Минус четыре по Цельсию

      Юниорский и взрослый чемпионаты Европы в этом году у нас совпадают по времени и приходятся аккурат на последнюю неделю февраля. На мой день рождения. Ну… Подумаешь… Тоже мне, беда большая… Все равно в Москве никого из друзей не остается…       Ланской с Катькой, в сопровождении Нинель и Муракова уезжают в австрийский Грац, покорять взрослые вершины. Кате повезло. Перед Олимпиадой Нинель решает не посылать Юльку на Европу. Чисто чтобы не надорвалась раньше времени. У нее вообще подход такой… Если в запасе есть что-то оглушительное, что гарантировано должно выстрелить, то лучше это придержать до самого главного старта сезона, чем распылить везде и всюду по чуть-чуть. Юлькин «Список Шиндлера» должен выстрелить. Так пускай уже стреляет в Сочи… Ну, а поскольку Катька у нас в статусе запасной, то в компанию с Аделиной ее ставят без разговоров. Чему они обе страшно довольны. Подружки…       Сережка уезжает в Австрию с двойственными чувствами. Во-первых, не понятно, что с его заявкой на участие в олимпиаде. Федра тупит, не говорит ни да, ни нет. Очевидно, что он, со своим первым местом на отборочном чемпионате поставил всю нашу старперскую верхушку в тупик. И теперь как-бы и в сборную его брать западло, потеснив именитых и великих, и отмахнуться от него просто так тоже не по понятиям… Короче, есть подозрение, что на Европу его выпихнули специально, чтобы он там облажался, и чтобы у федерации появился хоть какой-нибудь, пусть куцый, но аргумент прокатить его мимо Сочи. Посмотрим. Сержик объективно сейчас не на пике формы – как раз не хватает ему недели-двух, тех самых, которые до олимпиады остаются. Жаль, конечно… Но он сам больших надежд на этот чемпионат не возлагает – в тройку бы попасть.       Во-вторых, его лучший друг Юзик уехал в свою Японию. Выучился всему, чему хотел и был таков. Ланскому теперь тоскливо в женской компании. Не с кем похулиганить, некого матюкам поучить… Но Юзик парень воспитанный. Вежливо попрощался. Пообещал, не забывать и вообще…       - До встреси в Саппоро, рызая красотка, - он улыбается во все свои кривые зубы.       - Давай, Юзик, удачи тебе в Сочи…       Целомудренно обнимаемся, едва касаясь руками.       - Пойду сказу пока Анецьке.       - Иди. Она в атриуме, уроки делает…       - Сто делает?       - Хомворк фор скулл, - коряво объясняю я.       Юзик кивает и, махнув мне на прощание, уходит. Строить глазки Аньке. Ромео…       В-третьих… Ну… Да… Мне тоже грустно. Хотя и не увидимся всего чуть больше недели. Но все равно… Будем вечерами с ним по Скайпу болтать. Ну, и все такое...       На свой юниорский чемпионат я еду в Литву, в Вильнюс… С Розиным и Клейнхельманом. Хотя, наверное, Артем Сергеевич предпочел бы поехать с Катей, все-таки он ее почти год вел… Но Нинель решила по-своему. Тянуть с собой третьего тренера в Грац смысла нет, это понятно. Ну а брать вместо Муракова кого-то… Все же взрослые старты поважнее да попрестижнее юниорских. Тренерский штаб должен быть во всеоружии. Очевидно, что дядя Ваня ей там нужнее, хотя бы за счет опыта своего немалого. Да и с Сережкой по технике практически все время только он работает…       Прикинув так и эдак еще в Москве, мою короткую программу решили не усложнять, и оставили каскад лутц-тулуп. Хотя лутц-риттбергер я уже подсобрала до стабильного уровня, и в общем-то готова показывать… Но вердикт главного тренера как всегда лаконичен.       - Нет.       - А-а… Э-э-э…       - На мире прыгнешь.       - Ага…       Слушаюсь, товарищ командир. Это я уже про себя. Чтобы снова в планку не поставили…       Благодаря прошлогодним Катькиным подвигам на юниорских первенствах, в этом сезоне у нас три квоты у девочек. И если бы не Анькина травма, мы бы поехали в Литву с ней вдвоем… Но, случилось то, что случилось, и от «Зеркального» еду я одна – остальные места заполнили девочки из ЦСКА, ученицы Буйновой и Орловской. Мы знакомы, видели друг дружку на контрольных прокатах и на отборочном старте. Здороваемся вежливо, живем в одной комнате... Но не общаемся. Вижу, что не ко двору я своим сокомандницам… Не то, чтобы переживаю по этому поводу. Но неприятненько как-то… Одно дело, если дурная слава о моем скверном поведении и сомнительном моральном облике просочилась за стены «Зеркального» - вот просто плевать хотела. Завидуйте, раз сами еще из кукол не выросли. Но если это ревность к моим спортивным результатам… Извините… Я ни у кого ничего не украла. Все своими ножками вытанцевала и выпрыгала. Никому не мешаю быть лучше меня. Вот… Но, по итогу, как есть. И я не жалуюсь. Потому что моя компания – это Артур Маркович и Артем Сергеевич.       - Таня, не раскачивайся так сильно перед прыжком, - громко комментирует мой свежевыполненный тройной лутц Клейнхельман. – Угол у тебя на грани. Еще чуть-чуть и не вывезешь…       - Хорошо, - киваю я.       - Если устала, просто не делай… Потому что падения мне здесь не нужны. Поняла?       - Не устала, - вытираю мокрый лоб рукавом. – Сейчас сделаю…       - Давай…       Нас много. Двадцать восемь девочек, двадцать пять мальчиков. А еще есть парники и танцоры… Но с ними мы не пересекаемся. А вот между одиночниками лед строго поделен поровну, мы разбиты на группы и у каждой не больше получаса днем и вечером. Те, у кого сегодня старт получают еще дополнительный час, но на всех сразу… Короче, особо не разгуляешься, и каждую минутку твоего льда следует использовать бережно и с умом. Само собой, мы тратим это время, в основном, на прыжки и вращения. Все остальные тренировки проходят в зале. Там тебе и скакалки, и жгуты, и сферы для тренировки баланса, спинеры, беговые дорожки… Все, что угодно. И длинный коридор для отработки прыжков на полу. Как видите, на одном льду свет клином не сходится. Мы даже дома занимаемся большую часть времени в зале – лед у нас только час утром и час вечером. И две получасовые раскатки… Так что, те, кто думает, что мы с утра до ночи радостные ездим по кругу в свое удовольствие и мило беседуем с добренькими тренерами – гуляйте лесом.       Артур Маркович изменился. К лучшему. Уже и мягкости в нем поубавилось. И ноток жестких стало больше. Разобрался, кто есть кто, и кто чего стоит. Не стесняясь гоняет в хвост и в гриву Вальку и Катьку, когда Розину некогда ими заниматься и им выпадает тяжелая судьба в виде Клейнхельмана. Спокойно, размеренно и требовательно общается с Ланским, подчеркнуто игнорируя его косые взгляды и недовольную физиономию. Тот же, нужно отдать ему должное, ограничивается лишь внешними проявлениями, ни на секунду не забывая о работе, и старательно отрабатывая все, что говорит ему Артур. Правда Клеем он его за глаза продолжает обзывать… Со мной тоже у него стабильно ровные, рабочие отношения. Ту мою выходку, в первый день его работы, он иногда вспоминает. С улыбкой. Особенно, если я ленюсь, что-то не делаю, он может, как бы невзначай поинтересоваться, ничего ли у меня не болит, особенно в области ноги и выше. Обычно, в таких случаях, я краснею и выполняю все его задания с особым тщанием… В Аньку же Клей влюблен. Вот что вы мне не говорите… По уши. Как мальчишка. Смотрит на нее так… Вот на меня никто еще так не смотрел. Нет, смотрели, и смотрят – кто с желанием, кто с восхищением… С интересом. Как на девушку… Артур Маркович смотрит на Анечку, как на божество. С искренним и незамутненным обожанием. А как он с ней возился, когда она, одноногая, приезжала в «Зеркальный» хоть как-то заниматься… На руках носил, коньки шнуровал, под ручку