Минус четыре по Цельсию

      Между делом, успеваю смотаться в Питер на «Кубок Санкт-Петербурга». Турнир этот ежегодно проводится питерским правительством, спортсменов он ни к чему не обязывает и ничего особенного не сулит. Интересен он, разве что, тем, что принять участие может кто угодно, от юниора-камээса до олимпийского чемпиона. В отличие от контрольных прокатов, где товар лицом показывают уже реальные кандидаты в сборную страны.       В виду интенсивности подготовки к Гран При, в этом году ни Валечку, ни Анечку посылать не стали.       Мне, в общем-то тоже особой надобности ехать нет. Но тренеры решили, что раз уж у меня образовался провал в соревнованиях, и до конца года мне, кроме чемпионата России, светит только Гран При Японии, с очень призрачной перспективой пробиться на финал в Турине, то можно послать меня и на «Питер». Ну а чтобы не скучал, в качестве компании, мне выделяют моих старых знакомцев, Давида с «Голиафом» Артемом, хоть ты убейся не могу запомнить их фамилий, и двух красоток Машу с Диной, для услады глаз. Ну и Муракова, в роли надсмотрщика. Чтобы наш задорный коллектив не сбился по дороге с единственно верного пути.       В Питере, конечно же, встречаюсь с Мишкой. Во-первых, нам снова соперничать, потому что Профессор Федин, без всякой жалости, выталкивает его на любой мало-мальски значимый старт, чтобы тот не расслаблялся. Во-вторых, Мишка мой друг, пускай и не такой близкий как Леша Жигудин, но в чем-то даже его превосходящий. Как минимум в том, что мы ровесники, и общение наше, все-таки, более легкое и полностью лишенное условностей, порождаемых разницей в возрасте. Например, мне в жизни в голову не придет спрашивать Леху об его отношениях с его женой Таней. А Мишку – раз плюнуть.       - Ну, что, Щедруля, как семейная жизнь? – ехидно интересуюсь я, развалившись напротив него в лонже гостиницы и салютуя ему стаканом тоника.       - Регулярно, - скалится Мишка, ничуть не обижаясь на мой похабный тон. – Чего и вам желаю.       Грустно развожу руками.       - Чего нет – того нет.       - Что такое? – удивленно вскидывает брови он. – Тебя, наконец-то, бросили?       - Ага, - киваю.       - Так тебе и надо…       - Анюта во всю впахивается перед Гран При, - загибаю пальцы я, - балеринка тоже… Рыжая замужем, с нее теперь птичьего гриппа зимой не допросишься… Асторная, как всегда, не известно где… Печаль, короче.       - Ой, кто бы прибеднялся, - кривится Щедрик. – Видел я в инсте ваши фотки и видосики с «Ледникового»… Такую барышню ты себе отхватил… Дух захватывает.       - Понравилась? – вкрадчиво интересуюсь я.       - Еще бы… - он мечтательно закатывает глаза. – Я сначала даже подумал, что это Шахова ваша. Потом присмотрелся – понял, что не она. Но все равно. Глаз не отвести. Где ты, Валет, их цеплять умудряешься? Девка красоты неимоверной просто…       Я раздраженно пожимаю плечами.       - Ну что ты такое говоришь? – ворчливо интересуюсь я. - Кого это я цепляю? Кроме моих девчонок из «Зеркального» я и не встречался-то ни с кем никогда…       - Да ладно, - он расплывается в ухмылке. – А Бодрова? А эта, как ее, дочка тренерши, Лера, кажется… Масленникова, вот…       - С Бодровой мы только пару раз целовались, - отмахиваюсь я, - детьми еще. А Лерка вообще не считается, там не было ничего, и никогда не будет. Мне ж ее мамаша башку оторвет…       - Ха-ха-ха, - качает головой Мишка. – Считай, что я поверил…       - Да честное слово!       - Угу-угу.       - А ну тебя…       Обсуждать девочек и наши с ними отношения – это мы с Мишкой любим с детства. Правда, чаще всего получается обсуждать именно меня. Мишка он такой в этом отношении, скучный. Как выберет себе предмет для обожания, так и смотрит только на нее единственную. Так и женился, вот, прохвост… Не то, что я…       - Аня твоя как там вообще? – меняя тон с ехидного на серьезный интересуется он.       - Да… Никак. – машу рукой, понимая прекрасно, о чем он. – Вся в работе. На глупости всякие времени почти нет.       - А Нинель Вахтанговна, она эти ваши… глупости всякие… вообще, приветствует?       - Как тебе сказать… - усмехаюсь. - Не возражает, во всяком случае. Когда с Танькой, было дело, что-то там завязалось, так скандал устроила, запрещала. А на Аню пока в адеквате реагирует…       Мишка качает головой, не пряча завистливого взгляда.       - Хорошо вы там в своей Москве устроились… У нас тут Лизке сумку поднесешь или по спине погладишь – сразу косые взгляды и недовольный бубнеж о баловстве вместо тренировок…       - Зато вы с Женькой оба нашли своих половинок и счастливы, - подмасливаю я.       - Это да… - просто соглашается Мишка.       Я неожиданно вспоминаю недавние контрольные прокаты, и не могу не спросить.       - Как там Лиза? Пережила своего этого?..       Скандальный разрыв отношений Лизель с ее бойфрендом стал достоянием широкого круга, об этом даже в интернете писали, и мне было искренне жаль хорошую девчонку.       - Да, - кивает Мишка. – Тренируется во всю. Акселя тройные клепает. Квад тулуп выучила…       - Э-э-э?..       - Нет. Место свободно. Только вот ты губы не раскатывай. Не хватало…       Мне смешно от этой его искренней веры в мое всемогущество.       - Не буду, - честно обещаю я. – Я тебе даже секрет открою. Лизель мне сама лично призналась, что я – не в ее вкусе, и место мое в буфете.       Щедрик сокрушенно взмахивает руками.       - И тут, значит, успел. Как? Серега, расскажи, это просто интересно…       - Да ничего там интересного, - смеюсь я. – В баскетбол как-то поиграли. Я продулся… Вот… И, так получилось, засмотрелся на нее. В определенных местах. Она заметила, ну и сказала, что смотри, мол, сколько влезет, но, если тронешь – дам по роже.       - И ты?..       Я шмыгаю носом, вспоминая тот летний день.       - Ну, тронул… Разочек.       - А она?       - Врезала от души. Не по роже, правда… Но рука потом еще долго болела.       - Хорошо-то как, - Мишка с глумливой миной скрещивает ладони на бритом затылке. – Нужно будет Лизу кофе угостить…       - Давай-давай…       Вот, примерно, в таком духе протекает обычно наше дружеское общение.       Но вы не подумайте. На профессиональные темы мы тоже с ним разговариваем.       - Ланс, - с серьезным видом хмурит лоб Мишка, - я тут спросить хотел…       - Спрашивай, - удивленно пожимаю плечами я, - чего церемонии разводишь?       Мишка смотрит мне в глаза чистым, искренним взглядом.       - Ты это… За этот месяц кататься-то хоть научился, или как всегда?       Вот ведь гаденыш…       - Эта херня тебе не поможет, - с ледяной улыбкой отвечаю на его подкол я. – Мне скоро жить будет не на что. Ты меня и так обобрал на контрольных, до нитки. Совесть поимей…       Мишка тут же прекращает попытки развести меня на спор.       - А жаль, - усмехается он. – Я бы с удовольствием снова… поимел бы твой кошелек.       В этом сезоне у него и в самом деле очень сильная короткая программа и неплохая произвольная. И если я не доберу формы и не доработаю квадов и трикселей, то у меня все шансы продуть ему и на серьезных стартах. Чемпионат страны - это еще ладно, тут главное отобраться в сборную. А вот Гран При… У меня в этом сезоне только один этап, Кубок Японии. И мне повезло, в кавычках, потому что воевать мне в Саппоро с Яшкой, Яшимо Моро и Васькой Калининым, он же Бейзил Калин. И побеждать нужно обоих, иначе мне просто не хватит баллов чтобы пройти в финал. Стало быть, до конца ноября, а по-хорошему, так и раньше, я должен быть во всеоружии… Мои тренеры, в этот раз, избрали тактику постепенного натиска, поэтому сейчас я не рискую, и с готовностью настроен уступить Мишке первое место как на «Питере», та и на «России».       - Есть предложение вернуться к этому разговору на чемпионате Европы, - миролюбиво предлагаю я. – Если меня вообще на него возьмут…       - Шутишь что ли? - машет рукой Мишка. – Кому туда кроме нас с тобой ехать?       - Кондрашов из ЦСКА, как вариант, - предполагаю я. – Ваш Андрей Буравлев… Да кто угодно, тот же Макарка Игнатьев может выпрыгнуть, как хрен из-за угла… Дима Гейдаров, хоть и в возрасте уже, но тоже еще способен удивить…       - Ну да, ну да…       - Честно, - развожу руками, - жалко, что Женьки нет. Мы с ним даже, было дело, сдружились в Корее…       Мишка согласно кивает.       - Да жаль… Но ему сейчас баблос косить надо для семьи… Дети, заботы…       Мы с ним переглядываемся и синхронно обмениваемся ехидными улыбочками.       - Вот поэтому Ланской и не женится, - перефразируя известный фильм хмыкает Мишка.       Не поэтому. У Ланского для этого масса других причин, о которых посторонним знать не обязательно. Но это значит, что и озвучивать их нет никакой необходимости. Правильно? Правильно. Поэтому просто молча, неопределенно, качаю головой…       Несерьезность соревнований, на которые мы приехали, понуждает тренеров слегка отпустить вожжи, и Мураков почти не гоняет меня, тратя все свое время на мелких.       - Сереж, ну там пройдись еще раз по программе, без дорожек, только прыжки и вращения, и, наверное, иди подкачайся и на заминку.       - Хорошо, Иван Викторович…       - Давай… - он тут же отворачивается. - Маша, не раскачивайся перед прыжком! Замах только руками, не крути корпусом… Артем, ниже, ниже гнись. И ногу тяни… Рука правая не вниз, а в сторону… Вот так…       Я выполняю полученное указание и еще раз, тщательно, без ошибок, прокатываю свою произвольную, мысленно проигрывая в голове музыку. По сторонам, все же, поглядываю, чтобы не налететь на кого-то из тренирующихся вместе со мной. Хотя, замечаю, что в основном народ сам разъезжается в стороны, давая мне дорогу. Как в свое время это делали мы, оказываясь на одном льду со старшими…       Перед тем, как двинуться в раздевалку, подъезжаю к бортику, заранее изобразив на лице приветливую улыбку.       - Здрасте, теть Лен!       Буйнова оборачивается на мой голос и радостно расцветает.       - Сережульчик, мой хороший, здравствуй!..       Она протягивает руки и я, привстав на зубцы, перегибаюсь через бортик за порцией нежностей.       - Ну как ты там? Как Ниночка? Давно не созванивались… Ванечка, я вижу, с тобой приехал…       - Все меня бросили, - сокрушенно вздыхаю я. – Нинель Вахтанговна возится с Аней и Валей, Артур Маркович дрессирует молодежь… Одному дяде Ване я еще нужен.       Она смеется, мягко шлепая меня ладонью по груди.       - Ну, не паясничай. Знаешь же, что глупости говоришь…       Она приятная. Хорошая, добрая… Но водится за нею дурная слава, что после Адели Десятниковой, победительницы олимпиады в Сочи, ни одного спортсмена, ни своего, ни перешедшего к ней из других школ, она не довела ни до каких значительных результатов. А вот завершают с ней свою спортивную карьеру многие… Такое, вот, невезение.       Мнусь, не знаю, как задать ей занимающий меня вопрос. Но тетя Лена с давних времен знакома со всеми тараканами в моей голове, и ей ничего не стоит догадаться.       - Катьку свою, небось, разыскиваешь? – усмехается она.       - Да… - облегченно вздыхаю я. - Хотелось бы повидаться…       Она смотрит на меня, иронично приподняв бровь и склонив голову на бок. Но потом, видимо, решает не дразнить меня.       - Я ей ОФП поставила сейчас, - произносит она, - чтобы размялась как следует перед тренировкой. Так что в зале твоя подруга…       - Спасибо…       - На здоровье.       Я делаю движение чтобы отъехать к калитке, но Буйнова останавливает меня, поймав за рукав куртки.       - Сережа, только давай без… спецэффектов, хорошо?       Я на мгновение встречаюсь с ней взглядом. И отвожу глаза.       - Девочка совсем недавно оправилась от травмы… - тихо говорит она. - И душевной и физической. Не мучай ее… Если она тебе и правда небезразлична.       Киваю. Прекрасно понимаю, что она имеет в виду. И ясно мне, что она и понятия не имеет о том, на сколько Катя мне, как она выразилась, небезразлична…       Переодевшись, иду в гимнастический зал. И, не дойдя, останавливаюсь в коридоре перед зеркалом.       Катька…       Она единственная из четверых никогда не упускает случая высказаться о том, как я выгляжу. Я равнодушен к комплиментам… Может быть, потому что избалован с детства, слыша их со всех сторон. Но она, в отличие от многих, говорит не чтобы мне польстить, и точно не для того, чтобы доставить мне удовольствие. Она, как бы, для себя отмечает, кто рядом с нею…       Стаскиваю с головы свою бандану, в которой всегда катаюсь, чтобы волосы не лезли в глаза.       Из зеркала на меня смотрит смугловатый, голубоглазый тип с копной длинных, вьющихся черных волос, свисающих ниже плеч.       Она говорила, что я ей нравлюсь… Вот таким…       Толкаю дверь и захожу внутрь. Большой светлый зал, с огромными окнами, залит светом, и я не сразу замечаю в углу у станка знакомую изящную фигурку, энергично тренирующую скрутки со жгутом. Стройные ножки, круглая, аккуратная попка, обтянутая черными лосинами, тонкая талия, красивые руки… Белокурая головка на длинной шее… Забранные в два смешных хвостика волосы… Как же она мне нравилась когда-то… Давно… В далекой прошлой жизни…       - Краснознаменному ЦСКА от «Зеркального» физкульт привет!       Мой голос эхом отскакивает от стен и окон. Катя сбивается с ритма, оборачивается и, на мгновение замерев, высвобождает руку из жгута.       Подхожу к ней, и останавливаюсь в шаге, словно наткнувшись на стену.       Она улыбается. Но взгляд ее грустный и какой-то затравленный.       - Сережка… - произносит она ласково. - Хороший мой…       - Здравствуй, Катюня…       Катя делает шаг, преодолевая остаток разделяющей нас дистанции, и вдруг, прижавшись ко мне, просто кладет голову мне на грудь.       - Обними меня… Пожалуйста… - шепчет она. – Хоть на секундочку…       Я удивлен – не то слово. Такая странная реакция… Все же обнимаю ее худенькие плечи, глажу ладонью по волосам, по спине… И конечно же вдыхаю ее свежий запах, ее настоящий аромат, знакомый с детства, в котором все родное и ни единой капли чужого…       - Держи меня, а то я снова сбегу, - говорит Катя, не поднимая глаз.       