***
Почему ты так со мной поступаешь? Степа резко посмотрел в сторону. Он медленно заморгал, улавливая откуда-то яркие вспышки света, и потянулся ладонью к покрытой холодным потом шее.. Наверное голос, произносящий этот вопрос настолько исказился, что больше не напоминал ему тот, каким он привык слышать его внутри себя. Словно кто-то говорит это рядом, за пределами головы. Степа прислушался и вскоре начал различать звуки.. обычные звуки города. Свет оказался кольцом лучей, заходящих в арку внутреннего двора. Закат. Еще через минуту он понял, что, почти бесшумно, покрывалом редких крупных капель идет теплый дождь. Ему казалось, все то время, что прошло после инцидента, он просто ни о чем не думал. Этого не могло быть, но Степе было страшно вспоминать. Только вопрос все никак не мог слиться в безголосый шум тока крови. Кажется, он раздавался десятки раз только с целью больно врезаться ему в душу. Единственное, что он не мог отрицать, при том её так сложно было осознать – это боль. Почему ты так со мной поступаешь? Он чувствовал себя не только сдавшимся.. но все остальное признать было так невыносимо. Согласиться с этим, раня себя. Всё же не было смысла сопротивляться – его захлëстывают чувства. Он под их прицелом. Вот вот, все это время вытесняемые, они разорвут его сердце, как выпущенная пуля. Его отвергли. И хотя Степа надеялся, что Никольский скрыл свое сожаление, скрыл свои истинные переживания, он злился и на себя и на него. Он испугался. Очень сильно испугался за Мишу. И ко всему в придачу ему казалось, что он ошибся. Он безгранично поверил тому, что мог рассчитывать на взаимность и принятие. Поверил в огонь в карих глазах, придал ему слишком много смысла, в котором отчаянно нуждался. Он позволил себе, не выяснив суть, раствориться в восхитительном, чистом, манящем чувстве, вызываемом Мишей. Оно стало открывать ему другой мир, из глубин которого била громадная энергия, позволяющая с таким воодушевлением творить, двигаться вперед и жить. Видеть вокруг возможности, с энтузиазмом пробовать новое, чувствовать не свою отдельность от других, а близость с окружающими его людьми.. Все это происходило рядом с Мишей. Все это случилось, когда он пришёл в его жизнь. Поселился в его голове и стал хранителем этого ожившего духовного мира. Он дал ему ощущение такой необходимой внутренней целостности. И без особых усилий и сопротивления его забрал. Он им с лёгкостью управлял. Стëпа схватился за голову. Теперь в ней эхом повторялось: "С чего я взял? С чего я взял? С чего я взял?" С чего он взял, что не безразличен Мише? С чего он взял, что Никольский начал с ним эту томную, эмоциональную игру, чтобы в конце концов Степе стало очевидным его желание большего. Вопреки своим собственным внутренним барьерам он признался, что прошлое было суровым, и извращенно отразилось на нем, вопреки заявленным границам он первым подводвел их к черте запретного романтического соприкосновения и соблазнил сделать шаг в неизвестность.. Зачем? Что он от него хотел? Все это время Стëпа избегал этих мыслей, и теперь пожалел. Он догадывался, что просто не хотел того, что могло бы быть реальным. Неприязнь и отказ. Игнорирование и недоверие, озлобленность и скандал. Чтобы добить – с болью и обидой разъедающий его иллюзии гомофобный оттенок. Фантазии и домыслы были куда более приятными. Кончики пальцев и грудь обдало холодом, когда в голову ворвалась новая тревожная мысль. Что если обожание и жажда, с которой Никольский смотрел на него, говорили не о внутреннем трепете, а о нарастающей уверенности в.. обладании. Обладании им. Миша теперь знал его открытую болевую точку – там, где все окутывала слабость и нежность, страх и.. зависимость – в трепетных чувствах к нему. Он знал, что сделает больно. Что отпугнёт. Покажет Степе, что его место не рядом с ним, но он уверен – ему уже не уйти. Должно быть.. Нервно сглотнув горечь, Степан почувствовал какими противоречиво горячими были горло и лоб. Ни Никольский ни сам он теперь не дали бы этому произойти. Степа улыбнулся этой мысли, а следом подвёл черту: "Я тронулся умом". – Ты здесь второй час сидишь. Он оглянулся. Надя стояла за его плечом. Девушка кивком показала на задний двор бара, как будто хотела, чтобы он убедился в том, где находится столько времени. Бетонные ступени. Возможно, прямо здесь Мише кто-то пытался пробить череп. Степа безмолвно отвел взгляд обратно к кирпичной стене напротив. Надя села рядом и произнесла на японском: – Ikarihatekitoomoe. Он свёл к переносице брови. – Что это значит? Поджав губы, Надя смотрела только вперед. – Гнев его – враг его. Стёпа сразу же понял, кому это адресовано. Для него злость стала гораздо менее опасной, чем кровь из рассечённой кожи того самого злящегося человека. Что если бы Миша не отделался только этим? Степан не мог с этим смириться. – Кто с ним был? Надин взгляд тут же потух. Прежде, чем она ответила, ему стало понятно, насколько очевидным будет отказ. – Я понимаю, почему ты спрашиваешь, но не могу.. – её лицо побледнело, а в голосе, который для Степы всегда был уверенным, слышалось сильное волнение. Наконец до него дошло, что Надя тоже могла быть сильно напугана. – Миша говорит, это связано только с ним, и ни мне, ни Арсу, ни полиции, никому не позволено влезать. Степа в отчаянии поднял глаза к небу. – Но он же.. в опасности. – Сколько я его знаю, он всегда находит неприятности, – пробасил голос за их спинами. Рассел стоял в темном проходе. – И приносит их другим. Отказывается контролировать себя, даже когда впереди обрыв. Но делать это за него – гиблое дело. Потому что мы все показываем ему, что с ним не так. Он поступает еще хуже. Если ад происходит с ним, он устроит его всем, – барабанщик резко прервался, явно замечая, как шокированно уставился на него Степан. – Или тому, кого он выбрал своей жертвой. Надя, не сиди на холодном. Он снял с себя куртку. – Ты тоже. Степа вскочил на ноги. Барабанщик расстелил для них одежду на ступенях, а сам уселся на откуда-то взявшуюся складную табуретку. В арку зашёл человек, и начал приближаться к ним, обходя лужи. В силуэте угадывался Арсений. На нём была цветастая рубашка и перекинутая через