Минус четыре по Цельсию

             В «Зеркальном», стоит нам переступить порог, Ланского встречают как сошедшую с небес звезду. Помимо восторженной мелюзги, его радостно обнимают и трясут за плечи Розин с Мураковым. Слегка отстраненно и вполне себе целомудренно – помнит наш уговор - чмокает в щечку Катька. С радостным визгом и объятьями – забыла все начисто - запрыгивает на руки Валька.       Нинель, не обращая внимание на весь этот бедлам, что-то быстро и строго говорит Аньке, и они с Фионой вдвоем уходят в сторону нашей кафешки. Судя по всему, они знакомы давно, потому что, когда мы приехали, Фиона, еще на улице завидев Аньку, тут же с улыбкой пошла к ней обниматься. Правда, не так темпераментно, как до этого ко мне...       Что ж… Ладно… Клизма – знай свое место. На плохо сгибающихся ногах вяло затаскиваю свою тушку по лестнице наверх и плетусь по коридору в раздевалку.       Она догоняет меня совершенно бесшумно. Но я ловлю аромат ее духов… Молча кладет мне руку на плечо… Разворачивает к себе и обнимает.       - Девонька моя золотая…       Мамочкой ее что ли назвать? Хотя… Рановато…       - Мы разбили вашу вазу, - бурчу я ей в кофту. – Точнее я…       Она качает меня из стороны в сторону, как ребенка. И целует в макушку.       - Идем ко мне, - произносит она. - Я помогу тебе заплестись…       Ну, конечно… Со всем… ЭТИМ… У меня совершенно не было времени заняться волосами. А выходить на лед с распущенной гривой я пока себе еще не позволяю.       - Спасибо, - шмыгаю носом я.       - Идем…       Она не выпускает моего плеча, словно боится, что я убегу. Ну а я не наглею до того, чтобы обнять ее за талию… Потому что знаю … Что не смотря ни на какие мои великолепные достижения и неоспоримые достоинства, не смотря на ранний и в общем-то незаконный секс с ее сыном, который она фактически поощрила, даже не смотря на то, что я вообще в курсе, что Сережка ее сын – не смотря на это все и на множество других причин я никогда, ни при каких обстоятельствах, ни во сне, ни в бреду, ни в трезвой памяти не позволю себе даже намека на панибратство с моим тренером. Это – аксиома. И чтобы ее опровергнуть кто-то из нас должен уйти из спорта. Не хотелось бы… Но если таково будет ее условие… Я понимаю, что рано или поздно это условие будет мне поставлено. Но точно не сейчас. Не сегодня… А значит… Мы идем плести мне косички… Или укладывать гульку… Еще не решила… Спрошу совета у моего тренера…              За окном октябрь. Дожди, холод, слякоть… Гулять не хочется. Да и некогда. Как всегда…       На носу контрольные прокаты. Меньше недели осталось… На льду провожу времени объективно больше чем на сухой земле. А «Зеркальный» так вообще стал домом родным. Не зря же у меня здесь спальник имеется…       Нет, меня не выгнали из дому за непристойное поведение… Правда маме в своих грехах я честно призналась… Но, хоть и не получила одобрения, осуждения с ее стороны тоже не последовало. Потому что чего уже сейчас-то? Главное, чтобы папа продолжал пребывать в счастливом неведении, свято веруя, что его дочечка пестики с тычинками только на уроках природоведения рассматривает. Потому что… Короче… Не приведи господи…        На Рублевку, в гости, меня приглашают постоянно. И Ланской, что в общем-то объяснимо. И Нинель… Что тоже с натяжкой, но понять можно… Только вот мне как-то это все… Нет, я конечно ездила пару раз… Ну раз зовут-то… И я же вижу, что не из простой вежливости, а потому что… А вот почему, собственно? Вряд ли Нинель Вахтанговна так уж задумывается уже сейчас обо мне, как о… Даже не жене, а о девушке своего сына. Я скорее поверю в то, что она просто потакает его блажи. Желанию. Хотению. Потому что, на сколько я понимаю, так было всегда. И вовсе не потому, что боится, что ее Сережечка, в духе персонажа из «Трех толстяков», начнет валяться по полу и стучать кулачками от того, что его очередную хотелку не удовлетворили. Тут что-то другое. Немного поняв характер Ланского, я быстрее поверю в то, что абсолютно в его стиле будет просто собраться и уйти в никуда, хоть на улице жить, если в какой-то момент ему вдруг всрётся, что с ним поступают не по понятиям…       Именно с ним…       Или со мной?       