Минус четыре по Цельсию

      - Не спорь со мной!       - Буду!       - Будешь выглядеть как идиотка!       Она сверлит меня уничтожающим взглядом, а я в ответ упрямо поджимаю губы. Но, не выдержаваю и опускаю глаза.       - Все равно буду…       Нинель раздраженно поводит плечами и медленно кладет руку на бортик.       - Я не собираюсь тебя убеждать или уговаривать, - произносит она с натянутым спокойствием. - Либо ты делаешь то, что я тебе говорю, либо уходишь. Понятно?       - Я… Все равно… Могу…       - Таня! – ладонь на бортике сжимается в кулак. – Тебе понятно или нет?       «Так нельзя… Это не честно… Вы обещали…»       «Подчиняйся. Или плевать я хотела на все мои обещания.»       Чувствую себя революционером на допросе. То есть, мне кажется, что они все, которые против власти идут, должны так себя чувствовать, когда их ловят и обвиняют во всех грехах… Тыкаю зубцом конька в ледяную кромку у бортика и с упертостью осла молча пялюсь вниз.       - На меня посмотри, пожалуйста…       У Нинель есть все законные права на меня негодовать. После моей вчерашней короткой. Которую я с дуру ли, или от усталости, короче, прокатала ниже всех своих возможностей. Еще и с трикселя проклятого свалилась под конец. И в результате приплелась аж на четвертом месте, пропустив вперед себя Аньку… Ладно бы только ее. А еще Лизель… И, что вообще недопустимо, бельгийку Хендриксон. Как меня тренеры не прибили прямо в кике – ума не приложу. Даже всегда спокойный и сдержанный со мной дядя Ваня встретил меня со льда таким свирепым взглядом, что мне захотелось вернуться обратно… Не на лед, нет. В Рязань… И вот сейчас, накануне второго старта, Нинель решила вернуть меня с моих небес на грешную землю.       - Таня…       - Что?       Медленно поднимаю взгляд. И читаю в ее глазах лишь ледяное спокойствие и строгий математический расчет.       - Катаешь завтра с дупелем и без четверного флипа, - повторяет она, словно заклинание, то, с чем вся моя натура не может заставить себя согласиться. – Это все.       - Зачем вы занижаете мне планку? – шепотом, чтобы не сорваться в истерику, спрашиваю я.       Нинель устало качает головой. Но говорит без раздражения. Как с маленькой.       - Тебе хватит контента чтобы обойти Камышинскую. Третье место…       - Третье место? – сердито перебиваю ее я. – Да я могу завтра выиграть!..       Снежная королева напоколебима как скала.       - Можешь, - кивает Нинель. – В последний раз в жизни. Не сможешь восстановиться к Парижу… Не сможешь, не сможешь, не кривись. Думаешь я не понимаю? Времени мало… А там, либо травму получишь, либо снова облажаешься. И что мне прикажешь с тобой после этого делать? Накануне олимпийского сезона…       Чувствую, как намокает губа под носом и без всякого стеснения утираюсь рукавом куртки. Нинель машинально берет со стола мою таксу-салфетницу и протягивает мне.       Окунаю горящее лицо в спасительную сухую свежесть.       - Ты, душа моя, определись, - уже с насмешливыми нотками добивает меня Нинель. – Кем ты хочешь остаться в спорте, чемпионкой не пойми чего, или…       - Или! – перебиваю ее я, одновременно громко сморкаясь.       Мне нужна моя олимпиада. Моя олимпийская медаль. Мое золото… Поубиваю нафиг, глотки поперегрызаю всем, кто попробует у меня его отнять…       Сую противные, сопливые салфетки в стоящую у бортика урну и, зло прищурившись, смотрю на моего тренера.       - Я выиграю олимпийское золото в следующем году, - цежу сквозь зубы я. – Или сдохну…       Нинель наконец-то усмехается, едва поддернув вверх кончики губ. Но я вижу, что эта очередная победа, одержанная ею над моим характером, радости ей не приносит.       - Иди и выиграй завтра у Лизы, - произносит она устало. – Третье место… Оно большего не стоит.       «Не пусти конкурентку на пьедестал. И все тебе будет…»       Наверное, это я должна была бы прочитать в ее глазах… Или мне показалось?       В любом случае, как ни прискорбно это осознавать, меня в очередной раз перевербовали и переубедили. Сначала силой, потом логикой и под конец – подкупом. А что делать? Сама виновата. Как всегда – сама. Налажала – разгребай. А главное – делай, что тебе говорят. Не думай – за тебя партия думает. Точнее, тренерский штаб. А тренерскому штабу однозначно виднее, как и что выполнять их спортсмену.       - Артур Маркович!       Нинель лишь слегка повышает голос, но слышит ее весь дворец, включая немногочисленных зрителей на трибунах. Гоняющий же по кругу Аньку Клей тут же вопросительно поворачивает голову в нашу сторону.       - Давайте мне сюда Аню, - повелевает Нинель. – А вы сейчас вот с Таней… Ну, как мы вчера договаривались… Да?       Клейнхельман кивает.       