локоть куртка. Он помахал им, тут же зачерпнув кроссовком воду, смешно отскочил в сторону и затряс ногой. Степа понял, что может попытать удачу и расспросить его. После их ссоры Миша куда-то исчез. Весь обмерший, певец мог только наблюдать за Надей, которая вызвонила из города Арсения и попросила его приехать. Он и нашел Никольского где-то в здании. Арсений с улыбкой окинул их взглядом. – Кисните? Отвез Мишу в его любимую больничку. Степа вопросительно поднял брови. – Наркологичку. Это было что-то с чем-то. Как будто вёз кота на кастрацию. Он орал и даже царапался, – продолжил Арс, показывая им след на внешней стороне ладони. – Что сказали? – спросила Надя. – Что с головой? Стëпе показалось, что он снова теряет дар речи, по новой прокручивая в памяти увиденное. Арсений наконец опустил уголки губ и прислонился спиной к железному поручню. – С головой у него все плохо, это и так понятно, – вздохнул он. – Сотрясения нет, просто царапина. Ушибы. Заживут как на собаке. – Он пошёл к своему доктору? – Да, – ответил Арсений, роясь в карманах. – Его доктор? – решился спросить Степан. – Медик, который его кодировал. Хороший мужик. Видно, что профессионал. Вырос в обычной семье рабочих, отец у него сам алкоголиком был, поэтому Мишанины злословные тирады на него не действуют. Он протянул Наде конфету "КитКат". – Мишу выводит, что этот мужик его насквозь видит. Когда он наконец дал себя осмотреть, доктор повернулся и ко мне лицом тоже и сказал: "Не похоже, чтобы тебя прижали, потому что ты кого-то довёл, Михаил, но ты все равно ни о чем другом не думаешь, кроме выпивки. Тянет. Ноги практически не держат". Миша сразу притих. Расс, лови, – Арсений кинул барабанщику "Твикс". – Даже остался с ним поговорить с глазу на глаз, когда я вышел. – Что ему сказали делать? – кивнув в знак благодарности, спросил Рассел. – О, долго перечислять, – откликнулся Арс и запустил руку за пазуху. – Ходить в АА, на которое он забил, найти спонсора, наладить питание, заняться физкультурой, пропить что-то от бессоницы и тревоги.. Снова выписал ему направление к психиатру! – он резко взмахнул появившимся в ладони "Несквиком". – Прогулки, фитонциды, кислородный коктейль, в общем – полный санаторий. Надя оторвала взгляд от коленей. – Его поведение. Вёл он себя прямо как перед.. запоем. Только выпить он больше не может. – Ну тогда горлышко, к которому он все-таки присосался это Степа, – невесело ухмыльнулся Арсений и протянул помрачневшему музыканту конфету. – На тебе лица нет. На это Степан надломленно улыбнулся одними губами. Надя всматривалась куда-то в даль и, не глядя, сворачивала фантик в гармошку. Почему-то Степе показалось, что сейчас она выглядит очень хрупкой.. – Что мы будем делать? Через два дня выступление. Что делать с их группой? – Мм, сейчас Миша дома. Пускай проспится завтрашний денёк, – ответил Арс, разворачивая свой "Баунти". – Мы продолжим готовить зал и сцену. Вполне справимся и без него. – Ни к чему хорошему это не приведёт. Рассел встал и сжал тонкий, по сравнению с его большущим кулаком, поручень. Степа увидел на лицах Надежды и Арсения возражение, но что-то явно останавливало их его огласить. Они уже начали и преодолели некий путь. Вложили в него свое время и ресурсы. Как они могут разойтись? При мысли об этом Степа содрогался от страха. Даже если ему бы вечно пришлось терпеть агрессию Миши – их группа не то, что можно просто так оставить. Что если вместе с идеей создать музыкальный коллектив, он потеряет.. все. – Не будь так категоричен, дружище. – Ты больше не хочешь с нами играть? Практически одновременно произнести Арсений и Надежда. Рассел не растерялся. – Я просто знаю, что это болезнь, расстройство, его нужно лечить. А у него на уме не это. Да, Миша много работает, и в этот раз он ко всему подходит очень ответственно, но группа не нужна ему для самоисцеления.. – музыкант глубоко вздохнул, обводя взглядом три бледных встревоженных лица. – Он погонится за вниманием, одобрением, может быть, даже успехом. Но стоит ему понять, что у него не выходит получить истинное удовлетворение, он начнет разрушать себя и других. Захочет устранить все, из-за чего, как ему кажется, он чувствует слабость. Прокручивая в голове услышанное и словно пытаясь найти поддержку тем чувствам, что в нем мелькают, Степа заглянул в лица друзей. Он удивился тому, какими отрешенными казались Надежда и Арсений. Почему-то их молчание настораживало даже больше слов Рассела. Нависло над ними недобрым знаком. Им нечего было сказать? Почему? Вдруг Арс вскинул плечи и негромко сказал: – Что ж.. неутешительный прогноз, да? Но я не ждал лучше. Знаешь, хорошо, что ты выучился на патологоанатома, человеку на столе уже больше и не нужно что-то о себе знать.. – он отвернул от них лицо и понизил голос, как будто не хотел, чтобы следующие слова услышали. – Он и раскодироваться может.. Почему в этом слышалось смирение? Арсений допускал вариант, что Миша не сможет стать здоровым? Степа никогда бы не стал так думать. Никогда бы не усомнился в том, что увидел в Мише, когда они только-только начали вместе придумывать, экспериментировать и создавать. Никогда бы не отказался верить в него. Раньше он не видел в ребятах ни капли сомнения. Они готовы были прийти друг другу на помощь, не позволяя перестать так верить в то, что их силы возрастают вместе. Неужели сегодняшний день так сильно это поменял? Но он готов был защитить Мишу сейчас. Отстоять в этом часть своего видения. Кусочек мира, без которого он не может и не хочет существовать. – Группа – это его мечта. Как и моя. С дрожью в голосе начал Степа. – Я знаю, он хочет, чтобы ему было лучше. Хочет, чтобы то, что будет происходить, делало его счастливым. И всех нас тоже. Но он боится. Боится, что ему это недоступно. Что у него не выйдет, и сбудутся слова Рассела. Он не хочет вас подвести. Арсений, стоящий прямо перед ним, с каждым словом менялся в лице. – Я думаю, Миша понимает, что каждый из нас может найти человека намного лучше, чем он. Но ведь его нам никто не заменит.. Мы можем попробовать. Мы можем помочь ему. При себе Степан оставил: "Я должен помочь ему. Он не должен быть один". Если Арсений все ещё продолжал удивлённо округлять глаза, Надя улыбнулась. Она встала на ноги. – Что-то действительно меняется в нем потихоньку. – Еще бы нам это пережить! – Арс запустил руку в волосы, возвращая на лицо ухмылку. – Но мы привыкли. Степа прав, уже поздно сходить с этой колдобистой дистанции. Даже если пристегнем ремни, они не спасут наши задницы от кочек. Когда и Степан поднялся, ощутив некое облегчение, то увидел все еще недовольное лицо Рассела. Другие тоже заметили. – Мы поймём, если.. – начала говорить Надя. – Ой, не надо. Вы же знаете, что я скажу, – на секунду перед ними возник его вид с абсолютно белыми глазами, потому что барабанщик их закатил. – Я с вами. С весёлым возгласом на японском, Надя, как обезьянка, запрыгнула на него, чтобы обнять за шею. В это мгновение Степа понял, что не сомневается в собственных словах. У них получится.***
