Минус четыре по Цельсию

      Короткая программа. Последняя разминка… И мы все здесь. Анька, Валя, я… Перед нами катают кореянка с японкой. А последний старовый, волей случая, достался никому не известной девочке из Китая, для которой этот чемпионат вообще первый международный старт в карьере. Еве Хендриксон, бельгийке, которая обыграла меня на Европе, и которую так технично и ловко сбила с первого места моя Анечка, в этот раз не повезло. Из-за травмы бедра она осталась дома смотреть нас по телевизору. И кусать локти от досады.       В раздевалке, а потом в разминочном зале невольно жмемся друг к дружке, кучкуемся втроем. Под неодобрительными и хмурыми взглядами соперниц. Да… Прошли времена всеобщей приветливости, улыбок и добрых слов. К нам уже не подходят вот так, запросто, поболтать, обняться, пожелать удачи. И мы тоже не рискуем навязывать свое общество другим.       Потому что мы теперь практически изгои.       Потому что мы побеждаем…       Уже в прошлом сезоне всем в нашем спорте стало ясно, что мировая женская одиночка может смело вешать коньки на гвоздь. Сначала я, потом Анька… А потом и Валя на своих юниорских первенствах и Гран-при – мы втроем доказали всем и каждому, что на данном этапе, у действующих спортсменок, по сравнению с нами нет не только вариантов, но и шансов тоже. То есть вообще. Никаких. Все годы работы, упорного труда, напряженных тренировок, диет и травм вдруг оказались для них потраченными… Ну, не сказать чтобы в пустую, нет. Но без какой-либо обозримой возможности достичь желаемых наград и титулов. Потому что теперь есть мы. И мы просто лучшие.       А теперь вообразите себе, каково тебе, жизнь положившей на этот лед, бессчетное количество раз об него убившейся и потратившей уйму времени и денег на подготовку, так вот, как тебе теперь жить с пониманием, что твой максимум – это четвертое место? И при этом, еще и толкаться в одной раздевалке и в одной разминке с теми, кто на всех твоих мечтах и устремлениях поставил большой и жирный крест. Так, мимоходом. Легким росчерком конька…       Что вам сказать… Когда-то мой папа учил меня, что соперника нужно ненавидеть. Чтобы ни малейшей капли жалости у тебя не было к нему. Чтобы был он для тебя врагом… Ну… Вот. Понятия и подходы из контакрных единоборств применяются теперь уже и в наших ажурных стенах.       Девочку из Кореи зовут Си На. Красивая как куколка, стройненькая, с огромными, на половину миниатюрного личика, черными глазами. И с очень злым и неприветливым взглядом этих глаз. Невольно смотрю на нее чуть дольше, чем следовало бы для выражения равнодушия… И получаю в ответ презрительный взлет тонких бровей и короткую, шипящую фразу, похожую на кашель гиены. Слов я не знаю… Но по антуражу понимаю, что это был не комплимент…       - Чего ей надо? – хмуро одаривает рублем кореянку Аня, плотно прижимаясь плечом к моей руке.       - Без понятия, - ухмыляюсь я, поводя подбородком. – Наверное, пожелала нам с тобой провалиться ко всем чертям…       - У-у, с-сучка… - цедит Анька с очень похожими на Си На интонациями.       Но кореянке, похоже, ни до кого нет никакого дела, потому что она, демонстративно развернувшись носом к стенке, спокойно начинает растягиваться, изгибаясь и извиваясь, как уж на сковородке.       Посылаем всех подальше и мы. Расползаемся, Анька тянуться, Валька – крутиться.       Я же пристраиваюсь в свободный угол со скакалкой… И краем глаза замечаю баражирующую неподалеку японку, Каори.       