно не думал о гордости. Он не стер из памяти причиненную боль и испытанный страх. И он был уверен, то, что он называл жестоким, таковым являлось. Его чувство вины не было приземленным, потому что, взаимодействуя с Мишей, он не стремился получить музыкальное оборудование, опытность другого человека или еще какую-либо выгоду. И наконец, Миша не был для него.. плохим. Степа его не боялся. Он не обесценивал свои чувства. Но он не мог примириться с мыслью, что разорвать с ним отношения и постараться больше никогда его не встречать – этого стоит. Степина психика ломала эту мысль. Он не знал плохо это или нет.. Он не знал, что произойдёт.. И он стоял у бара.***
Внутри отдыхали люди. Были включены только настенные лампы. Благодаря тёплому свету обычный интерьер выглядел уютно. Из динамиков доносился рок, сыгранный на виолончели. Степа не стал заходить через черный ход. Он не колебался перед самим баром, но внутри его стало охватывать волнение, вынуждая потянуть время. Хотя Миша мог быть не здесь. Степа медленно пошел к проходу за баром, в груди ворочалось что-то холодное, и он чуть не вскрикнул, когда кто-то тронул его за плечо. – Привет, не хотел напугать, – Арсений протянул ему руку. Степа почувствовал, как к лицу приливает жар. Он поздоровался в ответ и пожал тёплую ладонь. Арсений только странно улыбнулся. – Он в студии, – прозвучало каким-то.. щекотливым тоном. Арсений посмотрел в сторону прохода и нахмурился. – Но.. задержись ненадолго. Степа не был против, и они прошли к другому концу бара. Расположившийся там парень заинтересованно поднял на них взгляд. Арсений закинул руку на плечо незнакомца. – Это Серж. Мой совладелец бара. Парень кивнул Степе. Степану бросилось в глаза его сходство с Арсением. Он тоже носил длинные черные волосы, был бледным, с заострёнными чертами лица. Руки были забиты татуировками, и больше всего среди различных рисунков выделялись змеи. – Это Степа – шикарный певец. Степан уставился на Арсения, широко распахнув глаза. Ну зачем так? Это же.. смущало. Но не так сильно как то, что прозвучало дальше. – Я не понимаю, как Миша умудрился такого найти. Новый знакомый искренне изумился. – Миша собрал группу? – Мы не группа, – хмуро произнес Степа. Видя, как лицо Арсения странно исказилось, он торопливо продолжил: – Точнее, мы ещё не обсуждали, как далеко может зайти наша работа. "И вообще продолжится ли она?" – осталось у него в голове. – Но у вас все впереди, – приподнятым тоном сказал Арсений. – Я верю, что услышу вас на нашей сцене. Серж сузил глаза и усмехнулся. – Нет, лучше в этой дыре никому не выступать. – Снейк! – Арсений пихнул его локтем. Степа неловко улыбнулся. – Кто знает, может о них заговорит весь мир, – Арсений взмахнул рукой. – Но наш бар не самое плохое место, чтобы начать. "Снейк" не спускал глаз со Степы, и это заставило его волноваться. Как будто сейчас он заговорит о нем. Так и произошло. – Странно. Ты кажешься мне знакомым. Внезапно Степа почувствовал, как задняя часть шеи покрылась льдом. В голове проскочила мысль о том, что его могли увидеть на улице во время патруля или митинга. Он взмолился, чтобы это оказалось не так. – Хотя вряд ли я видел тебя вживую. Наверное, на фото. – Где? На ориентировке? – со смешком вставил Арсений. Степа обливался холодным потом, пытаясь натянуть новую улыбку. – Мне интересно, твой комментарий мог быть ещё хуже? – несмотря на подкол, Снейк смотрел на него с улыбкой, полной принятия, которое может существовать только между близкими друзьями. – Да, – вполне серьезно ответил Арсений, по-деловому заложив руки за спину и подняв подбородок. – Может ты видел на сайте порнухи? Степа невольно открыл рот от удивления, а Серж закрыл ладонью лицо. – Это фиаско, братан. Он похлопал Арсения по плечу. На этом моменте Степе наконец удалось расслабиться, наблюдая за их весёлым взаимодействием. Он узнал, что идея создать этот бар возникла внутри компании друзей