– Написал знакомому световику, завтра поправит нам софиты, – Арсений взглянул на время, другой рукой хлопая себя по карманам. Спустя полтора часа они закончили устанавливать инструменты и двигать столы, прибрались и направились к выходу. Степа наблюдал за тем, как Арс смахивает с экрана кучу сообщений. – Мишка всë никак не может угомониться. Надя, комендантский час в одиннадцать! На это она состроила недовольное выражение и протянула: – Лааадно. Еще полно времени. Расс хочет показать мне новые гитары в своем магазине. – Мне кажется, ты просто не хочешь укладывать его спать. Степа уселся на ступени между ними. Ему не хотелось домой. – Когда я вместо него побуду ребенком? Арсений на это развёл руками. – Хорошо. Но не долго. От Расса ни на шаг, – он сгреб её в свои объятия и потрепал по голове, делая прическу еще более лохматой. – Доведи прямо до порога, бигмен. Барабанщик кивнул, и они пожали руки. Стëпа встал, чтобы попрощаться. – Не хочешь с нами? – спросила Надя. Не успел он ответить, на плечо приземлилась ладонь Арсения. – Знаете, у нас со Степкой есть дельце.. Он не возразил, подумав, что сможет пообщаться с ним о произошедшем инциденте. Ребята дождались такси и уехали. Степан опять сел на холодный бетон, разглядывая тусклое отражение фонаря в лужах. – Нам не хватало такого оптимистичного человека как ты. Арсений сел рядом. – И.. Миша не гомофоб. Даже по отношению к себе. Просто он знал, что тебя заденет. Степа устало вытащил из пачки сигарету. На это просто не хотелось искать в себе ответ. Казалось, сейчас он готов услышать все, но эмоции себя исчерпали. – С кем он подрался? И почему нельзя пойти в полицию? Арсений нервно поджал губы. – Понимаешь, Миша действительно не хочет, чтобы мы тоже появились на пути этого человека. Они очень хорошо знают друг друга. Так получилось.. – он нервно усмехнулся. – Им нельзя светиться перед органами. Да и раз у этого подонка вышло провернуть одно дело и подобраться к Михе – у него есть свои люди в системе. – Значит, это личные мотивы. – Похоже на то.. Арсений перестал внимательно вглядываться в непривычно суровые черты лица Стёпы и запрокинул голову к ночному небу. – Что ему нужно от Миши? Степан проследил тяжёло сглатывающее движение выступа его кадыка. – Этого я сказать не могу. Арсений замер, наблюдая за тем, как в полной тишине разгорается, а следом меркнет оранжевый кончик. Степа одной оставшейся затяжкой дошёл до фильтра. – Послушай. Реакция не последовала, и Арс закинул руку ему на плечи. – Не мучайся. Ему ничего не сделают. Ну.. хотя бы физически. Да и Миша не удивлён. Рано или поздно это все равно бы произошло. Он пообещал, что теперь будет очень осторожен. Степу колотила дрожь. – И что Миша будет делать? – Ждать. Какое-то время этот человек будет сидеть в своей конуре. Мишаня ему что-то вывихнул. Они сцепились на эмоциях, потому что этот гад разузнал про студию и постоянно ему писал, упоминая Надю. Скоро всё закончится, правда. На это Степан покачал головой. Никакой веры, что всё решится мирно, у него не было. – Никакой я не оптимистичный. – Нет, – Арс со смешком потрепал его по плечу. – В тебе есть это. Мы настолько свыклись друг с другом, уже и не замечаем, что хорошего в каждом из нас есть. Я и не думал о том, какие чувства в Мише вызывает его мечта.. Он всегда был пьяным вдрызг, когда говорил со мной об этом. Несколько месяцев назад Мишка вообще редко когда был.. не пьяный, понимаешь, – договорил он с постепенно угасающей интонацией. – Я не знаю. Я, кажется, не могу понять, когда он говорит о чём-то серьёзно, а когда это его навязчивая триповая идея по типу участия в каком-то мутном бизнесе или покера с держащими элитные бордели мудаками.. Стёпа тревожно прижал холодные пальцы к шее, взгляд на пару секунд потерял резкость и нырнул в темноту сырых углов изнанки зданий. Ему стало жутко. Улыбка Арсения превратилась в какой-то.. отчаянный оскал, прежде чем он поджал губы и запустил руку в волосы. Его вид стал таким, как будто он искренне сбит с толку тем, что сказал. Но не успел Стёпа глубже задуматься об этом, Арс вскочил на ноги уже совсем другой. Он вытащил из кармана прямоугольник чёрного цвета, размером чуть больше визитки, в котором Степан узнал их личное приглашение на концерт. На нём был изображён Бонси – маленький скелетик с зубастой улыбкой, выдуманный ими в качестве талисмана группы. По сложившейся традиции, некоторые выступления в баре имели полузакрытый характер. Только вот эксклюзивность они создавали искусственно, раздавая приглашения, если кто-то приходил выступить бесплатно или за символическую цену. Люди, в том числе музыканты, интересовались местом, прослышав о такой фиче от своих друзей и знакомых. – Ладно, дело такое – хочу отдать это одной своей подруге, – он подмигнул Степе. – Прогуляемся, тут не далеко.. Наверное, ни у кого, кроме Арсения, не получалось так уверенно и по-актёрски правдоподобно надевать привычную маску заводилы и балагура. Степа тоже попытался расправить плечи, чтобы притворно почувствовать себя лучше, остановить натиск лезущих в голову мрачных мыслей. Да и после фразы Арса: "Ну что, пивка для рывка?" – таинственным образом сменившаяся обстановка стала намекать им на притягивающие варианты событий. Разошлись они только во втором часу ночи. Превратившись в неугомонную шпану, рассказывая друг другу самые курьезные случаи подростков лет, наполненных нестерпимым порывом познавать новое и волнующей игрой гормонов, они каким-то образом оказались у дома Степы. Поэтому он просто шагнул в подъезд, а Арсения, одухотворенного желанием написать на асфальте комплимент его соседке обломком кирпича, забрали Рассел и Дэл на заниженной семёрке с каким-то крутым тюнингом капота. "Как они умещаются в эту машину?" – не было последним, о чëм Степан подумал перед сном. На телефон пришло уведомление. 