Его отношение ко мне – это конечно отдельный разговор… Я, честно сказать, не ожидала. То есть ожидала, конечно – любовь-морковь, первая девочка, еще и любит его как дура последняя… Но такого какого-то… Безумного и иррационального поведения – точно нет. Ну вот сами посудите. Мне пришлось… Мне… Не его тренеру. А мне… Пришлось… Пригрозить ему, что я его нафиг брошу, если он только попробует сорвать из-за меня подготовку к своему Гран При и дальше к отборочным стартам. А что вы думаете? Он был готов вместо своих тренировок околачиваться возле меня в зале, ночевать со мной в мешке вместо полноценного отдыха… Слава богу, подействовало. Но нервов мне это стоило. Нинель тоже, красотка… Смотрит как ее отпрыск бесится и пальцем не шевелит, чтобы ему мозги на место вправить. А ведь может… Но… Наблюдает со стороны. Ждет, чем дело кончится…       Ну, вот, собственно, и ездить к ним туда, а тем более еще и на ночь оставаться мне не очень комфортно выходит. Потому что чувствую себя я не в своей тарелке, когда обо мне так предупредительно заботятся и ухаживают… Сами понимаете кто… Ланского прогнать от себя у меня не хватает духу, когда он весь из себя прекрасный и желанный является ночью ко мне в постель… А утром, после этого всего, смотреть в глаза Нинель тоже приходится. И черт его знает, что в этих глазах я должна прочитать. Потому что помню… Помню я ту ее фразу, которую она бросила, может быть нечаянно, а может быть и нет… «Надо было тебя сразу выгнать… Да Сережка бы не простил»… То есть ради него только она меня и терпит, так что ли? Капец, блин, короче…       Появилась у нас с ним, правда, отдушина в последнее время… Уволок он меня как-то на Тверскую, где квартира его бабушки покойной, мамы Нинель… Понятно зачем, да? На вид из окна посмотреть, не иначе… Ну… Да… Как вариант годится… Бордель выходного дня. Потому что приползать туда чуть ли не за полночь, чтобы в семь утра снова уехать… Нет, все замечательно. Только смотри пункт первый – с таким ритмом жизни о каких-то успехах на ответственных стартах можно просто забыть. При чем как ему, так и мне. Короче – горе.       И не доходит же, главное, до дурака, что все эти его понты – дом огромный, квартира в центре, антураж, музыка, только романсов под гитару еще не было – все это мне не нужно. Вообще… Мне просто хорошо, когда он рядом. И не заморачивается ерундой. И вот честно признаюсь… Самые захватывающие дух встречи… Самый классный секс, если уж говорить напрямую, кроме того, первого, у нас с Сережкой получается в нашем родном «Зеркальном», в каком-нибудь тихом, темном закутке или в пустующем зале… Где исправный замок на дверях и по расписанию нет занятий. Ну вот просто вау. И ушки закладывает, и ножки дрожат, и сердце выпрыгивает вслед за бабочками из груди. Потому что стены не давят… Поймете ли вы меня – не знаю… Сама себя не всегда понимаю. Но… Как есть, как есть…       А еще у меня есть Анечка… К которой отношение не поменялось ни на йоту. Люблю, обожаю, хочу… Но хотя бы с ней у меня полная гармония и взаимопонимание. Ну вот как хотите называйте… Потому что девчонки, которые и дружат, и сексом занимаются, и одним делом целыми днями озабочены – только они способны до конца понять друг дружку. И это я не в обиду Сережке…       - Анют, поболтать бы…       Я решаюсь на разговор с Анькой только спустя несколько дней после возвращения Ланского. Когда первые страсти уже улеглись, а новые пока еще не забурлили.       Она смотрит на меня двумя озерами небесных глаз… И так мне от этого ее взгляда хорошо и страшно, что хочется одновременно и визжать от счастья, и скулить как побитая собака.       - Танюш, я…       - Иди сюда… И молчи…       Я тяну ее в первый попавшийся чулан.       - Танька…       Прижимаю ее к себе… Глажу ладонями ее щеки, шею, плечи... Не могу оторвать взгляда от ее глаз…       - Господи, люблю тебя… - шепчу срывающимся голосом. – Что хочешь со мной делай… Что хочешь думай… Люблю… Обожаю… Жить без тебя не хочу…       Анька, зажавшаяся было сперва и нахмурившаяся, постепенно расслабляется… И руки ее уже не висят плетьми, а обнимают меня за талию.       - Когда ты так говоришь… - она наклоняет голову. – Я и правда начинаю в это верить…       Я понимаю, о чем она… И понимаю, почему… Одно дело быть «девушкой Ланского» на расстоянии. Другое – когда все неприкрыто, напоказ… Нарочито и явно.       - Ануся, не ревнуй… - шепчу я, целуя ее ушко и шейку. – Только не ты… На всех остальных плевать…       Анька улыбается. Моя хорошая… И даже гладит меня своими ладошками… И пощипывает за мои радостно навострившиеся в ее сторону сосочки.       - Что, - игриво поводит бровью она, - не справляется Сережечка с ответственной задачей, да? Не оправдал доверия…       Закусываю губу и тоже глажу ее изумительные малюсенькие грудки, едва намечающиеся под маечкой.       - Справляется, - выдыхаю я. – Хорошо справляется… Но он мальчик… Что с него взять… Свое дело он делает…       - Чего же ты еще хочешь? – ее почти не слышно. – Живи да радуйся…       - Не во всем он хорош, - нервно улыбаюсь я, подрагивая от ее прикосновений. – Нет в нем…       Опускаю руки вниз, проскальзываю ей в шортики, стягиваю их и ласково сжимаю ладонью между ножек.       - Нет в нем… Совершенства…       Я провожу кончиком языка по ее щеке… Буквально на секунду впиваюсь губами в ее губы…       И опускаюсь перед нею на колени…       Я понимаю… Наверное, это то немногое, в чем я его понимаю… Потому что сама до безумия обожаю… Смотреть, ласкать, целовать…       - Раздвинь ножки… - вкрадчиво журчу я.       И чувствую, как захлестывает меня волна предвкушения того, что сейчас будет…       - Танька, ты – сумасшедшая, - бормочет Анечка, прикрывая глаза.       Я знаю…              Бешено…       Бешено люблю…       Обожаю Анечку… Вожу ее за собой по закоулкам чувственных радостей… Сама… Взявши за руку, не отпуская… И словно куклу, обряжаю ее в костюмы, сотканные из наслаждений и страстей. Вдвоем, мы балансируем на самой грани, где уже экстаз слабо отличим от безумия… Когда девятым валом накрывают эмоции… И когда забывается все на свете…       Бешено…       Отдаюсь Ланскому… Вся… Без остатка… До последней капельки…В его норах и берлогах, куда он меня таскает... В шикарном особняке его матери… И по темным закуткам «Зеркального», куда и мыши нос не суют… И в отличие от Анечки, с Сережей я предпочитаю пассивно плыть по волнам безбрежного удовольствия, позволяя ему меня ублажать, наслаждаться мной, и наивно думать, что в этом лишь его заслуга. Я же бессовестно купаюсь в его обожании… И очень боюсь привязаться, прикипеть, впустить его слишком глубоко в свое сердце…       Как уже впустила туда Анюту…       Потому что знаю, моя любимая меня не предаст… А вот мой любимый – может…       Бешено.       Бешено пашу, вкалываю… Вкатываю и вбиваю свое будущее в лед. Я знаю, чего я хочу на самом деле… Все то, другое, о чем я вам рассказываю, чтобы раззадорить, а может быть и позлить… Все это не идет ни в какое сравнение с целью, которая на самом деле передо мной стоит. И, честно говоря, мне плевать на то, кто там со мной сегодня целуется, кто по мне страдает, кто ревнует или хочет со мной переспать… Вас просто нет… Потому что есть я. И лед… И моя четко сформулированная цель в этой жизни. К которой я пойду по головам. По разорванным душам. По разбитым надеждам и нереализованным желаниям. И, на самом деле, будь что будет…       Моя жизнь - на разрыв аорты. На лезвии ножа… Все, как в последний раз.       Да, я такая… Такой я себя чувствую…       Так называет меня мама.       Бешенная…              Катастрофа случается в первых числах октября, буквально накануне контрольных прокатов. Кто-то скажет – судьба, кто-то – не повезло... Я же скажу просто – гребучий случай...       Вечерняя тренировка. И мы самозабвенно лупим наши феноменальные квады, триксели, дупеля и всевозможные каскады. Получается... Реально... Если так вдуматься... Контентом рвем всех. Вообще всех, и юниоров и взрослых... И наших, и заграничных... Потому что, сколько ты разнообразных видео и трансляций не смотри, хоть глаза высмотри – нет нам с Анькой равных... И осознание этого факта острым привкусом чувствуется на губах… Вкус победы, как сказали бы те, кто эту победу уже одержал…       Выполняю последовательно четверной сальхоф, двойной аксель, четверной тулуп, тройной флип… И еду два круга отдыхать. Потом снова квады и тройные лутц с риттбергером. И так до зеленых звезд перед глазами. Где-то на другом конце катка Катька клепает свои триксели, один за одним… Сережка молотит каскады четыре-три и четыре-два… Даже Валечка, наша самая маленькая подружка и полноправный член нашей группы, и та, сосредоточенно и упрямо один за другим приземляет тройные прыжки, хмуря хорошенькое личико при каждой, даже незначительной помарочке.       