Арсения – их банды. Совместными усилиями и средствами они исполнили эту мечту. Миша тоже принимал участие, заодно с этим он обзавелся студией. Но вскоре Серж достал откуда-то планшет для бумаги и сказал, что должен заняться закупкой. – Иди поработай уже, босс, – он отсалютовал Арсению и Степе шариковой ручкой в виде кактуса. Они остались вдвоем. – Да, дела ждут.. Степа понял, к чему Арсений клонит. – Степ, должно быть Миша с тобой уже говорил? – он почему-то почти до шепота понизил голос. Не вовремя Степан вспомнил обморок, руку Никольского поверх своей и его взгляд.. Он сжал кисть в кулак, не понимая, что ему ответить. Степа все еще не знал, что чувствовал. – Да. Вчера, – выдал он, нервно скрепив вместе фаланги пальцев. Арсений замер со странным выражением лица. Словно он одновременно испытывал облегчение и озадаченность. – Хорошо, что ты.. пришёл, – он поднял на Степу взгляд. – С нами он не хочет разговаривать. Степа не нашел в себе силы посмотреть ему в глаза, только еле заметно кивнул. Внутри росло странное чувство. Такое горькое. Что от него хотят? Арсений же не думает, что причина в нем? – Такое было и раньше. Я говорил, он не выносит, когда Надя или я стараемся ему помочь. Но последние дни ему.. просто безразлично рядом мы или нет. По правде говоря, Степе не хотелось слушать дальше. Он начинал паниковать и злобиться на себя. Он не хотел быть для них решением проблем. Степа ведь ничего не знал.. Толком не мог разобраться в себе и не был готов к тому, чтобы Арсений и Надя продолжали возлагать на него большие надежды. Как он выдержит ещё большее чувство вины? Он не видел выход в своем возвращении. Он не видел его в том, что хотел сказать Мише. Его привели сюда поистине неконтролируемые ощущения. Несмотря на это, он нёс за них ответственность. Степа думал, что сможет поступить по ситуации. По существу, начнет говорить абсолютную ерунду до тех пор, пока басист его не выгонит. Появиться у него перед глазами – уже многое значило. Конечно, ему хотелось, чтобы Мише стало лучше. Но неужели это зависит от него? – Стой, не надо.. – тихо и жалобно запросил Степа. Этот разговор вновь перевернул все внутренности, и его сковал страх идти к человеку, чувства которого могли полностью зависеть от его действий. Так он себе внушил в тот момент. Степа инстинктивно отошёл на шаг, и Арсений потянулся за ним, но отпрянул, видя бледное лицо и испуганные глаза. – Не принимай это на своей счет. Ты ничем не обязан, – в голосе Арсения слышалась отчаянная попытка удержать его. – Это даже не конфликт между Мишей и тобой. Арсений осторожно подошёл ближе. – Он сам с собой в конфликте. Степа поднял голову, встретившись с ним глазами. – Ты во все это попал. Прости, что.. – Арсений на секунду зажмурился, –.. так вышло. – Я сам ввязался, – подал голос Степа, пытаясь погасить тревогу. – Но тебе приходится.. – он резко прервался и растерянно обнял себя за плечо, –.. жить в этом. Не думай, что ты должен. Между ними повисло напряжение. Степа даже не находился в мыслях, его просто сковало. Он надеялся, что сейчас вокруг начнёт гаснуть свет, и он просто растворится во мраке. Вдруг где-то в углу зала разбилось что-то стеклянное. Люди поднялись со своих мест. Арсений несколько мгновений колебался, смотря то на на него, то куда-то за перегородки и столы. – Вот и работа, – бросил он, напоследок задерживая на нем взгляд. Арсений ушел. Степа невидяще оглянулся, пытаясь взять себя в руки. Ситуация становилась все более запутанной. Остаться было сложнее, чем уйти. Однако Степа знал, чего хочет. Всей глубиной самого себя. Он осознавал, что на самом деле его ничего не держало, как это было прежде. И рядом никто не стоял, не шептал ему на ухо, какими должны быть отношения между людьми, и о том, что он просто слабый глупец, позволивший вытереть о себя ноги. Миша и он живые люди. Миша и он разные люди. У них могут получиться хорошие отношения, а могут и нет. Степа не хотел упустить шанс. Он сдвинулся с места и через пару секунд оказался в темном коридоре. Впереди абсолютно не было света. Но он знал, что за мраком, в глубине, есть тёплая студия, музыка, тексты и невообразимый Миша. Там был его мир. Он нуждался увидеть его снова. Он боялся, но жаждал жить.***