2:08 Арс: Он говорит, что не любит эту кошку.. Следом в их диалоге появилась фотография. На ней он узнал тот самый диван в квартире Никольского и самого Мишу на нем. Свесив одну руку вниз, басист спал под леопардовым пледом, и практически такая же пятнистая кошка Анфиса свернулась калачиком прямо у него на спине. С нежностью рассматривая снимок, Степа думал о том, что несколько месяцев назад даже не мог себе представить четверть того, что с ним происходит сейчас. Что жизнь встретившегося человека с каждым днём всё глубже будет проходить в него. Он впустит её в сердце как что-то несомненное и родное. В нём что-то разгорится, словно его проблему наконец поняли и подбросили в топку свои дрова. И даже если Миша этого больше не сделает – потерянная Степой любовь и вера – были им возвращены. Он нашёл в Мише самого себя. Благодаря ему снова обрёл свою целостность, что-то обожествленное, высшее внутри. Возможно Никольский камня на камне не оставит от него, но та драгоценная капля любви, подаренная им, разлилась в нём в целый океан. Засыпая, Стёпа с удивлением и теплотой держал в голове мысль о том, как сильно хочется жить, как ценно быть созданием природы и продолжением других людей, и с каким трепетом нужно оберегать своё сердце.***
На самом деле он не знал, надеялся ли провести следующий день без Миши. По крайней мере не ожидал увидеть его с утра пораньше. Судя по лицу, Никольский даже выспался и уже давно.. всех строил. – Надо же. Кто соизволил появиться. Что стоишь там с лицом тупицы?! – получил Степан вместо приветствия. Настроение сразу упало ниже плинтуса. С самого пробуждения он боролся с тревогой, поэтому проще всего ему было замкнуться. Играть роль мебели или, в случае басиста – болванки для издевательств. – Да уж.. У Нади утром просто не вышло его остановить. Когда я напомнил, что ему лучше отлежаться, он меня послал. Не знаю, как мне.. повлиять, – сказал Арсений, когда они ненадолго остались в зале вдвоём. – Ты прости. Теперь он с тебя не слезет. Это правда было так. Миша его ничуть не избегал, а ходил по пятам. Как Степану казалось, чтобы без промедления устроить ему кару за каждый неустраивающий шаг или вздох. В целом, все они были напряжены. Даже просто находящиеся рядом Серж и Артур – ещё один работник и неофициальный совладелец бара. Безэмоциональное лицо Надежды красноречиво говорило о том, что своей игрой сегодня она делает басисту одолжение. Рассел сурово смотрел из-за барабанной установки. Петь выходило отвратительно, это услышали все. Там, где не надо, он срывался на хрип и обрывался на высоких нотах. Голос зажимался, как бы не старался распеться. Степан не знал, почему Миша вида не показал и, наводя дикий ужас, разыгрывал безразличие на своём лице. Должно было случиться нечто, что сорвало бы чеку с его взрывного устройства. И случилось. Степа, обомлев от неожиданности и грозящего ему выговора, распластав ноги и беспомощно схватив воздух, видел, как падает со сцены микрофонная стойка. На ровном месте он сшиб её непослушными руками. В своей голове Степан уже слышал, как она бьется об пол, но перед сценой вдруг возник человек. Его протянутая рука ловко схватила прямое основание стойки. Степа узнал это лицо. Дмитрий. Лидер группы, в корой играет Миша. Стойка была возвращена на сцену. Музыкант приветливо улыбался, смотря на него снизу вверх. – Привет, ребята! Все, кроме Никольского, радушно откликнулись ему в ответ. Подошедший Арсений даже приобнял. – Ого, кто почтил нас своим визитом? По злобно-насмешливому взгляду Миши можно было судить о том, что он, совсем не скрывая, не рад. – Не думай, что я куплюсь на улыбочку. Говори, что тебе надо. Снимая с себя ремень баса, он спустился со сцены. Степа посчитал, что тоже должен подойти ближе. – Просто был поблизости и зашёл в гости... – мужчина, скорее игнорируя нападки басиста, чем их не замечая, никак не поменялся в лице, – ... а вообще я удивлён, что практически не наслышан о твоем коллективе. И совсем новом лице! Крутой парень, я тебе сразу скажу. Сам на тебя вышел? Степан снова застыл, покраснев и потеряв дар речи. Миша хмыкнул, бросив в его сторону полубезразличный взгляд. Дима продолжил: – Ну, не смотри так. Любопытно узнать детали от тебя, а не по слухам. В хорошем смысле по-сумасшедшему выглядите, – произнес он, окинув взглядом сцену. Потом с той-же мягкой, но малость хулиганской улыбкой, протянул Степе крепкую ладонь. На месте одного из зубов был вставлен золотой. – Я Дима, но ты, наверное, и так знаешь. А я твоё имя нет. – Я Степа. Наконец он понял, что, видя по отношению к себе интерес со стороны опытного музыканта, не должен так уж сильно робеть. Степан гордится тем, что они делают. Гордится тем, что Миша их лидер, а он его фронтмен. Через пару минут они втроём вышли на улицу. Как бы Дима не пытался, он не смог добиться нормальной беседы с басистом. Миша увиливал от прямых ответов. Скорее просто осыпал колкостями. Что-то подсказывало Степану, что репетиция не продолжится на той же нейтральной, немного нервной, ноте. Никольский мрачнел. – Ладно, давайте, – отсалютовал Дмитрий двумя пальцами с зажатой в них сигаретой. – Приду на концерт, – следом протянул он, специально улыбаясь в ответ на кислое выражение лица басиста. Они начали расходиться, как Дима коснулся плеча Степана. – Можно украсть тебя на пару минут? Ты же не против пары советов... Степа без задней мысли довольно далеко ушёл с ним и не услышал, как Никольский демонстративно и отчаянно хлопнул дверью.***
