Минус четыре по Цельсию

             А у нас – межсезонье…       Это у вас каникулы, отпуска, дачи-огороды, моря-заграницы походы, шашлыки, песни под гитару, танцы под рэйв и гранж, и прочее беззаботное веселье.       А у нас…       - Вот что, принцессы мои… - Нинель выстраивает нас четверых перед собой по росту и придирчиво оглядывает с ног до головы. – Хотите-не хотите, а к июлю программы должны быть разучены. Чтобы никто не путался в элементах, - пристальный взгляд на Катьку, - не выдумывал всякой отсебятины, - порция доброты в мою сторону, - и не ленился…       Валька с Анькой краснеют как две свеклы, потому что вместе с уничтожающим взглядом Нинель добавляет еще и кивок в их сторону.       - Каждая из вас знает, - продолжает лекцию Нинель, - что вас ожидает. В первую очередь ты, Катерина. Переходишь в июле во взрослое, и в ноябре у тебя Гран При. А в декабре отборочные. Да?       Катька кивает. Ей в этом сезоне, наверное, сложнее всех будет. Как-никак, первая девочка из нашей группы, которая выходит во взрослое катание. На нее будут смотреть, как на витрину нашей школы. И как на лучшую представительницу нашей «школы». Пока не поспеем, через два сезона, мы с Анькой…       - Валя… - Нинель немного смягчает тон. – Вот только глазки мне не строй. На меня это не действует, поняла да?       Валька послушно опускает взгляд и с выражением «а чё я – я ничё» ковыряет зубцом конька оставленный кем-то до нее на льду след.       - До сентября, Валентина, - продолжает Нинель, - вижу у тебя все тройные и дупель. Хватит уже детским садом заниматься. Артем Сергеевич, удочка и Иван Викторович в придачу – вот твои лучшие друзья на это лето. Постараешься – отпущу в августе в отпуск. Нет – отшлепаю по попе. Ясно или нет?       Валька утирает нос рукавом и смешно шмыгает.       - Ясно, - обреченно кивает она, и аккуратненько так, из-под ресниц, зыркает по сторонам.       А взгляд-то хитрющий…       - Теперь вы у меня… - Нинель показывает по очереди на меня и на Аню. – Ваша задача показать себя на контрольных прокатах в октябре, а кто доживет, то и на юниорском первенстве. И посмейте мне только не занять призовых мест… - она поджимает губы и хмурится. – Ясно или нет?       Синхронно вместе с Анькой вскидываем правые ладони к вискам.       - Так-точн-тырищ-генерал! – орем в два голоса, так, что все вокруг аж вздрагивают.       Эту выходку мы репетировали с Анькой несколько дней, дожидаясь удобного случая. И дождались…       Нинель мгновенно приходит в себя от замешательства и неожиданности.       - Молодцы, - спокойно пожимает плечами она. – Вот так бы вы основную свою работу выполняли, как шуточки в стиле Ланского шутите. Ну, значит и получите то, что заслужили. В качестве поощрения – десять минут в планке каждой. Приказ понятен?       Ошарашенно на нее пялимся… Не ожидали…       - Вольно, - продолжает издеваться Нинель. – Имейте в виду, проверю. Кто попытается филонить – накажу по-настоящему. Чего стоим? Шагом марш выполнять.       С видом ощипанных цыплят, гуськом плетемся на «лобное место» - небольшой пятачок у трибун, возле бортика, который используется парниками для тренировки поддержек на полу, а нами – для приведения в исполнение полученных от тренеров приговоров.       - Ну что, - шипит Анька, - доигрались? Нравится тебе?       - Да ладно, - озираюсь и исподтишка щиплю ее я за задницу. – Подумаешь. Зато было весело…       - А ну тебя… - отмахивается Анька.       Но уже явно без вдохновения. Ругаться ее хватает ровно на первый бросок. Кинулась, отгавкалась и все. Дальше можно крутить ею во все стороны, как и раньше.       - Хочешь, - предлагаю, - ты просто валяйся, а я на шухере постою. Если что – успеешь в позу стать…       - А ты? – Анька тут же соображает, на какую жертву я готова ради нее пойти. – Тебя же накажут...       - Ну, это же была моя идея…       Анька решительно трясет головой.       - Вместе вписались – вместе и отсасывать будем, - мужественно решает она. – Давай, падай. А я рядом…       Ну, вот, как ее не любить после этого?       