А я снова чувствую себя фигурой на скользкой и холодной шахматной доске. Фигурой не самой слабой. И где-то даже ценной…       Но совершенно не способной побеждать без железной воли игрока.              С акселя я конечно же свалилась…       Первый прыжковый элемент – и все, как водится, идет у меня по бороде. Кривой заезд, нечеткий поворот, медленный замах… Слабый толчок… И приземление с недокрутом почти в три четверти, с неизбежным в этом случае падением на правое бедро. Глупо. Больно… И невыносимо обидно. Потому что все мое внутреннее чутье, все жилочки и мышцы хором, в унисон вопили мне, чтобы не слушала я тренеров и прыгала триксель, мы, мол, вытянем, справимся, мы можем… Короче… Может тройной и можем, но с дупелем, вот, не смогли.       Что ж…       Мысленно утерев сопли, не взирая на боль во всем теле, я резво вскакиваю со льда, секунды на нем не провалявшись, и наотмаш, с пустой головой и дурацкой улыбкой на лице, катаю программу дальше. С двумя квадами, двумя каскадами, секвенциями вращений, дорожками… До самого конца. Без единой помарочки. На все максимальные гои.       И аж сама офигиваю, сидя в кике, когда, даже не смотря на сорванный элемент и дедакшн за падение, судьи отваливают мне такие баллы, что становится ясно и понятно – задание выполнено. У Лизель, с ее невнятными прыжками и туговатой техникой, против меня нет шансов, пускай даже она меня и обходит после короткой на несколько баллов. Ну, а если еще и бельгийка начерепыжит сейчас ошибок, то кто его знает…       Сидящий слева от меня дядя Ваня, не сдерживаясь, хватает меня за плечи и радостно встряхивает. Не говорит ни слова похвалы. Но довольно улыбается до ушей. И хитро косит глазом. А это тоже дорогого стоит.       - Вот так работала бы всегда, - слышу я справа змеинное шипение, - не было бы у тебя ни проблем, ни заёбов, прости господи.       Проворачиваю голову и с неизменным, вот уже столько лет не покидающим меня восхищением смотрю на совершенных линий греческий профиль. И на обрамляющие его золотистые локоны.       - Спасибо вам… - произношу я четко и громко.       Чтобы все слышали. Чтобы весь мир знал…       Она молча, едва заметно кивает. И лишь легкое подрагивание кончиков ее губ позволяет мне ощутить и понять – меня поняли. И восприняли.       - Озерову не обскачешь, - бубнит мне в ухо дядя Ваня, провожая к закутку временных победителей, где традиционно сидят трое тех, кто по оценкам судей на данный момент лидирует в соревнованиях, - но Еву мы однозначно можем обойти. Эх… Если бы не твой этот аксель…       - А я говорила, - наглею на правах отстрелявшейся я, - не мизеритесь, не упрощайте мне нагрузку…       Мураков устало отмахивается от меня рукой и не пытается ни возражать, ни убеждать.       - Ладно… Посмотрим, что там Хендриксон покажет…       Ну… Что вам сказать… Хендриксон показала.       На фоне совершенно расстроенной и упавшей духом Лизы Камышинской, с трудом доползшей до конца проката и пристроившейся тремя баллами ниже меня, бельгийка Ева откровенно зажгла. Тут даже я ничего не могу сказать. Да, без четверных, но с двумя трикселями и чистейшим всем остальным, Хендриксон как смогла растопырилась, наизнанку вывернулась, но в общем зачете семь десятых балла у меня таки выгрызла. И, без смущения отпихнув меня в сторону, вся из себя взмыленная и сияющая взгромоздилась после кика на облюбованном и нагретом мною для себя кресле временного чемпиона. Ну, а я… Не показываю виду. Улыбаюсь. Не прокатило у меня сегодня на авось. М-да… Ну, ничего. Настанет еще мое время…       Хоть и слабым, но все же утешением явилась в тот день законная и ожидаемая победа Аньки. Анютки моей… Эта просто всех уделала, ни разу ничего не сорвала, тут споткнулась, здесь недокрутила, но в целом – красотка. И я совершенно искренне за нее рада. Пускай даже сама сподобилась только на бронзу, но ничего. Стоит только судьям огласить Анькины баллы и отвратительную довольную ухмылку пучеглазой бельгийки тут же сменяет кислая мина. Что очевидно идет неплохим бонусом и компенсацией за все неудавшееся мне сегодня.       И знаете… У меня прекрасное настроение. Вот честно. Откатали старт. Показали результаты. Через полтора месяца «мир», где все сложнее, круче и престижнее. А это значит нас ждут без малого шесть недель упорного труда и усталости… Но ведь это все то, что я люблю. Правда? Правда.       - Девчонки, какие планы на завтра? Вино, кино и домино? Или по-взрослому - водка, лодка и…       Уже вечером, после всех награждений, поздравлений и обязательного общения с прессой, нас с Анькой и Лизой перехватывает в вестибюле местная братва. Два питерских гусара, Щедрик с Семеновым, тут как тут готовы демонстрировать молодецкю удаль.       - Так, Миша, не приставай к девушкам, - строго смотрит на Щедрика Лиза. – Без пяти минут жених, а туда же, голову морочить…       Мишка прячет смущение за нахальной улыбкой, но покрасневшие уши его предательски выдают. О том, что у него серьезный роман с одной из девочек из парного катания слухи ходят давно. Но раз Лиза вот так, в открытую об этом намекает, значит это не только слухи.       - Мы не морочим голову, - нахмурившись, очень серьезно качает головой Женька. – Мы приглашаем. Завтра поехать в Пушкин – там как раз заканчиваются новогодние ярмарки…       Женька смешной и очень милый, когда пытается оправлываться. Даже если его никто пока ни в чем не обвинял. Увы, в этот раз не получится…       - Нас не отпустят, - со вздохом пожимаю плечами я. – У нас на завтра расписаны тренировки, днем лед… И показательные вечером…       Аня с готовностью и, явно, с облегчением быстро-быстро кивает в подтверждение моих слов. А что делать? Может быть кто-то и может себе позволить выходной после соревнований. Мы – нет. Тем более, Нинель особенно настаивала на том, чтобы мы обязательно, хотя бы на полчаса выехали завтра позаниматься, перед стартом произвольных программ танцоров…       Женька смотрит на меня с абсолютно откровенной и неприкрытой грустью. Ох ты ж, господи…       «Не пались! – на мгновение сверкаю взглядом я в его сторону. – Болтать же будут…»       Но он меня не слышит…       Совершенно.       Как можем мы без слов, только взглядами и дыханием разговаривать с Сережкой… Могли… Как умеет ловить мои желания и читать мысли Артем… Как с полуслова понимаем мы друг друга с Анькой…       Так вот, ничего этого у меня не получается с Семеновым. Полнейшая, непробиваемая тьма. В которую я кричу – не могу докричаться… А заглядывать – так даже не пытаюсь.       К счастью, неловкая ситуация не успевает нарисоваться. Потому что в вестибюле, всей своей сиятельной персоной появляется Ланской со свитой в виде нашего тренерского штаба. А это значит, что у нас, золушек, время истекло. И, как в сказке, чтобы не оказаться верхом на тыкве в непотребном виде, нам следует максимально быстро чухать в свой замок, то есть отель, пока злая мачеха чертей не надавала…       - Давайте, давайте, заканчивайте уже… - энергично подгоняет нас на ходу Нинель. – Время позднее. Пока доедем…       Я чувствую, как обнимает меня за плечи Сережка.       - Танюш…       И вижу, как мгновенно стеклянеет Женин взгляд. Как ложится на его лицо маска холодной неприязни. Ужасно неприятно, недостойно, когда ревность яростная и неудержимая. Это оскорбительно и… Обидно. Но когда вот так… Когда она холодная и молчаливая… Это страшно.       «Дурачок… Глупенький… Я не с ним. Больше нет. Это просто жест. Дружеский. Не надо так… Я не его больше…»       Смотрю на него. И невольно вздрагиваю.       «Ты моя… - ледяным дуновением приходит мне послание из тьмы. – Только моя… Навсегда.»       Женька отводит взгляд слишком поздно. А может быть специально задерживает его на мне и на Ланском. Чтобы мы заметили. Мы – заметили.       - Что с лицом, Жэкич, - шутливо интересуется у него Сережка. – Съел что-то?       Он сжимает ладонью мой локоть, другой рукой привлекая к себе Аньку. И в общем-то даже не особо интересуясь ответом на свой вопрос. Женьке же хватает мгновения, чтобы взять себя в руки.       - Вспомнил, что оставил в раздевалке перчатки, - пожимает плечами он, слегка улыбнувшись.       - Бывает… - хмыкает Сережка. - Ну, давай, пока-пока.       Меня настойчиво тянут в сторону выхода. Но я успеваю последний раз взглянуть на питерских парней. Мишку, сосредоточенно пялящегося в телефон. И Женьку, пустым взглядом рассматривающего что-то на стене.       Плохо дело… Очень плохо.       Не зря в свое время зло шутила моя бабушка, приговаривая, что чтобы от хождения по граблям была польза, к ним нужно привязывать топор. Беда, в общем. И что делать не знаю, и поговорить не с кем. Скорее бы домой уже… К маме, к собакам…       - Ты на меня не обидишься?..       Влажный взгляд небесной синевы. И в нем и страх, и просьба, и страдание… И черт знает, что еще.       - Ты теперь всегда вот так у меня спрашивать будешь, - фыркаю я в ответ, - каждый раз, когда с Ланским сблудить соберешься?       Анька заливается краской. Прикусывает губу. Но взгляд не отводит.       - Всегда – нет, - спокойно произносит она. – Но сегодня, вот, спрашиваю.       Мы стоим посреди нашего микроскопического гостиничного номера, растрепанные обе, раскрасневшиеся на морозе и уставшие после трудового дня. Хотя, на самом деле, по-настоящему усталой здесь выгляжу только я.       - Да катитесь вы на все четыре стороны, - весело отмахиваюсь я от Аньки. – Я хоть поваляюсь в тишине… Ванну приму…       Аня обхватывает меня руками, крепко обнимает и прижимается щекой к моей щеке. Ее кожа очень нежная и теплая. И восхитительно пахнет…       - Я очень вас люблю… Обоих… - шепчет она мне в ухо. – Тебя и Сережку… Но у меня не получается любить вас одновременно… Как ты умела… Я так не могу… Прости…       - Да ну тебя, - пытаюсь отшутиться я, и легонько отпихиваю ее от себя. – Не смешивай… Грешное с праведным. Праведное – это я, если что…       - Танюш…       - Ну что?       - Прости меня…       - Уй, иди ты…       - Пожалуйста!       Она отстраняется, но продолжает крепко сжимать ладонями мою спину. И смотрит так, что я просто таю и не могу ничего с собой поделать.       - Иди, - уже тише говорю ей я. – Не переживай. Я никогда не встану между вами… Потому что я тоже люблю тебя… И его…       - Рыжичек мой…       Анька гладит меня ладонью по щеке и шее. А потом мягко целует в уголок губ.       - Понимай как хочешь… - чувствуя, как завожусь, продолжаю я. - Но я обещаю. Тебе… Сейчас… Что из-за меня… С ним… У тебя проблем не будет.        Она снова прижимает меня к себе, и я чувствую, как колотится ее сердце и слышу ее прерывистое дыхание.       - Спасибо…       Еле удерживаюсь от того, чтобы не шмыгнуть носом. Жалость к себе, пополам с любовью и завистью к любимой моей подружке, влагой плещатся в моих глазах.       - Вали уже, - хрипло выдавливаю из себя я. – А то передумаю…       Анюта умудряется за десять минут принять душ, переодеться и кое-как навести красоту. Это ж надо, как ей приспичило. Ну прям жена декабриста… С ухмылкой наблюдаю за ней, вытянувшись на кровати и лениво листая странички в инстраграм.       - Ну все, пока!..       Она на ходу натягивает шубку, посылает мне воздушный поцелуй и, едва не снеся косяк, вылетает за дверь. Интересно, мелькает у меня мысль, догадалась ли она взять с собой ключ от номера? Или посреди ночи мне придется вставать, чтобы ее впустить? Или не придется?..       На экране улыбающееся лицо Валечки. Выложила несколько фоток. С катка на Красной площади. Хм-м… Не помню, чтобы ей нравилось кататься где-то кроме наших ледовых дворцов. Может быть кто-то уговорил… И пригласил… И вот, очень кстати, нафотографировал ее… Посмотрим…       Совместных снимков я не нахожу. И понимаю, что в том, другом аккаунте, на который я не подписана, их тоже не будет. Но так ли уж сложно сложить два и два? Что ж, Малыш… Пробуй. Пытайся. Вдруг у тебя что-то и получится. Кто знает… Может быть тебе удастся чем-то так удивить нашу балеринку, что она согласится потанцевать для тебя. Смотри только не сгори раньше времени. Не расплавься, как стойкий оловянный солдатик от огня, который обрушится на тебя оттуда, откуда ты даже не предполагаешь…       Морозная темень за окном. Скудное одеяло, и уплывающее постепенно тепло из разгоряченного в ванной тела. Мне зябко. Мне хочется, чтобы меня согрели… И я даже не заморачиваюсь писать сообщение в Телеграмм.       Гудок… Второй… Не дай бог…       - Алло!       - Хм-м.. Привет…       - Здравствуй! Я уж начал бояться, что ты не позвонишь.       Ничего себе, заявочки. Я между прочим даже не собиралась… Хотя, кого я обманываю?       - Ты был так уверен, что позвоню?       - Конечно.       - Но трубку взял не сразу… - пытаюсь повредничать я.       Он сбивает меня с метлы, просто на взлете.       - Любовался на твой портрет в телефоне.       - Оу-у, Розин, какой ты хороший, - невольно расплываюсь в улыбке я. – Прям вот так вот любовался, да?       - Прям вот так вот, - слышу, как тоже улыбается он.       Мы можем покрутиться друг с другом вокруг да около, а потом я все равно проиграю и сдамся первая. Так зачем тянуть?       - А хочешь полюбоваться на оригинал? – совсем уже томно мурлычу в трубку я.       И этого он тоже, очевидно, ждал.       - Я как раз взял машину, - сообщает мне он. – Одолжил… У знакомого… Как ты любишь. Мы еще успеем в одно классное место, а потом…       - Артем… - я перебиваю его все тем же расслабленным и абсолютно недвусмысленным голосом.       - Э-э… Что?       - Ты хочешь меня увидеть?       - Ну конечно! Я…       - Мой номер десять двести пять. Анька с Ланским отправились в пешее эротическое путешествие на всю ночь…       - Ах вот оно…       А вот этого он точно не ожидал. Да, друг мой. Я тоже умею. Удивляь.       Делаю многозначительную паузу и меняю тон с блядского на строгий.       - Артем… Сергеевич… - вкрадчиво интересуюсь я. – А почему вы еще не здесь?       Ему хватает времени даже меньше чем Аньке.       Я успеваю отложить телефон и только подумать о том, что неплохо бы хоть сменить пижаму на что-то более благопристойное, как является он.       И как всегда, элегантный, словно с великосветского бала, благоухающий, улыбающийся, ясноокий… Да еще и с корзиной свежайших алых роз. Где он только умудрился их выцепить в такое время, зимой?..       