Мне становится не по себе.       - Котик, ты меня пугаешь… - я отрываю ее от себя, пытаясь заглянуть в глаза. – Что случилось?       Она медленно поднимает на меня свой взгляд. Улыбка тает на ее губах. И мне кажется, что она готова сказать мне что-то очень важное…       - Просто устала, - вздыхает Катя, виновато пожимая плечами. – Увидела тебя… Обрадовалась… Поняла, что не должна бы… На столько… Потом вспомнилось разное…       Она мягко выскальзывает из моих рук и, отступив, отворачивается. Я не пытаюсь ее остановить.       - Нам бы поговорить, Катюш… - спокойно говорю я.       Она вздрагивает. Ежится, словно от холода. И качает головой.       - О чем?.. – произносит она. – Зачем?..       Я готов ответить на оба ее вопроса. И мне очень хочется это сделать. Но для этого я должен видеть ее глаза. Так просто… Сделать два шага и протянуть руку…       Я не успеваю отреагировать, лишь в последний момент, краем уха услышав приближающиеся сзади шаги. А потом сильные руки хватают меня за плечи и, как куклу, с силой отшвыривают в сторону.       Он пролетает мимо меня, обнимает Катю, склонившись к ней и прижимая к себе, словно ребенка.       - Катенька, Катюшенька, родная моя… Что он сделал?..       Он оборачивается в мою сторону, и яростный взгляд его карих глаз вонзается в меня двумя острыми кинжалами.       - Валет, сгинь отсюда!.. – цедит он сквозь зубы.       - Артем… - Катя дергается в его руках, но он не позволяет ей вырваться.       Меня внезапно накрывает волна ярости.       - А то что? – злобно интересуюсь я. – Снова устроишь мне Париж?       Розин на миг застывает, словно от удара. Потом отпускает Катю и поворачивается ко мне.       - Ланской, ты совсем рехнулся? – в бешенстве сжимая кулаки рычит он. – Я сказал, пошел вон!..       - Артем, нет!       Катя повисает на нем сзади, не позволяя приблизиться ко мне.       - Ну, давай, - уже спокойно говорю я. – Доведи хоть что-то до конца… Хот Арти…       Он снова дергается было в мою сторону, но Катя крепко обхватывает его, словно дерево, не давая двинуться с места.       - Он ничего не знает, Артем, - громко произносит она. – Я ничего не успела… не смогла сказать… Не смогла…       Она поворачивает голову в мою сторону.       - Сережа, уйди пожалуйста.       - Ну уж нет… - взвиваюсь я.       - Пожалуйста!.. – истерично кричит она.       От этого ее крика вздрагиваем оба, и Розин, и я.       - Пожалуйста… - уже тише говорит она. – Если ты хоть когда-нибудь, хоть на одно мгновение любил меня… - она опускает голос до шепота. – Просто… уйди…       Катя больше не смотрит на меня. Обнимая Артема, она что-то шепчет ему, что слышит только он. И его ярость успокаивается. Бросив на меня еще один хмурый взгляд, он снова склоняется над ней.       И я перестаю существовать для них обоих.       Высказанную столь эмоционально Катину просьбу я, все же, выполняю. И убираюсь прочь из зала, оставляя их друг другу.       И эмоции у меня при этом самые противоречивые. Потому что… Да, для них меня может быть и нет. Но увы… Они для меня есть. При чем оба. И что с этим теперь делать я не знаю…              Как и предполагалось, питерские старты откатываю кое-как, с трудом выползая на второе место, не столько за счет своих невероятных талантов, сколько благодаря допущенным соперниками ошибкам. С Мишкой разрыв чудовищный и позорный – почти десять баллов. Следует откровенно признать, что в этом сезоне он выглядит значительно более убедительным чемпионом, чем я.       Вообще “Зеркальному” пока этой осенью не очень везет. Приехавшие со мной в Питер Давид с Артемом почти ничего не показали в своей возрастной группе, а Маша с Диной, словно сговорившись, обе завалили акселя, пропустив на призовые места Лизу, незнакомую мне девочку Шиповенко и... Катю.       Катя... Ох уж эта Катя...       После той отвратительной сцены в гимнастическом зале, которую устроил мне Хот Арти, мое желание общаться с Катериной испарилось начисто. Скажем так, на имевшийся у меня на тот момент минимум вопросов я одной только этой истерикой Артема и абсолютно неожиданным поведением Кати, получил столько ответов, что выяснять или уточнять что бы там ни было дальше у меня не было ни нужды, ни желания. Зачем? Разве и так не понятно?..       Когда, валяясь вечерами на диване в своей американской квартире и вспомная шаг за шагом, минуту за минутой, тот роковой день в Париже, я понял, что это именно Розин испоганил мне снаряжение и довел до падения и до травмы, тогда же мне стала очевидна и фигура его соучастника, а возможно и вдохновителя. Просто верить в это не хотелось. Кто угодно, только не...       Потом, когда я вынудил во всем сознаться Таньку, мне пришлось с досадой признать, что поверить в очевидное придется.       Джокер...       Кто же еще мог скрываться за этим псевдонимом? Да еще и сделать это на столько явно, практически оставив свой автограф на размалеванной клоунской физиономии...       И словно нарочно, в подтверждение моих подозрений, всплыла эта проклятая фотография Вальки со мной... Авер... Эротоман престарелый... Ловелас... Кому же еще ты мог отправить этот потрясающий в своей недвусмысленности снимок? С кем потом вместе можно над всем этим посмеяться... Ведь это так забавно... И лишний раз показывает, чего на самом деле стоит этот всеми любимый выскочка Ланской...       Кто так хорошо знал и ненавидел Таньку, что с такой легкостью и жестокостью сыграл на ее разбитом сердце?       С кем великий Авербаум готов был поделиться сальной картинкой, не опасаясь быть осмеянным или наказанным?       Кто, наконец, имел такое колоссальное влияние на Артема Розина, что тот, не задумываясь, пошел на преступление... И кто может одним лишь словом укротить и заставить его быть спокойным и нежным?.. Даже если за мгновение до этого тот готов был в ярости разбить мне лицо...       Ты была мне другом в детстве, я был влюблен в тебя... Но ты меня отвергла, и мы расстались, не сказав друг другу ни слова на прощание...       А потом, после всего, что произошло, ты ворвалась кометой в мою жизнь, снеся все на своем пути, заставила меня поверить, что я что-то для тебя значу... И снова исчезла, то ли добившись своего, то ли сменив приоритеты...       Харли Куин... Я узнал тебя даже под маской твоего дружка Джокера, которой ты так неряшливо прикрылась.       Катя-Катя... За что же ты так со всеми... За что ты так со мной... И с собой...       Мой пазл сложился. Так неожиданно, и так быстро. Я узнал все, что считал нужным… Хотя… телефонный номер Джокера, по-прежнему загадочно молчит, храня в секрете злые тайны своего хозяина...       Уже вечером, стоя на платформе Московского вокзала, перед самым отъездом домой, решаю позвонить матери.       - Привет!       - Привет...       Она берет трубку почти сразу. Это значит, что она не занята. Но на всякий случай я должен проявить вежливость.       - Ты можешь говорить?       - Все в порядке, биджо, - спокойно произносит она. - Мы с твоей красавицей как раз собирались пить чай.       У меня по сердцу разливается тепло и умиротворение. Семья… Моя семья…       - Анечка у тебя? - с улыбкой уточняю я.       - У меня, конечно у меня… Возится на кухне. А я наконец-то в волю ленюсь перед телевизором…       Я киваю, сглатывая непрошенный комок в горле. Спохватываюсь, понимая, что она меня не видит. Но Нинель не нужно видеть…       - Других ведь в моем доме больше не будет, - тихо добавляет она. – Правда, биджо?       - Правда, деда…       - Это хорошо…       - Деда…       - Что малыш?       Я не решаюсь сказать ей всего. Мне жаль ее расстраивать. И портить ей вечер. Я жалею, что позвонил… Но ее невозможно обмануть.       - Я хотел попросить… - глубоко вздыхаю и зажмуриваюсь. – Не нужно звонить Семену Мирославовичу по поводу той фотографии… Помнишь?..       Мгновение она молчит, и я слышу лишь ее дыхание на фоне далекой музыки.       - Ты получил ответы на свои вопросы…       - Да…       - И я тоже…       Удивленно распахиваю глаза и вытаращиваюсь прямо перед собой.       - Ты хочешь сказать, что… Что знаешь…       Нинель тихо смеется в трубку.       - Приезжай домой, биджо. Мы по тебе скучаем…       И после какой-то возни и сдавленных звуков, мне в ухо несется щебет уже совсем другого, такого любимого и милого голоска.       - Серенький… Я люблю тебя…       Прячу телефон в карман, подхватываю сумку и с дурацкой улыбкой счастливого человека захожу в свой вагон. Протискиваюсь по коридору… У нас с дядей Ваней купе на двоих. Поэтому для троих сидящих и меня четвертого там точно тесновато…       - Заходи, Ланской. Гости у нас.       Мураков широким жестом, но без намека на улыбку, указывает на сидящих рядом на противоположной койке Катю Асторную и Артема Розина.       Моя стройная картина, мой так тщательно собранный пазл, цветная мозаика из тысячи частичек, дрогнув, медленно осыпается, словно песчаный замок.       - Дверь закрой, пожалуйста, - тихо добавляет Катя…              Ленинградский вокзал встречает нас противным холодным дождем, ветром и запахом сырости. Отвратительное время года - осень… Нет, если кто-то любит, то ради бога, не принимайте на свой счет. Просто мне эта пора увядания, да еще и с перспективой скорых холодов, ну вот совсем не добавляет оптимизма. Хотя, казалось бы, кому как не мне любить зиму и все, что с нею связано…       Выхожу, поеживаясь, на платформу и, бросив под ноги сумку, достаю телефон. В этот ранний час я совершенно не рассчитываю на то, что меня будут встречать с цветами и оркестром. Поэтому… Такси на Рублевку. До боли знакомый мне маршрут.       Они подходят ко мне все вместе, и он первый протягивает руку.       - Давай, Валет, не кашляй…       - Артем Сергеевич…       Розин смотрит на меня приветливо, ослепляя своей фирменной белозубой улыбкой.       - Ну чего еще?.. – хмыкает он.       - Извините меня за…       Он не дает мне закончить. Просто обнимает и хлопает ладонью по спине.       - Проехали, Серега, - говорит он весело. – Кто старое помянет…       Артем также порывисто отталкивает меня от себя и кивает в сторону.       - Сходим ка мы м Иваном Викторовичем кофейку попьем, - громко сообщает он. – Да, Иван Викторович?       Стоящий рядом с Катей Мураков на мгновение удивленно вскидывает брови, но тут же согласно кивает, подхватывает свой рюкзак и, подмигнув мне, удаляется следом за Розиным.       Стоим друг напротив друга, среди обтекающей нас толпы. И это как воспоминание из далекого прошлого…       - Катюнька…       - Сережка…       Я снова обнимаю ее тоненькую фигурку, а она, положив руки мне на плечи, смотрит на меня с лукавой улыбкой.       - Простишь меня? – спрашивает она, склоняя голову на бок.       Я невольно сжимаю руки сильнее, словно боясь, что она опять ускользнет, опять исчезнет.       - Господи, да за что?       - За то, что не сказала тебе всего еще тогда…       - Да ну, наплевать…       - Собиралась, правда… Каждый раз, как видела тебя… И духу не хватало.       Я качаю головой.       - Арти только что сам сказал, - говорю, - кто старое помянет… Так что…       Катя тихо смеется и проводит ладонью по моей щеке.       - Все будет хорошо, правда? – шепчет она.       - Конечно…       - Приезжай как-нибудь на выходных… К бабушке на ферму, – она усмехается, демонстрируя безупречные, ровные зубки. - Сделаю из тебя наездника…       Я смотрю в ее глаза, и понимаю, что это просто приглашение. Не намек. Не подвох… Не попытка снова учудить что-нибудь безумное… А ведь Катя и правда стала другой… И от осознания близости этой совершенно незнакомой, и такой симпатичной мне девочки, я невольно смущаюсь.       - Ты не будешь возражать, если… - начинаю я неловко.       Катя с улыбкой качает головой.       - Приезжай с кем хочешь. Хоть с Анечкой… Хоть с Танькой своей…       Я облегченно вздыхаю.       - Я приеду… Но с твоего позволения с той, которую ты не знаешь…       Чтобы порадовать ангела моего…       Умная Катька понимает все с полуслова.       - С красивой барышней, с которой ты на «Ледниковом» катаешь? – она хитро щурится. – Видела-видела ваши фоточки. Познакомишь? Не боишься, что она ревновать станет?       Мне приятно на не смотреть. Приятно слышать ее голос. Приятно вдыхать ее аромат… И чертовски приятно осознавать, как же я в ней ошибался…       - Спасибо, Катюш… - в порыве нежности влеку ее к себе.       Она с готовностью обхватывает руками мою голову, запуская ладони в мои волосы.       - Самый красивый… - выдыхает она чуть слышно. - Мой самый любимый… Мой самый…       Устоять невозможно.       И мы, словно подростки, как будто в первый раз, осторожно касаемся губ друг друга…              Как и предписывает сценарий «Ледникового», нашу расчудесную во всех отношениях пару выгоняют после четвертого этапа. По сумме набранных баллов. Ничего личного – чистый бизнес. На записи второй и третьей передач мы дважды падаем с поддержек – несильно и не больно. Но эффектно. И это не переснимают. Потому что наша лажа красиво укладывается в концепцию слабейшей пары. Плюс, ряд других моментов, к которым знающий судья всегда найдет как придраться. Как бы я ни старался, очевидно, что танцевальные элементы в паре я делаю не всегда чисто. О Сашке и говорить нечего. Хоть ты расшибись об этот лед, за четыре месяца ну разве что кое-как скользить с нуля можно научиться. И то, зависит от человека. А все остальное… Ну да, можно выдрессировать, научить конкретному движению на определенной, черепашьей, как правило, скорости и с подстраховкой со стороны профессионала. Беговой, к примеру. Но это будет применимо только в данном конкретном номере. А для следующего все придется выводить с нуля… Ну, это как выучить три фразы на незнакомом языке и с умным видом озвучить их на камеру. Выглядит – классно. И все такие: «Капец ты умный!..» А на самом деле…       На финальных подводках, когда уже все ясно, все оценки озвучены и пары радостно выстроились для прощальных кадров, Тихонова не упускает случая пройтись по моей кандидатуре.       - Жалко, что Сережка с Санечкой уходят, правда? Мне очень жалко. Ну, что поделаешь. Зато, дорогой мой, мы же тебя очень скоро увидим, да? На японском этапе Гран При…       С готовностью киваю, подтверждая ее слова под одобрительные хлопки зрителей.       - И Анечку Озерову увидим в Америке, - продолжает разливаться соловьем Шуба. – И Валю Камиль-Татищеву в Канаде… Мишу Щедрика, всех остальных ребят… Будем за вас за всех болеть!       Аплодисменты по команде режиссера.       - А то, что проиграли – не расстраивайтесь, - отрабатывает Тихонова задел на будущее. – Пара-то ваша остается. Работайте. Будут еще ваши старты, шоу. Сережка, Ланской, Сашенька, молодцы! Люблю вас!       Пока зал надрывается в овациях, все наши соперники разъезжаются со льда, а к нам, оставшимся вдвоем под светом прожекторов, подкатываются Леша с Танькой.       - Ну, Серега, - улыбается в камеру Жигудин, - я не буду вас ни жалеть, ни сочувствовать. Спорт есть спорт. Сегодня ты проиграл, завтра - выиграл…       - Это правильный подход, - соглашаюсь я.       - Да. – кивает он. – Вот ты мне скажи, как одиночник одиночнику, как человеку тоже прошедшему в свое время этот проект в паре… Было трудно?       - Трудно.       - Страшно?       - Э-э-э… За себя – нет. За партнершу – да, было иногда. Особенно если она переставала слушаться и пыталась самостоятельно сделать что-то рискованное…       Сашка, стоя рядом, хихикает и прижимается ко мне.       - Ну а в целом? Как оцениваешь ваше катание?       Я пожимаю плечами.       - Оценивать – не мое дело, - говорю я, глядя в объектив. – Нас оценивают судьи… Ну вот так, как оценили, за то им большое спасибо, - легкий поклон в сторону восседающего справа жюри. – То, что мы сделали, что успели подготовить и показать – мне лично нравится, Саша отличная партнерша и настоящий боец. Я доволен потраченным временем и тем, что получилось. Спасибо всем!..       Этот топорный текст мне пришлось заучить, потому что на этом настаивали режиссеры. Ну, а эмоция – какая есть. Не могу же я честно признаться, что мне здесь невыносимо скучно, и что хожу я сюда исключительно ради Сашки…       - Сашенька, мне так жаль!.. - Танька, в ореоле огненных кудрей, в узком коротком платье цвета изумруда, выглядит выскочившей из моря русалкой. – Это несправедливо! Такая красивая пара… Что чувствуешь? Расстроилась?       Сашка улыбается и сжимает мою ладонь в своей.       - Расстроилась, что подвела Сережу, – произносит она. – Но с другой стороны, я так счастлива… Мне все на столько понравилось. Дивный новый мир… Прекрасные люди…       - Да, мы такие, - улыбается ей в ответ Танька. – Ну, мы же не прощаемся, ты, по-моему, говорила, что будешь продолжать тренироваться?..       Саша согласно кивает.       - Да. Если будут сюда пускать…       - Еще бы не будут, - картинно хмурится Танька. – В крайнем случае, будешь приезжать к нам в «Зеркальный», и пускай попробуют только там не пустить, да Сережа?       Я не успеваю ничего ответить, как Сашка, в своем стиле, выбивается из сценария и перехватывает микрофон.       - Я хотела бы…       - Да? – удивленно поднимает брови Танька.       - Я хотела бы поблагодарить всех, кто нам помогал эти месяцы, нашей паре, Елена Станиславовна, Максим, Семен Мирославович… Всей группе, костюмерам, стилистам… Спасибо вам большое! Конечно же, я благодарна моему партнеру, - она поворачивает голову ко мне. – Сережка, ты супер… Ради знакомства с тобой стоило пройти все эти мучения… Честно…       Улыбаюсь. Глажу ее по плечу…       А Сашка, повернувшись ко мне, обнимает меня за шею и смотрит ясным взглядом.       - И мамочке твоей спасибо, - шепчет она, - за такого дивного мальчика…       Танька с Лехой переглядываются, и выводят запись на запланированный финал.       - Ребята, спасибо вам!       - Мы обязательно увидимся…       - Да! Будем ждать от вас новых классных номеров…       Запись четвертого эпизода заканчивается.       Режиссеры по мелочи что-то корректируют, несколько раз просят Таньку переговорить какие-то ее реплики. Но против Сашкиной импровизации никто не возражает, нас не трогают и, в конце концов, отпускают с миром.       - Ну что, отмучались? – Авер обнимает нас с Сашкой за плечи и встряхивает, словно детей. – На свободу с чистой совестью?       - Ой, а можно? – радостно поднимаю голову я.       - Тебе – нет, - задушевно улыбается Семен. – У тебя еще два эфира с Олей Гольц. А вот Сашеньку я с благодарностью отпускаю… Хотя и с сожалением тоже.       Авер по-отечески целует ее в макушку, от чего Сашка закрывает глаза и млеет от удовольствия.       Через два дня ей улетать… Вместе с Нинель, Аней и Валей.       Уезжает весь наш тренерский штаб. Сначала в Штаты, в Бостон, где в Норвуде пройдет серия американского Гран При «Скейт Америка», в котором участвует Аня. Потом в Канаду, в Миссиссогу, где выступает Валя. Дальше у Анечки пауза до середины ноября, когда мы вместе с нею поедем в Саппоро. А Вальке не повезло. Практически сразу после Канады, с разницей в несколько дней, ей предстоит Кубок Франции в Анже, куда она полетит уже только с Артуром и Мураковым. Нинель же из Канады вернется в Штаты… Чтобы дождаться Сашкиных результатов и либо забрать ее домой, либо оставить…       Два дня. Но ни у кого из нас их нет.       Аня с Валей, как проклятые, вкалывают на льду с утра до ночи, уже даже не до автоматизма доводя совершенство исполнения своих программ, а до подсознательно-рефлекторных реакций. Я тоже не отстаю. Хотя мой старт почти через месяц, это уже не питерские покатушки, здесь все серьезно, и ни Яшимо, ни Бейзил от одного моего героического вида ни на секунду даже не подумают испугаться или сдаться добровольно. Поэтому – усердно и вдумчиво работаем. Авер с его шоу временно отставлен в сторону – про свои две обещанные ему программы я не забыл, но пока мне не до него. Как минимум на ближайшую неделю.       Накануне отъезда тренеров и девочек, в середине дня, к нам в «Зеркальный» приезжает Сашка. По приглашению Нинель. При чем та сама ее встречает внизу, и они вдвоем, как на демонстрации, проходят почти через весь комплекс в тренерскую, сопровождаемые удивленными и любопытными взглядами. Чужие заходят к нам редко, поэтому любопытство зеркальной братии вполне закономерно. Я знаю, что Нинель позвала ее сюда по каким-то их делам, а также помню, что получил недвусмысленное указание сидеть тихо и не лезть не в свое дело. Поэтому…       Сижу в атриуме, в комнате отдыха, и информация о гостье добегает ко мне позже остальных, вместе с загадочно улыбающейся Валей и нахмурившейся Анечкой.       - Твоя Саша у Вахавны, - доверительно сообщает мне Валька. Присаживаясь рядышком.       - Ну и что? – пожимаю плечами, изображая полнейшее равнодушие.       - Да так… - хитро щурится она. – Думала тебе интересно…       - Не интересно, - качаю головой я, и добавляю, чтобы исключить ненужные сплетни. – Нинель берет ее с собой в Америку чтобы познакомить со своим бывшим. Он врач, а у Саши проблемы… по его профилю.       - Онкология у нее, - мрачно подает голос Аня. – Вахавна рассказала мне вчера, когда ты в «Лужники» уехал…       - Ой-ой-ой, - улыбка сползает с Валиного лица. – Ужас какой…       - Ну вот как-то так, - развожу руками я. – Поводов для радости и смеха немного…       Валька обиженно надувается.       - Я же не знала! – возмущается она.       - Теперь заешь…       Нинель появляется только к вечерней тренировке. Не сама. Все же разрешила Саше спуститься к нам и посмотреть на тренировку нашей команды. И Сашка, пользуясь полученной свободой, пристраивается возле бортика, высматривая меня на льду.       Докатываю полученные от Муракова упражнения и, попросив тайм-аут, качусь к ней.       - Привет!       - Привет…       Она протягивает руки, и мы чинно и целомудренно обнимаемся через бортик.       - Ну как ты?..       - Нормально…       Выглядит она так себе. Усталая, осунувшаяся, на лице одни глаза. Сияют зеленым огнем.       - Что, страшненькая, да? – усмехается она.       - Не говори ерунды…       - Не хотела я чтобы ты на меня такую смотрел… - Саша разводит руками. - Но Нинель Вахтанговна сказала, что я могу там в больнице застрять и на месяц, и на два… Так что, извини, как есть… Очень хотела тебя увидеть…       Я сжимаю ее ладони в своих.       И не говорю ни слова. Зачем? Уверять, что она выглядит ослепительно – глупо и неправда, и она это знает. Утешать – только нервы лишний раз трепать… Хорошо было бы просто где-то посидеть, поговорить на отвлеченные темы… Или помолчать в тишине. Но кто ж даст-то?..       - Ты подождешь меня, час или чуть больше? – спрашиваю я.       Саша качает головой.       - Нет, прости… Я правда неважно себя чувствую. Два дня без обезболивающих, и вот, пожалуйста…       Жесткий ком подкатывает к моему горлу.       - Держись, слушай… - хрипло говорю я. – Только не сдавайся… Я без тебя жить не могу…       Она улыбается, склонив голову на бок.       - Не сдамся. Иначе меня бы здесь не было…       Нинель жестом подзывает к себе Аню с Валей и кивает Сашке, чтобы тоже подошла. Еду к ним вдоль бортика, но неожиданно оказывается, что мне не рады.       - Вот тебе, Ланской, совершенно необходимо все женские разговоры слушать, да? – сварливо напускается на меня Нинель.       - Да нет, наверное, - немного удивлен я такому приему. – Я просто…       - Вот давай просто займись своей работой, – без улыбки перебивает меня она. - Ивана Викторовича спроси, что тебе делать, если сам не в курсе…       - Хорошо, хорошо…       Я поспешно отъезжаю от них и делаю то, о чем я, конечно же, в курсе и для чего мне Мураков не нужен.       Заход… Прыжок… Выезд. Заход… Прыжок… Выезд. Последовательность вращений, чтобы отдышаться. Снова, заход, прыжок…       Краем глаза вижу, как Нинель что-то рассказывает окружившим ее девчонкам, как они синхронно кивают головами, смеются… Потом Саша с улыбкой поворачивается к Ане и, после нескольких фраз, они обнимаются… Вьющийся возле них Клейнхельман, которому, в отличие от меня, женские разговоры слушать не возбраняется, тоже вставляет пару фраз и Сашка, рассмеявшись, машет на него рукой, а тот легко ее обнимает и похлопывает по спине.       Ну и хорошо. Ну и славно.       Раз Александру вписали в коллектив, пускай и не на долго, и это обеспечит ей комфорт и спокойствие, то что еще нужно? Ради этого я могу и в сторонке покататься.       Заход… Прыжок… Выезд. Заход…       Она не дожидается меня, но звонит по телефону, и я, сбившись с прыжка, трогаю пальцем наушник и слышу ее голос.       - Сережка, мне уезжать нужно!..       - Подожди, - кричу ей. – Ты где сейчас? Я выйду…       - Да здесь я, здесь, - усмехается она, - внизу возле раздевалок. Не нервничай…       Подлетаю к калитке и… Все же годами вбиваемая в меня дисциплина где-то на подкорке продолжает контролировать мои действия, даже когда я о ней вовсе забываю. Прежде чем выскочить со льда, умоляюще смотрю на Артура с Мураковым.       - Можно мне… На пять минут…       Тренеры переглядываются. И если Клей всего лишь ехидно ухмыляется, то дядя Ваня неодобрительно хмурит лоб.       - Ладно, давай бегом, - на правах старшего наконец командует он.       Он еще не успевает договорить, как я влетаю в коридор, ведущий от арены к раздевалкам.       - Чехлы!.. – орет мне в след Мураков.       Плевать, пол мягкий…       Нет, не плевать. Коньки стоят дорого и точить их бесконечно не получится…       Трачу еще десять драгоценных секунд на одевание цветной пластиковой защиты на лезвия…       Сашка стоит, облокотившись о стену, замечает меня. Улыбается. И, пока я вожусь с коньками, подходит ко мне.       Хватаю ее в охапку, прижимаю к себе, что есть силы и зарываюсь лицом в ее волосы.       - Только вернись… Только вернись… Вернись… - закрыв глаза, как мантру повторяю я.       Сашка некоторое время стоит не двигаясь. Потом осторожно ослабляет мои объятья.       - Если ты меня сейчас задушишь, то мне и уезжать не придется, - кряхтит из-под моих рук она.       Я отпускаю ее на волю и она, поглаживая меня по груди, лукаво заглядывает мне в глаза.       - Ну что ты дерганый такой, Сереж… - произносит она ласково. – Я же не навсегда уезжаю. Еду лечиться. Вернусь… Хуже точно не будет…       У меня голова кругом от вороха мыслей и смутного чувства тревоги.       - Просто… Страшно тебя… Отпускать… Одну…       Саша смеется, откидывая голову.       - Ну я же уже взрослая девочка. Не заметил?       Она касается ладонью моей щеки.       - Хороший мой, - шепчет она, - не волнуйся… Я вернусь к тебе… Обязательно вернусь…       - Пообещай…       - Обещаю…       Я позволяю себе глубокий вздох.       - Ну ладно…       Сашка озадаченно смотрит на меня.       - Слушай… Если бы я знала, что ты будешь так изводиться, то не приезжала бы…       - Прости…       - Ну-ка… Взбодрись давай… Не конец света. Слышишь меня?       Теперь уже она хватает меня за плечи и тормошит, словно куклу.       - Давай-ка, - в ее голосе прорезаются нотки руководителя, - шагом марш заканчивать тренировку. А я поехала домой. Вечером, если захочешь, можешь мне написать. Если не буду спать – поболтаем. Хорошо?       - Хорошо.       - Услышал меня?       - Да услышал, услышал…       Я встряхиваю головой, выныривая в реальный мир из мрака собственных мыслей.       - Ну тогда…       Она быстро озирается по сторонам и, встав на носочки, целует меня в губы. Не на столько чувственно, как мне бы хотелось, но достаточно, чтобы в моей душе потеплело и посветлело.       - Пока…       Она в последний раз ловит мой взгляд и, выскользнув из моих объятий, быстро и бесшумно исчезает за поворотом «зеркальных» коридоров…       А шуршание ее шагов по мягкому полу, почему-то, кажется мне шелестом ангельских крыльев…       Лети, мой ангел, сошедший с небес…       Я поворачиваюсь в противоположную сторону и уныло бреду обратно на ледовую арену. Еще полчаса тренировки. Потом подкачка… И работать еще есть очень много над чем…       Потому что если не работаю я, то что? Правильно. То работает мой соперник…       И делает это в два раза лучше…              Меня просят, и я соглашаюсь. Просто так, без дополнительных договоров и без какого-либо гонорара. Просто Авер придумывает классный ход. И мне он нравится.       - Что возьмем? – рассуждает он. – Я бы конечно взял бы твоего «Грингуара» из «Нотр-Дам де Пари». Если ты его еще не забыл…       - Да помню я все, - пожимаю плечами я, - что там забывать? Это ж показательный…       - Или «Ведьмака»… Но там гримироваться долго…       - С «Ведьмаком» у меня неприятные воспоминания связаны, - качаю головой. – Тогда уж лучше Шоу маст гоу он…       - Так было ж уже, вы с Сашей катали…       - Ну… Тогда «Нотр-Дам»… - решаю я.       По традиции, проигравшая пара на следующем этапе должна показать свой последний номер, который не оценивается, и под аплодисменты зрителей, торжественно уйти в историю. В нашем случае этой традицией приходится пренебречь. Во-первых, номер мы не подготовили, во-вторых, Сашка уехала и кататься мне не с кем. Но Авер не был бы Авером, если бы не додумался выжать свою выгоду из моей популярности на полную катушку. Вот мне и предложили, вместо парного номера, катануть какую-нибудь свою показательную программу. Ну а мне что, жалко?       Разумеется, спрашиваю разрешение у своих тренеров.       Нинель в ответ равнодушно пожимает плечами.       - Через неделю мы летим в Японию, - произносит она, не отрываясь от компьютера, на котором видео моей, и Аниной короткой программы. - Если ты гарантируешь, что этому ничто не помешает то можешь у Семена хоть стриптиз на шесте танцевать.       Артур задумчиво чешет затылок.       - Я сменил телефон и компьютер с тех пор… - говорит он виновато. – Если не сохранилась музыка…       - У меня все есть, - заверяю его я. – Просто хочу быть уверен, что вы не против.       - Да ради бога, - отмахивается он. – Кому оно нужно, после стольких-то лет?..       Ну а дядя Ваня оказался самым прагматичным и немногословным.       - Не убьешься?       - Не-а.       - Валяй…       И все вроде бы ничего. Можно было бы и порадоваться. Только мне все равно грустно. Потому что…       «Грингуара», само собой, откатываю, записываем его с первого раза, потому что там реально негде лажать. Ну а все остальное… Пробуем несколько раз проехаться в паре с Олей Гольц. Пытаюсь понять и почувствовать ее как партнершу. Леша Петров, Алексей Владимирович, конечно же, великий спортсмен, чемпион мира и хороший учитель. Но учит он своих партнерш, естественно, под себя. И естественно, после почти двухметрового, широкоплечего профессионального парника, я кажусь Оле некомфортным и небезопасным. Как и она мне – рослая и вялая после невысокой, худенькой и резвой Сашки. К тому же, сосредоточив все свое внимание на поддержках, Оля с Лешей почти ничего так и не выучила из, собственно, танцев. Сашка у меня уже и моухоки может, и троечки, и твизлы пробует, и направление скольжения не боится менять. Оля едет строго прямо, как трамвай, на поворотах ею нужно рулить, а ехать задом без того, чтобы судорожно не вцепиться в меня обеими руками она вообще даже не пытается. Короче – беда.       - Семен, я не потяну, - в конце концов сдаюсь я. – Олечка, ничего личного…       Оля надувает губы и смотрит на мня с неприкрытой обидой.       - Совсем никак? – грустно уточняет Авер.       - Ну вы же видите… - я понижаю голос, чтобы совсем уж не расстраивать Олю. – Алексей Владимирович готовил ее для поддержек второй и третьей группы. Скольжение… Ну нет его там. Совсем нет. А я с ней, ну может быть, одну-две длинные сделаю, вращательную, серпантин там… Но спортивные, а тем более высокие…       Авер разочарованно вздыхает.       - Ну ладно… Я Лешку еще немного подержу…       - Во-от… - с трудом скрываю облегчение и радость. – А я пока в Японию сгоняю. Хотите, саке вам привезу?       - Не хочу… - кривится Авер.       Ну, значит не привезу. Не больно-то и хотелось…       С чувством облегчения возвращаюсь в родной «Зеркальный», и уже до самого отъезда не отвлекаюсь ни на что стороннее.       Замах… Прыжок… Выезд… Утром, днем и вечером…       С привычной гордостью, Анечка привозит из Норвуда первое место на «Скейт-Америка». Уставшая, но довольная возвращается из Миссиссоги и из Анже Валька, с двумя золотыми медалями, соответственно, канадского и французского этапов Гран При…       А вот Нинель вслед за ними приезжает из Америки одна… И рассказывать мне чтобы там ни было о Сашке отказывается наотрез.       - Вы же на связи, вот и общайтесь, - ее короткий ответ.       И на этом все.       Да, мы на связи. Но Сашка категорически возражает против общения по видео, честно заявляя, что не желает, чтобы я видел ее некрасивой. Ну а в переписке у нее, как всегда, все прекрасно, замечательно, все такие заботливые, перспективы такие радужные…       Только, вот, что из этого правда?..       Анечке Сашка явно понравилась. Не смотря ни на что…       - Я, Ланской, рехнусь, наверное, - заявляет она, - со всеми этими бабами, которые через одну по тебе с ума сходят…       - Это не я, они сами… - тут же занимаю оборону я.       - Ну конечно… - поджимает губы она. – Саша мне, между прочим, во всем призналась. И как ты ее очаровал своей заботой на этом вашем шоу, и как переживал за нее, когда она в больницу попала… Извинялась. Говорит, влюбилась в тебя без памяти. Такой ты у меня хороший…       - Так и сказала?       - Слово в слово. Но знаешь… Что-то в ней есть такое… Вот не ревнуется мне что-то… То ли я, дура такая, в тебе так уверена… То ли…       Я притягиваю ее к себе и целую в макушку.       - Ты в курсе, что Сашка… э-э-э… ну, в общем, больше по девочкам?.. – интересуюсь я.       Аня усмехается и согласно кивает.       - Была такая мысль. Уж очень она… Ласковая. Мне даже приятно было с ней обниматься… Детство сразу вспомнилось…       - Она как Таньку нашу увидела, я думал они так вдвоем и уйдут…       Аня грустно смотрит в сторону.       - Жалко ее… Вахавна… То есть, мама говорила, что врачи ничего не обещают…       Я чувствую, как покрывается испариной мой лоб.       - Аня, я тебе клянусь, между нами только симпатия. Сильная. Но не более…       Она пожимает плечами и смотрит прямо в глаза.       - Верю… - произносит она. – Даже если это и не так… Все равно верю.       Когда-то, по неосторожности, она дала мне маленький козырь, с помощью которого я теперь иногда могу отбиваться от ее праведности. И я этим нечасто, но пользуюсь.       - Слушай… - серьезно говорю я. – А это правда, что ты два года, пока меня не было, ни с кем ну вот вообще, ни разу?.. Даже не встречалась?       Анькин взгляд из томного тут же делается негодующим.       - Ланской, иди ты к черту, - взрывается она, отпихивая мои руки.       Я не позволяю ей ни сбежать, ни продолжить возмущаться. Просто притягиваю к себе и целую сладкие губы…       Тем они слаще, что так красиво умеют лгать.       Я знаю… Умеют…              И вот оно, наконец-то!       То, что я люблю. То, ради чего живу, работаю, терплю лишения, травмируюсь… То, к чему меня денно и нощно готовят с самого детства, и что получается у меня лучше всего на свете.       Соревнования. Старты. Международный турнир. Этап Гран При в Японии.       Как же я по всему этому соскучился!       Мне все в удовольствие и все по кайфу. От перелета – обожаю длинные перелеты, в которых можно спокойно спать и не думать о тренировках – до расселения в гостинице и пробного выхода на лед. Первая тренировка – я привыкаю к новому катку, к рисункам на поверхности, к бортикам, к освещению… Это мелочи. Но для меня они имеют значение.       Мои соперники… И мои друзья. Яшимо, Юдзи, Васька… Мне жаль, что жребий не распределил к нам же сюда и Мишку Щедрика. Мы бы прекрасно провели время… Но он уже выиграл в Шеффилде и через неделю готовится штурмовать финский Эспоо. Оно и к лучшему. Я не хотел бы мешать ему побеждать на промежуточных этапах. Как не хотел бы чтобы он мешал мне…       - У тебя, как это, хренная ситуация, Серега, да? – Васька напряженно морщит лоб, вспоминая русский фразеологизм. – Только один этап, вместо двух…       - Правильно говорить «хреновая», - с улыбкой исправляю его я. – Но в целом – да. Мне может не хватить на Турин, даже если я вас здесь всех порву.       - Хре-но-ва-я, - по слогам повторяет Васька, запоминая. – Это грубое слово?       - Не очень, - качаю головой я. – Грубо было бы сказать…       С ангельским лицом выдаю забористый матючок, повергая Ваську в недоумение.       - Э-э-э… Я знаю это слово, - задумчиво говорит он. – Но я не слышал, чтобы его так употребляли…       - Вот и дальше не слушай, - наставительно киваю я. – И маме не вздумай брякнуть, а то она тебе уши оборвет, да еще и мне достанется…       Васька заинтересованно смотрит.       - Так как ты говоришь будет правильно сказать? – невозмутимо интересуется он.       Показываю ему средний палец и под его ехидные смешки еду продолжать тренировку.       В нашем тренерском штабе небольшая паника. Разведка доносит, что последние несколько месяцев Васька Калинин, под личиной Бэйзила Калина, отчаянно тренировал четверной аксель. И судя по всему весьма небезуспешно.       По этому поводу Нинель еще в Москве собирает небольшой военный совет.       - Ваня, ты в курсе, что Калинин приземлил кваксель? – с места в карьер огорошивает она Муракова.       Но дядя Ваня не из пугливых.       - Они приземлили, и мы приземлим, - пожимает плечами он. – Правда, Серж?       - А то, - гордо выпячиваю губу я.       Втихаря, вечерами, пока никто не видит, мы с Мураковым этот прыжок потихоньку накатываем уже давно. И успехи имеются. Правда, Нинель об этом пока не говорим. Рано…       Она строго смотрит на нас.       - Так, а ну-ка… Чего я еще не знаю?       Приходится признаться и выдержать долгий, тяжелый, укоризненный взгляд. Но, я знаю, она прежде всего профессионал.       - В Японии прыгнуть сможешь? – только и спрашивает меня она.       - Смогу.       - Если родина прикажет, - подсказывает Мураков.       - Ну… И это тоже.       Короче, договариваемся так. Если Васька таки сиганет кваксель, и не свалится, то мы тоже рискуем. Если нет – держим этот козырь в рукаве до Турина. С тем и уезжаем в Саппоро…       Но Нинель все равно нервничает и периодически заводит со мной разговоры пораженческого свойства, из серии, «а может не надо».       - Слушай, - наконец как-то не выдерживаю я, - не мешай мне. На олимпиаде я тебя уже послушался… Не сказать, что жалею сейчас, но тогда было неприятно. Сделаем как договорились…       Она смотрит на меня с видом немой обреченности. Потом глубоко вздыхает.       - Хорошо. Не мешаю, - произносит она.       И вот теперь мы с веселой коллективной паникой ждем, что покажет Васька в произвольной. Потому что, то чего не знает Нинель, стабильность моего квакселя, в отличие от его, ровно пятьдесят процентов. То есть, получается через раз…       Васькин же коэффициент – три из пяти, то есть шестьдесят процентов. Тоже не айс. Но выше. И в этом есть опасность…       И это мы не берем еще в расчет всевозможные неожиданности, дурацкие ситуации и несчастные случаи… Хотя… Не нужно нам больше несчастных случаев… Не на стройке. Хватит.       На разминочных покатушках перед вечерней тренировкой дурачимся с парнями, гоняясь друг за дружкой, толкаясь и подрезая. Делать этого, в общем-то, не возбраняется, но и не приветствуется, во избежание того, о чем я говорил выше. Но дурь-то выпустить хочется… Вот и выпускаем. И доигрываемся…       Выскочив сбоку, как чертик, Яшимо, вместо того чтобы отвернуть, с разбегу врезается в мой бок, пихая так, что я отлетаю к мягкому бортику, обитому поролоном и обтянутому кожзамом, специально для таких идиотов, как мы. По идее, мы должны были бы раскатиться, как два столкнувшихся мячика. Но Яшка, как назло, цепляется зубцом за лезвие моего конька и на полной скорости летит на лед, едва успевая подтянуть голову и сгруппироваться. Тем не менее… Лежит он неподвижно.       - Yashimo, are you o’key? – в панике ору я, глядя на свернувшуюся калачиком фигуру.       Толкаясь, толпимся у лежащего на льду Яшки – я, Васька, Юзик... Наклоняюсь и трогаю его за плечо.       Он переворачивается на спину, смотрит на меня хитрыми черными маслинками глаз и заливается радостным хохотом.       Развел. Разыграл. Доволен, как ребенок. Ну не сволочь?       Подавляю в себе искреннее желание навалять ему по его довольной физиономии прямо здесь и сейчас.       - Don’t you ever fuck with me like this… - произношу тихо, так, чтобы услышал только он.       Яшка понимает все мгновенно. Схватив меня за руку, он крепко сжимает мою ладонь и смотрит уже без улыбки.       - Sorry, my friend… It was a stupid joke…       Помогаю ему подняться и хлопаю рукой по плечу.       - Напугал меня, гаденыш... – бормочу я, надеясь, что меня никто не понимает.       - Х..вая шутка, - комментирует отирающийся ближе всех к нам Васька. – Да?       Смотрю на него и у меня просто нет слов...       Вечером, после ужина, наконец-то имеется возможность встретиться. С Анечкой. И я, без всякого стеснения, подхватываю ее в объятия на глазах у всех и увлекаю за собой. Перемежая шаги поцелуями и на ходу извиняясь перед тактично расступающимися перед нами знакомыми и незнакомыми фигуристами и тренерами, доползаем до моего номера.       - Ты что, - вяло возмущается она, - у нас завтра старт, тебе нельзя...       - Если нельзя, но очень хочется, то можно, - резонно возражаю я.       Аня на мгновение замирает, задумываясь.       - А ты знаешь, - произносит она, - этот аргумент принимается.       И пока я с интересом рассматриваю ее игривую улыбку и хитрый прищур глаз, она легонько кивает мне на дверь.       - Ну же, открывай...              