Дверь отворилась с тихим скрипом. Поначалу он никого не заметил. Все помещение освещали только лампа на столе и слабый настенный светильник. Но движение всё-таки было, колыхнулась тень на полу, и Степа наткнулся на лицо Нади. Она сидела за столом у дальней стены. Следом он увидел Мишу.. Он лежал на диване. Степа нервно сдернул с себя куртку, не сводя глаз с его фигуры. Басист не двигался. По-видимому, он думал, что пришёл Арсений. Не было смысла оставаться на месте, прожигая в его голове дыру, поэтому Степа тихо двинулся к столу. Мурашки бегали по телу. Он смущенно замер, когда увидел лицо басиста. Миша.. спал. Он действительно спал. Согнув одну ногу и немного уткнув лицо в обивку. Степа впервые увидел его таким расслабленным, с приоткрытым ртом и нежно трепещущими ресницами. Черты лица потеряли привычную резкость и стали плавными. Ненапряженная грудная клетка размеренно дышала. Степа не заметил, как приблизился к нему. Он не мог объяснить себе, почему так хотелось детально разглядеть выразительную скулу, линию челюсти и даже царапинку у губ. Спящий вид Миши был удивительным. И даже по-своему милым. Степа открыл рот, тихо выдыхая какой-то сдающийся звук. Через пару мгновений он уловил далекую мысль, что все это странно, и медленно отвернулся от басиста, тут же натыкаясь на взгляд Нади. По ней он тоже скучал. По её ярким улыбкам, ярким нарядам, ярким идеям. Он быстро поставил рядом второй стул и сел, подставляясь под протянутые к нему руки. – Привет, – шёпотом сказала Надя, отстраняясь после объятий. – Привет, – последовал его ответ. – Как у тебя дела? Надя немного растерялась и посмотрела на стол, приподнимая брови. – Не знаю, я делаю домашку. Степе тут же в глаза бросился учебник по алгебре для одиннадцатого класса. "Она действительно несовершеннолетняя", – пронеслось у него в голове. Он совсем забыл о том, что ему говорила Маша. Хотя Степа не увидел ни одного повода, чтобы заподозрить что-то неладное. Он не мог даже заикнуться об этом. Ему не хотелось заблуждаться, но и спросить напрямую он не мог. – Математичка хочет моей смерти, – Надя грустно потянулась за учебником. – Ты хорошо учился в школе? Степа тихо хихикнул над её словами. – Я был тем еще лоботрясом в старшей школе. Все сдавал в крайний срок. Говорил, что домашку съел Жорик – мой хомяк. После аварии он мало что помнил про школьные годы. Наверное, многие воспоминания к нему так и не вернутся. Надя улыбнулась. – Миша дал кошке кличку Анфиса. Почему-то они вместе повернулись в сторону басиста. Тот, вроде бы, не проснулся. Степа нервно покусал нижнюю губу и решился задать ей первый пришедший в голову вопрос: – Как он? Надя поменялась в лице и подняла на него внимательные глаза. Ему еще не приходилось видеть в чьём-то взгляде столько проницательности. От этого было немного не по себе. – У него был увлекательный день апатии и прослушивания "Агата Кристи". Степа едва заметно улыбнулся, ощущая беспомощность. – Я на тебе, как на войне. А на войне, как на тебе, – произнёс он строки из песни. – Да, – подавленным голосом сказала Надя, отвернувшись к столу. Степа ещё ни разу не видел её такой расстроенной. Может быть, она не придавала значения тому, что он пришёл.. Что-то подсказывало Степе, что за всем этим стояло нечто гораздо более тревожное, чем он представлял. Он не был уверен, позволят ли ему узнать больше. И готов ли он к этому? Но Степа решил идти до конца. – Надя, – он сильнее понизил голос. – Я могу спросить? – О чем? Она оживилась и немного наклонилась к нему. – Как ты познакомилась с Мишей? По всей видимости, вопрос не застал её врасплох, но она еще раз