Сгибаюсь в три погибели и упираю ладони в колени… Ф-фу-у-у… Устала…       - Таня Шахова два круга беговыми, - командует Артур Маркович. – Аня Озерова квад флип, дупель, квад лутц и тройной риттбергер.       Сегодня Клейнхельман дрессирует нас в одиночестве. Мураков с Нинель заняты какими-то организационными вопросами в Федерации, а его друг Розин вдохновенно гоняет Катерину с Валей, параллельно успевая на что-то указывать и давать советы Ланскому. Короче, школа пашет как негры на плантации. Под свист хлыстов и окрики надсмотрщиков…       Все происходит быстро и даже как-то буднично. Как все плохое…       Помню, что еще отметила про себя, глядя, как Анька заезжает тройками на флип, что слишком наклонилась она вперед перед прыжком. Плечи перетягивают… Как бы не случился у нее слишком острый угол на вылете…       Шорох льда под лезвиями ее коньков – рядом со мной… Звон стали в полете… Угол… Он неправильный!..       Успеваю моргнуть…       Хруст при приземлении на зубец… Короткий, истошный вопль… И характерный звук падения маленького, хрупкого тела… От которого стынет в жилах кровь.       - Анька!.. – ору я.       И срываясь с места, практически на зубцах, как конькобежец, несусь к ней. Подбежав, падаю на колени и подхватываю ладонями ее голову… «Чтобы не лежала лицом на льду», - бьется у меня в мозгу идиотская мысль…       - Анечка… Анечка… Родная моя… Любимая моя… - шепчу я, в ужасе рассматривая ее белое как снег лицо и закрытые глаза…       Ланской, а за ним Клейнхельман с Розиным подлетают почти одновременно, и Сережка тут же опускается рядом со мной. Владеет он собой, конечно, мастерски. Одного взгляда на Аньку ему хватает, чтобы понять, в чем дело.       - У нее лодыжка сломана, - показывает он рукой на неестественно вывернутую ногу в новеньком белом ботинке. – Зовите врача… И вызывайте скорую, а я…       Он ловко и осторожно просовывает правую руку Анечке под спину, левой подхватывая ее под коленки.       - Голову ей поддержи, - бросает он мне. – Так… Аккуратно… Встаем…       Мы поднимаемся. И я устраиваю головушку моей бедной любимой подруги у Сережки на плече.       - Сейчас очухается, - говорит он мне, видя мою растерянность и ужас в глазах. – Это всего лишь болевой шок. Самое гадкое еще впереди…       - Сереж, помочь тебе?       Артем Сергеевич спокоен. Но стоит рядом, готовый в случае чего сразу же подхватить Анечку.       - Не надо, - качает головой Ланской. – Скорую…       - Уже, - Артур помахивает телефоном.       - В медпункт ее дотащишь? – с сомнением в голосе интересуется Розин.       - Не в первый раз…       - Нет, - все же принимает решение Артем. – Езжай к калитке, сейчас я переобуюсь и заберу ее… Давай, делай, - добавляет он жестко, видя, что Сережка собирается возражать…       Оказавшись на руках у Розина, Анечка приходит в себя и тут же охает отболи.       - Нога-а…       - Уже идем лечиться, - прижимает ее к себе Артем.       К ним подходят наш врач с медсестрой, и в таком сопровождении Розин уносит мою Анечку в медпункт…       Стою с грустной миной у бортика… Смотрю им вслед… Кусаю губы, только чтобы не разреветься…       - Как же так… - шепчу. – У нас же Гран При… Мельбурн… Мы готовились…       Сережка обнимает меня сзади, и я, закрыв глаза, откидываю голову ему на грудь.       - Не честно… - зло говорю я… - Блядство…       Чувствую, как кто-то подъезжает ко мне с правой стороны… И мягко берет за руку… Поднимаю глаза…       - Катя…       - Все будет хорошо, рыжая, - тихо говорит Катька. – Не истери…       - Танечка… Сережечка….       Наша маленькая куколка Валечка ничего не понимающими, но на всякий случай наполнившимися слезами глазками смотрит на нас.       - Иди сюда, балеринка…       Сережка притягивает ее к себе…       - Анечка сильно упала, да? - всхлипывает она. – Ей больно, да?       Нахожу своей ладонью ее руку. И сплетаю наши пальцы…       Грустные… Местами зареванные… Осиротевшие. Стоим у бортика…       Мое сердце обливается кровью… Я всей душой хочу, рвусь туда, к ней… Туда, где ей плохо… Чтобы взять себе хоть часть ее страданий… Чтобы заглушить боль поцелуем… Чтобы согреть любовью…       Но я не делаю этого… Во всяком случае, не сейчас… Когда-то Розин мне рассказал, что есть неписанное правило среди спортсменов, никогда не навещать своих пострадавших товарищей. Чтобы не испугаться травм… И не сломаться морально… Это ужасно, на самом деле… Моя любимая подруга попала в беду… А я здесь… Потому что… Потому что так надо. Потому что она поступила бы также. И была бы права…       - Сережечка, Сережечка… - Валя дергает Ланского за рукав. – А Анечка к нам вернется, правда? Когда ее ножка заживет?..       Из коридора появляются Артем Сергеевич с Артуром Марковичем. Хмурые. Молчаливые. Клейнхельман бросает на нас озабоченный взгляд.       - Перелом лодыжки, - коротко сообщает он.       - Ее увезли в Склиф, - добавляет Розин, словно отчитываясь перед нами. - Родителям я позвонил… Нинель Вахтанговне… Тоже…       - Артем Сергеевич… - я с трудом узнаю свой голос. – Пожалуйста…       Он понимает меня с полуслова. И слегка качает головой.       - Я поеду завтра в обед, - как бы между прочим говорит он. – Если хотите что-то передать…       Встречаюсь с его взглядом. Также мимолетно киваю.       - Спасибо, - одними губами шепчу я.       По красивому личику Валечки текут слезы. Но она, все понимая, все равно надеется, что старшие ее успокоят и прогонят все ее страхи.       - Танюша… - она сжимает мою ладонь… - Ну скажи…       - Не переживай, куколка, - говорю ей я. – Конечно Анечка вернется. Обязательно вернется…       Стараюсь улыбнуться через силу… Не получается… Хочется плакать… Очень…              На следующий день с утра не выпускаю Розина из виду, слежу за ним, чтобы не вздумал слинять в больницу к Аньке без меня. Все занятия в первой половине дня проходят как всегда, разве что обычную школу нам теперь практически полностью заменили тренировками. Что поделаешь – на носу очень ответственные старты.       На утренней разминке Нинель, бледная и злая, о чем-то очень долго беседует с Клейнхельманом, и в конце концов они расходятся крайне недовольные друг другом. Вижу, как она нервно раскладывает на тренерском столике свой компьютер и блокноты. Потом, молча, взмахом руки, подзывает к себе Ланского и Юльку. И даже с ними, это заметно, она общается сквозь зубы и без обычного своего бодрого позитива. Губы сжаты в ниточку, лоб нахмурен, глаза смотрят недобро…       Проезжаю тройками вдоль бортика и как-бы невзначай подкатываюсь к калитке, у которой стоит Клейнхельман, тускло разглядывая происходящее на катке. Меня он не подзывал, поэтому, стоит мне возле него затормозить, как на его лице возникают удивление и дежурная приветливость.       - Что, Таня, что-то случилось? – спрашивает он, в общем-то с характерной интонацией «тебя-только-мне-не-хватало».       Отрицательно качаю головой. Смотрю ему в глаза.       - Если потребуется, - быстро говорю я, - мы все подтвердим, что Анька свалилась из-за собственной ошибки. Вашей вины здесь нет. Я все своими глазами видела… И Катя тоже…       Он смотрит на меня склонив голову на бок. И едва заметно улыбается.       - Надеюсь, что не потребуется… - произносит он, явно не горя желанием разговаривать.       Ну… Ладно. Пожимаю про себя плечами. Моя совесть чиста.       Разворачиваюсь, чтобы ехать дальше разминаться.       - Таня…       Делаю пол оборота и, вскинув бровь смотрю на него.       - Спасибо…       Вот. Это другое дело. Мы своих, конечно же, не бросаем в любом случае. И в признательности за наши заслуги не нуждаемся. Но обычная благодарность приятна даже кошке… Даже такой, как я…       Киваю. Укатываюсь на другую сторону льда. Надо еще доразмяться, догреть мышцы. Потому что полтора часа утренней тренировки нужно отработать как следует. С учетом того, что вечерней у меня может не быть…       На перерыв вылетаю первая. Кое-как быстро переодеваюсь, зашвыриваю коньки и форму в шкафчик и несусь в вестибюль…       Он меня ждет… Вот все-таки, кто бы что не говорил… Мужик. За таким – как за каменной стеной. Как он умудряется оставаться неженатым до сих пор – загадка. Не нашлась что ли до сих пор такая, которая бы смогла его очаровать? Эх-х… Мне-бы годочков эдак пять-семь накинуть… Уж я бы…       Розин смотрит на меня прищурившись. С сомнением.       - Что? – развожу руки я.       Он хмурится. Хочет что-то сказать. Но потом просто качает головой.       - Куртку застегни, холодно, - бросает он мне и поворачивается в сторону выхода…       Его машина под стать хозяину. Строгий и роскошный «Лексус» последней модели. Новенький… С опаской устраиваюсь в мягком кожаном сидении… Не дай бог что-то запачкать или помять. Мужчины, обычно, очень трепетно к этим своим дорогим игрушкам относятся. Мой папа, к примеру…       - Пристегнись… - Розин нажимает кнопку на панели, и машина оживает целой гирляндой светящихся кнопочек и индикаторов. – Дай-ка…       Он протягивает руку, подхватывает крепеж ремешка и, деликатно вытянув светлую ленту, защелкивает ее в замок. И нечаянно касается ладонью моей ноги, как раз там, где заканчивается короткая шерстяная юбочка и начинается черный, гладкий капрон колготок.       То, как поспешно он убирает руку и как при этом розовеют его щеки, меня и смешит, и смущает. Отворачиваюсь к окну, чтобы скрыть улыбку. И было бы от чего смущаться… На тренировках, вот уже год, или даже больше, он десятки раз за день хватает меня и за ноги, и за руки, крутит-вертит, ставит правильные шаги и выезды, выпрямляет осанку… По заднице может дать, если не слушаюсь или ленюсь… Да, это работа, и там мы тренер и спортсмен… Но все равно я ведь все та же. И он тот же… Наверное, все-таки, имеет значение, когда рука тренера сознательно управляет телом своего спортсмена, и когда рука мужчины невзначай касается ножки девушки… Даже если это одни и те же люди…       - На, возьми…       Поворачиваю голову. Он одной рукой забрасывает на заднее сидение свою сумку, а второй протягивает мне маленький термос и хрустящий бумажный пакет. По салону тут же плывет одуряющий запах свежей выпечки.       - Ой… Что вы… Артем Сергеевич… - вот теперь уже и я краснею.       - Бери-бери, - он сует еду мне в руки. – Ты же без обеда сегодня… Да, и без завтрака…       Неужели я на столько голодно выгляжу? Иначе, как он догадался, что я утром сегодня не успела позавтракать, потому что мы с мамой банально проспали?       - Спасибо…       - Поешь спокойно, - кивает он, - и поедем. Не спеши…       То, о чем я уже говорила. Понты с наклейками на меня не действуют абсолютно. А вот обычная, трогательная человеческая забота…       Аккуратно ставлю термос в круглый подстаканник, кладу рядом пакет с булочками… Отстегиваю ремень…       - Что? Что случилось?..       Забираюсь коленками на сидение – иначе мне просто не дотянуться. Протягиваю руки, обнимаю его за шею и целую. Сначала в щеку. А потом в губы…       - Что ты… Что ты… Танюша…       Он мягко отстраняет меня, придерживая за плечи. И я вижу его взгляд… Тот самый взгляд… Снова… И понимаю, что… Могу… Вот прямо сейчас, здесь же, в машине. Или сделать так, чтобы он отвез меня к себе домой… Или в гостиницу… И мне для этого - всего лишь улыбнуться… Провести язычком по губам… Поддернуть юбочку и слегка развести ножки…       Мило надуваю губки и плюхаюсь обратно на сидение.       - Артем Сергеевич, вы – мой герой и мой спаситель, - решительно заявляю я, запуская руку в пакетик. – Ой, какая прелесть… Ням…       Жую восхитительный пирожок с яблоком, запиваю несладким чаем… И чувствую себя… Защищенной. Вот, как он это делает?..       - Хотите? – честно предлагаю ему поделиться вторым пирожком.       - Кушай-кушай, - кивает мне он.       Уже с улыбкой. И с обычным своим взглядом. Внимательным и жестким…       Заморившая червяка и подобревшая, к Аньке являюсь в настроении скорее хорошем, чем печальном. И испортить мне его не может ни характерный больничный запах, который не выветривается даже из самых дорогих и модных клиник, ни выставленное в углу коридора ведро со шваброй, ни противные тетки в белых халатах, одаривающие меня рублем исподлобья.       