Я и люблю…       Хотя с любовью тоже все сложно и запутанно…       Как-то раз, расслабившись и потеряв бдительность, с дуру, признаюсь Аньке, что рассказала о наших с ней развлечениях маме. И тут же об этом жалею. Видели бы вы, что с ней сделалось…       С горящими глазами, сведенными в ниточку бровями и только что не с кулаками Анька кидается на меня.       - Ты… Что!?       - А что? – искренне недоумеваю я.       - Дура тупая! - орет Анька. – Кто тебя за язык тянул? Да если мои… Если папа узнает… Да мне звездец тут же будет… Ёханый бабай, ну зачем?! Ну вот что ты, блин, ржёшь?..       - Потому что смешно…       Анька прижимает ладонь к лицу и тихо стонет. А меня разбирает истерический хохот. Да так, что я еле сдерживаюсь.       - Послушай, - говорю я, с трудом заставляя губы не растягиваться в издевательскую улыбку, - мой папа тоже не из… Либералов. И мои такие фокусы точно, скажем так, не одобрит. Исполосует жопу ремнем – месяц на толчок стоя ходить буду. Так что сама понимаешь…       - Что я понимаю? – ворчит Анька, не глядя в мою сторону. – От того, что тебя отлупят мне как-то не легче…       Протягиваю руку и накрываю ее ладонь своей.       - Никто никого лупить не станет, - говорю я. – Успокойся… Моя мама не последняя идиотка… Понимает, что можно мужикам говорить, а что не стоит… К тому же…       Запинаюсь. Замолкаю. Думаю, а хочу ли я все ей рассказывать… Хотя… В конце концов, Анька, хоть и жуткая трусиха, но человек надежный, болтать лишнего не станет. Проверено. А кому еще доверять, если не лучшей подруге?       - Что? – косится на меня она.       - Мама сказала, - доверительно сообщаю ей я, - что, в общем-то, нас с тобой поддерживает и не считает, что мы делаем что-то плохое. Так что не ссы…       Анька все еще дуется. Но я вижу, что напряжение и страх ее постепенно отпускают. А это значит, что я могу предпринять небольшую тактическую провокацию.       - Послушай, - говорю я с серьезным лицом, - если ты боишься… Если не хочешь… Если считаешь, что мы делаем что-то неправильное… Ну, ладно, давай прекратим. Останемся просто подружками… Я тебя трогать больше не буду…       Приемчик, конечно, такой себе… Шантаж в чистом виде. И Анька, не будь дура, прекрасно это понимает. Но поддается с готовностью. Потому что… Потому что, наверное, и в самом деле мы не просто подружки…       - Сучка рыжая, - шипит она, прищурившись, - бросить меня захотела? Другую себе завела? Ничего у тебя не получится…       Ну, все. Попустило. Уже и «сучка» в ход пошла, и чертики в глазах…       Обнимаю Аньку за плечи и кладу голову ей на плечо.       - Не нужно мне никого, кроме тебя, - шепчу ей я. – Не говори глупостей…       Она опускает голову. Вижу – улыбается. Но что-то ее все-таки гложет. Что же?..       - Ты правда меня любишь? – произносит она тихо. – Или это все… Игра… Чтобы не скучать…       Ох ты ж божечки…       - Анют… Ну что ты?..       - Просто скажи… - просит она еле слышно. – Только, пожалуйста… Не ври…       Неужто все на столько серьезно?.. А я-то думала, что здесь я одна между небом и землей разрываюсь…       - Я люблю тебя, - говорю я, прижимая ее ладонь к своему лицу и целуя тонкие пальцы. – Очень люблю…       Правду говорить легко и приятно.       Сложно врать. Потому что когда врешь, нужно самого себя убедить в том, что ты веришь в свое вранье…       Аньке я сказала правду.       А вот себе – соврала…              Проще и легче всего у меня получается общаться с Артемом Сергеевичем…       - Так, рыжая…       - Чё?       - Не чёкай мне тут… Как со старшими разговариваешь?..       - Ах так… Ну тогда, во-первых, не рыжая, а Татьяна Вячеславовна. А во-вторых…       - А ремнем по заднице?       - А чё такое? Как рыжая, так сразу ремнем…       - Короче… Разговорчивая больно… Чай тебе брать?       - Ага. И пирожок с яблоком… Вон тот маленький…       - А совесть?       - Не ношу. Размер не мой…       - Вот ведь язык без костей… Иди столик займи…       - Ага…       Вы только не подумайте… Это мы так шутим. Исключительно в нерабочее время. За обедом, там, или в перерывах между занятиями. Артем Сергеевич вообще человек с юмором, умный, рассказывает много интересного… Ну и галантный такой, обходительный. На обед меня с собой водит, чтобы хоть что-то есть не забывала. И стульчик отодвинет, и руку подаст, и комплимент скажет… Все это у него получается благородно и красиво. И никаких мыслей или подозрений, что он там к тебе подкатить пытается или еще чего, никогда ни у кого не возникает. Чем-то они в этом с Ланским похожи. В такой манере вести себя, естественно и мило. Ну и красавчики оба, да… Это тоже имеет значение.       - Где Озерова твоя? – интересуется Розин, потягивая кофе из маленькой чашечки, пока я голодными глазами примериваюсь к моей булочке с яблоком. – У меня к ней масса вопросов…       - По телефону пошла болтать, - машу рукой я, но тут же вспоминаю, что мне можно, а главное, есть с кем пошутить и побезобразничать. – И вообще, Артем Сергеевич, интересоваться на свидании с девушкой, где это ее подруга – не вежливо. Я и обидеться могу…       Розин ни на секунду не ведется.       - На свидание, Татьяна, мы с тобой пойдем не скоро. И точно не в эту столовую, - он обводит взглядом простенькую, без претензий обстановку нашего кафе. – Так что…       - Ой, а что, точно пойдем? – тут же цепляюсь к его словам я. – А когда? А куда? С вами – куда угодно. Я прям вот уже вся согласная…       Он усмехается. Ему нравится, когда ученики ведут себя раскованно в нерабочей обстановке. Потому что, по его мнению, это позволяет им сохранять большую концентрацию на занятиях. А еще… А еще ему нравлюсь я. И Катька. Катька больше. На нее он реально посматривает… «Тем самым» взглядом. Каким Жигудин смотрел на меня в день нашего знакомства… И это видно… Ну а я… Со мной можно безнаказанно похихикать, пококетничать и поизображать солидного взрослого.        - Назначаю тебе свидание, - с серьезным видом произносит Розин, глядя на часы, - ровно через пять лет, в ресторане Ассунта Мадре, это на Поварской в центре… Не опаздывай. Рыбную кухню ты как?..       Рыбу? Ужас какой! Терпеть не могу.       - Обожаю, - мечтательно закатываю глаза я. – Но пять лет… Так долго ждать…       - Но ведь ты не хочешь идти со мной на свидание под ручку с мамой, правда? – усмехается он.       Через пять лет мне будет восемнадцать… Я буду совершеннолетней… И смогу делать все, что захочу… И с кем…       - Я приду, - серьезно, без улыбки киваю я.       - Буду ждать, - также серьезно кивает Розин.       И смотрит мне прямо в глаза. Да так, что я не выдерживаю, и опускаю взгляд… Ой-ой… Но ведь сама виновата… Кто просил напрашиваться… Рыжая, тормози… Занесет…       - Ой, а что это тут у тебя?       Не замечаю, как к нашему столику подбегает Анька и, усевшись, тут же отбирает у меня мою булочку.       - Здрасте, Артем Сергеевич! Приятного аппетита…       - Привет…       - Это мое! – пытаюсь возмутиться я, безнадежным взглядом провожая вожделенный пирожок.       - Не жри много, Танечка, а то растолстеешь, - нагло заявляет Анька, запихивая в рот сочный кусочек.       Так обычно говорю ей я. Хотя, это реально проблема моя, не ее. Потому что тощая зараза Анька может слопать все, что угодно и как с гуся вода, а я от всего толстею…       Сжевав за секунду так и не доставшееся мне лакомство, Анька довольно поглаживает себя по идеальному плоскому животику, улыбается и показывает мне язык.       И мне очень хочется ее ущипнуть, или щелкнуть по носу… А еще лучше, уесть ее самолюбие и вот прямо здесь и сейчас похвастаться, что сам Розин, Артем Сергеевич, наш красавец мужчина, благородный, эффектный только что пригласил меня, не кого-то там, а меня, на самое настоящее свидание… И так серьезно пригласил. Как будто взаправду… И чтобы обзавидовалась по самые ушки свои. И чтобы от ревности губки кусала…       Не делаю ничего…       Как всегда, равнодушно допиваю чай без сахара, вежливо соглашаюсь с Розиным, когда он просит не опаздывать на тренировку… Киваю Аньке… Ласково провожу под столом ладонью по ее бедру («Увидимся?» «Конечно…» «В душевой…» «Да...» «Мне так хочется…» «И мне…»)… Встаю и иду в раздевалку…       Но посреди коридора останавливаюсь.       Закусив губу, достаю телефон… Открываю календарь… И нахожу сегодняшнюю дату через пять лет…       В свободном поле ставлю время – половина третьего – и пишу: «Свидание с Розиным». Потом дописываю перед его фамилией: «Артемом Сергеевичем»… А потом, подумав, убираю отчество…       И несусь в раздевалку, чертыхая себя на все лады.       