Окунаюсь в его взгляд… Тяну к нему руки…       - Я соскучилась…       - Красавица ты моя…       - Обними.       Он подхватывает меня на руки и прижимает к себе.       - Танюшенька…       Трясу головой. Прижимаю пальчик к его губам.       - Молчи. Целуй… Просто целуй…       Чтобы он даже не думал сопротивляться, крепко обвиваю руками его шею…       И растворяюсь без остатка в той самой радости и той самой ласке, по которой я так скучаю и так тоскую.       Которой у меня так мало.       И которой я ни с кем не поделюсь…              - Новеньких смотреть пойдем?       Валька пристраивается рядом со мной за столиком в атриуме и, склонившись, подпирает красивую головку рукой. Я же удивленно отрываю взгляд от учебника по химии.       - Каких новеньких?       - Ну как это каких? – удивляется малая на моей неосведомленности. – Которых Максим Леонидович привел. Парников своих…       - Ах это…       О том, что Таранов собирается предъявить Нинель некую перспективную спортивную пару и таким образом застолбить себе место тренера в нашей школе, знали практически все. Ждали, кто с интересом и любопытством, а кто и с равнодушием. Как я, например…       - Я думала он их к лету, в Белогорске уже покажет, - пожимаю плечами. - Сейчас-то чего, сезон еще не закрыт…       Валька морщит носик. И явно не собирается забивать себе голову моими глупыми вопросами и предположениями.       - Какая тебе разница, - она пытается легонько ущипнуть меня за бок. – Идем, говорю. Интересно же…       Хихикаю от щекотки, пытаюсь от нее увернуться. Куда там…       - Ой, да прекрати ты уже!..       Валька на мгновение замирает и вопросительно смотрит мне в глаза.       - Пойдешь?       - Мне уроки учить нужно, - кривлюсь как от касторки я. – В школе завал. И вообще… Не интересно мне…       - Очень даже интересно, - упрямо не слезает с меня малая. – Давай, поднимай попу свою ленивую. А то снова защекочу…       - Ай!       На этот раз довольно чувствительный щипок приходится как раз в упомянутую Валькой часть моего тела.       - Ты чё, больно же! – шиплю я на нее. - Синяк будет…       - А кто мне засос на шее поставил? - яростным шепотом выдыхает мне в ухо малая, окончательно уже распустившись и тискя меня где только можно. – Я три дня к маме правым боком повернуться боялась, вольтареном вся пропахла, пока его сводила, из-за тебя все…       Цинично ухмыляюсь, вспоминая, как было дело. И воспоминания мои очень приятные…       - Ты еще скажи, что тебе не понравилось, - понизив голос мурлычу Вальке я. – В жизни не поверю…       Вместо ответа малая зараза ухитряется-таки запустить теплую, мягкую ладошку мне под майку, одновременно шаловливым язычком своим теребя мочку моего уха.       - Идем… - шелестит она еле слышно. – Идем… Поднимайся, лентяйка…       Ну вот что с ней делать прикажете?       На фоне совсем уж неприкрытых и нарочито явных демонстраций взаимной симпатии между Ланским и Анькой, наши с Валюшей скромные обнимашки да потискивания выглядят почти целомудренно. Все эти Сережкины показательные выступления на публику, с объятьями и поцелуями на потеху толпы… Как не любила я этого раньше, по отношению к себе, так не воспринимаю и сейчас. Хотя, нужно отдать должное, Валечка, хоть и не стесняется проявления чувств, делает это всегда на столько естественно и мило, что у меня просто не хватает духу ее одергивать или ругать. Да и в принципе-то… Если девочки обнимаются и целуются – что в этом такого? Ну дружим мы, и чё?       Вообще-то, как правило, новичков у нас смотрят в неурочное время. И без лишних зрителей. Во-первых, чтобы никто не мешал, а во-вторых, чтобы новенькие не стеснялись и не отвлекались на непрошенных зевак. Ну, это я, конечно же, имею в виду полноценных спортсменов, уже что-то показавших как минимум на юниорских стартах, которые хотят перейти к нам от своих тренеров. Мой случай здесь, наверное, не очень показательный, потому что меня рекомендовали из моей предыдущей школы и собственно смотрин как таковых не было. Нинель тогда просто убедилась, что я на коньках стою и услала меня в подготовительную группу дожидаться юниорского возраста. Зато, к примеру, наш Малыш, Андрюха Герман, попал к нам как раз вот по классической схеме. С полноценным просмотром и испытательным сроком. Валька, кстати, тоже, хотя совсем малявкой тогда еще была. Да… Вот. Поэтому тот факт, что тренеры в этот раз не возражают, чтобы на Масяниных кандидатов смотрели все, кому заблагорассудится, натурально породил вполне здоровый интерес у большинства «зеркальных» обитателей. Да у всех, практически. Это просто я такая. Неинтересующаяся.       