Палата, где обретается Анюта, сама четырехместная. Но лежит она там в гордом одиночестве. И пока Розин что-то там трет свое с врачами, проскальзываю тихонько к ней…       - Привет…       Румяные щечки. Блестящие глазки. Сама улыбается… Нога, правда, в гипсе, подвешена на какой-то сумасшедшей конструкции… Но ладошки цепко сжимают телефон… Который тут же летит в сторону, едва я появляюсь в дверях.       - Рыжик!.. – она тянет ручки в мою сторону.       Путаясь в не по размеру длинном халате и шурша бахилами, подбегаю к ней…       - Сюда… - она хлопает ладошкой по месту рядом с собой на ее широкой кровати. – Залезай…       Сбрасываю кроссовки и пристраиваюсь к ней рядышком.       И не могу сдержаться – глажу ее по волосам, плечикам, изумительному плоскому животику…       - Иди сюда…       Она заставляет меня склониться над ней и, обвив руками мою шею, целует… Долго… Сладко… Как всегда…       - Дай…       - Подожди… Ты что?..       - Дай!..       Она не сводит с меня своего гипнотизирующего, небесного взгляда и, легонько проведя пальчиками по ноге, запускает ладонь мне под юбку.       - Хочу потрогать…       Прикрываю глаза и закусываю губу.       - Трогай…       - И здесь тоже…       Ее правая ладонь касается моей груди.       - Подожди…       Расстегиваю кофту и позволяю ее пальцам сжать мой сосок под тонкой маечкой… Господи, какой кайф… Сейчас умру…       - Кончи прямо сейчас, - шепчет Анька. – Сможешь?.. Хочу... Чтобы ты…       Не даю ей договорить. А просто прижимаю ее руку к себе… Там… Мгновение… Второе… Третье… У меня с этим легко и просто. Всегда… Давно уже… Могу быстро, могу долго… Могу сколько угодно раз… С ней… С ним… Сама с собой… Наверное, в этом мое счастье…       Без сил валюсь рядом с ней и пристраиваю голову на ее подушке.       Анечка, повернув головку, смотрит на меня своими волшебными глазами и поглаживает меня ладонью по лицу.       - Сладко тебе? – шепчет она. – Скажи… Сладко?       - Да… - ловлю губами ее пальчики. – Очень…       - Любишь меня?..       - Да…       - Скажи, что любишь…       - Люблю тебя… Люблю… Люблю…       Тянусь к ней. Целую ее глаза, щеки, губы… Шейку с двумя такими очаровательными и соблазнительными родинками... Скольжу рукой по ее телу, вниз, под одеяло. Нащупываю резинку тоненьких трусиков…       - Не надо… - Анечка сжимает мою руку.       - Почему?       - Я там… Пахну… В душ, сама понимаешь…       - Какая чушь…       Стаскиваю вниз одеяло, сползаю следом… Ласкаю ее здоровую ножку… Правая замотана выше колена и висит под углом… Но это лишь усложняет задачу, совершенно не делая ее невыполнимой.       Глажу ее через тонкий шелк… Как только что она гладила меня.       - Если кто-то зайдет… - едва слышно произносит Анечка, прикрывая глаза и поднося ладонь к лицу.       - Наплевать, - решительно мотаю головой я и оттягиваю в сторону ее трусики…              Когда, наконец-то, в дверь раздается деликатный стук, мы уже чинно полулежим рядышком, взявшись за ручки, касаясь головами и рассматривая в Анечкином телефоне фотографии красивых мальчиков. Обе, правда, разрумянившиеся и взмокшие… Ну так тепло в палате-то. А было так вообще жарко, ага…       Розин аккуратно приоткрывает дверь.       - Можно?       - Артем Сергеевич!..       Анька с радостной улыбкой тянет к нему руки…       Вряд ли нам удается ввести его в заблуждение своими благообразными позами. Потому что на наших физиономиях нарисовано откровенное и непристойное удовольствие, которое мы буквально вот-вот, только что получили. Обе… Но Розину, похоже, нет до этого никакого дела.       - Анна, - изображает строгость он, пожав и погладив ее ладошки, - ты, я вижу, уже совсем здорова. А тренировки прогуливаешь. Как так? Что мы будем Нинель Вахтанговне объяснять?       Анька тут же ему подыгрывает, корча умильную рожицу.       - Завтра обязательно приду, - серьезно кивает головой она. – Только коньки к костылям примотаю…       Мне смешно, и я тихонько хрюкаю в кулачок.       Розин не большей любитель ерничания, поэтому тоже сменяет серьезный вид на улыбку.       - Ну как ты?..       - Как видите… - она кивает на свой гипс. – Когда укольчик делают, так и не больно совсем… Ну, почти…       - Хорошо… - он присаживается на край кровати и кивает мне. – Поехали. Дай уже подруге спокойно от нас всех отдохнуть.       Грустно вздыхаю. Оборачиваюсь к Анечке и, повернув ее к себе за подбородок, сладко целую в губы. И в ответ на ее испуганный взгляд, виновато улыбаюсь и закатываю глазки.       - Болтушка, - шепчет она, снова касаясь пальчиками моего лица.       Розин спокойно смотрит на наши ласки.       - Послезавтра тебя забирают домой, - говорит он Ане. – К тебе каждый день будет приезжать Артур Маркович. Будете заниматься. Он умеет работать с травмированными спортсменами…       - А вы?..       - А я временно забираю к себе Таню, - он смотрит на меня и кивает. – Будем готовить тебе показательный на Гран При и гонять программы…       - Гран При… - грустно тянет Аня. – Ну вот как это называется?..       Она безнадежно машет руками в сторону своей замотанной в бинты ноги. Розин снова ловит ее ладонь и без улыбки смотрит в глаза.       - В январе юниорское первенство, – спокойно говорит он. - В феврале – кубок России. На первенство я тебя выведу. На кубке – будешь в тройке. Обещаю. Просто… Выздоровей. И слушайся Артура…       Анька смотрит на него своими распахнутыми голубыми глазками, как инок на богоматерь.       - Озерова, - вкрадчиво произносит Розин. – Ты меня поняла?       Она быстро-быстро кивает.       - Ну ладно…       Он еще раз окидывает ее строгим взглядом, потом скашивает глаза в мою сторону и едва заметно подмигивает.       Продираясь по московским заторам в сторону Коньково – молчим. Слушаем музыку. Смотрю в окно на безрадостную осеннюю слякоть, и настроение, поднявшееся было от встречи с Анечкой, постепенно портится.       Розин несколько раз бросает на меня взгляд, мимоходом отвлекаясь от дороги на светофорах. Но заговаривать не пытается. Хотя я вижу, что хочет.       - Артем Сергеевич, - наконец обреченно вздыхаю я, - ну спросите вы уже, наконец, то, что хотите, и покончим с этой темой раз и навсегда…       Он усмехается. Качает головой.       - Мы не вмешиваемся в личные отношения…       - …наших спортсменов, - вместе с ним заканчиваю фразу я, – Слышала сто раз.       - Вот видишь, - произносит он. – Ты все знаешь и так…       Меня начинает захлестывать раздражение, и я резко поворачиваюсь к нему.       - А можно хотя бы на минуту забыть, о том, что я – ваш спортсмен и вспомнить, что я… Девушка… Человек… И мне тоже иногда хочется… Поговорить. Со взрослым, умным… Неравнодушным мужчиной…       Он резко бросает машину в сторону, ускоряется, умело перестраивается из ряда в ряд… И я понимаю, что в Коньково мы уже не едем…       Чтобы вы понимали… И не думали глупостей…       Он останавливается перед входом в какой-то парк… Я не была здесь ни разу. Но место мне нравится… Много деревьев, с которых еще не окончательно облетела листва, убегающие вглубь посыпанные гравием дорожки…       Выйдя из машины, он открывает мою дверь и деликатно протягивает руку. И не вялую тряпочку… А по-настоящему, руку, на которую я могу опереться… Помогает выйти… И сразу же обнимает за плечи.       - Идем гулять, - произносит он…       У неработающего фонтана, в котором плавают желтые и красные листья, стоим вдвоем. И я держу его под руку. Накрапывающий дождик почти не чувствуется. Но все равно… Над моей головой с легким щелчком раскрывается большой черный зонт… А я и не заметила, что он взял его с собой из машины…       Поворачиваюсь… Просовываю руки под его расстёгнутую куртку, обнимаю, как большое дерево… Прижимаюсь щекой к его груди… Приятный, легкий аромат парфюма… Подозреваю, баснословно дорогого…       Так и молчим. Обо всем… Зачем слова, когда он и так понимает все, что я хочу ему сказать, а я знаю все его ответы?.. Мне… Хорошо. И спокойно. Стоять рядом… Под дождем. И чувствовать возле себя мужчину, который никогда не будет моим. И который знает, что я никогда не буду его… Но который, я хочу в это верить, меня не обидит, не оттолкнет, не предаст… И всегда защитит…       Поднимаю голову. И встречаюсь с внимательным взглядом его красивых карих глаз.       - Спасибо, - шепчу я с грустной улыбкой.       - Пожалуйста, - отвечает мне он…