оглянулась на Никольского. Убедившись, что басист их не слышит, Надя кивнула ему и начала: – У меня не самые хорошие родители. Степа не ожидал это услышать, поэтому отвёл взгляд. Тем более Надя теперь смотрела куда-то за него, в темноту. – В один момент маме и её сожителю стало совершенно плевать на меня, – её голос был очень.. спокойным. – Мне было восемь, когда мы с Мишей познакомились. Он был моим соседом сверху. Однажды я почти весь день провела в подъезде, потому что мне не хотелось быть дома. Он несколько раз прошёл мимо, но потом остановился.. Пожалел меня. Почему-то Степа мог хорошо это представить. Маленькую Надю. Ведь из черт её лица еще не ушла подростковость. Образ Миши хуже складывался в его голове. На тот момент ему было всего двадцать два года.. – Я стала иногда оставаться у него. Миша старался заботиться обо мне. Растить меня, хотя мы никем друг другу не приходимся. Степа волнительно бросил взгляд в сторону дивана. – Сейчас я живу с ним. За эти годы Миша стал моей семьей. И Арсений тоже, потому что они дружат с детства. Степа действительно не ожидал услышать даже нечто подобное. Должно быть, видя его реакцию, Надя зажато вздохнула и сказала: – Мне сложно представить, что стало бы со мной, если бы тогда он не пошел на риск. Он все еще рискует. – Люди думают.. – Степа резко смолкнул. – Да. Что он маньяк, педофил, нимфоман, что угодно и в каком угодно виде. А мы не можем всем сказать, что это бред. Степа изумился. – Почему? – Степа, как ты можешь так доверять обществу? – без обвинения, мягко спросила она. – Как только информация станет всем доступна, обязательно найдутся агрессивно неверящие. Это не приведёт ни к чему хорошему, даже когда мне исполнится восемнадцать. – Я понимаю, но это.. "Ужасно": даже не смог произнести он.***
Степа был.. потрясен. Либо годы, проведённые в одиночестве, так сказались на его восприятии, либо он всю жизнь провёл в своем крошечном мире, искренне не зная, в какие сложные жизненные ситуации попадают люди. Но сейчас он тихо сидел рядом с Надей, и думал над тем, что сам он претерпел много тяжёлых событий. Просто они были так привычны. Хотя это вовсе не значило, что Степа с ними смирился. Он – государственный военный, который только что про все это узнал.. Его голову просто разрывало, ведь смириться с теми давно сложившимися обстоятельствами он не мог. Все это ошибка. Внутренний голос повторял: "А когда ты скажешь им все, ты останешься для Миши и Нади безобидным? Неопасным? Хорошим?" Неужели он вот-вот станет лжецом.. Он осторожно взглянул на Надю. Она с сосредоточенным лицом решала пример, пока он разукрашивал листок в клетку всеми ручками и карандашами, что были в её пенале. Степа имел благополучную семью. Он провёл детство и юношество в хорошем районе, ходил в хорошую школу. По его воспоминаниям, даже в трудные для всех времена он ни в чем не нуждался, не был знаком с какими-то серьезными проблемами. Кажется, дети, с которыми он общался тоже жили в похожих условиях. Он не сталкивался с чем-то иным. Похоже, жизнь Миши и Надежды была кардинально другой. – Все в порядке? – Надя заметила, что он смотрит на неё. – Да. Он не надеялся, что в это поверят. Надя хотела что-то сказать, но на её телефон пришло сообщение. На долю секунды ему в глаза бросились лишь японские иероглифы и сердечко. Степа перевел взгляд на её улыбку. Кто мог ей писать? Надя встала и засунула телефон в задний карман на джинсах. – Ты хочешь есть? Степа замер, как будто вопрос не был поразительно простым. В общем, он хотел. Надя неотрывно смотрела на него, и Степа кивнул, не зная, куда ему деться. – Отлично, – она накинула на голову капюшон толстовки с принтом "Сейлор Мун". – Миша тоже ничего не ел. Надя подняла с пола рюкзак и быстро выскользнула за дверь.***
Степа продолжил возиться с листком, записывая на него случайные слова под рисунками.Дубликат, ощущение, дублирование.. мельница, дублировать.. любовь вечна.