На пороге его встретили звуки ругани. По всей видимости, тех десяти минут, что его не было, Расселу и Мише хватило, чтобы потратить остатки терпения. Они стояли друг напротив друга, и разница в габаритах нисколько не казалось Степану комичной. Он боялся того, что может произойти драка. Надя сидела за барной стойкой и смотрела на это уставшими глазами. Арсений со скучающим видом протирал салфеткой стаканы. Степа застыл между баром и сценой. Неожиданно и басист и барабанщик обернулись на него. Как будто он тоже фигурировал в их ссоре.. Рассел первым продолжил: – Бессмысленно продолжать работать, когда ты готов сорваться с цепи. – Сам ты пёс, понял, – огрызнулся всклоченный Миша. Когда он выходил из себя, что-то человеческое действительно в нём терялось. – Надоело слушать ваши жалобы. Очень жаль, что трачу на это своё время. Хватит с меня! Раз я для вас просто сорвавшийся кобель, может признаете, что вам без меня, и мне без вас – будет лучше!? Высказав это, он с горящим взглядом двинулся в сторону Стёпы. – А тебя только пальцем помани. Смотря ему в глаза, Никольский процедил это сквозь зубы и обошёл его, затем скрываясь в тёмном проходе.***
Ни у кого не нашлось слов заговорить о произошедшем. Они разошлись по разным углам, потом и вовсе Степа остался в зале один. Он беспомощно ходил по сцене, заламывая руки. Единственное, что парни ему сказали: "Мы не принимает его за животное, он это на самом деле знает. С ним не поговорить, пока не остынет". Никто не знал, сколько басисту нужно времени. И значат ли его слова, что выступление.. не состоится. Насколько глубоко Миша отсек их от себя. Степа понимал, что так не может. Не может позволить Мише решить, что они видят в нём только лишь неуравновешенного психа. И не может не думать о том, что фраза, обращённая лично к нему, прозвучала не только грубо, но и ревниво... В голове крутилось: "Может я снова придумал себе это..." Сложно было представить, какие мысли закрались в голову Миши, раз он демонстративно заявил такое. И это вызывало ощущение, что Никольский в очередной раз выходит за условные рамки. Для того, чтобы понять его, нужно было самому шагнуть за их борт. Стëпа не был уверен, что найдёт верные, сглаживающие ситуацию, слова. Но он готов был попытаться, поэтому бережно сложил его оставленный бас в кофр и понёс в студию. Лампа перед входом снова перегорела, и люминесцентный свет, дотягивающийся из коридора, сразу же поглотил мрак за открытой им дверью. Миши в студии не было.***
С пыльным ветром и тополиным пухом приближалось лето. Словно непредсказуемо и удивительно зазеленел Стëпин двор, и люди переоделись в лёгкое. На небе не было ни облачка. На следующее утро, подойдя к заднему входу бара, Степан набрал номер, на который пытался дозвониться с вечера прошедшей пятницы. Миша, как и тогда, не взял. – Он ночевал дома? Надя оторвалась от книги. – Да. Но утром Арс забрал меня, а он уехал на такси куда-то, ничего мне не сказав. Это успокаивало, но лишь отчасти. Девушка не вернулась к чтению, а продолжила проницательно смотреть на него. – Ты какой-то бледный. Завтракал утром? Не успел он ответить, Надежда вручила ему большую коробку печенья и отправила на кухню пить чай. Стëпа решил не докучать ей, но с собой наедине поводы бояться лишь множились. Без Миши ему как будто не к чему было себя применить. Он просто не был уверен и спокоен. Но один, макая печенье в чай, Стëпа провёл не так много времени. По-видимому, после произошедшей перепалки Рассел всё же не принял решение, что участие в таком нестандартном коллективе убьет его психическое здоровье. Он с улыбкой показался в дверном проёме. – Hey, bro! Он зашёл, внося в помещение чёрную спортивную сумку. – Хорошая погодка, да? Когда так безоблачно, мне всё напоминает мой родной Бруклин. Степа растерянно улыбнулся, но не успел он что-то ответить, барабанщик уселся на стул и посмотрел уже более серьёзно. – Я недавно как раз говорил со своими друзьями из Нью-Йорка и рассказал им про тебя. Даже показал твои рисунки, ну и музыку конечно же. – И что они сказали? – оживился Степан. Он подумал о том, что не успел даже стать полноценным исполнителем, а им уже заинтересовались люди на другом материке. Рассел улыбнулся ещё шире. – Они теперь просто обожают твои работы, чувак. Ты прям визионер! – Визиокто? "Смахивает на название диагноза..." – подумал он. – Ну это как.. пророк, понимаешь. Тот, кто видит наше будущее и, как Бэнкси, завернув его в одеяло постмодернизма, без всякого уточнения собственной позиции, отдаёт под ответственность читателя. И, глядя на твои работы, люди понимают, – барабанщик сделал драматическую паузу, –... вот, каким стало человечество. Самоослеплëнное, потерянное, лишённое каких-либо ценностей. Но свет – он ведь всегда пытается рассеять темноту. Типа, это ещё не конец, нам хватит сил всё изменить. Вот так ты видишь будущее? Всё это время несмышлëный Стëпа хлопал ресницами. – Будущее уже не то, что раньше, Расс. Раньше будущее было как "Звёздные войны", хотя по факту "Звёздные войны" – это далекое-далекое прошлое. Рассел закивал. – Верное, верно. Они оба взяли по печенью и задумчиво жевали некоторое время. Степан размышлял о том, похож ли он на Бэнкси. При личной встрече с кем-то он мог ответить на задаваемые вопросы. Но они с Мишей сошлись на мнении, что пока соцсети не должны знать его настоящее имя, как и полностью увидеть внешность. На фото он всегда скрывал глаза за очками, надвинутой кепкой или случайным предметом. Люди могли принять во внимание только голубые волосы, но это не мешало появлению комментариев о том, что в музыкальном пространстве Москвы появился кто-то очень привлекательный. Сцена должна была стать первым местом, где он откроется всем, и то с некоторыми изменениями... Даже имени не было. Только псевдоним – 2D. Его анонимность, как и в случае Бэнкси, была осознанной. Но, наверное, она недолго сможет оберегать его от попыток слушателей узнать, кто на самом деле скрывается за маской. Опаснее всего, если на поверхность всплывёт факт его работы в органах исполнительной власти. Степа не представлял, какой след мог оставить в интернете почти десять лет назад... Что-то провокационное или даже вполне обыденное отвлечёт людей от адекватного восприятия творчества группы. Даже Миша не относился к этому