возил… За плечики и за талию так чуть ли не двумя пальчиками поддерживал, словно боялся еще ей чего-нибудь сломать. Я над Анькой даже подтруниваю иногда…       - Прижмись ты к нему сиськами уже, ну хоть разочек, - ерничаю я. - Интересно же посмотреть на реакцию…       - Ай ну тебя, - тут же краснеет Анечка. – Все опошляешь, одно у тебя на уме…       - Ну или попкой бедра его коснись, ну так, как бы невзначай, - продолжаю фантазировать я. – Или писькой о ладонь… Вот интересно, одернет руку? Или сделает вид, что не заметил… Или…       - Танька! – она возмущенно шлепает меня по плечу. – Прекрати сейчас же…       Ухохатываюсь над ее реакцией.       - Что, Озерова, представила, да? Лицо его… И взгляд… Хе-хе… Ух ты, раскраснелась аж вся. А ну-ка, дай-ка…       Подбираюсь к ней поближе.       - Чего тебе, - подозрительно смотрит на меня она.       Оглянувшись по сторонам, не подсматривает ли кто, запускаю руку к ней в шортики.       - Что ты творишь?.. - шепчет Анечка, не пытаясь, правда, вырваться. - О господи…       Лучезарно улыбаюсь.       - Ну, что я и говорила, - констатирую. – Мокренькая. Готовая к употреблению… Нравится тебе Артурчик, да?       Анька фыркает, выворачивается, откатывается от меня… Потом поднимает на меня взгляд и показывает кончик розовенького язычка.       - Поняла, - киваю, делаю приглашающий жест в сторону калитки. – После вас…       Ну вот… Фантазируем мы иногда. Так… Дурью маемся… Острых ощущений нам мало… М-да…       Розин Артуру не мешает, и в его работу не вмешивается. Во всяком случае, я ни разу не видела, чтобы он что-то там ему советовал или указывал, как делать. Переняв на себя функции технического тренера, Артем Сергеевич заменяет мне в Литве дядю Ваню, даже не пытаясь что-то комментировать касательно постановок и артистизма. Несмотря на то, что программы-то ставил мне он… Ну… Вот так. Субординация – это не только для спортсменов. Для тренеров тоже… Кем бы вы там в миру друг другу не приходились…       - Ногу не криви сильно, и не отклячивайся так уж… - комментирует он мой бильман. – Спину ровнее и голову тяни… Во-от… Работай за счет растяжки. Иначе на вращении тебя будет носить из стороны в сторону…       Повторяю элемент с учетом его замечаний. Раз… И два…       - Хорошо… - сухо констатирует он. – Давай дальше…       Я скучаю. Вот откровенно. По Белогорску… По нашим с ним беседам… По тому осеннему парку… И мне интересно было бы узнать, скучает ли по этим нашим общим воспоминаниям Артем Сергеевич. Но он со мной на эти темы не заговаривает. А сама спрашивать я стесняюсь…       Я уже говорила, что мне не интересно описывать соревнования. Ну выехали, ну откатали… Всегда ведь практически одно и тоже… Только надписи на бортиках меняются. Да…       Но вот этот первый в моей жизни чемпионат Европы я выиграла. Снова, между прочим. Не с таким обалденным результатом, как на Гран При… Но и уровень конкуренции, сами понимаете, такое себе… На Гран При приезжают только лучшие из лучших, рейтинговики, и те, у кого заявлен сложный контент. А на Европу прутся все подряд. Поэтому… Поэтому и получается так, что я спокойно, почти без напряга набираю где-то на пять с половиной балла меньше своего лучшего результата в сезоне, но уверенно обхожу конкуренток. Эстонскую фигуристку с труднопроизносимым именем и фамилией. И девочку из Польши, веселую, смешливую такую… Из бывших наших. Олю… Мы даже две минутки успеваем с ней поболтать перед награждением… Она раньше в Питере жила. А сама такая… Ну вот, как Ланской меня называет иногда. Очаровательная маленькая женщина. Вот, это о ней тоже. Четырнадцать лет, но уже фигурка, ножки, попочка, грудочки… И все такое сочненькое… Ну и взгляд с улыбкой… Готова об заклад биться, что кто-то этим взглядом