"Миша", – написал он под всеми черканиями. Как раз в тот момент его выбросило из периферии размытого мыслительного процесса в материальный мир, ему стало как-то неудобно находиться в студии один на один с басистом. Что если он проснулся? Степа стал оборачиваться, думая о том, что не мог каким-то образом его разбудить.. Миша смотрел на него. Он не спал. Степа прерывисто вздохнул. Лицо Никольского ничего не выражало.. по нему нельзя было судить, что он думает, что собирается сделать. Сколько времени он был в курсе, что Степа пришёл? Взгляд был из под ресниц. Он не моргал. Не двигался. Это было жутко. От безнадёжности Степа посмотрел на его руку, лежащую на груди. Что-то знакомое всплыло в памяти.. До этого Степа не заметил, что рукав тёмно-серого джемпера Миши был закатан. Его запястье обвивали чёрные чётки. Это были чётки Степы. Он недоуменно перевёл взгляд выше, надеясь увидеть все то же отстранённое лицо. Но Миша как будто прочитал его мысли и на секунду отвёл глаза, неуверенно и резко дергая рукой. В Степе откуда-то взялась решимость. Может быть, он просто больше не мог тревожиться. Им все равно придётся поговорить. Хватит тянуть. Он встал и за несколько шагов оказался рядом. Степа не подумал о том, чтобы расположиться на стуле, и сел прямо на свободный край, почти вплотную прижимаясь к бедру Никольского. Миша стал выглядеть беспокойно и вдруг хрипло заговорил: – Ты забыл, когда смотался отсюда. И кепку с зажигалкой. – А где они? – Степа не придумал ничего другого для ответа. Миша пожал плечами и начал выпутывать запястье из бус. – Не надо. Степина рука зависла над чужими пальцами. – Ты можешь оставить себе. Смотреть в его темные глаза было очень неловко, но весь обзор перед ним не заполняло ничего, кроме них. Пришло время говорить бред.. – Я читал на них джапу. Миша нахмурился. – Что ты с ними делал? – Это мантра-медитация. Я покажу. Степа взял в правую руку часть четок, которые Никольский успел снять с запястья. – Это бусина Кришны, – он показал ему единственную большую бусину. – Нужно зажать следующую за ней. Вот так. Он зажал маленькую бусину между большим и средним пальцами правой руки. – И нужно начать говорить маха-мантру. Он бросил на него быстрый взгляд и улыбнулся, потому что Миша смотрел на все это неуверенно, но при этом внимательно и очень серьезно. – Харе Кришна, Харе Кришна, Кришна Кришна, Харе Харе, Харе Рама, Харе Рама, Рама Рама, Харе Харе, – быстро проговорил Степа. – И так с каждой до бусины Кришны. – По-моему это пишут на стенах психбольные. – Если они буддисты, то да. Миша бледно ухмыльнулся. Степа.. скучал. Не только по физическому виду Никольского, а всему, что излучалось из него в наружный мир. Словам, мыслям, эмоциям. Скучал по Мише, который был внутри. Бледным проявлениям его света. – Оставь себе. Как талисман. Музыкантам полезно их перебирать, это улучшает моторику. Миша с недоверием покосился на свою руку, и Степа самостоятельно вернул чётки на его запястье. – А если я сделаю из них сатанинские четки? Буду говорить над ними сатанинскую Каббалу, имена демонов и все такое.. Степа склонил голову вбок и вопросительно вскинул брови. – А для чего нужны четки сатанистам? Миша задумчиво положил руку на подбородок. – Совершать магию. Степан был немного обескуражен, но вместе с тем заинтересован. Он долго был увлечен духовностью, ему нравилось узнавать что-то интересное. – Ты что-нибудь знаешь? Ты колдовал? Миша закрыл глаза, как будто ему хотелось рассмеяться. – Конечно – в полнолуние вышел на перекрёсток, разделся до гола и вибрировал слово силы, пока ко мне не прилетел всадник на летающем коне, – наивность, с которой смотрел Степа, приводила басиста в восторг. – Но я спросил серьезно! – возмутился Степан, заметя наконец его ухмылку. Миша вскинул руки. – А ты не будь таким доверчивым, – заявил он, но видя, как Степа надувает губы, продолжил. – Ладно, я знаю заклинание для привлечения денег. Миша взял маленькую бусину, как ему показывали. – Я привлекаю горы свободных и легких денег. Эти деньги бесплатны и все принадлежат мне, чтобы тратить их и копить как мне заблагорассудится, – после этого он зажмурился и затих. Степа даже приблизился к нему, пытаясь полностью уловить, что