Кваксель прыгать не пришлось.       Снова вывезла меня нелегкая. На кривой козе.       И если после короткой я уныло плетусь на третьем месте следом за Васькой и Яшимо, то на произвольной лажают все.       Кроме меня.       - Не беда, что Моро с Калином перед тобой, - форматирует мне мозги Мураков перед выходом на разминку. – Это всего лишь из-за контента. Мы сознательно не форсировали короткую, чтобы у тебя был резерв сил сейчас. Так что не дергайся…       - Вместо тройного лутца нужно было прыгать квад, - бурчу я. – Запаса по очкам было бы больше…       - Вот увидишь, все получится, - добродушно тискает меня за плечи дядя Ваня. – Просто делай, все как следует…       Я вздыхаю и поправляю на костюме невидимую складочку.       - Васька кваксель на сегодня не заявлял, так?       - Ну?..       - А мы?       - И мы не будем…       - Но, если он его таки прыгнет?..       - Послушай, - Мураков терпеливо приводит меня в чувство. – Если ты полезешь на рожон и сорвешь элемент, то это прощай шансы на Турин. Если сделаешь все стабильно, то даже со вторым местом мы можем проскочить. Смотри на это так. Твой соперник сейчас – Яшимо, не Калин. А против японца у тебя все возможности имеются. Понял меня?       Шмыгаю носом. Киваю.       - Понял…       - Ну вот и хорошо…       Хороший из дяди Вани психолог. Правильный. Во всяком случае, после вот этого вот диалога, я, как он мне и сказал, начисто выкинул из головы Ваську и просто сосредоточился на том, чтобы качественно прокатать программу.       И прокатал.       Без спецэффектов. Без нервов. С двумя трикселями и тремя квадами. И без единой ошибочки.       Нинель встречает меня у калитки и подает чехлы.       - Нормально, - лаконично бросает она на мой вопросительный взгляд.       Мураков молча кивает и помогает надеть куртку.       По итогу, Яшка падает с четверного лутца и вместо тройного флипа крутит двойной – то есть без элемента. Васька, радостный, делает попытку приземлить четверной аксель, но валится с недокрутом и, расстроившись, запарывает еще и каскад тулупов. Со всех дел, я, со своими двумястами шестьюдесятью баллами умудряюсь, таки, обойти их обоих по результатам двух программ и уж точно, нежданно-негаданно, выиграть Кубок Японии, вскочив на подножку уходящего от меня поезда в Турин. Повезло. Хотя, говорят, что везет сильнейшим. Но в данном случае, я готов поспорить. Потому что любому мало-мальски сведущему в нашем спорте ясно, что Вася Калинин, при прочих равных условиях, обходит меня по всем статьям… Тем не менее, спорт есть спорт. И мне нечего стыдиться, ведь я обыграл более сильного соперника в честном соревновании.       - В Турине я тебя сделаю, - медленно, с расстановкой произносит Васька, запоминая и откладывая в голове непривычное для него сочетание знакомых слов.       - Be my guest, - тоже блещу познаниями я.       - Второй раз тебе меня… обкакать… не удастся.       Он хмурится, понимая, что сказал что-то не то. Смеюсь и дружески хлопаю его по плечу.       - Нужно говорить «обскакать», - поправляю его я. – А то у тебя получилось «crap» вместо «overtake».       Наверняка, когда я говорю по-английски, для Васьки это звучит не менее смешно.       - Увидимся в Италии…       Он легонько толкает меня кулаком в грудь, и мы расходимся, каждый к своей команде, к своим тренерам.       Довольная Анечка позирует фотографам в обнимку с Нинель и Клеем. Улыбается, сияет. Вот тут победа безоговорочная. Обойдя ближайшую конкурентку более чем на пятнадцать баллов, она становится желанной и ожидаемой сенсацией всех соревнований. Многие помнят ее феноменальный триумф на олимпийских играх два года назад. И точно также многие с грустью вынуждены были констатировать, что Аня, повторяя известную практику олимпийских чемпионов, перестала выступать на официальных стартах, воцарившись на своем золотом олимпе. Сначала она пропустила сезон из-за травмы, которую ей пришлось долго лечить. Потом ее закрутил вихрь медийной популярности, и Аня пожертвовала и вторым спортивным сезоном… Но мало кто знает, что все это время она продолжает усердно тренироваться, накатывать утраченную форму и готовиться, готовиться… Кто знает к чему. Может и в самом деле к следующим олимпийским играм, которые мы все так ждем… В любом случае, ее заявка на контрольных прокатах и фееричное выступление в Саппоро вполне однозначно свидетельствуют о том, что нас, старичков-ветеранов, еще рано списывать со счетов. Ну а я… А я тоже очень хочу соответствовать. И нахально греюсь в лучах Анечкиной славы, собирая и свой собственный урожай улыбок и зрительской любви.       Из Японии уезжаем на позитиве, преисполненные впечатлений и с чувством гордости за себя, друг за друга и за своих тренеров. Нинель, я вижу, удовлетворена. Улыбается, о чем-то шепчется с Мураковым, с Артуром перебрасывается веселыми фразочками…       Рассаживаясь на своих местах в самолете чувствую вибрацию телефона в кармане. Вынимаю. Смотрю на экран.       - Поклонницы донимают? – тут же ехидничает Анечка, устраиваясь рядом и демонстративно не глядя на телефон в моей руке.       Снимаю блокировку и вкладываю аппарат в ее ладонь.       - Посмотри сама…       Она сжимает было мой телефон в руке, но потом, нахмурив лоб и поджав губу, аккуратно, двумя пальчиками, кладет его мне на бедро экраном вниз.       - Не пытайся казаться лучше, чем ты есть на самом деле, Ланской, - говорит она, качая головой.       - Я просто хочу быть с тобой честным…       - Будь самим собой, - улыбается Аня.       - Но я…       Она прикрывает ладошкой мой рот и смотрит мне в глаза.       - Не ужели ты так до сих пор и не понял, что мне только это от тебя и нужно… Чтобы ты просто был самим собой…       С безнадежным видом качая головой, Анечка проводит рукой по моей щеке.       - Глупый… - произносит она. – Маленький, избалованный… Несносный…       Беру ее ладони в свои, целую каждый пальчик, заглядываю в глаза и тону в небесной бездне.       - Только люби меня, - прошу я. – Глупого, эгоистичного… Бесполезного и безответственного… Без тебя меня нет… Только люби…       Она обвивает руками мою шею и тянет к себе.       - У меня нет другого выбора, - шепчет она мне на ухо.       Взревев двигателями и плавно качнувшись, наш самолет трогается с места.       Отвергнутый Анечкой телефон тут же соскальзывает с моего бедра и с глухим стуком падает куда-то под сидение...       Но мне все равно.       Потому что в это мгновение я обнимаю и целую самую чудесную девочку на свете.       А поклонницы… Подождут.              Сашка возвращается из Штатов в конце декабря. Это уже известно. И это хорошо. Просто так ее бы там держать не стали, а значит шансы есть, и я верю… Верю… В лучшее…       В первых числах она, наконец-то, звонит мне по «Фейстайму», и я понимаю, почему почти полтора месяца она не позволяла мне на себя взглянуть… Ее роскошной гривы больше нет. Вместо буйства непослушных прядей – аккуратная короткая стрижечка «под мальчика». Светло-каштановые волосы, ее настоящий цвет…       - Приве-ет!.. – я радостно кручу телефон так и эдак, пытаясь рассмотреть ее получше. – Наконец-то! Прекрасно выглядишь!       Лгу во благо. Выглядит Сашка так себе. Усталая, осунувшаяся, бледная. Но глаза горят … И моя ложь ей приятна.       - Здравствуй, мой хороший, - улыбается она мне с экрана. – Как ты там? Не видела тебя сто лет…       Мы болтаем где-то минут сорок. Я рассказываю ей о своих японских успехах и планах на ближайший месяц. А Сашка хвастается видом из окна – фантастически красивое побережье Атлантики с панорамой восточного Майами – делится впечатлениями о местных магазинах («цены – просто космос, даже в Москве таких нет»), ресторанах («морская кухня здесь интересная, нужно будет взять на заметку») и знакомствах…       - Михаил Натанович просто прелесть, такой приятный…       Фишкин отец умеет произвести впечатление. Это мы знаем…       - Понравился? – усмехаюсь.       - Ну… - Сашка поднимает глаза к потолку и слегка краснеет. – Да…       - Вертихвостка!.. – картинно хмурюсь я. – Разлюблю и брошу!..       Сашка весело смеется, хитро поглядывая на меня.       - Не говори ерунды… Ты у меня самый лучший.       - Ну ладно, - милостиво соглашаюсь с ней я.       - Фиона тоже, само очарование, - продолжает делиться она. - Красивая девочка…       - Ты и с Фишкой познакомилась? – удивленно вскидываю брови я. – Когда только успела?..       - Еще когда только приехали сюда, - объясняет Саша. – Михаил привозил ее к Нинель Вахтангове…       - Понятно…       - Ты не думай, я даже виду не подала, что знаю, что она твоя сестра, - заверяет меня она. - Хлопала глазками и улыбалась, как дурочка…       В той части моей семьи взаимоотношения своеобразные. Поэтому особо вникать в подробности мне не хочется.       - Как ты себя чувствуешь? – спрашиваю ее я.       Сашка вздыхает и виновато опускает глаза. И она, и я понимаем, что вопрос не о насморке…       - Не знаю, Сереж… Правда… Мне не все говорят…       - Ну, а по ощущениям… - не отстаю я.       - По ощущениям, - она вздыхает и смотрит в сторону. – По ощущениям вроде бы лучше…       Я понимаю, что это неправда. И мое сердце мучительно сжимается в груди.       Как же, все-таки, сложно понять и принять то, что должно произойти. Особенно, если ты не знаешь, когда неизбежное настигнет тебя. Остается лишь верить, что усилия Нинель, дяди Миши и врачей не запоздали, и не оказались напрасными…       - Возвращайся скорее, - ласково говорю ей на прощание. – Я соскучился… И… э-э-э… Тебе привет от…       - Я знаю от кого, - смущенно хихикает Сашка, тут же повеселев. – Мы переписываемся… Иногда…       - Ну да… Мы тоже…       Я догадываюсь, что у Сашки с Танькой завязалось что-то вроде дружбы. Но вовсе не стремлюсь лезть в их отношения. И меня они к себе, само собой, не зовут. Так что… «Будешь с Санечкой на связи – передавай привет.» «Передам конечно…» И все.       Конец декабря… Это канун Нового года. Наверняка будут какие-нибудь концерты, куда меня пригласят выступить. И, конечно же, будет новогодний гала-прокат «Ледникового», в котором, по традиции, участвуют все пары проекта… Вдруг Сашка вернется и захочет тоже покататься?.. Хотелось бы… Посмотрим.       Но до того…       Через неделю у нас Турин. Финал серии Гран При. Знаменательнейшее событие. Начисто лишенное для меня каких-либо перспектив. Один состав участников в мужской одиночке чего стоит. Тони Чанг, Юдзи Сакоморо, Яшимо Моро, Мишка Шедрик, Бэйзил Калин… Есть, конечно и такие как Васька Денисов и Кшиштов Джезина… Ну это так, чтобы я не сильно расстраивался. Последнее место мне, конечно, не грозит, но из перечисленных корифеев любой может испортить мне настроение. Я тоже могу, но их больше, а я один. Чанг уже не молодой и не в олимпийской форме. Юзик тоже что-то не блещет в последнее время… Но Калинин и Яшимо однозначно меня обходят. А рассчитывать на повторение удачи, которая сопутствовала мне в Саппоро – глупо и самого себя обманывать. Так что, по зрелым размышлениям…       - Бронзу возьмешь – будешь красавой, - комментирует Мураков, развалившись на диване в тренерской и мусоля в огромных ладонях малюсенькую чашку кофе.       Клей, как обычно, на своей волне втыкает в телефон, стоя у окна и, кажется, не обращает ни на кого внимания. Нинель, напряженная и собранная, восседает в кресле во главе стола. Мы – наша троица – Валька, Анька и я – сидим сбоку смирно и слушаем финальные наставления наших поводырей.       - Для старта, после двух лет простоя, хватит и бронзы, - подводит итог Нинель. – Выше головы ему все равно не прыгнуть. Да, Ланской?       Она поворачивается ко мне и, я вижу, ждет моего ответа. Ответ должен быть правильным.       - Нужно будет – прыгну, - спокойно говорю я. – Калинин однозначно будет заходить на кваксель. Я тоже готов.       Нинель с Мураковым молча смотрят на меня. Потом друг на друга.       «Он готов?»       «Он готов.»       Клей неопределенно, словно сам себе, чему-то кивает в окно.       - Ну, значит делай, раз готов, - постановляет наконец Нинель. – Хорошо…       Со мной закончили.       С девчонками разговор и того короче. Им соревноваться друг с другом, и с Лизой Камышинской. И все. Других конкуренток не имеется. Ушла из спорта симпатичная бельгийка Ева Хендриксон. Веселые русские девчонки, выступавшие за Польшу, Азербайджан, Францию, Армению и бог знает еще за кого тоже поразбегались в профессионалы и в тренеры… Молодежь еще не дозрела. Старая гвардия – Лью, Каори, Мэй – еще что-то могут, но выглядят очевидно бледнее и слабее наших…       - Пьедестал за нами, - усмехается Нинель. – Тут нужно очень постараться, чтобы напортить…       - Вадовцы могут, - кряхтит Мураков, поминая незаконченную и тянущуюся по сей день историю с Валькиным допингом.       - Не станут, - подает голос Артур. – Не на Гран При. На Европе – не исключено. На мире тоже. Но сейчас… Зачем рейтинги обрушать? Это же шоу.       Нинель согласно кивает. Смотрит на девчонок.       - Ну что, победим?       Анька с Валькой переглядываются и хихикают.       - Ага…       - Только попробуйте мне облажаться…       Девки, как по команде, затихают.       Нинель далека от сантиментов. Обманчивая ласковость ее интонаций давно уже никого не вводит в заблуждение. И все понимают – за дурацкий проигрыш пощады не будет. Да, спорт есть спорт и всегда возможны несчастные случаи и досадные недоразумения. Не о них речь… Головокружение от успехов – вот от чего постоянно стараются нас отучать тренеры. Расслабиться перед стартом, уверив себя в слабости соперника – это непростительно и непрофессионально. И за это можно огрести. Вплоть до изгнания из школы…       Притушив слегка не в меру развеселившихся красоток, Нинель, наконец, отпускает нас по домам.       - Уезжать завтра будем отсюда, - напутствует она нас напоследок. – К трем часам чтобы все были с вещами. Не опаздывайте. Ланской, тебя в первую очередь касается…       С улыбкой киваю. Я не захотел сегодня ехать к ней, и это мне от нее маленькая месть…       Но ничего. Переживу как-нибудь…       Тем более, тащиться сегодня на Рублевку мне реально не в дугу. Авербаум пригласил нас с Аней на запись очередного этапа в качестве гостей. Отказать было не удобно, а это до полуночи, а может и позже. А потом… Времени у нас с Анечкой друг на друга и так почти нет, а Москва-сити однозначно ближе пригорода.       Собраться успеем утром.       А Нинель не обидится. Тоже ведь, не вчера родилась…              - О чем думаешь?       Ее голос возвращает меня в реальность. Я выныриваю из своих мыслей и крепче прижимаю ее к себе. Анечка водит пальцем по моей груди и целует меня куда-то в район уха.       - Так… О разном, - уклончиво отвечаю я.       Аню невозможно ни обмануть, ни отвлечь.       - С Сашей все плохо, да? – прямо спрашивает она.       - Не знаю, - пожимаю плечами.       Она поднимает голову и недоверчиво смотрит на меня.       - Правда не знаю, - искренне говорю я. – Мне она ничего не рассказывает, а Нинель молчит…       - А Танька?       - С Танькой я не общался с последнего «Ледникового», - немного подвираю я. – И это было «привет-пока» под строгим взглядом Семенова.       На самом деле Танька приезжала позавчера вечером в «Зеркальный», когда уже почти все разошлись, и о чем-то долго разговаривала с Нинель. Со мной общение и тогда тоже свелось к двум фразам и одному мимолетному поцелую. Но об этом я предпочитаю Ане не сообщать.       Анечка вздыхает и кладет голову мне на грудь.       - Жалко ее… Не могу сказать, что я прям в восторге от того, что она есть в твоей жизни… Но человеку в ее положении не позавидуешь…       Я глажу шелковые волны ее волос и наслаждаюсь ее теплом и близостью.       - В моей жизни есть только ты, - шепчу я. – Остальные – это декорации и рефлексы…       Аня усмехается, тыкаясь в меня носиком.       - Не морочь мне голову…       - Не буду…       Трудно заморочить голову человеку, который видит тебя насквозь…       Я рассказал ей о своей встрече с Катькой и Розиным в Питере. И о том, чем эта встреча закончилась. Прямо с вокзала тогда поехал к матери и, разбудив их обеих, под утренний кофе, разобрал по кусочку свой тщательно подогнанный пазл, перемешал и собрал заново… Да так, что не осталось ни лишних деталей, ни пустых, незаполненных мест. Правда оказалась неожиданной, неприятной, отвратительной… Но в глубине души я был рад тому, что «Зеркальный», по итогу, не породил большего количества предателей, чем мы смогли принять. Мои подозрения, направленные на Катьку, оказались необоснованными, Артем вообще, как выяснилось, не при делах… Ну а Танька… Дура – она и есть дура. Любимых не выбирают. Любимым прощают. Даже совершенное по дурости предательство. И если правда то, о чем она мне тогда в слезах и соплях призналась, о своих страхах и опасениях, о том, что ничто прежнее у нас с ней уже никогда не просто не возникнет – не вспомнится, то она, можно считать, получила по заслугам за свою глупость. Пускай живет счастливо. Без нас…       Нам нет до нее дела.       Потому что Джокер, как и раньше, благоденствует. Уверенный в собственной безнаказанности. Единственное, чего он не знает, это то, что его инкогнито нами раскрыто. И мы уже не бродим в потьмах, натыкаясь друг на друга и шарахаясь от собственных теней. Мы готовы. Мы ждем. И мы способны ответить на любую его провокацию…       - Наш друг не проявлялся? – интересуюсь я, поглаживая обнаженную Анечкину спину.       - Нет, - коротко отвечает она, прекрасно поняв о ком речь.       - Всплывет, - уверенно говорю я. – Еще не вечер.       - Я все знаю. Я готова. Я жду…       Перед лицом неизбежности Аня, как никто, умеет собираться и ведет себя спокойно и хладнокровно. Мне у нее этому еще учиться и учиться…       - Ему нечего сейчас тебе предложить, - размышляю я. – У него нет компромата…       - Я не Танька, - передергивает плечами Аня, - меня фотографиями голых сисек вдохновить не получится.       «А меня - получится…» - с тоской думаю я, понимая, что Джокер может зайти и с противоположной стороны, начав действовать на нервы мне через Аню. К сожалению, может…       Но я не хочу об этом ни думать, ни, тем более говорить. Ни с Аней, ни с кем-то еще. То, что было в прошлом… Или возможно было… Меня не касается. Я сам виноват. Странно было бы требовать от красивой, молодой девчонки монашеской скромности и преданности, поступая с нею так, как я поступил в свое время с Аней. Поэтому я гоню от себя все мысли и предположения на эту тему. Что было, то прошло. И быльем поросло. Не хочу…       - Давай спать, - сонно мурлычет Анечка. – Завтра не встанем…       - Спокойной ночи, - я обнимаю ее за плечи. – Спи крепко… Я люблю тебя.       Она сворачивается эмбриончиком у меня под боком, натягивает повыше одеяло и глубоко вздыхает.       - Нужно будет пижаму сюда привезти… - бормочет она, засыпая. - Зима скоро… Холодно…       - Обязательно, - улыбаюсь я. – Купим тебе в Италии теплую пару со слониками или с осликами, да?       Она засыпает еще до того, как я успеваю договорить, согревая меня своим ровным дыханием.       Как же не хочется никуда ехать.       Хочется, чтобы все вот так вот и осталось…       Навсегда…              - Алло, привет… Узнал?       Я решаюсь-таки набрать его номер, хотя стоит мне это неимоверных моральных усилий. Легко и просто общаться с теми, кто виноват перед тобой. Когда возможность безнаказанно и заслуженно послать негодяя на три буквы греет душу сильнее и ярче самого посыла, в котором, иногда, даже не возникает необходимости. Но когда сам оказываешься в шкуре этого самого негодяя, картинка резко меняется. И ощущение возможности быть посланным совершенно не внушает оптимизма.       Но что делать, если нужно?       И я, скрепя сердце, набираю номер, который когда-то знал наизусть…       - Привет, - спокойно отвечает он. – Если твой телефон не украли, то узнал. По фото.       Ну конечно… Век высоких технологий. Звонки на мобильные телефоны давно утратили дух загадочности – всегда знаешь, кто тебе звонит и, при желании, можешь проигнорировать нежелательного собеседника. Меня не проигнорировали…       - Жень, - не пытаюсь ходить я вокруг да около, - мне нужно минут десять твоего времени… И твоя память. Если можно… Это очень важно.       Я замолкаю. И представляю себе Женьку Семенова, обалдевшего от моей наглости. Если он пошлет меня прямо сейчас, я уж точно не удивлюсь и не обижусь…       Семенов несколько секунд молча дышит в трубку.       - Ты хочешь встретиться, - наконец говорит он, - или мы можем все решить по телефону?       Раньше Женька с готовностью бы пригласил меня к себе в гости, или назначил бы встречу в каком-нибудь кафе… Но даже так это почти удача.       - Ты можешь сесть к компьютеру или взять айпад? – спрашиваю я.       - Могу.       - Тогда я избавлю тебя от удовольствия лицезреть мое общество, - не удерживаюсь от сарказма я.       Женя пыхтит в трубку, явно не разделяя мое веселье.       - Дурак ты, Сережа, - мягко произносит он. – Я с Данькой дома один, выйти не могу… А тебе вряд ли интересно нюхать памперсы и возиться со стременами…       Господи, какой же я идиот!..       - Женька, блин… - я с трудом подбираю слова. – Прости… Слушай… Если тебе неудобно, скажи, я перезвоню потом…       Семенов смеется. Наконец-то… Как когда-то.       - Перезвонить лет через пять сможешь? – интересуется он. – Надеюсь к тому времени стану посвободнее.       - Извини… - мямлю я.       - Да нормально все, Сереж, не парься, - он чем-то шуршит в трубку, и я отчетливо слышу звук запустившегося макбука. – Я включился… Подключился… Говори, куда смотреть.       - Открой Ютюб, - командую ему я…       Вот что значит невнимательность. Парижское видео с выходящим из раздевалки Артемом Розиным, с шуруповертом в руках, я смотрел, наверное, раз сто. Быстро, медленно, задом наперед… Знал, казалось, каждый кадр на память… И вот поди ж ты…       - Ну хорошо, меня ты разглядел, - спокойно отхлебывая чай из стакана, под мерный стук вагонных колес, говорит мне Атрем в ответ на мои весьма обоснованные претензии. – Я этот видос тоже смотрел. Только ты не заметил одну деталь.       - Какую?       - Ты не обратил внимания на того, кто сидит на трибунах прямо над входом в раздевалку. Вот посмотри сейчас…       Разговор у нас деловой, без выпадов и взаимных оскорблений, под гарантию Муракова, так что я без лишних эмоций достаю телефон и нахожу в который раз уже опостылевший мне ролик. Прокручиваю до нужного момента. Обращаю внимание на сидящую на трибунах фигуру. Увеличиваю…       - Ч-черт…       Розин удовлетворенно кивает.       - А я, между прочим, тогда прямо к нему подошел… На видео этого уже нет. И спросил, что он видел. Парень он внимательный и умный. Хотя и простой… И сдал он твоего Джокера мне как стеклотару, даже глазом не моргнув. И не поняв, что случилось…       С экрана, на увеличенном изображении, на меня смотрит внимательное и сосредоточенное лицо Женьки Семенова…       - Ютюб открыл, - рапортует Женька. – Что дальше?       Я подсказываю ему, как найти нужный ролик и жду, пока он посмотрит его от начала до конца. Семенов подает голос даже раньше, чем я ожидаю.       - А! Так это Париж, да, точно. Я помню… Это ведь тот самый день, когда ты…       - Да, тот самый…       - Ох и кошмар же был…       Я не даю ему удариться в ненужные воспоминания.       - Ты помнишь, что тогда произошло? Кто к тебе подходил, что спрашивал?       - Э-э-э… - он на мгновение задумывается. – Никто не подходил, я вообще один сидел, за Танькой подсматривал… А! Нет, вру. Ваш Хот Арти подходил, точно. Такой он был… Расстроенный какой-то. Искал кого-то…       - Кого, не помнишь?       - Подожди…       Женька задумывается. Я слышу, как он клацает на клавиатуре, видимо просматривая видео еще раз, силясь вспомнить.       - Кажется… Кажется… Да, точно. Он злой был. Ворчал. Сказал, что народ безалаберный пошел. Оставляют в раздевалке что попало… Спросил… Вот! Вспомнил. Он спросил, давно ли я сижу и не видел ли, кто в раздевалку недавно заходил.       - И ты сказал? - с замиранием сердца интересуюсь я.       - Конечно. Я же близко был, всех видел, практически.       - Ну…       - Ну там, я ему сказал, была ваша Валя, потом был ты… Тебя еще ваша тренер за что-то сильно ругала… Потом Танька заходила. Но она быстро вышла и вернулась на лед… Да… А, ну и Валя потом вернулась, переоделась и пошла катать…       - Так… - говорю я. – это все?       - Нет… Вот и Розин как раз тоже меня так спросил, все, мол? И добавил, а не из спортсменов кто-то заходил? Ну тут я ему сразу сказал, что да, заходил. Как раз перед тем, как Валя вернулась…       Он замолкает, отвлекшись на что-то свое. Я же потею от нетерпения.       - Жень…       - А? Что? Извини…       - Кто был этот человек?.. Не спортсмен…       - Его ни с кем не перепутаешь, - усмехается Женька.       И называет фамилию. Полностью снимая даже малейшие остававшиеся у меня подозрения в отношении Артема и Кати.       Вот так все просто… А будь я повнимательнее, то все это можно было бы узнать не оскорбив подозрениями невиновных… Хотя, отнюдь не невинных… Ладно, переживут.       - Женька, - говорю в трубку, - спасибо тебе. Ты мне здорово помог.       - Да пожалуйста, - просто говорит он. – Мне самому было приятно на пару минут вернуться в ту нашу жизнь…       Набираю в грудь воздух и, скрестив пальцы, делаю то, что должен.       - Я очень рад за вас с Танькой, - произношу я, стараясь придать голосу как можно больше теплоты и искренности. – Вы молодцы… Ты, Щедрик… Я вам завидую.       Женька вздыхает на том конце.       - Знаешь, Сереж, - говорит он глухо, - я очень боюсь ее потерять. И я это понял совсем недавно. Сначала, когда ты вернулся из Штатов и позвонил ей… Она неделю ходила сама не своя, словно ее мешком пыльным ударили… А потом… Я не знаю, что там у вас случилось этим летом. Я уезжал к родителям в Питер на пару дней. А когда вернулся мне ее брат по большому секрету рассказал, что Таня как-то приезжала, нарядная, красивая, Даньку оставила и ускакала куда-то веселая такая… А вернулась под вечер молчаливая и бледная… И они потом всю ночь с ее мамой прорыдали так, что аж собаки выли, как по покойнику…       С моего обдуваемого всеми ветрами скелета слой за слоем отпадают кусочки отмершей плоти. Теперь это уже почти не больно. Сначала было невыносимо. Но даже к невыносимой боли можно привыкнуть…       - Женя, послушай…       - Не надо, Сереж… Это лишнее.       - Нет… Я должен… Я… - я прыгаю в омут с головой. - Я клянусь тебе… Здоровьем всех моих родных… Что у тебя не будет проблем с твоей Таней из-за меня. Никогда больше… Даю слово.       Я закрываю счет. Долг оплачен. Нельзя, чтобы страдали невиновные…       Он снова долго молчит, и я слышу лишь его дыхание и отголоски какой-то музыки на заднем плане.       - Рад был слышать тебя, Валет, - наконец произносит он, спокойно и буднично. – Удачи тебе в Турине. Не пропадай…       - Спасибо…       Но он отключается раньше, чем я успеваю поблагодарить его за пожелание.              В Турине, на финальном этапе серии Гран При этого года, не случается ничего неожиданного. За исключением того, что я его выигрываю. Без эпатажа и фейерверка. По сумме двух программ. Не за счет каких-то своих выдающихся достижений, а снова благодаря ошибкам соперников, которые они умудрились допустить в самые серьезные и неподходящие для них моменты.       Сначала Вася Калинин срывает в короткой два прыжковых элемента, позволяя мне оттеснить его на третье место. Потом неудачно прыгает Яшимо. Да на столько, что, еле-еле докатав программу, снимается с завтрашней произвольной. Вдвойне обидно для лидера. Но, как есть. Со всех дел к последнему старту приходим внезапно получивший шансы на медаль Мишка Щедрик, у которого полбала разницы с Тони Чангом, Васька, приунывший и обозленный неудачей в короткой программе, и я, вообще мало на что рассчитывавший на этих соревнованиях. Но с давно позабытым сладким привкусом реальной победы на губах. А что, если и правда?..       