бесстрашно. Вдруг в кухню влетел Арсений и стал трясти перед ними двумя разными рубашками. – Какая лучше? Эта или эта? – Эмм.. – Я по твоему лицу всё вижу, Расс. Обе ужасные!? Барабанщик поднял руки. – Нет, но.. Ты не спрашивал у Нади? Арсений драматично зарылся пальцами в волосы. – Да, но она смеётся. Спросила: "Ты на работу возишь гардероб?" Стëпа на это беззвучно хихикнул, но понял, что друга это привело в отчаяние. Арсений начал нервно ходить из стороны в сторону. – Да что стряслось, бро? Присядь.. Он подчинился, тяжело вздохнул и отпил из кружки Стёпы остывший чай, но тут же сморщился. В жидкости плавали куски размокшего печенья. – Не хочу выглядеть как клоун.. Моя бывшая сегодня забронировала зал. Точнее я это ей предложил. Мы же остались гребанными друзьями! Степа начал понимать, к чему Арсений клонит. – Она тут будет с подругами. Караоке, коктейльчики, стриптизер, я не знаю.. Это чёртов девишник. Это свадьба! – эмоционально закончил Арс. – Я думал, ты уже.. – Расс пытался подобрать более аккуратное выражение. – Не люблю её. Но пацаны, поймите, я должен показать, что всё классно. Жизнь – полная чаша. Работа, дом, семья, сын с деревом и ипотека в придачу! Рассел поддерживающе положил руку на его плечо. – Ну ты же понимаешь, это всё необязательно иметь прямо сейчас. Каждый по-своему счастлив. Ты молодой, красивый и успешный, у тебя всё ещё будет. Арс поставил локти на стол. – Окей, но я хочу увидеть её лицо, когда она поймёт: "Я была стервой, когда бросила его". Мне нужен всего один момент возмездия. Наверное, это неправильно, но мне просто нужно. Хочу заявить, что я не лузер. А она просто меня потеряла. Стëп... Он сделал самый жалостливый вид. – Спасай, друг. Уговори её. Стëпа округлил глаза. Он сразу понял, про кого именно зашла речь. – Уговорить Машу изобразить твою девушку? Арсений сложил ладони вместе. – Даже если бы она была не против, Маша не сможет появиться тут. У неё всю неделю в клинике ночной приём животных. – Хорошо. Может она мне просто позвонить? Степан развёл руками. – Я думаю, ты должен лично обсудить. Она не.. не из тех, кто не станет помогать, но тебе нужно рассказать ей о всём. Даже этот вариант вселил в Арсения надежду. Он подскочил с места, собрав в охапку свои рубашки. – Унижение перед ней и рядом не стоит с унижением перед моей бывшей! Навешаю ей на уши, что самые дорогие коктейли – стоят свою заоблачную цену. Пускай ее масик-качок почувствует дырку.. в своём кошельке! Он чуть не запнулся о сумку Рассела, двигаясь в сторону выхода. – Кстати, мы все там будем, братва! Нужна крутая шоу-программа, – уже возбуждено стоя в проходе, Арсений указал на Стëпу. – Ты поёшь. И вообще нам давно пора отпраздновать ваш первый гиг! Мне плевать, если Миха начнёт выпендриваться, так и передайте, когда он объявиться, – договорил он из уже коридора. Расс переглянулся со Стëпой. – Заеду за Дэлом, раз намечается вечер. Барабанщик встал и махнул ему рукой, собираясь уйти. – Я чуть не забыл. Он поставил на стул сумку и потянул за молнию. Степа удивлённо поднял брови. Там была куча баллончиков с краской. – Они теперь твои. И ничего больше не говоря, Расс с широкой улыбкой вышел из кухни.***
Даже к вечеру на улице можно было замаяться от жары. В трещинах на разбитом асфальте собирались мягкие облака тополиного пуха. Степа, как ребёнок, собирал его руками. В наушниках играла слишком ностальгически добрая "Uma2rman", а в руке, распыляя красную краску, шумел баллончик. Он оставлял на кирпичной стене подтекающие буквы. Песня сменилась, и он начал тихо петь давным-давно загруженные в черепную коробку строки: "И если выход один впереди, То почему мы то холод, то жара? Раскладывать по местам я устал, И поворачивать вспять, но вот опять... Прикосновения плавили мой металл, Ты – элемент номер пять, не дать – не взять! Идет к финалу игра в этот раз, А ты все также молчишь, я – говорю. Минут пятнадцать осталось до утра. Не вызывай, так словлю и свалю! Попробуем все подшить, не ворошить, Мобильные номера постирать. А уходить не спросив нету сил! Давай попробуем заново все собрать!" Ветерок словно донëс до него присутствие кого-то рядом. Прошёлся по коже под длинной белой туникой. Он обернулся. Миша стоял на крыльце. Степу больше ничего не держало.. ни у этой стены, ни просто на расстоянии от человека, в которого он влюблён. Всего ничего осталось до момента признания. Последний полноценный день, когда он предстаёт для Никольского именно таким. Если ему придётся уйти, то напоследок хотелось "заново всё собрать". Надпись была закончена. Миша сел на ступеньки, внимательно следя за тем, как Степан к нему приближается. Он выглядел спокойно. Стëпа сел в полушаге от него и решил начать разговор издалека. – Наверное, репетиции не будет.. Басист не торопился отвечать. Не поворачивая головы, он протянул в его сторону только что подкуренную сигарету, но Степан случайно задел его пальцы своими, спровоцировав этим долгий странный взгляд.. – Зачем.. Вы знаете, что делать. И вроде суть вам ясна. По выражению его лица Стëпа понял – это не всё, что Миша хотел сказать. Предоставив ему время, он задумался о странной сигарете. Это не "Лаки"... Ничего из того, что могло бы оказаться у Миши. Не тонкие, но с навязчивым вкусом ментола. Как они к нему попали? – Я никого не заставляю. Это было тем, что Стёпа действительно не ожидал услышать. – Ты чего, никогда такого не было. Не забивай себе голову, – он повернулся к нему вполоборота. – Мы тебя понимаем. Опять же, судя по выражению лица, Мише от этого понимания было ничуть не легче. – Ты на себя многое взял. Ты нас сплачиваешь, но никак не заставляешь. По крайней мере Степан всё видел именно таким. Никольский запустил пальцы под чёлку там, где была затянувшаяся ссадина. – Ладно, всё проехали. То, что должно было прозвучать небрежно, прозвучало для Степана замучено. – Есть новость, – басист затянулся, подняв на него глаза. – Нас могут покрутить по радио, если получится договориться с их журналисткой. – Тогда ты хотя бы предупреди, на кого нужно работать, – улыбнулся Стёпа. – Ой, ой, смотри, как снова перья веером распустил. Как тогда, – скептически усмехнулся Никольский, – при Диме. Степана это почему-то насмешило. – Я не делал так. – Да, делал. Дима рад стараться оказаться лучше меня! Певец вскинул брови. Вот оно как. – И вы всегда так с ним? Миша усердно раздавил бычок каблуком. – Нет. Но я не давал ему пропуск в свою жизнь. Хули он тогда лезет.. – Насколько сложный фейс-контроль? Степан не хотел, чтобы это прозвучало так двусмысленно. Но его не могло не волновать, как Миша так быстро впустил в его свой "клуб". – Охраняет страшная горгулья на башне, – произнёс басист, жутковато улыбаясь.***