тот делает. – А что ты.. – Визуализирую золотисто-белый свет. Ну вот, из-за тебя я представил голубой. Потом Миша открыл глаза. Он явно не ожидал увидеть, что Степа практически дышит над ним. Степа осознал это, когда стало слишком поздно. Захотелось все ему сказать, как будто сбросить камень с души. Все-таки что-то еще удерживало его, чтобы быть предельно откровенным. Что-то он ещё не понял.. Но за этот маленький разговор о мантрах и колдовстве его вера просто засияла. Его окатило белыми лучами, оплавило жидким золотом и блаженством. Ему казалось, что сейчас он находится там, где его истинное место. И Степа не просто должен остаться в нем, он должен защищать его перед всеми демонами. – Послушай. Они смотрели друг другу в глаза. – Я не хотел говорить те слова. Я просто не знал, что мне делать. Мне было страшно, но не из-за того, что я боялся тебя. – По-твоему, я не могу быть таким? – с нажимом спросил Миша. – Можешь, как выяснилось, – Степа вцепился в свои колени. Ему было очень тяжело отвечать так быстро. – Но.. не по своей воле. Тут ему пришлось отвести глаза, ведь он был совершенно не уверен в сказанном. Это был всего лишь шанс, за который он цеплялся. – Может, я хотел издеваться над тобой. Это – мое желание, а цель – выпроводить тебя. Такое тебе в голову не приходило? – грубо выплюнул Миша. – Мне не стоит усилий сделать что-то похуже, если захочу. Несмотря на страшные слова, Степа старался думать и сопоставлять их с деталями действий Миши. – Тогда зачем ты пришёл вчера? Зло сузив глаза, Миша открыл рот, чтобы ответить, но Степа не дал ему себя перебить: – Зачем, если ты уверен, что поступил так, как хотел. Миша напряжённо сжал челюсти. – Тебе мучительно нужно было знать, останусь я или нет. Мое решение. Но тебе же должно быть плевать. С каждым словом злобу на лице Никольского заглушало что-то другое. Степа метался в мыслях о слухах, об истории знакомства с Надей, алкоголизме и осуждении. С треском что-то сходилось в его голове. Он практически не мог это обдумать, не мог решить, принимает ли он это за истину. Он мог лишь сказать. – Тебе стало страшно, что я не останусь. Миша замер. От шока? От гнева? Степа чувствовал, как немеет сам. Вечность этого момента его убивала. Они не сразу обратили внимание на то, что отворилась дверь и в студию вторглись два голоса. Миша резко сел, а Степа отшатнулся от дивана. Через мгновение на свет вышла Надя и с довольным лицом подняла руку с пакетом из Макдональдса. Еще довольнее она стала, когда рядом с ней показалась Маша.***
Девушки буквально развеяли мрак. Они включили свет, заставили их пойти помыть руки, сделать лица попроще и съесть принесённое. Потом Надя практически вытащила Мишу на улицу за шкирку. И они вчетвером прогуливались по тротуарам вдоль магистрали. Степа заглядывал в лужи и видел в них все те же разводы бензина. Столько всего произошло. Но изменилось ли что-то глобально? Почему-то Степе было спокойно. Ему нравилось слушать смех Нади и Маши, которые шли на несколько шагов впереди. Миша только первые десять минут шёл злой и хмурый, потом он нашел себе занятие, которое быстро перешло в паранойю. – Твоя подружка – совратительница? – Чего? Степа замедлился. – По-моему, она схватила Надю за задницу, – Миша махнул в сторону девушек рукой. – Не.. – Степа тоже посмотрел им в спины. – Нет. Надя и Маша шли рядом, но ничего такого не происходило. – Уже нет, но было. Они начали чуть ли не красться за ними, следя за.. их руками. – Чем мы вообще занимаемся? – тихо спросил Степан через пять минут этой глупой слежки. Это было абсурдно, но не перечёркивало весь интерес. Вдруг Миша остановился и схватил его за куртку. Он в шоке смотрел вперед. Степа тоже это увидел. Это была Надина рука. – Эй! А можно как-то без этого! – возмущённо окликнул Никольский. Надя обернулась и показала ему язык. Миша чуть не задохнулся от возмущения, а потом начал выговаривать Степе: – Ты видел? Во так вот, да? А как же уважение к тому, кто переживает за её честь? Степа хихикнул в сторону и сказал: – Дети быстро растут. – Да. Её что теперь интересуют это? – он вытянул к нему две растопыренные ладони. – Уже не фишки из читос, бакуганы, "Аватар" и "Супер корова"! Басист искренне был сбит с толку. – Миш, она ведь уже не ребенок. Такой аргумент не особо обнадежил его. – Такое со всеми происходит. – Не затирай мне, – Миша поднял на него глаза. – Ты парень. Для нас все по-другому. Степа улыбнулся. – Чего ты лыбишься? – Ты просто мило переживаешь. – Ай. Миша пихнул его в бок локтем.***