Вот ведь дурочка… Ну куда ты лезешь? Что ты там вообще себе нафантазировала? Да он забыл уже о тебе, ты еще из столовки не вышла…       Снова останавливаюсь… Решительно опять достаю телефон с намерением стереть дурацкую напоминалку… И уже занеся было палец над изображением красного крестика, передумываю и медленно опускаю руку.       А если не забыл… И не забудет…       То что тогда?       Ой…       Зато на тренировке вся дурь и глупости мгновенно улетучиваются у меня из головы, и я уже даже помыслить не могу ни о какой игривости, кокетстве или, упаси бог, шуточках в адрес моего тренера.       - Так… Значит здесь сделаешь твизл… Потом скобку… Вот так… И дальше пошла здесь выпад… Беговой можешь добавить… Вот… Тут перетяжка… Да, хорошо… И дальше через выкрюк разгоняешься, тройки и на флип… Тут пока ясно… Давай еще раз вместе…       Розин проговаривает каждый элемент программы, сам его выполняет и успевает еще следить за тем, как за ним тоже самое делаю я.       - Нет, нет, подожди… Вот здесь вот это вытягивание рук лишнее… Не нужно. Просто вверх, подпрыжка и в стороны… Вот так, да…       Я повторяю так, как он мне говорит, но все же, со всем уважением, высказываю и свое мнение.       - Мне показалось, что если тут прогнуться и вот так руками, то будет красиво…       Розин согласно кивает, и сам повторяет предложенные мною движения. Повторяет идеально правильно и очень артистично. До такой степени, что я начинаю понимать, в чем моя ошибка.       - Поняла, Таня?       - Э-э-э… Кажется, - задумчиво хмурюсь я, и выдаю то, что пришло с первым впечатлением. – Слишком красиво…       - Да, - кивает Розин. – Совершенно верно. Очень яркий акцент на движении в этом месте, с угасающей музыкой и перед самым переходом темы. Зачем? Здесь нужно спокойно… Вот давай еще раз… Поехали вместе…       Он становится рядом со мной.       - Вот так… И-и… Плавно вкатываешь, потом проходишь вращения свои… И поехали туда на аксель… Вот так… Выезд… Понимаешь, да? И вот уже сейчас, после выезда у нас… Кораблик… Так… И вот этот проход… Вот тут уже нужен акцент… Вот так… И показала себя… Глаза… И грудь… И руки вот так… Да…       Мы заканчиваем наш импровизированный синхронный парный танец, и Розин подъезжает к тренерскому бортику.       - Вот то, что я хочу видеть, - комментирует он, перегибаясь и что-то колдуя на компьютере. Если все запомнила…       - Я запомнила, - киваю.       - Тогда я сейчас музыку тебе включу, а ты сама попробуешь пройтись. Готова?       Я становлюсь на позицию, с которой должен начинаться тот кусок программы, который мы с ним сейчас учим.       - Готова.       - Давай…       Пропускаю три первых такта, потому что на них я как раз приезжаю сюда после каскада… И…       Я выполняю под музыку все элементы и шаги, которые мы накрутили. Прохожусь трижды, пока Розин внимательно и придирчиво рассматривает каждое мое движение и, наконец, кивает с удовлетворенным видом.       - Хорошо… Запомнила все, да? До завтра смотри не забудь…       - Не забуду, - обещаю я.       - Значит, теперь… Берешь наушники и всю программу сначала и до этого места проходишь сама. Чувствуешь где не склеивается, что нужно подтянуть или поменять… Поняла? Мне скажешь потом, что плохо. Разберешься?       - Постараюсь…       - Не постарайся, а сделай, пожалуйста… - спокойно поправляет меня Розин.       - Я сделаю…       - Давай… Аня Озерова! – он выбрасывает вверх правую руку. - Подъезжай ко мне…       Еду выполнять свое задание, уступая место и внимание тренера Анечке…       Вот так мы и работаем каждый день, утром и вечером. А кроме этого еще хореография и танцы с Железняком и очень трудозатратные и тяжелые занятия по прыжкам с Иваном Викторовичем… Мне очень нравится танцевать и прыгать… Больше чем крутить вращения и учить дорожки. Но в любом случае, в технике, я чувствую себя как рыба в воде и в общем-то тренер мне больше нужен как советчик, что-то подтянуть, где-то поднажать… Да, тяжело. Иногда однообразно… Но без этого никуда…       Другое дело постановка…       То, что творит со мной Розин, моему пониманию пока не поддается. Как можно держать в голове целые программы, до последнего шажочка, до последнего движения, до ноты? И безошибочно объяснять спортсмену, где именно на льду и под какой музыкальный аккорд он должен сделать тот или иной элемент, тот или иной шаг… Фантастика. На грани реальности. И уж точно за пределами моего убогого воображения.       