Глаза Стёпы горели, как подожжëнный Арсением Б-52. Миша недоверчиво смотрел, как он весело болтается за диджейским пультом. – Во что он из-за тебя ввязался? Арс с улыбкой посмотрел в сторону сцены. – Да брось, дай парню расслабиться, он не будет стараться, так что завтра голосовые связки будет смыкать как надо. – Это не так работает. – Насчёт расслабиться я точно прав, – пожал плечами Арсений. – Да я в курсе, что вы накатили где-то втихаря! – обвинительно ответил Миша и посмотрел в сторону Степана, который тут же улыбчиво поймал его взгляд. – Балбес. Всё на лице написано. Арс эмоционально всплеснул руками. – Да мне просто труба как страшно! Ты хотел увидеть шабаш? Сейчас тут будут три ведьмы! Но затем он выдохнул. – Давай хорошо проведём время. Как в старые добрые. Ну не только мы. Все вместе. Миша отвёл глаза. – По-моему он украл у меня друга. Арсений чуть не захлебнулся возмущением. – Кто? Стёпа? Украл меня у тебя, – тихо, но сердито начал он. – У тебя упало самолюбие? Некому поднять? Но в противовес начал стëбно смеяться. – О, всё, отсовокупись от меня уже. Миша отвернулся от него, но Арс не отстал. Они вместе пошли к столику, за которым сидели Надя и Дэл, рубящиеся в "Уно". – Ты мой лучший друг! Арс внезапно обнял его за плечи со спины. Надя этому умилилась. – Можно сфоткать на память? – спросила она, уже разблокировав телефон. – Нет!!! – синхронно сказали парни. – Просто хотел, чтобы ты приревновал. Но вот кого, сам реши, – прошептал Арсений Мише на ухо. Никольский с криком: "Отпусти, полудурок!" – вырвался из рук, насмешив всю компанию.***
Бывшей Арсения оказалась рыжеволосая гламурная девушка в красном платье. Красивая, но избалованная и пустая, ведущая себя так, будто ей пять лет. Две подруги, брюнетка и блондинка, были её точными копиями в оболочке других тел. Но Степа искренне, понимая, что для своей души, стоял на сцене с микрофоном и пел про то самое доброе и вечное. Любовь. У него было кому, пускай подружки невесты заискивающе строили глазки, он ждал, когда с неба свалится Купидон и выпустил в Мишу стрелу. Пьяному – могло померещиться всё, что угодно. Миша тоже периодически смотрел на него. Может, ждал, что он спотыкнется и упадёт со сцены.. А может – в него проникал этот мягкий тенор. Всё равно Степа чувствовал себя прекрасно. Хотя бы пока в организме текла текила, а в крови гормоны. Рассел подыгрывал на ударных в некоторых песнях, Надежда тоже выходила петь, а Арсений явно понял, как же сильно ему повезло избавиться от бывшей пассии. Он и Миша хитроумно выстëбывали девиц. Когда солнце зашло, все массово начали выходить курить на улицу. Степан бегал туда-обратно раз шесть и долго пытался понять, почему так.. мажет. Хотя и умылся, из санузла он выходил, пошатываясь. – Вертолёты? Степа на свой страх и риск отпустил край стола, оборачиваясь на голос Миши. – Нет, нет. Он знал, что наверняка улыбается, как обкуренный. – Мне то не гони. Как странно, Миша сейчас трезвее всех. Даже трезвее Нади, которой дали пригубить шампанское. Наверное, ему было непривычно находиться среди выпивших. Без возможности быть таким же. – Не гоню. – Дурак, пить не умеешь. Степа, пропуская всё мимо ушей, думал: "Говори, я буду смотреть на твои губы". Как сложно было прогнать из головы откровенные образы. Недавние сны почти все были полуэротическими. – Мне надо на улицу. Он не стал ждать, что Никольский ответит, проскакивая мимо него к выходу. Но в темной прихожей, рядом с вешалкой остановился. Никольский вышел вслед за ним. – Да куда ты, шнурок завяжи, гений. Степан откровенно тупо начал пялиться на басиста, понимая, что сдвинуться не может. Кажется, Миша пытался прочесть что-то в его взгляде. Он мог лишь надеяться, что это не "как же я хочу ебаться с тобой". Всегда Миша таким был? С томной поволокой во взгляде, волосами, которые хотелось сжать, и руками, в которые хотелось отдаться. Красивым. Ему хотелось сказать: "Я твой". Миша резко пропал. Степа попытался отлепиться от стены, но его кто-то обхватил за колено. – Да не рыпайся. И он вжался обратно в стену, понимая, что Никольский просто сам завязывает шнурки на его кедах. Это не заняло никакое лишнее мгновение, да и Миша не стал шутить, как могло бы быть. Просто отстранился, дав спокойно уйти. – Куда? Степа не знал. – По соседней улице пройду. Миша пару секунд поразмыслил. – Я с тобой.***
Они вдвоём, перебрасываясь лёгкими фразочками, шли по оживлëнному проспекту. Народ гулял. Горели вывески, играли уличные музыканты. – Ненавижу этих зазывал в надувнох костюмах. Степа присмотрелся. – Кажется, вон там в костюме акулы. – Пошли отсюда. Миша резко дал влево. Степа, смеясь стал догонять. – Я боюсь китов. – С чего ты взял, что мы делимся страхами? – Да так, в голову пришло. Они стали идти совсем близко. Уже на обратном пути Степа заметил оборудованное место для игры в тир. – Ты хоть раз в жизни стрелял из винтовки? – самодовольно спросил Никольский. И не только из неё.. Во время срочной службы их много раз вывозили на полигон. Стëпа не очень-то боялся оружия. На него был выписан табельный пистолет. – Да. Миша всем видом показал, что не верит, но Степан не отступил. – Ладно, давай, если не слабо. Им вручили оружие и понимающе не стали влезать в их разборки. Выбрали они всë-таки пистолет. Миша попал довольно близко к центру стальной тарелки. В чёрный сектор между восьмёркой и девяткой. Стëпа знал, что он мог бы прицелиться точнее, если бы сделал это правильно. – Чего? После его выстрела, Никольский неверяще распахнул глаза. Почти в яблочко. – Я уверен, тебе просто не было удобно, так бы твой выстрел стал точнее. Степа приглашающе отошёл