ее уже наслаждается долгими темными ночами… И не только взглядом… А и всем остальным тоже… Рыбак рыбака…       На показательных меня ставят последним номером. Случай, в общем-то из ряда вон, потому что традиционно заключительное выступление отдают первым в танцах или мужчинам-одиночникам… А тут я… Но, вы знаете… Может это и немного нескромно… Но меня встречают так, как никого до этого. Даже музыку задерживают на несколько секунд, потому что зрители просто не могут успокоиться, и мне приходится проехать дополнительный круг, маша всем руками о посылая в зал воздушные поцелуи. Неожиданно… И очень приятно. Я люблю, когда я нравлюсь…       В мой показательный номер Артур Маркович вложил идею, как если бы я начинаю рассказывать свою историю будучи ребенком, а во второй части взрослею и, превратившись из девочки в девушку смотрю на мир уже другими глазами. Музыку взяли «Хихо де ла луна» Сары Брайтман, и изначально была идея, что я должна буду спуститься на лед из-под потолка, сидя на светящемся полумесяце луны, а в конце на нем же улететь обратно. Не прошло. Я, вообще-то, с тренерами не спорю никогда – у серьезных спортсменов это не принято. Но здесь…       - Артур Маркович… Я туда не полезу… Я боюсь…       - Чего ты? – он улыбается, думая, что я просто ломаюсь. – Будет же классно. И страховка обязательно…       - Мне страшно…       - Да ну, глупости…       Чувствую себя загнанной в угол и меня начинает трясти.       - Я туда не полезу, - повторяю я с непроизвольной истерикой в голосе. – Делайте что хотите со мной…       - Да что ж такое?..       Он даже не раздражается, искренне видя в моем отказе то ли детское упрямство, то ли обычное нежелание делать что-то новое. К счастью, ко мне на помощь приходит Нинель.       - Артур… Оставь ее… Не надо.       - Но ведь это…       - Оставь, я сказала… - Нинель бросает взгляд на меня, бледную и испуганную, и, повернувшись вновь к Клейнхельману, качает головой. - Она высоты боится до судорог. Потеряет, не дай бог, сознание от страха…       - А-а-а…       - Давайте все тоже самое, просто не выше ее роста… - она водит рукой в воздухе. - Вылетела, соскочила… Потом обратно залезла и уехала в темноту, да? Так сделаешь?       Она снова смотрит на меня. Спрашивает… Меня!..       Сглатываю комок ужаса. Застрявший было у меня в горле.       - Сделаю, - сиплю я. – Если не на высоте, то сделаю что угодно… Только не…       - Ну вот и договорились…       Меня попускает через минуту или две, и я возвращаюсь к тренировке. Подъезжаю к Артуру за заданием…       - Слушай, Таня… Прости, - он хмурится и как-то даже с преувеличенной заботой смотрит на меня. – Я не знал, что ты…       Не хватало, чтобы тренер передо мной извинялся.       - Артур Маркович, - качаю головой я, - проехали и забыли. Вам просто не сказали… Я с детства боюсь высоты, мне даже к окну подходить страшно было, когда в высотке жили…       Снова чувствую, как отливает от лица краска, стоит мне просто вспомнить открытое окно и ощущение жуткой бездны в нескольких сантиметрах от меня.       - Таня… Таня!.. – он хватает меня за плечи. – А ну дыши… Давай-ка, глубоко…       Ну вот… Есть у меня такое. Уж точно была уверена, что в фигурке этот мой кошмар ко мне не вернется. И поди ж ты… Но выезд на полумесяце мне сделали щадящий. Я даже когда сижу на нем, то свешиваю ножку и зубцом, слегка, чиркаю по льду. Мне так спокойнее…       Первая часть показалки у меня выглядит как облегченная короткая, с одним четверным и каскадом лутц-тулуп три-два. Шажочки-связочки, волчок второго уровня, и заезжаю в темную, неосвещенную часть льда. Быстро сбрасываю с головы обруч и выдергиваю палочку, которой к моей голове крепится легкая пластиковая чашечка, удерживающая мои волосы в собранном состоянии. Обычно, чтобы закрутить и зафиксировать волосы я плету тугую косу, которую потом укладываю и закручиваю на затылке. В этот раз приходится обходиться без косы…       Встряхиваю головой, руками отбрасываю назад рассыпавшиеся по плечам пряди и снова вылетаю на освещенный лед. Все приготовления занимают у меня не больше пяти секунд…       Зал ахает от неожиданности.       