И вот этот вот момент творчества, когда из ничего вдруг появляется что-то, а потом превращается в шедевр, и приводит меня в состояние восхищения и экстаза. Что-то подобное я ощутила тогда, когда Сережка Ланской, из бледного карандашного наброска, просто у меня на лазах создал прекрасную картину. Прекрасную, не потому, что на ней изображена я. А потому что в ней, как и в любом творении художника, видна рука мастера. Как во всех его картинах…       И как в постановках Розина…       Мне нравится… Очень нравится. И я с огромным удовольствием делаю, вкладываюсь, вкатываюсь и, бывает, убиваюсь, изо всех сил, чтобы быть частью этой магии. Чтобы когда-нибудь иметь право сказать, вот видите, это и я тоже сделала. Вместе с ними… Потому что я тоже хочу создавать… Но это все в мечтах. И в очень отдаленном будущем.       Пока же…       За окнами лето. Тепло, солнечно… И так хочется вместо холодного льда, извечных, надоевших варежек, свитера, лосин и теплых шортиков оказаться на пляже, у моря, в максимально открытом купальнике… И ловить на себе тепло солнечных лучей и восхищенные взгляды мальчишек…       Все будет… Анечка часто говорит эту фразу… Когда мы лежим усталые после занятий, или утомленные друг другом, или просто задумчиво рассматривая потолок и облака в окне… Тихо так… Как заклинание… Как заговор на удачу… Все будет…       И мне очень хочется ей верить…              Он пишет мне каждый день…       Как обещал…       Как мы с ним договорились. Мой очаровательный, любимый, далекий… Пока еще не мужчина. И даже не парень… Мальчик. Влюбившийся в меня с первого взгляда… Смешно… Я просто тогда, в первую нашу встречу, хотела его немного поддеть, раззадорить, сбить с него эту его искреннюю, а потому совершенно обезоруживающую самоуверенность… А он… Может быть поверил мне… Может быть сам нафантазировал… А может быть и вправду вот так увидел за бортиком двенадцатилетнюю малявку, рыжую, нескладную… Во все глаза восхищенно таращащуюся на него… И понял…       Понял, что она – его…       Как я поняла, что он – мой…       Сначала, первые недели две, наверное, мы пишем друг другу много и часто, иногда по два или даже три раза в день. О разном… Он хвастается мне всем, что с ним происходит, где он живет, на какой каток ходит… Присылает мне массу фотографий этого своего городка, в котором он тренируется… Я же просто рассказываю ему, как дела у всех наших, чем мы занимаемся, куда ходим в свободное время… «Мы с Анькой» мелькает в моих письмах чаще чем «Я». И Сережка даже один раз не в шутку обижается…       «Рассказывай мне о себе, лисенок… Я рад, что вы дружите с Анечкой, и я, правда, ее тоже очень люблю, но… Прости, сейчас меня интересуешь только ты…»       И я даже не иронизирую, потому что отлично понимаю, что его «люблю» по отношению к Аньке и то «люблю», что он говорит мне – это всего лишь одинаковыми буквами записанные два совершенно разных чувства.       «Я буду писать тебе только о себе», - обещаю ему я. И держу слово…       Он выдает мне свою страшную тайну, и теперь я знаю, какого числа у него день рождения. Рыбка… Как и я… И подарить ему я не придумываю ничего лучше, как себя, любимую… Как же я намучалась в тот день, пытаясь так и эдак, с матюками и стонами самостоятельно себя сфотографировать на телефон, вот именно так, чтобы ему понравилось… Ну, то есть, не так, чтобы аж так понравилось, что после этого уже ничем не удивишь… А вот так, чтобы красиво… И без пошлятины. В конце концов, приходится просить Аньку, мою палочку-выручалочку, которая, стянув с меня майку и разлохматив мои волосы, нащелкивает-таки с десяток вполне себе невинных, но достаточно пикантных фоточек. Храню их теперь как свое первое портфолио, вдруг пригодятся… А Сережке я выбираю и посылаю самую симпатичную… Где у меня взгляд такой, мечтательный, грива чуть ли не дыбом, как от электрошока… И сисечки видны… Немножко так… Самую малость…       «Я закажу, чтобы мне напечатали с нее постер во всю стену», - пишет мне Сережка после целого потока восторженных комплиментов.       