Как думаете, опыт ценнее мастерства? Однозначного ответа я вам не дам. Но что-то мне подсказывает, что при прочих равных условиях более опытный спортсмен способен обыграть молодого, даже уступая ему в отдельных элементах. Так получилось у Чанга со Щедриком – Мишка оказался не готов к штурму пьедестала и Тони обошел его по компонентам, по второй оценке. Ну а Васька Калинин так и не смог собрать себя в кучу после неудачи накануне, и хоть и откатал чисто, четыре с половиной аксель делать побоялся, чем дал мне реальную фору. И мне оставалось всего только не наделать ошибок…       - Кваксель не делаешь, - Мураков влетает в раздевалку, где я сижу в одиночестве, дожидаясь приглашения к выходу. – Калинин слил…       Мы раз двадцать, наверное, уже подсчитали и пересчитали все возможные варианты, при которых Вася меня обходит, и при которых его обхожу я. И пришли к выводу, что без четверного акселя у него нет против меня шансов. Удача распорядилась так, что произвольную я катаю следом за ним, и тренерскому штабу картина становится ясна уже перед моим стартом…       - Все в порядке, биджо, - Нинель держит мои ладони в своих, не отрывая взгляда от моих глаз. – Работай спокойно, как договаривались.       - Ага, - киваю.       - Давай…       Она разворачивает меня лицом к арене, и я невольно морщусь от яркого света прожекторов, отражающегося от гладкой поверхности льда.       - Representing…       Ее рука на моем плече. Большой палец поглаживает шею под волосами. И аромат ее духов… Такой любимый и родной.       - Sergry Lanskoy!..       Ладонь на моем плече сжимается, и я чувствую легкий толчок вперед.       Под рев трибун и гром аплодисментов выезжаю на середину льда. Улыбаюсь. Занимаю стартовую позицию. Я готов, сэр Элтон.       Поехали…       Ну вот как-то так… Насобирал там, где и не надеялся ни на что. Зато, второе мое золотишко послеолимпийское. Хорошая прибавка к рейтингу. Аргумент при распределении в сборную тоже… Мишка, жаль, выше четвертого не сподобился. Ну это ничего. Подозреваю, что на чемпионате России он сможет реабилитироваться. Или окончательно выпасть из обоймы… Здесь нельзя ничего исключать.       Девки не удивили. Вот где стабильность – признак мастерства. Валька с колоссальным отрывом на первом месте и с таким триумфом, что, кажется мне, посмей сейчас какая-нибудь курица из антидопингового комитета что-то кукарекнуть против нее – поклонники балеринки снесут ее не глядя, насадят на вертел и изжарят без сожаления. Честно говоря, мы все немного удивлены такой невероятной популярностью, какой пользуются наши девочки за границей. Понятно, что они лучшие, и все такое… Но это прям культ какой-то. Ладно бы еще японцы, для которых они по стандартам красоты подобны небожителям. Но чопорные, консервативные европейцы, у которых своих звезд предостаточно – а туда же.       - Валька, смотри, - ехидничаю я, - уведут тебя темпераментные итальянцы – Кондрашов не простит. Найдет себе другую…       - Уи-й, ну его, - машет ручкой Валентина. – Надоел. Приставучий такой… Все бы ему тискаться да целоваться…       - И только? – смеюсь я. – Дальше поцелуев… Нет?       - Еще чего! – тут же надувает губки Валька. – Я буду только твоей… Вот только подожду пока тебя Анечка бросит…       Я ловлю ее ладошку и галантно целую.       - Звучит заманчиво…       - Или ты ее…       Валька прожигает меня своим чарующим взглядом, от которого по коже бегут мурашки, а все мужское, что есть в организме, мгновенно просыпается и требует продолжения.       Спокойно… Мы все это уже проходили…       - Не наглей, малая, - с улыбкой произношу я.       Валька заливисто хохочет, аппетитно потягиваясь и закидывая руки за голову. Идеальные округлости ее тела соблазнительно проступают сквозь облегающий материал костюма.       - А ведь захотел, Сережечка, да? Сразу захотел… Представил себе… Да?       Зараза мелкая…       В восторге от собственной выходки, Валька, приподнявшись на носочки, быстро чмокает меня куда-то между носом и щекой и, довольная, уносится переодеваться.       Так и живем…       Анечка тоже, вполне ожидаемо, занимает второе место. Хотя ей очевидно тяжело. Конкурентов нет, это верно. Но это только сейчас. И понятно, что до Валентины она не дотягивает. А если Валька не остановится и не деградирует, то и не дотянет никогда. Следовательно, перспектива ее участия в олимпиаде через полтора года становится призрачной – федерация никогда не согласиться послать на такой старт прошлого чемпиона без гарантии повторения успеха. Понимает ли это Аня? Разумеется. Но форсировать ситуацию, похоже, не думает. Значит, либо этот сезон станет для нее последним, либо… Либо Вальку таки дисквалифицируют и Аня займет ее место. Ну конечно! Не стала бы Нинель держать ее просто так. Давно бы вытолкала в профессионалы. Не смотря ни на какие личные симпатии…       Сидим в холе. Ждем автобус в аэропорт. Валька, хихикая, таращится в телефон, с кем-то переписываясь по интернету. Нинель, на соседнем диване, листает модный журнал. Мураков, рядом с ней, дремлет в полглаза. Артур в наушниках смотрит на планшете кино.       Довольная, уставшая и сонная, Анечка, пристроив головку на моем плече, отчаянно борется со сном.       - Не спи… Идем кофе выпьем, - пытаюсь растормошить ее я. – И по печеньке съедим.       Аня капризно морщится.       - Домой хочу, спать хочу… - бормочет она. - Идти никуда не хочу…       Я прижимаю ее к себе покрепче, как бы невзначай, просовываю руку ей под куртку и ласково глажу ладонью теплый, упругий Анечкин животик. Она удовлетворенно вздыхает, но мгновение спустя, понимает намек и поднимает голову.       - Даже не надейся, - хмуро смотрит она на меня.       - Очень надеюсь, - ухмыляюсь я.       Анька подскакивает на нашем диване, садится прямо и буравит меня взглядом.       - Я стану толстая, некрасивая, вредная… - яростно шепчет она, сопровождая каждое слово болезненным тычком своего кулачка мне в бок. – И ты меня бросишь…       В тишине большого зала ее слова слышу не только я. Валька, опустив телефон, с заинтересованной ухмылкой пялится на меня. Нинель, не отрываясь от журнала, слегка приподнимает правую бровь.       Но мне до них совершено нет дела.       - Ты и так вредная, - снова притягиваю Анечку к себе и целую в макушку. – Куда уж больше…       - А вот увидишь… - шмыгнув носиком обещает она, даже не пытаясь вырваться и снова устраиваясь на мне дремать.       На нас никто не смотрит. Валька опять прячется за своим телефоном, дядя Ваня спит, Артур увлечен новым боевиком. Только Нинель чему-то улыбается, продолжая листать журнал.       Интересно, что такого веселого она нашла в этом «Вог» трехмесячной давности?..              Чемпионат России пролетает для меня почти незаметно. Спокойно откатываю обе программы и без сожаления уступаю первое место Мишке. Главное ведь у нас что? Отобраться. Пускай теперь только попробуют не взять меня в сборную, с двумя золотыми медалями на Гран При и серебром на «стране». Тут уже личные отношения не работают. Правила есть правила.       Вечерами честно отрабатываю у Авера в «Ледниковом», и мы записываем-таки с Олей Гольц две программы, в которых я заменяю Алексея Владимировича. Нормально оттанцовываем. В меру качественно. И судьи, следуя сценарию, благосклонно помещают нас где-то в середину списка, избавляя от позорного выбывания. Оля довольна, Денков доволен, я вздыхаю с облегчением, и только Авербаум смотрит на меня, подперев подбородок рукой и задумчиво теребя бороду.       - Санечка когда возвращается? – спрашивает он меня, как будто точно уверен, что я знаю ответ.       - Послезавтра, - не пытаюсь кокетничать я.       - Позвоню, - кивает он. – Есть идея. Ты тоже понадобишься. Хорошо?       - Да пожалуйста… - пожимаю плечами.       Вот же ушлый жук… Ему только попадись – всю кровь выпьет…       Ну и соответственно, стоит Сашке появиться в Москве, как словно в оправдание вот такой своей характеристики, Семен Мирославович тут же совращает ее, едва очухавшуюся и проспавшуюся после длительного перелета, на запись новогоднего номера в паре со мной.       - Он так просил, - оправдывается она, когда я, наконец заканчиваю тренировку и нахожу минуту ей позвонить.       - Ему отказать невозможно, - соглашаюсь я. – Ты мне скажи, ты потянешь? Или опять, как тогда с Ромой…       Она смеется, так, словно я напоминаю ей о чем-то веселом.       - Не волнуйся. Я себя прекрасно чувствую.       - Не верю…       - Приезжай и убедись, - кокетничает она.       И я уже готов на все согласиться. Но не успеваю…       - Хотя… Прости. Сегодня никак не получится. Я занята немного…       Этого стоило ожидать. Разочарованно вздыхаю.       - Всегда найдется кто-то, кого любят сильнее, - провоцирую ее я.       Но Сашка не ловится.       - Дурачок, - ласково говорит она. – Лерка ко мне приедет сегодня. С барахлом помочь и поесть приготовить. Ну и поболтать по-девичьи. Ты хочешь составить нам компанию?       Даже если это чистой воды вранье, я и не думаю ее в чем-то упрекать.       - Нет конечно, - решительно открещиваюсь я. – От Лерки я устал за эти полгода так, что видеть ее не хочу лишний раз. Так что желаю приятно повести время.       Она смеется, принимая мой ответ.       - А от меня не устал? – интересуется она.       - Нет еще…       - Тогда, до завтра. Встретимся в «Лужниках»…       Даю отбой. И глумливо размышляю, а не позвонить ли Таньке, просто так, поинтересоваться, какие у нее планы на сегодняшний вечер. Хотя… Вдруг Саша и правда Леру к себе позвала просто посидеть, а я тут напридумывал себе черти-чего? Поэтому пролистываю адресную книжку и выбираю другой номер.       Гудки… Сброс… Странно… И здесь меня не хотят… Ну что за день сегодня такой, а? Никому я не нужен…       - Сережка, ты куда сейчас?       Валька выныривает из темного коридора, хорошенькая, в модном пальто и сапожках на каблуках.       - Э-э-э… - задумчиво чешу затылок. – Да как бы никуда. Домой, наверное…       - Поехали в центр, погуляем, - предлагает она, беззастенчиво окутывая меня своим чарующим взглядом. – А то мне одной скучно…       Не могу удержаться от ехидной ухмылки, которую Валька понимает совершенно правильно.       - Он мне надоел, - цинично заявляет она с очаровательной улыбкой. – А тебя я, кажется, все еще немножко люблю...       - Немножко? – уточняю я на всякий случай.       - На один вечер хватит, - кивает она. – Так как?       Мне грустно и весело одновременно. Но, если вдуматься… А почему нет, собственно?..       - Балериночка, - галантно кланяюсь, - этим вечером я весь твой. Уже вызываю такси…       Валька перехватывает мою руку с телефоном.       - А зачем нам такси?..       Точно… Я и забыл…       Снова белый БМВ. Снова за рулем красивая девочка. И снова я любуюсь восхитительными стройными ножками, беззастенчиво выставленными мне напоказ из-под поддернутой вверх юбочки.       Она замечает мой взгляд, который я не успеваю, и не хочу отводить.       - Нравлюсь?..       - Ты же знаешь…       - Скажи!       - Нравишься!       - Вот… Хорошо. Так и продолжай…       Валька хитро щурится, оглядывая меня с ног до головы.       - На дорогу смотри, - говорю я тихо.       Она усмехается, отворачиваясь.       - А ты смотри на меня, - она слегка раздвигает ножки, добавляя шепотом. – Как тогда смотри… Помнишь?..       Мы гуляем по вечерней, разряженной к новому году Москве, сияющей огнями витрин и гремящей со всех сторон разнообразной музыкой. Я покупаю Вальке светящиеся розовые наушники в виде сердечек, а себе оленьи рога. С лампочками. Смотрим на свое отражение в стеклянной витрине какого-то магазина. И покатываемся от хохота. Потому что вид – дураки дураками.       Валька виснет у меня на руке, балансируя каблучками на скользкой тротуарной плитке.       - Пойдем посидим где-нибудь…       - У нас режим, - строго напоминаю ей я.       - Ага, - ехидно кивает она. - Поели и лежим. Я замерзла и проголодалась. Идем, говорю…       Она тянет меня в сторону, и я с удовольствием повинуюсь ее напору.       В одной из многочисленных, нарядных кафешек, украшенных и расцвеченных в рождественском стиле, нам находят столик у окошка и приносят капучино. В огромных чашках. С нарисованными поверх взбитой пены сердечками. Ну… Да. Сияющая Валька и я при ней – чем не парочка влюбленных… Еще и рога эти светящиеся…       - Как же мне осточертела эта диета… - ворчит Валька, перебирая пальчиками страницы меню. – Эти ограничения… Тут не поешь, здесь не попей… У-у-у… Все хочу!       - Что ты хочешь? – подзуживаю ее я. – Выбирай…       Она тычет пальчиком в меню наугад.       - Это хочу! – острый ноготок смещается на пару позиций. – И это тоже! – смещение. – И это! Все хочу! Блин!       Она захлопывает меню и отшвыривает его в сторону.       - Все хочу, а ничего нельзя, - жалобно говорит она. – Потому что от стакана воды пухну как на дрожжах. А Вахавна каждое утро на взвешивании так смотрит, как будто я убила кого-то… И съела…       - Завтра взвешиваний не будет, - напоминаю ей я. – А там три дня и Новый год, все разъедутся, никто ничего не заметит… Ну же… Порадуй себя…       Она смотрит на меня с тоской и нерешительностью. И даже в какую-то долю секунды мне кажется, что она готова сдаться. Но… Нет.       - Нельзя, - качает головой Валя. – Ничего нельзя. Нельзя сладкого, соленого, кислого… Нельзя долго гулять. Нельзя много лежать…       Развожу руками, киваю. Она права. И молодец, что это осознает.       - Нельзя любить, кого хочется, - веско продолжает она. – Секс тоже нельзя… Мы, Сережка, живем в страшном мире тотальных запретов. В который вход рубль, а выход – два. И очень часто, не по твоему желанию…       Я удивленно смотрю на нее.       - Ты чего, Валюш? – спрашиваю, беря ее руку в свою. – Ишь как тебя в философию потянуло…       Валька внимательно смотрит на меня, потом медленно освобождает свою ладонь и, придерживая двумя руками чашку, делает маленький глоток.       - Вкусно, - кивает она. – Попробуй.       Я вспоминаю, как когда-то Валина мама, оставляя меня наедине со своей дочерью на всю ночь, сказала мне, что я должен сделать все, чтобы малая потом не пожалела об этом. И тогда я нашел в себе силы не совершить ошибку. Интересно, работает ли это правило сейчас?       - Между прочим, - говорю я, отставляя свою чашку и вытирая кончики губ салфеткой, - секс никто никому не запрещает. Это тебя кто-то обманул. Уж мне-то можешь поверить…       Валя приподнимает бровь и смотрит на меня с заинтересованной улыбкой.       - Это предложение, Ланской?       - Это тебе ответ на твою Питерскую эскападу, - жестко смотрю на нее я.       Она не удивлена. Слегка озадачена. Да. Но вместо удивления в глазах интерес. И неприкрытое желание.       - Значит рассказала все тебе Анечка, - произносит она все с той же милой улыбкой. – Или кое-кто нечаянно проболтался…       - Нет, - качаю головой. – Ни она, ни он. Я сам догадался. Сразу же после Кореи.       - Умный какой…       - Меня только слегка удивило, как ты умудрилась очутиться в их… компании…       Она неопределенно взмахивает рукой.       - Не поверишь. По чистой случайности. Шла мимо, услышала, заглянула… А когда меня заметили – не стала прятаться и делать вид, что я тут не при чем, ничего не вижу, ничего не слышу…       - Но ты… - я запинаюсь. - С ними…       Валька смотрит на меня с возмущением.       - Нет, конечно… Но… Не потому что я такая правильная. Просто… Он мне не интересен. Да и я ему тоже…       Вот ведь как дела поворачиваются… М-да… Но кто знает, может быть так даже лучше. Я не буду всю жизнь носить в себе комплекс вины. И страха, что когда-нибудь, в самый неподходящий момент, какая-нибудь кривая и уродливая правда вдруг вылезет наружу и испортит жизнь тем, кто мне дорог… Кого я люблю…       Я провожаю Вальку к машине, и, перед тем как отпустить, беру ее руки в свои.       - Спасибо тебе…       - И тебе…       Смотрим друг на друга так, как будто ждем, кто же решится первым... У меня, как всегда, не хватает духу...       Валя игриво заглядывает мне в глаза.       - Хочешь, - предлагает она, - отвезу тебя домой?..       Конечно хочу!       - Нет, спасибо, Валюш… - целую ее ладошку. - Здесь недалеко. Я дойду пешком…       Здесь очень далеко… Но я, да, дойду пешком.       Валя лукаво смотрит на меня, склонив голову набок.       - Боишься, что напрошусь в гости? - блещет проницательностью она.       - Боюсь, что когда ты напросишься, я не смогу тебе отказать…       Я не успеваю договорить. Она прижимается ко мне и целует. Долго. Страстно. Умело…       - Я хочу быть твоей, - шепчет она, околдовывая меня бездной своих глаз. – И всегда хотела… Но сначала ты меня не замечал, потом не принимал в серьез, а теперь… Теперь ты меня боишься.       - Моя любимая балеринка… - ласково глажу ее по волосам.       Она снова обнимает меня, легко касается губами моих губ, а потом, повернувшись, не оглядываясь быстро идет к своей машине.       Я хочу ее окликнуть. Остановить… И развернуть жизнь в сторону. Снова. Как я это уже делал… Но, видимо, опыт прошлых лет подсказывает мне, тихо, в голове, что резкие повороты чреваты заносами. И я просто молча, с улыбкой, смотрю как она открывает дверь, машет мне еще раз на прощание, садится в свою машину и уезжает… Посеяв в моем сердце лирическую грусть, а в мыслях небольшой, но приятный сумбур. Валечка-Валечка… Как же это я тебя раньше не заметил-то…       Достаю телефон и снова набираю последний номер.       Она отвечает практически сразу.       - Алло!..       - Ты освободилась?       - Ну… э-э-э… Да. Было тут одно дело у меня…       - А мы тут с Валькой гуляли. – не обращаю внимания на ее замешательство я. - Она меня в центр завезла. В гости напрашивалась… Но я ее отговорил. Так что… я где-то минут через пятьдесят буду дома… Один, что показательно.       Она выслушивает мою тираду, местами посмеиваясь.       - Вы на что-то намекаете? – наконец томно интересуется она.       - Прямо и явно намекаю на долгий и продолжительный секс.       - Ну не знаю-у-у, - издевательски тянет она.       - Я, конечно, могу приехать к тебе, - вкрадчиво говорю я, - но у меня нет с собой пижамы…       Она смеется в трубку.       - Ты всегда умел меня уговорить самыми дурацкими аргументами, - весело говорит она. – Шагай домой, гуляка. Через час приеду…       Я прячу телефон в карман и, усмехаясь собственным мыслям, двигаюсь в сторону набережной.       Никто не совершенен. Отношения с человеком, с любым, это вопрос доверия. И степени свободы, которую ты готов этому человеку предоставить. Хорошо, когда значения этих степеней совпадают для всех переменных уравнения – ведь тогда его уже можно считать формулой счастья… Правда, вся эта математика перестает работать, когда ты понимаешь, что любишь ее со всеми ее недостатками и закидонами, любишь такую, какая она есть и уже не хочешь никакой другой, любишь красивую, некрасивую, милую, вредную – любую.       Просто, ты ее любишь.       А она тебе врет.       И ты в недоумении раз за разом задаешь – себе, судьбе, космосу - эти вопросы, на которые нет правильных ответов…       Как же так? Почему? Зачем?       Зачем ты мне врешь, Аннушка?..              В канун Нового года, в качестве подарка под елочку, дарю Сашке Такарабунэ. Настоящую. Которую купил в Японии, специально для нее. И не распечатывал, чтобы сохранить магию.       Сидим в маленьком ресторанчике, в центре, и я протягиваю ей свернутую в трубочку и перевязанную шелковой лентой гравюру.       - С Новым годом!       Сашка расцветает.       - Ой, спасибо… А что это?       Она разматывает ленточку и аккуратно расправляет изображение на столе.       - Боже, прелесть какая!..       - Знаешь, что это? – на всякий случай спрашиваю я.       - Знаю, - улыбается она, не отрывая взгляда от красочного рисунка. – Но ты… Расскажи мне. Я так люблю, когда ты рассказываешь…       Это тоже элемент ритуала, поэтому я подсаживаюсь к ней рядышком, обнимаю и пристраиваю голову у нее на плече.       - Когда-то, - говорю я, - семь богов счастья – боги удачи, долголетия, здоровья, любви, сострадания, мудрости и богатства – собрались вместе в канун Нового года и решили устроить себе праздник. Они снарядили волшебный корабль, который назвали Такарабунэ, нагрузили его такарамоно – несметными сокровищами… Ну там, неиссякаемым рулоном парчи, неистощимым кошельком, свитками книг мудрости жизни…       - Волшебной одеждой… - тихо подсказывает Сашка.       - Да! – киваю. - Бог удачи отдал свой счастливый плащ, а богиня любви – свою шапку-невидимку… И много чего еще там было… Вот. И отправились они в путешествие по небу. И путешествие это заняло у них ровно три дня. Боги пировали и наслаждались праздником…       - Занимались любовью… - хихикает Сашенька.       - Непременно. Боги с богинями… А может и не только… Боги ведь тоже немного люди… А когда им становилось скучно, черпали свои неиссякаемые богатства руками и бросали их вниз на землю, одаривая людей…       Я замолкаю, рассматривая рисунок и вспоминая, легенду. С небольшого куска рисовой бумаги на меня смотрят семь довольных, улыбающихся физиономий, радостно высовывающихся из-за борта большой парусной лодки, парящей в облаках и красиво разукрашенной разноцветными фонариками и лентами.        - Так получилось, - продолжаю я, - что один художник на земле изловчился, и словил брошенную сверху богами частичку удачи. И нарисовал Такарабунэ, пока он проплывал над его деревней. Вместе с веселыми лицами богов и богинь. И так ему понравился собственный рисунок, что ночью, засыпая, он положил его себе под голову и подумал, хорошо бы завести семью и стать счастливым. А на следующий день он познакомился с хорошей, молодой женщиной и женился на ней. И счастливо дожил до старости, воспитал внуков… И однажды, достав свою, тщательно хранимую в дорогой шкатулке Такарабунэ, нарисовал для каждого из внуков такую же. И с тех пор, пошло поверье, что если в канун Нового года положить себе под голову рисунок с изображением корабля сокровищ с пирующими на нем богами, то они обязательно одарят тебя счастьем, удачей и здоровьем. Чего, собственно, я тебе и желаю, - заканчиваю я, чмокая ее в щечку.       - Но ведь… ты отдаешь мне свою Такарабунэ, - испуганно смотрит на меня Сашка. – Настоящую… Не перерисованную…       - Конечно, - киваю я. – И ты обязательно положи ее сегодня себе под подушку и пожелай того, чего больше всего на свете хочешь.       Она прижимается ко мне, и я чувствую ее дыхание на своей щеке.       - Я пожелаю, - шепчет она. – Обязательно пожелаю… И это будет…       - Не спеши, - усмехаясь придерживаю ее я. – А то боги раньше времени услышат твое желание и не станут его выполнять. Из вредности…       Она смеется, целуя меня в уголок губ.       - Я пожелаю… - повторяет она. – Обязательно…       Вы будете смеяться, наверное… Но в тот момент я почти поверил, что ее желание должно сбыться.       Потому что так было бы честно… И милосердно.       Жаль, боги не всегда прислушиваются к нашим молитвам…              Три дня спустя Сашеньки не стало...       Первые числа января. Я не езжу на шоу, но и не отдыхаю. Начало года, и я, как и в обычное сезонное время, каждый день утром приезжаю в «Зеркальный» и занимаюсь сам, без наставников. Артур Маркович когда-то бросил фразу, что скоро тренеры мне уже будут не нужны... Спорное заявление. Но с каждодневными рутинными тренировками, ОФП, хореографией и балетом я справляюсь сам, это факт...       Звонок телефона застает меня на льду на раскатке между элементами.       Лерка...       Уже поднимая трубку я понимаю, чувствую, что это - конец... Но разум отказывается принимать очевидное.       - Алло!       - Сережка!..       Я слышу, что она плачет. Но цепляюсь за последнюю тонкую соломинку.       - Лера, что с Сашей? – тут же кричу ей я.       - Сережа... – ее голос дрожит, и слова почти не разобрать. – Сашенька... Умерла... Сегодня утром...       Утром, уходя из дома, я нечаянно задел зеркало в прихожей, и оно треснуло от края до края. Я еще подумал, плохая примета...       У меня подгибаются ноги, и я, как подкошенный, опускаюсь коленями на лед.       - Лера...       - Она рано утром мне позвонила, - захлебываясь слезами бормочет Лерка, - сказала, что плохо себя чувствует, попросила приехать, так, на всякий случай… У меня еще время было до съемок… Я ее спросила, может привезти что-то… Она и сказала, малинки свежей…       - Лера, где она?..       Она как не слышит.       - Я пока оделась… Пока в супермаркет заехала… Приезжаю… Дверь входная открыта… А она лежит на диване… Хорошенькая такая… Как куколка… Глаза открыты… Еще теплая…       Я роняю телефон на лед. Чувствую, как свет меркнет у меня перед глазами, а душа, пустеет, как опрокинутый стакан…       Улетел мой ангел…       И над поверхностью льда, ударяясь о бортики, уносится под потолок мой страшный, нечеловеческий, исполненный боли и отчаяния истошный вопль…       Потом мне рассказывали, что меня, сидящего посреди льда, раскачивающегося из стороны в сторону, заливающегося слезами и воюющего, словно раненный зверь, обнаружил Мураков, пришедший в тот день на работу ради меня же, для отработки со мной прыжкового контента.       Бедный дядя Ваня был, мягко говоря, несколько обескуражен, обнаружив своего спортсмена в абсолютно невменяемом состоянии, трясущегося как паралитик и не способного связать двух слов. Разумеется, первая его реакция была самая предсказуемая.       - Ланской, ты что, побился? Упал? Где болит?       Он выскакивает на лёд, как есть, в кроссовках, и, неуклюже скользя, бежит ко мне.        - Что случилось, что?..       Ощупывая и осматривая меня со всех сторон, Мураков убеждается, что физически я в норме. После чего, взяв меня за подбородок и повернув к себе, он с удивлением обнаруживает пару остекленевших глаз, незряче таращащихся сквозь него. И после неудачной попытки дозваться до моего разума, он делает то единственное, что и следовало.       - Нина, орет он в трубку вместо приветствия, - тут твой в истерике валяется, я не приложу ума, что с ним сделать...       Похоже, Нинель уже в курсе всего, потому что отвечает она ему спокойно.       - Ваня, не… поднимай волну. Там все... Естественно...       Дядя Ваня ошарашенно замирает на месте.       - Нина, - говорит он, в ужасе глядя на меня, - тут нет ничего естественного. Он на ожившего покойника похож…       Нинель перебивает его мягко, но настойчиво.       - Вань, послушай… Сейчас вот прямо отведи его в тренерскую… И знаешь, что... Влей в него граммов сто пятьдесят коньяка и уложи там же спать. Он очухается, и сам в норму придет... Поверь.       Мураков неуверенно смотрит в мою сторону и чешет подбородок.       - Ну... Ладно, - произносит он. - Если ты уверена, что не о чем волноваться...       Нинель шмыгает носом.       - Девочку помнишь, с которой он у Семена на шоу катался? Я ее еще к Мишке своему возила...       - Помню конечно, - кивает Мураков. - Сашенька, милая такая…       - Умерла она, вот буквально пару часов назад... – Нинель сдавленно вздыхает. – А Сережка любил ее до безумия…        - Ох ты ж ёлки зелёные... - хватается за голову Мураков.       - Там рак был, в последней стадии... Мы ничего не смогли...       Мураков, опустив плечи, проводит ладонью по лицу.       - Господи, ужас... Бедный ребенок... А родители... Такое пережить...       - Короче, - закругляется Нинель, - тащи его в тренерскую, а как проспится, погоняй хорошенько в зале, чтобы пропотелся, да? Я после обеда приеду...       - Я понял...       Дядя Ваня прячет телефон и, присев рядом, обнимает меня за плечи.       - Идём, братец, - он резко, рывком ставит меня на ноги. - Будем тебя в сознание приводить... Но я, правда, ничего этого совсем не помню...