Доезжаю дорожки, конечно же кантилевер по длиной дуге и с вытянутыми руками… Последовательность вращений с запрыжкой и со сменой ног… Все по-честному. Никто не ищет легких путей. Ну и, под занавес, подкатываюсь к снова выехавшей ко мне из темноты луне, усаживаюсь и улетаю. Лунная девочка такая…       Зал просто неистовствует, вопя, свистя и аплодируя. И снова, небывалый случай для показательных – меня выталкивают для финального поклона… И с трибун на лед потоком летят мягкие игрушки… Рыжие лисята… А я такая… Просто не знаю что делать… Кланяюсь на все четыре стороны… Сияю, как юбилейный рубль… А самой разреветься от счастья хочется – капец.       Подбираю со льда одного лисенка… Смешной. Рыжий. С ухмыляющейся хитрой мордой. Ну вылитая я. Хм…       Получается… Они специально их покупали… И принесли сюда… Чтобы бросить мне… Именно мне… Не кому попало. И не всем подряд… То есть… Они пришли ради меня… Значит, не зря… Все это время… И тогда, в октябре… Как же она все знала…       Приседаю и хватаю еще одну игрушку. Такую же…       Подарю… В крайнем случае - отдаст собаке…              Сережка-а-а… Блин… Ну как так?..       В произвольной… На последнем прыжке… На простеньком тройном флипе… Как же ж обидно-то…       Трансляцию из Граца смотрим втроем в номере Клейнхельмана. Я кручусь и подпрыгиваю от возбуждения на застеленной кровати. Артем Сергеевич с Артуром Марковичем чинно восседают в креслах по бокам. На этот раз я в спортивном костюме. Никаких задранных до пупа юбок и ножек напоказ. Тут взгляды могут быть… Совсем другие…       Когда Ланской валится с флипа, я, следом за ним, падаю спиной на кровать и бессильно грожу потолку кулаками.       - Ну почему, блин?...       - Вперед наклонился сильно, - бесстрастно комментирует Розин. – Тоже самое, что у Озеровой было, когда она ногу сломала… Счастье, что без травмы в этот раз…       Артур согласно кивает. Вижу, что оба они расстроены. Просто не показывают этого так явно, как я.       Прирожденный спортсмен, Ланской, забыв о падении, спокойно, без нервов, докатывает программу. Делает на максимум все вращения, вторую дорожку… Финалится… C лишенным эмоций лицом, раскланивается и катится к калитке.       Мураков расстроен. Аж красный весь… Нинель спокойна.       В «кике», еще до оценок, Сережка, хмурый, сидит между тренерами. Но вдруг, неожиданно оживает и даже улыбается.       - Рыжуля, любимая… - он показывает ладонями сердечко. – Поздравляю… Ты лучше всех…       Уй-и… Чувствую, как щеки краснеют… Приятно…       Это не о вчерашней моей победе… Об этом мы уже успели поговорить… Это он меня с днем рождения поздравил… Хороший мой… Ну что ж ты-то так?..       Нинель, улыбаясь, держит руку у него на колене… Объявляют оценки… Сережка получает максимум из возможного… Минус балл за падение… В результате – второе место по результату двух программ, меньше балла проигрыша спортсмену из Франции. Нинель тормошит его за плечи.       - Нормально, - говорит она, повернувшись к нему. – Молодец…       Глядя в экран, Розин качает головой, а Артур расстроенно кривится.       - Прощай, олимпиада, - произносит Артем Сергеевич. – Клюв теперь не отвяжется… Аргументов больше нет…       Клейнхельман согласно кивает. А я любопытно вострю ушки.       - А Клюв, это кто?       Розин хмуро на меня смотрит. Но потом вяло машет рукой.       - Шиповенко… - произносит он.       - Евгений Викторович?       - Уж не знаю, с легкой ли руки, точнее, языка твоего приятеля, - Розин кивает на суетящихся в телевизоре возле Ланского тренеров и журналистов, - или еще кого-то… Но уже два года его по-другому никто не называет. За глаза, естественно…       - Прикольно…       Клейнхельман качает головой.       - Не думаю…       - А в чем дело?       - А в том, - Розин сплетает ладони на затылке и откидывается на спинку кресла, - что Женя вбил себе в голову, что ему просто необходимо выступить на олимпиаде в Сочи…       - И победить, - добавляет Артур.       - В идеале – да, - соглашается Розин. – И вот он уже и Федерацию уговорил, и Федина на свою сторону перетянул, по старой дружбе, чтобы он ему посодействовал… И тут появляется Ланской со своим феноменальным результатом. Выигрывает чемпионат страны… И путает ему все карты…       - Ты, кстати, знаешь, - Клейнхельман поднимает палец, - говорят, федра устроила ему закрытые прокаты… И по баллам он там…       - По баллам, Арчи, - перебивает его Розин, - Клюв отсасывает у Валета минимум на десятку…       - Да-да, - соглашается Артур, - я тоже это слышал…       - Но вроде бы Бисяев лично ему пообещал, что если этот, - кивок на телевизор, - просрет Европу, то квоту на Сочи отдадут ему…       Клейнхельман теребит бороду.       - М-да… Ну а наша-то что?       - А что наша? - Розин пожимает плечами. - Мало того, что Лептицкая в фаворитах, так еще и Асторная отодвинула Камышинскую даже от запасных. Можешь себе представить, что там Федин о ней поет в уши Пахомову и Зайцевой… Ради малого она воевать с ними со всеми не станет. Даже ради него… С золотом Европы – да. А так…       Я смотрю то на одного, то на другого… И не рискую перебивать. Потому что интересно… И так классно они общаются… Никогда ж не присутствовала…       - Так что, Таня, - Розин, оказывается, не забыл о том, что я еще здесь и все слушаю, - другу нашему, похоже, обломилось…       Странно… Но… Я, конечно, многого не понимаю… И тем не менее…       - Но ведь Евгений Викторович, - робко говорю я, - он же… Э-э-э… Не совсем… олимпийского возраста…       Розин тонко улыбается, а Клейнхельман не скрываясь смеется.       - Тридцать один год это и правда, не семнадцать, - произносит Артем Сергеевич. – Но это не имеет значения. Если вас не интересует результат.       Я не понимаю всех этих интриг и тайн… Наверное, в силу возраста… А может быть моего ума не хватает на это вот все… Но мне очень обидно, что Сережка не поедет на олимпийские игры. О которых он очень мечтал. Не говорил об этом в открытую… Но я-то знаю…       - Жалко… - грустно вздыхаю я.       Розин косится на меня и исподтишка подмигивает Клейнхельману.       - Ладно, - он упирает руки в подлокотники кресла. – Кино посмотрели – пора баиньки. Идем, Таня, отведу тебя в твой номер. А то с Артуром Марковичем тебя оставлять опасно… Заболтаешь его… И пропадет человек ни за что…       Артур слегка краснеет, маскируя смущение легкой улыбкой. А я с готовностью сползаю с кровати и сую ноги в кроссовки. Ладно уж… Такую характеристику моей неотразимости я тоже принимаю. Хоть что-то…       Когда мы заходим с ним в лифт, он на секунду замирает, перед тем, как нажать нужную кнопку. Его этаж восьмой. Мой – пятый… Можно ведь выбрать светящийся кружочек с цифрой восемь. И… Не знаю… Наверное, я не стану возражать…       Жду его глаз, чтобы они встретились с моими…       И вот он смотрит на меня… Долгим взглядом... А потом молча качает головой.       «Нет…»       С грустной улыбкой слегка пожимаю плечами.       «Как хотите…»       Взгляд… Глубокий… Бездонный…       «Очень хочу… Но… Нет…»       Киваю… Отвожу глаза…       «Нет, так нет…» Он поднимает руку и выбирает пятерку…