в сторону, чтобы Миша мог встать перед целью. – Ты должен быть свободен. Без напряжения в руке, – он встал сбоку. – И тут. Стëпа дотронулся до его поясницы. И скорее всего он ошибался в том, что Миша не понимает его игру в прикосновения. – Не "души" пистолет. Не сжимай жёстко. Вот здесь, – Степан снизу обхватил его ладонь с зажатой в ней рукоятью, – рамка должна плотно лечь на кожу между пальцами. Наводи. Он убрал свою руку, но встал ближе. Миша прицелился. – Молодец. Вдох и выдох должны быть поверхностными. Он видел, как Миша дёрнул подбородком в его сторону, чуть-чуть задерживая своё внимание на нём. – Ты уточняешь прицел на выдохе, слегка задерживаешь вдох, и затем сразу начинай тянуть спусковой крючок только последней фалангой по направлению к вертикальной оси рукоятки. Плавно, – уже совсем понизив голос, не давая Мише рассредоточиться, произнёс Стëпа. – Без рывков. Тишина. Следом раздался выстрел. Было понятно, что несколько миллиметров осталось до точного попадания. Миша остался стоять неподвижно, но довольно ухмыляясь. – Похоже, я многого о тебе не знаю. Не только басист мог быть провокатором. Степан кивнул и с внезапной хрипотцой сказал: – Я и ствол разбирать умею. Это всё алкоголь. Хотелось себя пристыдить, в тоже время отпустить тормоза. Кажется, Мишу это поразило. Символично, учитывая место, в котором они находились. Он тряхнул рукой с пистолетом, как будто та затекла, и только тогда Стёпа опомнился, перестав дышать ему на ухо.***
Всю обратную дорогу ему было стыдно. Они молчали. В баре никого не было. – Наверное, провожают всех до такси.. Миша звучал не слишком уверенно. Кажется, то, что между ними произошло, выбило его из колеи. – Раньше не мог себе представить, что перейду на ноль. Сначала Степан не понял, о чем он. Но Миша повернулся лицом, отсалютовав ему банкой безалкогольного пива. – Думал, будет невесело. Или другие станут просто бумажными, а не живыми и весёлыми, или я перестану смешно рассказывать пошлые анекдоты. Надя не засмеется над моим беспонтовым позерством. Арс перестанет звать на вечеринки. Но они не перестали. Степа на секунду улыбнулся, хотя на душе от этих слов стало тяжелее. – Ты для них всегда будешь значим, Миша. Грустный, весёлый, злой.. любой. Они готовы с тобой проходить через это. Никольский отвёл взгляд в сторону. – Хорошо ли это для них? Степан тревожно замер. Могли ли они хоть раз подумать, что почувствуют себя свободнее без Миши? Вызывал ли он в них враждебность? Доверяют ли они ему? Миша переживал о том, что он причинил. Может быть, он думал об этом каждый день. Или перманентно всегда – боялся быть ненужным самым близким. – Не знаю. Степа не мог найти в себе другой ответ. Но он должен был.. – Миша. Он снял со стойки микрофон. Наверное, Никольский уже понял, что будет происходить дальше, но не шелохнулся. Степан заранее знал, что сказать Мише будет нечего. Но главное – он услышит. Пока играло вступление, у него было время спуститься со сцены и встать ближе. Страха не было, и вполне уверенно Степа начал петь: "Вы где-то лет в двадцать стали стареть. Сменили кастеты на пистолет. Белые розы убили в снегу. Слово "fuck you" учили по видаку. Весёлый бардак – то с кайфом, то с болью. Твой красный пиджак, проеденный молью. Налей амаретто – я пью эту гадость За тех, в ком ещё группа крови осталась." Опять это нечитаемое выражение, не холодное, но труднодоступное. Может, Миша выглядел так, когда был тронут.. Поздно было отступать. Стёпа чувствовал внутри каскад волнения и лихорадочного трепета. Во время первого припева он всё же подошёл ещё ближе. "Ради забавы, ради прикола Фишка легла под кого-то другого. В кармане и сердце – большая пустыня, Мы как дрова для большого камина." Миша, словно понимая, что от него требуется, медленно сделал к нему шаг, но певец отступил назад. "Займи моё место, примерь мою цену," Стёпа протянул к нему руку внутренней стороной кисти, там, где по бледной коже бежала голубая вена. "Возьми мою руку, сожми мою вену." Миша, видимо, от полной неожиданности театральных действий – улыбнулся уголком губ и вскинул на него удивленный взгляд. "Если ты тоже остался в живых, Я буду рад разделить на двоих..." Стёпа начал возвращаться на сцену. Он встал посередине, проникновенно говоря в микрофон "сейчас". "Кто-то быстрее, а кто-то повыше, Кто-то тоскует по сорванной крыше, Кто-то пасёт, а кто-то пасует, Себя не жалея, собою рискует. Кто-то несёт, кого-то уносит, Кто для себя ничего не попросит. Кто-то собрался в последний полёт: Добрый вечер, Москва, салам алейкум, Нью-Йорк!" Они смотрели друг другу в глаза. Стёпа до самого конца подпевал припеву, понимая, что вот он – момент, стоящий всей жизни. Всех её поворотов, подворотней и ударов. Самое страшное, что с ним случилось, привело его сюда. Прямо к человеку, который пережил не меньше. Он ни о чем не жалел. И пока они вдвоём живы – пальцы сожмут струны, а за тишиной обязательно последует звук.***
– Давай, Стёпе раньше выходить, так что лезь в середину, – хлопнул дверью Арсений. Миша, что-то недовольно бурча, сел в салон. Они вшестером набились в машину Арса. За руль сел трезвый барабанщик, на переднее сиденье – Дэл, а Надя забралась Арсению и Мише на колени. Ребята вернулись в бар, застав то, как Миша и Степан странно застыли друг напротив друга. Арсений практически вбежал, голося: "Получила по заслугам!" Похоже, Маша всё же позвонила ему, разыграв перед его бывшей сцену с самым сладким в мире разговором. Стёпа последний раз окинул взглядом бар и сел на заднее сиденье. – Надеюсь, мы сдвинемся с места, – заключил Арсений. Они ехали с разговорами и музыкой, но Степу начало мутить. Сгустки эмоций и сотни сцен, воспоминаний и слов мелькали перед глазами. Наворачивались слезы. Пришлось закрыть глаза. Но он не выдержал и наклонил голову, зная, что там будет Мишино плечо. Страшно было увидеть его реакцию в этот момент. Но басист ничего не предпринял, продолжил спорить о чём-то с ребятами. До конца поездки Стёпа притворялся спящим. Как только колеса затормозили перед его подъездом, он всех напугал – выскочил из машины, бросив одно-единственное "до завтра". Миша в тишине проводил его взглядом.