Станут ли они говорить о том, что случилось в студии? Степа периодически отвлекался на этот вопрос, посматривая на Мишу боковым зрением. Он решил просто дожить этот день. Тем более вечер был приятным. Настроение улучшилось. Миша ворчал, но в театральной манере, поэтому им было весело осаждать его. – Изо рта в рот – получается микроб. А ты знала, что на половых губах.. Надя оглянулась через плечо. – Миша, ради Бога, ты хуже старой бабки. Никольский хотел что-то ответить, шагая прямо через дорогу. В двух метрах перед ним проехала машина ДПС. Гаишник посигналил, недовольно взглянув из-за опущенного стекла. Степа напрягся. И не зря. – Ебать, отсоси, гражданин начальник! – крикнул Миша и засиял гордой улыбкой. У Степы сердце ушло в пятки и потемнело в глазах, потому что дпсники резко затормозили в пятнадцати метрах от них. – Миша! – раздался резкий возглас Нади. Миша больше не улыбался. Он растерянно стоял, как будто что-то глупое и опасное сделал кто-то другой, а не он. Даже Степа отошёл на пару шагов, готовый сорваться и бежать куда-то, а он как будто врос в землю. – Миша, что ты стоишь! Бежим! Степа опять пережил какую-то невыносимую вечность, прежде чем Никольский ожил, и они начали бежать под крики: "Стоять!". Уже вскоре их перестали преследовать, но никто не мог остановиться. Они завернули в очередную подворотню, перебежали парковку и нырнули в темноту торца многоэтажки. Надя хотела что-то сказать, но каждый раз задыхалась. По одному её сердитому взгляду всё стало понятно. Она бросила попытки, оттолкнулась от стены и молча повернула за дом. Они пошли следом. Степа чуть не упал в грязь, потому что колено подогнулось. – Все нормально? – Маша держалась за бок. – Да. Это было глупо, но безрассудные поступки порой вставляют. Степа подавил в себе нервный смех. За углом многоэтажки была еще одна. Только более укромная. Они дошли до старой детской площадки. – Миш, – позвала Надя. Тот не обернулся, и Надежда рассерженно взмахнула руками. – Тебе что проблем мало! Реакция так и не последовала. Степа смущённо переглянулся с Машей. Маша, поняв что-то раньше, чем он, взяла его за руку и отвела к другому краю площадки. Только тогда Надя добилась разговора. Степа уважительно не смотрел и не прислушивался. Он занял себя тем, что залез на "паутинку". Они разбрелись по площадке. После разговора, Миша сел на спинку качели рядом с паутинкой и закурил. Степа думал о том, как сказать всем, что он боится слезть. – Ребят, вы видите звезды? – Маша медленно крутилась на скрипучей карусели. – Нет, – откликнулась Надя, лежащая в горке. – А где они? – Степа задрал голову. – Их ни хрена не видно из-за смога. Проклятый город, – Никольский тоже поднял голову к небу. Будь они не здесь.. Их бы укрыло покрывало звёзд. Степа мечтательно вздохнул и посмотрел на друзей. Они сейчас вместе. И это так сильно радовало его. Здесь и сейчас он был живым. Степа сам не заметил, как свесил ноги с перекладины и повис на руках. С его ростом он мог подпрыгнуть выше, чем пролететь до земли. Он вышел на середину площадки и отряхнул куртку. – Я.. От столкнулся глазами с Мишей. – Жаль, что мы не можем увидеть звезды, но.. – он улыбнулся. – Я могу спеть про них. – Опять.. – Миша запрокинул голову. Но остальным идея понравилась. Маша и Надя встали рядом, подбадривая его своими улыбками. – Надо снять! – Может не надо. – Надо. Миша, уйди из кадра! – Надя нажала на запись. Степа последний раз взглянул на мутную дымку в небе и начал: "Не смотрите наверх, там звёзды. Вас магнитом к себе потянут. Навсегда западут вам в душу, И останутся там навек". Миша сердито подошёл к ним. "Не смотрите, ещё не поздно, Вам остаться просто друзьями. Звёздам холодно, звёздам страшно, Звёздам нужен свой человек". Надя с восторгом сказала что-то на японском и схватила Машу за руку. "Чтоб смотрел бы на них с любовью. Прикоснуться мечтал руками. Называл бы их в честь героев, И сверял бы