А я… Сначала было обалдев от самой мысли, что буду висеть где-то далеко, и на меня будут пялиться кто попало… Потом почему-то обмякаю… И даже улыбаюсь…       «Будешь смотреть на меня по ночам, - пишу ему в ответ я, - и представлять, что я рядом…»       И что вы думаете? Этот стервец таки делает то, что обещал. И даже присылает мне коротенькое видео, где в его маленькой, но аккуратненькой квартирке, напротив кровати, в простой стеклянной рамке висит эта моя фотография. В натуральную величину, во всей красе и со всеми подробностями. И мне так приятно… До слез… До бабочек. Ведь это так здорово, когда ты кому-то на столько нравишься, что на тебя хотят все время смотреть…       Проходит время… И наши письма становятся короче, а содержание скорее эмоциональным, чем информативным.       «Скучаю…»       «Грущу…»       «Ты снишься мне…»       «Я думаю о тебе…»       «Люблю…»       «Очень люблю…»       Но, тем не менее, все равно, каждый день я нахожу в своей почте, или в Скайпе, маленький привет от моего хорошего, нежного, и ласкового… Ну вот как назвать? Друга, поклонника, любовника… Любимого… Наверное, это самое правильное слово. Любимого и родного мальчика. С которым знакома-то всего ничего… С которым нас разделяют тысячи километров… Но без которого мне на столько грустно и одиноко, что хочется выть на луну… Интересно, лисы воют на луну?       Если нет, то, похоже, я буду первая…              Что делать, если от бесконечного однообразия, невыносимой усталости и беспросветной тоски тебе уже совсем сносит крышу?       Наркотики не предлагать.       Алкоголь… Беспроигрышный вариант, но не в моем случае.       На романтические отношения нет времени и сил. Что я, что Анечка - мы все чаще предпочитаем просто поваляться рядышком, тусклыми взглядами втыкая в потолок. Все остальное… Никуда не делось… Просто острота ощущений немного притупилась. Устали… В том числе и друг от друга. И что теперь?       Скучно. Грустно… Хандрим.       Но наши тренеры выписывают нам универсальный рецепт.       Середина лета. Июль… Очередная тренировка подходит к концу и мы, выдохшиеся, сползаемся к тренерскому бортику на традиционную вечернюю раздачу люлей и плюшек.       - Ну, что, молодежь, - Нинель скрестив руки на груди, проезжает вдоль нашего строя. – Устали?       Молчим. Знаем, что отвечать на такие вопросы нужно очень осторожно.       - Вижу, что устали, - кивает Нинель. – Вот думаю, как вас тут одних оставить?.. Совсем ведь обленитесь…       Понимаем, в какую сторону ветер дует. И исподтишка переглядываемся. Анька с Катькой со знанием дела, мы с Валькой – с любопытством и нетерпением.       - Взять что- ли вас с собой в Белогорск?.. – она с деланной задумчивостью потирает подбородок.       Ну кто же выдержит такую пытку?..       - Да-а-а!!! - что есть мочи орем в четыре глотки.       Срываемся со своих мест, окружаем ее, обхватываем, как малыши воспитательницу в детском саду, визжим и подпрыгиваем от радости.       - Да!.. Хотим!.. Возьмите!.. Пожалуйста!..       Нинель обхватывает нас руками и, смеясь, треплет за ушки и щечки.       - Тише… Тише вы, трещотки… Меня не опрокиньте…       - Нинель Вахтанговна… - пищит из-под ее руки Валька. - Пожалуйста!.. Мы будем все-все делать…       Как самая маленькая, Валька, конечно же, понятия не имеет еще, ни что такое спортивный интернат, ни даже школьный лагерь… Знает она о Белогорске только по Катькиным и Анькиным рассказам… Не всегда совсем уж правдивым… Поэтому ее такая наивная реакция умиляет нас всех.       Нинель с показным сомнением обводит нас взглядом. Но мы-то знаем своего тренера… Решение она приняла еще до начала этого разговора.       - Ну, смотрите мне, - строго поджимает губы она. – Чтобы работать как следует, - взгляд на Катьку, - прилично себя вести, - на нас с Анькой, - и… - она с трудом сохраняет серьезность, глядя на горящий взгляд и нетерпеливо подпрыгивающую перед ней Валечку. – И не обижать мне маленьких… Чтобы с собой ее брали и одну не бросали, поняли?.. Аня, ты как самая ответственная…       Анька притягивает Валю к себе за руку и смотрит на Нинель честными глазами.       - Один за всех и все за одного, - четко рапортует она. – Как мушкетеры…       Чувствую у себя на талии Катькину руку… Вижу, как она также обнимает Аньку… И прижимаюсь к ней. Мы можем ругаться и ненавидеть друг друга… Но мы вместе… И реально порвем любого, кто посмеет обидеть кого-либо из нас…       - Зеркалята, - усмехаясь смотрит на нас Нинель.       А что? Да. Они самые… Мы такие.       - В субботу поедем, - она возвращается к своему спокойному, деловому тону. – Завтра ваших родителей хочу здесь видеть. Ясно или нет? Чтобы потом не было, я забыла, я не знала… Да?       Ура!... Ур-ра!!!       Белогорск!       Ах… Белогорск… Наконец-то!       Подмосковная база подготовки команд олимпийского резерва… Но нашей группе разрешили поехать. Не потому что Нинель такая добрая… А потому что она готовит к олимпиаде Юльку Лептицкую. А также, не исключено, что и Катька тоже сможет на что-то в этом роде претендовать. Если покажет себя на осенних стартах… Жаль, нет Сережки… Но он ведь тоже в Японии не прохлаждается. И очевидно, что накануне олимпийского сезона Нинель использует любые возможности, чтобы все ее спортсмены были максимально вооружены и настроены на победы.       А в том, что победы будут никто из нас не сомневается.       Хандру с тоской сдувает с нас как ветром. И оставшиеся до вожделенной субботы дни честно отпахиваем на тренировках, да так, что лед плавится.       Выучиваю, вызубриваю, вбиваю в тело и в голову две свои программы, которые мы накрутили вместе с Розиным.       Короткая – под задорный рок-н-рольчик «Рок эраунд зе клок», где я такая себе оторва, в кожаном прикиде, со специально выпущенными из прически рыжими прядями и ярким макияжем. Вообще, образ распутной стервы мне очень подходит, и когда мы прогоняем программу первый раз в костюме, на меня сбегается смотреть весь «Зеркальный». Аж неловко делается… Но внимание приятно. А комплименты, которые мне рассыпают потом так просто повергают меня в краску. Как результат - пылаю не только своей шевелюрой, но еще и лицом – хоть прикуривай.       В общем, короткая мне заходит сразу, музыка шикарная, все по кайфу – даже как-то скучно.       Зато с произволкой все на много интереснее…       На самом деле, мне больше по душе музочка потяжелее, «Нирвана» там, «Перчики», «Саундгарден» тоже… Ну, понятное дело, под такое мне никто программу делать не станет пока…       - На показательный – пожалуйста, - морщится Розин на мое робкое предложение взять что-нибудь из того, что нравится мне. – Но на произвольную нам нужно что-то лирическое. Чтобы красиво оттенить Билла Хейли…       - Может «Металлику»?.. Или «Скорпионз»…       - Да ну… Нет…       - А что тогда?       - На, садись, слушай…       Он протягивает мне наушники и тычет пальцем в ноутбук.       С обреченным видом выслушиваю отвратительную нудотину в исполнении, читаю по названиям файлов, Уитни Хьюстон, Брайана Адамса, Селин Дион… Боже, какой ужас! Это же слушать невозможно, сразу спать хочется… Хотя, вот…       - А это что такое? – спрашиваю. – Эдит Пиаф… Это кто?       - Певица французская была… Нравится?       - Ну… Такое… - задумчиво хмурюсь я, вслушиваясь в гортанные мяуканье французского шансона. – А о чем она поет?       Артем Сергеевич присаживается рядом.       - О жизни, - говорит он. – О том, что, не смотря ни на что, ни на какие перипетии, чью-то злую волю и сложившиеся обстоятельства, если ты всегда поступаешь по велению души и чести, то тебе не стоит об этом жалеть…       Задумчиво смотрю на него.       - Как все сложно…       - Эта песня, - он кивает на экран, - была посвящена солдатам французского иностранного легиона… Знаешь, что это?       - Знаю… Читала…       - Им приходилось делать многое… Что порой выходило за рамки общепринятой морали. Выполнять приказы… А потом общество начало обвинять их. Именно в этом. И тогда они взяли на вооружение девиз, который лег в название этой песни – «Нет, я ни о чем не жалею»…       Осторожно откладываю в сторону наушники и смотрю на него.       - Как думаете, я это… Потяну?       Розин пожимает плечами.       - Лептицкая же тянет «Список Шиндлера»… Чем ты хуже?       - Я не хуже, - качаю головой. – Я младше… На три года…       Артем Сергеевич решительно качает головой.       - Это не имеет значения… - произносит он. - Возраст – это вообще условность… Главное, что у тебя в голове… И в сердце.       Меня цепануло…       «Я ни о чем не жалею…» Могу ли я так сказать о себе? Мне всего лишь тринадцать. Но в моей жизни уже было достаточно такого, о чем я могла бы пожалеть. Выбор профессии… Переезд в Москву. То, что я здесь делаю… И то, что вытворяю… Все, от чего отказываюсь… Но я не жалею… Ни о чем не жалею… Значит, эта песня немножечко и обо мне, правда?       - Ну что, - Розин протягивает руку и щелкает клавишами на компьютере, - будешь дальше слушать?       Зачем? Все же и так ясно…       - Нет, - решительно качаю головой. – Я буду танцевать под Эдит Пиаф. Дальше не нужно.       Он усмехается.       - А дальше и нет ничего. Это все, что я для тебя подобрал… - он смотрит на меня с хитрой улыбкой. – А ты сделала правильный выбор.       Понимаю, что банально попалась.       Ну конечно же… Заставить меня до тошноты наглотаться сопливой патоки, а потом, сыграть на контрасте. И ведь знал же, Красавчик… Точно знал, что я выберу…       Улыбаюсь. Склонив голову хитро смотрю на него.       - То есть. Если бы я сказала нет…       - Каталась бы как миленькая в розовом платьице под «Айл олвейс лав ю», - как само собой разумеющееся говорит Розин.       Фыркаю от отвращения.       - В розовом… Какая мерзость…       - И с цветочком в волосах, - добивает меня он с ехидной ухмылкой.       Ужас… Я себе как представила…       - Ладно, - он подтаскивает к себе ноутбук, - что там у тебя сейчас? Леша?       Вздыхаю. Понимаю, что разговор окончен. Поднимаюсь.       - У меня – Иван Викторович… И всё-всё-всё…       - Тогда я ставлю тебя на завтра на утро… - кивает он. - Сначала короткую пробежимся, и потом сразу начнем делать Пиаф… Озерова пойдет к Ване… Катя… С Катей решим… Ну, как бы все…       - Спасибо вам…       - Пока что не за что, - он усмехается, не глядя на меня. - Главное, ни о чем не жалей…       - Не буду…       Произволку мы с Розиным накрутили не хуже, если не сказать даже лучше короткой. Сама Нинель Вахтанговна оценила, когда прокатывали начерно. Я видела краем глаза, как она, перед каждым моим элементом, делала такие же движения, что и я, словно помогая мне… Значит захватило ее мое исполнение. Не оставило равнодушной… Ну и музыка, само собой… Вслушавшись и, не поленившись залезть в интернет за переводом, я еще больше прониклась этой историей, этим исполнением и этой певицей. Маленькая женщина с железным характером. С неудавшейся личной жизнью, похоронившая детей… Любимая миллионами и совершенно одинокая… Упаси бог от такой судьбы… И Артем Сергеевич, словно поняв мой страх, не стал лепить из меня образ Эдит Пиаф, а сделал так, что я как бы и есть сама песня. Я не грущу, и не рассказываю, что о чем-то жалею или не жалею. Напротив, я говорю вам – не смотрите назад. Все, что с вами произошло – уже в прошлом. Отпустите прошлое. Думайте о будущем. Как я…       Вердикт Нинель прост и скуп на эмоции.       - Короткую - доработаете дорожку… Вообще поменяйте там шаги… Артем Сергеевич, знаешь, что я имею в виду… Да? Произвольную – накатываете как есть. Готовься, Таня, на контрольные к октябрю. Если все сделаешь – будет бомба. Все… Давайте…       Ну… Как бы…       Теперь мне уже есть с чем и в Белогорск ехать. Это хорошо… Блин… Да это ж просто здорово! У меня целых две программы. Как у взрослой спортсменки… И моя тренер в меня верит. Офигеть, я крутая!.. Аж поджилочки от удовольствия подрагивают… Хочу… Хочу на соревнования… Чтобы зрители… И судьи… И… Победа! О-о-о…       И пускай, я знаю, это мое первое опьянение успехом пройдет очень быстро. Еще будут у меня падения с прыжков. Будут косяки на вращениях. Не однажды споткнусь на шагах… Это – работа. Ее просто нужно делать. Но вот это чувство, когда то, что ты делаешь превращается в достойный результат… Непередаваемо. Это как наркотик… Наверное… Как секс… Ну почти… В общем… Хочу еще…       Вот, приблизительно, с таким настроением я еду впервые в жизни в Белогорск на сборы… И не подозреваю, какою роль в моей дальнейшей жизни сыграет эта в общем-то ничем особо не примечательное место.