Ну и… Если уж по чесноку, и строго между нами…       О том, кого к нам собирается привести Таранов я узнала раньше всех и уже довольно давно. Еще до чемпионата страны. Мои подкатки, помните, я рассказывала? Вот. Короче, как-то раз так получилось, что явилась я на урок раньше назначенного времени и пошла в раздевалку, чтобы неспеша подготовиться…       - Ой… Привет, Танюша!       - Э-э… Привет…       Симпатичная девчонка. Полуодетая… Стоит у шкафчика по соседству с моим. Миниатюрная, милая… Веснусчатая до невозможности. Но с тщательно выбеленными и выкрашенными в блонд волосами. Где-то я ее видела…       - Я Женя, - она решительно протягивает мне узкую, маленькую ладонь.       А я наконец-то вспоминаю.       - Ой! Точно! Здравствуйте! Очень приятно…       И краснею от смущения. Потому что даже серебряных и бронзовых призеров чемпионатов мира и Европы, пускай позапрошлогодних, и в чуждом мне парном катании, все равно знать, и узнавать нужно с любого расстояния. Даже если встречаться вам до этого не доводилось.       - Вот только не вздумай мне «выкать», - сразу предупреждает Женя, глядя на меня живыми, смеющимеся глазами. – Не такая я уже и старая…       Жене Тихоновой, выступающей со своим неизменным партнером, таким же рыжим и веснушчатым, как и она сама, Володей Жариным, хорошо за двадцать. Она старше даже Лизы Камышинской… Но это парное катание. У них взлетают поздно и держатся на вершине дольше. Потому что главный в нашем, одиночном катании, элемент прыжков у них задвинут на вторые роли, в угоду силовым поддержкам и параллельным вращениям. Задача партнерши у парников – быть маленькой и легкой. А партнера – сильным и надежным. Володя – надежный. Наблюдая за их парой уже много лет, я не могу припомнить случая, чтобы он Женю хоть раз уронил или сбил с элемента. В отличие от того же Максима Леонидовича, который нет-нет, да и подгаживал своей супруге то выброс, то параллельный прыжок. И кстати, если мне не изменяет память, тренировались обе эти пары у одного тренерского штаба, а на олимпиаду Женя с Володей не попали просто потому что им не хватило квоты.       Зато теперь я точно знаю, что Женя Тихонова неспроста появилась вдруг здесь, в нашей раздевалке. Их пара – это и есть Масянин залог в счет его будущей тренерской карьеры.       - Ну что, возьмете нас с Вовкой к себе? – шутливо интересуется Женя, шагая рядом со мной по дороге из раздевалки. – Какая же ты высокая…       Она смотрит на меня снизу вверх, а я возвышаюсь над ней всеми своими ста шестьюдесятью пятью сантиметрами плюс лезвия коньков.       - Я не против, - улыбаясь, пожимаю плечами я. – Но вы же понима… Ты же понимаешь, что не я здесь все решаю.       Женя звонко смеется и обнимает меня за плечи… Точнее, куда дотягивается.       - Шучу я, - сообщает мне она доверительно. – Все я понимаю…       Ну а Максим Леонидович, увидев нас с Женей мило беседующими, и в общем-то не скрывая досады по этому поводу, вечером того же дня снизошел ко мне до просьбы.       - Татьяна… Э-э-э… Ты это…       - Что? – обреченно поднимаю на него глаза, на честных щах уверенная, что опять где-то лажанула и меня ожидает выволочка.       Масяня поправляет на носу очки и морщит лоб.       - Не болтай пожалуйста о том, что видела Рыжиков… Ну, моих, то есть, Женьку с Володькой, здесь. Ладно?       - Хорошо… - не очень понимая причину такой конспирации, киваю головой я.       - Нинель Вахтанговна о них знает, - тут же заслоняется нашей королевой, словно ферзем, Масяня. – Но остальные… Не надо пока. Пускай ребята спокойно доработают у Морозова… Без слухов и сплетен.       Я снова согласно киваю.       - Я не из болтливых, Максим Леонидович, - произношу я с легкой улыбкой. – Никому ничего не скажу.       - Спасибо…       Ну вот как-то так. Короче говоря, то, что явилось забавным сюрпризом для всех, для меня давно уже не было новостью. Поэтому и любопытства особого не вызывало. Но я честно продержалась все эти месяцы. И никому ни словечка. Правда, и пару «Рыжиков», как назвал их Таранов, мне с тех пор встречать не доводилось. До сегодняшнего дня…       - Где ты витаешь? – недовольно теребит меня Валечка, ерзая на сидении рядом со мной. – Смотри, правда ребята классные? Он так вообще рыжий, как ты… Хи-хи…       - Они оба рыжие, - усмехаюсь я, мельком бросая взгляд на лед. – Женя вон, в веснушках вся. Так что, моей породы прибыло. Будете теперь знать, как обзываться. Сдача прилетит – мало не покажется.       - Очень страшно, - ехидно ухмыляется Валька. – Боюсь-боюсь…       Забегая немного вперед, честно скажу, что ребята, «Рыжики», оказались милыми, спокойными, дружелюбными. Очень хорошими спортсменами… Но, к сожалению, в наш коллектив так полностью вписаться они не смогли. Уж слишком велика оказалась разница в возрасте. Женя почти на десять лет старше нас с Анькой, а Володя так вообще ровесник Таранова… Короче говоря… Паре нужен был громкий финальный аккорд. Чтобы если не с триумфом, то как минимум с почестями закончить спортивную карьеру и уйти в профессиональное катание. А что может быть лучше для такого завершения, чем зимние олимпийские игры? Ну вот… Какими-то своими чарами, даром убеждения или некой иной магией Максим Леонидович уговорил Нинель приютить ребят под своим крылом и поделиться с ними каплей волшебства, которое, словно прикосновение руки царя Мидаса, способно превратить в золото все, до чего сочтет нужным дотянуться его хозяйка.       На распутьи, между прошедшим чемпионатом европейским и грядущим чемпионатом мировым, у нас, помимо тяжелой и изнуряющей ежедневной работы, происходят события, местами забавные и интересные, а местами так и не очень.       Из неприятного… У Анькиного папы инфаркт. Ну вот… Болезни никогда не бывают ко времени, а такие тяжелые и опасные так особенно. Тем более – сейчас, когда у нас от силы месяц на подготовку к чемпионату мира, и лишние хлопоты и треволнения точно не нужны никому. Но, как есть. Понятное дело, Анюта в истерике и в нервах. Но тут… Вот что вы ни говорите о том, какие наши тренеры жестокие, как они нас выворачивают на изнанку ради достижения своих целей, как калечат наши неокрепшие тела и души… Пофиг. Здесь и сейчас говорю я вам всем. Потому что после того, как я сама лично видела, как Нинель таскалась с Анькой в больницу, как договаривалась с врачами, как приводила в чувство ее психованную мамашу, как… Да ну… Короче. После всего того, что самая крутая в мире тренер по фигурному катанию сделала для своей спортсменки, хотя ни разу не обязана была ни напрягаться ради нее, ни тратиться… Пусть хоть кто-то посмеет мне вякнуть, что нас тут как-то не так воспитывают и плохо любят. Глаза выцарапаю…       Ну а Анюта… Что сказать? Боец. Мое почтение. После такого стресса – шутка ли, любимый папочка на койку загремел – она позволила себе развалиться только один раз. Один единственный. Когда после нашего обычного рабочего дня, измотанная ночным дежурством в больнице, она просто без сил свалилась дома и проспала, считай, с утра до самого вечера. Не отвечая на звонки и сообщения. А очнулась, опухшая и растрепанная, только потому что мы с Сережкой к ней после занятий заявились… М-да. Слава богу тогда все обошлось по лайту, и Анькин папа вернулся домой уже через пять дней с пожеланием от врачей меньше напрягаться, больше гулять и забыть о сигаретах и алкоголе. Но натерпелась бедная моя подружка жути – мама не горюй. И мы с нею вместе, ага.       Зато. Если вы хочете хороших новостей, то их тоже у меня для вас есть.       Внезапно. Моя подружка Аделина… М-да… Но тоже сумела удивить. Устояв однажды и не раз против моих неземных чар, она нежданно не гаданно полностью проиграла точно такую же битву своему кавалеру. И собралась за него замуж. Радостной новостью она поделилась со мной прямо из номера гостиницы в Дубае, где, собственно, прорыв обороны и состоялся. Аж светилась вся от счастья. Прикольно. Не представляю Адель в роли чьей-то жены. Босой, в бигудях, в ночнушке на кухне варящей мужу борщ… Хе-хе, вот умора! Конечно же я ей этого не сказала. Ограничилась радостным сюсюканьем. Но не думать-то себя не заставишь. Вот интересно, что я сделаю, когда мне кто-нибудь предложит выйти замуж? Ну, не поприкалывается, как Розин, и не кашу во рту жевать будет, как Семенов… А взаправду если. По-настоящему, а? Вот и я не знаю…       Ну и разумеется, помимо всякой дурацкой ерунды, все мое время занято работой. О которой я не забываю ни на секунду. Которой, в принципе, только и живу. Здесь тоже не без интересного.       Например, мои подкаки с Тарановым. Они… Не закончились. Напротив, по молчаливому согласию между моими тренерами и Масяней, все продолжается с прежней интенсивностью и упором на эмоциональную составляющую моих программ. Видимо недостаточно я «показала Джульетту» в Питере. Определенно, не этого ждет от меня Нинель, стегая и пришпоривая на своих уроках, но неизменно добавляя что-то вроде: «Ну там с Тарановым посмотрите» или «Максим тебе потом объяснит». Результат еще не достигнут, но процесс, по ее мнению, идет в верном направлении. Хочется верить. Очень хочется…       Или вот, Валька. Киндер-сюрприз наш. Как всегда, все у нее, как в июле снег на голову. Но в данном случае виновата не она, а получившая вот буквально на следующий день после Европы травму Лиза Камышинская. Это ж надо быть такой невезучей, с таким трудом, с такими интригами заполучить вожделенную путевку в сборную… И… Все. Нога в гипсе, Лиза в койке. А Валька в основном составе, вместе со мной и Анькой. И хотя пятнадцать лет ей должно исполниться только в середине апреля, Нинель удается выдавить для нее разрешение на участие. При чем, международный союз пошел на встречу и согласился допустить малую к старту на много легче, чем наша родимая федерация. Чего Нинель стоило заговорить вставные зубы всем этим дедам и бабкам – страшно даже подумать. Но результат, как говорится, налицо. И вот, расслабившаяся было и немного обленившаяся Валечка, как ярмарочная кобылка теперь отпахивает на льду по две смены, наверстывая то, что успела подспусить, пока тренерам до нее не было дела.       - Валя, ну что это такое?       Клейнхельман раздраженно машет руками и с возмущением смотрит, как Валька, понурив голову, с виноватой миной переминается с ноги на ногу перед ним.       - Три раза ты заходишь, из четырех, и три раза не выполняешь, - чихвостит ее Артур Маркович.       Малая огребает за дело. Сегодня у нее, ни с того ни с сего, перестал получаться уже до мозолей, казалось бы, вкатанный каскад тройной лутц тройной тулуп. А это еще и кульминация ее короткой программы, то есть ошибки здесь вообще исключаются.       - В чем дело? А? – немилосердно давит на Вальку Клей. - Ты определись, пожалуйста, ты делаешь каскад, или мы снимаем элемент с программы.       Мелкая всхлипывает, кривит губы, но, я вижу, держится из последних сил. И даже что-то там бормочет в свое оправдание.       - Если будут продолжаться падения, - Клейнхельман неумолим как судьба, - то зачем мне это нужно? Так что, снимаем?       Валя мотает головкой и поднимает на него полные отчаяния глаза. Артур умеет довести… Но иначе сбившийся и засбоивший в теле у спортсмена механизм заставить работать как следует невозможно.       - Тогда иди и делай, - уже мягче произносит он. - Покажи пожалуйста правильно выполненный элемент…       Валюша глотает слезы, но, внутренне подсобравшись, закусывает губу и тулит выполнять поставленное задание.       Да, солнышко, это тебе не Клюв с Розиным, которые с тебя пылинки сдували, в попу целовали и только что не облизывали. Тут у нас хардкор. Забыла?       Короче говоря, в пожарном темпе, забросив все прочее и ненужное, балеринка приводит в пристойное состояние свои программы. И готовится… Готовится всех в Париже удивить. Потому что все мы видим – потенциал у малой колоссальный. Дожили мы с Анютой, наконец, до того самого момента, которого боялись всю жизнь. Вот оно. Точнее она. То, что мы выполняем, прикладывая массу усилий и практически на грани своих возможностей, Валя делает легко. Без напряжения. Словно родилась с этими умениями, и учиться ей не нужно. Может, девочка. Очень многое может… Но мы еще посмотрим, кто кого…       И так изо дня в день. С утра до ночи. Без выходных. И даже мой день рождения я отмечаю не дома с родителями, братьями и собакками, а в окружении коллег и тренеров, вся в цветах, подарках и воздушных шариках, в нашем любимом атриуме…       Перед моими глазами цветной калейдоскоп проносящихся мимо одинаковых часов и дней.       Тик-так – вот Анечка сосредоточенно отрабатывает дорожки и вращения под неусыпным взглядом обожающего ее Артура Марковича.       Тик-так – Андрюха Герман сайгаком скачет по льду, повинуясь командам дяди Вани Муракова, допиливает до ювелирного блеска свои лутцы и аксели.       Тик-так – Валюша, красавица балеринка, вдохновенной грацией скользит на встречу своему будущему триумфу и славе…       Тик-так. Сережка Ланской. Совершенство во всем. И такой невероятно красивый в придуманном ему образе под музыку Фредди Меркюри… Хочу, чтобы он выйграл свою олимпиаду. Чтобы стал золотым… Чтобы мы вместе…       Тик-так… Я… Лечу, расправив крылья. И только ветер гуляет в моих разметавшихся по плечам волосах. А снежная пыль, поднятая лезвиями коньков, холодными иголочками впивается в щеки.       Тик-так… И хрустальный перезвон колокольчиков. Свершилось. Сбылось. Дождались… Последняя тренировка перед отъездом. И завтра мы летим в Париж…       Упрыгавшиеся, взмыленные, окосевшие от вращений, с гудящими и ноющими мышцами, мы как снинизосшедшую благодать воспринимаем спонтанный пятиминутный перерыв, милостиво дарованный нами тренерами. У них производственное совещание, они в который уже раз подзывают к себе Андрея Германа и всем штабом разбирают вместе с ним какие-то неотложные вопросы и нюансы его предстоящего юниорского старта… Ну и пусть. Главное, что у нас…       Не сговариваясь съезжаемся вместе, все вчетвером. Мы с Анькой… Валька, как всегда между нами… И Сережка… Сержичек. Родной… Чужой.       Замираем на миг.       Взгляды. Мой. Его. Ее…       Да в конце концов! Жизнь одна…       Наши руки сплетаются… И я чувствую дыхание, запахи и прикосновения моих любимых. Моих… Все-таки моих.       - Анечка, Танечка, Сережечка… - журчит Валюша нежным ручейком. – Я так люблю вас… Так люблю…       Вместе. Пока вместе. С одной возвращенной. И одной потерянной навсегда…       Мы. Зеркалята.