по ним свой путь. И однажды по зову сердца Воспарил бы над облаками И, забрав бы одну с собою, Подарил бы кому-нибудь." Степа набрал в грудь воздуха и запел громче: "Не опускай рук, не закрывай глаз. Кто знает, а вдруг звёзды считают нас!" Он немного сорвался, когда заметил, как Миша на него смотрит. Как и тогда, в студии, но с какой-то грустью, словно не в силах улыбнуться, даже если ему хочется. Степа представил, что они снова только вдвоем. И он поёт ему. Чтобы вытащить его, отвлечь от своих тревог. "Не опускай рук, не закрывай глаз. Кто знает, а вдруг звёзды считают нас". Вроде бы, и в этот раз сработало. Миша замер, его губы немного приоткрылись, а взгляд упал на землю. Обратно он его вскинул намного глубже и.. интимнее, чем Степа ожидал. Словно он понимал, какой момент хотел разделить певец. В этот момент Степа обнаружил, что половина слов вылетела из головы. Вместе с этим он почувствовал, что грудь разрывается. Сердце неудержимо бьётся. Он прокричал: – Черт, я забыл дальше! И стал петь то, что помнил. "Не смотрите в окно, там ветер. Унесёт в облака и в горы. И покажет вам с высоты Неизведанные дороги, И невиданные просторы. И напомнит, что где-то в сердце Спят несбывшиеся мечты". "О полётах к далёким звёздам, И о поисках во вселенной Не открытых ещё планет. Чтоб однажды по зову сердца Воспарить бы над облаками, И звезду принести к коленям Той, которой дороже нет". Он подхватил смех девочек и протянул руку Наде. Она передала Маше телефон и запела припев с ним: "Не опускай рук, не закрывай глаз. Кто знает, а вдруг звёзды считают нас! Не опускай рук, не закрывай глаз. Кто знает, а вдруг звёзды считают нас!" Надя прекрасно пела. Степа бросил взгляд на Мишу. Он был уверен, что тот тоже заметил, как звучит сочетание их голосов. Никольский улыбался. Они заканчивали: "Звёзды считают нас! Звёзды считают нас! Звёзды считают нас!" Надя обняла его, и Степа приподнял её, покружив из стороны в сторону. В некоторых окнах зажёгся свет, и все они услышали, как хлопнула дверь балкона. – Я сейчас полицию вызову, алкошня! – взревел какой-то мужик с нижнего этажах. На них посыпался поток мата. – Мишань, – Надя похлопала его по плечу. – Я понял! Он выступил вперед и прокричал: – Заткнись, мудила! – Это на видео попало, – сказала Маша, когда всё стихло. Степа засмеялся.***
Они каким-то образом дошли до дома Степы и Маши. Дождь немного зацепил их. Девочки первыми забежали под карниз. – Миш, я останусь у Маши на ночь. – Где останешься? Нет, – растерянно произнёс басист. – Ты думаешь, я спрашиваю? Я ставлю перед фактом, – и она нырнула в открытую дверь подъезда, втащив за собой Машу. Степа и Миша слышали, как девушки, смеясь, пошли к лифту. Наверное, все ближайшие квартиры на уши поставили. Степа оторвал взгляд от двери и встретил им чужой. Миша нахмурился, мокрая чёлка липла к его лбу. – Следи за ней. – Я же буду у себя. – Степ, да прояви ты сочувствие к моему разрывающемуся сердцу, – Миша достал телефон. – И как мне тебя утешить? Никольский ухмыльнулся и посмотрел на него из-под ресниц. Степа смутился. Через секунду до него наконец дошло.. Он начал краснеть. – Не сегодня, ладно, – произнёс Миша низким тоном. Не зная, что ответить, Степа просто кивнул и тут же подумал о том, какой он дурак. Следом Степа понял, что Миша вызвал такси, и у них не так много времени, но почему-то ему было не подобрать слов. Не выразить чувства, которые клокотали где-то в лёгких. Вдруг Миша отвернулся от него, выждал немного и сказал: – Прости меня. Степа затаил дыхание. Он еще не слышал, чтобы голос Миши звучал так изнуренно. – Я не в обиде. Он просто ничего не понимал. Миша молчал, вынуждая Степу поддаться панике и выдать: – Не хочу тебя потерять. Дождь усилился. Он увидел это в свете фар подъезжающего такси. Водитель посигналил. Степе, казалось, что его кожа истончается, оголяя все нервы, которые сейчас захлестнут ледяные капли. Он никогда прежде не испытывал столько волнения, ожидая действий от другого человека. Даже когда впервые.. влюбился. Миша вздрогнул и наконец оглянулся на него. – Наверное, ты был прав насчет меня. Он подошёл к краю карниза. – Я жду тебя завтра. Миша сел в машину. Такси быстро растворилось в шелестящей темноте.