В сравнении с Си На, Каори полная ей противоположность. Несимпатичная, даром что младше на год. С плоским, некрасвым лицом размазанным по нему носом и узкими щелочками глаз, которых не коснулась пока столь популярная в наши дни на востоке пластика. Ну и фигура… Тумбочка такая. Без намека на талию, с широкими, как у пловчихи, плечами и короткими ногами… Большая ошибка вот так, по внешним данным сходу судить Каори как фигуристку. Да, для оценки за компоненты ей приходится нехило напрягаться и колдовать с костюмами. Но зато, знали бы вы, сколько силищи в этом малопривлекательном теле, на сколько пластичны эти невыразительные с первого взгляда руки и как качественно развиты и растянуты эти короткие ножки. Впервые встретившись с Каори на этапе Гран-при пару лет назад, я чуть было не проиграла ей, не восприняв всерьез. И спасли меня тогда только мои неизменные четверные прыжки, до которых японка все еще так и не может дотянуться. В остальном же…       Распутав свою скакалку, делаю несколько разминочных движений плечами и, повернув голову, ловлю на себе взгляд Каори. Спокойный и безэмоциональный. Взгляд самурая. И в ответ на мою вопросительно приподнятую бровь, девчонка слегка улыбнувшись, кивает и отворачивается, возвращаясь к своим упражнениям. Чтобы вы понимали… Еще в прошлом сезоне не было ничего зазорного в том, чтобы нам перекинуться парой фраз на том убогом подобии английского языка, которым мы с ней в равной степени владели. Теперь мы не разговариваем.       Ну, вот как-то так. Как есть. Не сказать, что мы втроем, прям, страдаем от недостатка общения. Точно не я. Но осадочек от этого всего кое-какой имеется. Как говорит Розин, бремя победителя…       Двадцать минут до выхода. Пора…       - Танюша, помоги зашнуроваться…       Валька смотрит на меня темными маслинками глазок, умильная и смешная с забранными в пучок волосами и розовыми, мохнатыми наушниками на голове.       - А самой слабо?       Вообще-то у нас принято, что каждый собирается сам, без чужой помощи. Денщики и слуги, так сказать, в штате не предусмотрены. Но Валька – особый случай. Как самую маленькую и всеобщую любимицу, мы ее разбаловали еще с детства. То рюкзак тяжелый поднесет кто-то, то на ручках в раздевалку отнесет… Ланской, понятное дело, бисером перед малой в основном рассыпался. Они с Анькой и приучили ее, что уберечься от тренерского нагоняя за некачественную шнуровку можно просто построив глазки кому-нибудь из старших, и тебе всегда помогут. Читай – сделают за тебя. Вот малая и наглеет. До сих пор, даже повзрослев.       - Ну Таню-уша-а… - противным голосом тянет Валька, умильно дуя губки.       - Да садись уже…       Знаю, что неправильно. Что свое же время у себя ворую… Ну вот такая я. Дурочка… Если люблю кого-то, то слова «нет» не скажу. Горе мне…       Сияющая, довольная Валька радостно плюхается передо мной на скамейку и вытягивает ножки в кое-как напяленных ботинках.       - Спасибо тебе, Танечка. Ты моя самая-самая…       Валька умеет, когда нужно, и соловьем разлиться, и ласковым котиком прикинуться. Манипуляторша мелкая…       - Не туго здесь? – перебиваю я ее словестную патоку.       - Не-а…       Привычными движениями обвязываю шнурки вокруг ботинка и заклеиваю лейкопластырем, чтобы не болтались.       - Давай другую…       - Сережечку нужно будет не забыть поздравить, - щебечет малая, разглаживая складки своего костюма и хитро поглядывая на меня из-под ресниц. – И Женю с Мишей тоже…       - Этих-то с чем? - с кривой усмешкой хмыкаю я.       Положа руку на сердце, Ланской у нас сегодня действительно достоин и похвалы, и восхищения, и всяческих диферамбов. На утреннем старте коротких программ у мальчиков он методично, под орех разделал всех своих соперников. Любой, кто мог ему помешать – будь то японец Юдзи Сакоморо, дружок наш Юзик, латыш Вася Денисов и даже очень сильный и опытный Майкл Чан из Америки – все они остались при своих, со вторым и ниже местами по итогу, не составив серьезной конкуренции нашей звезде. Что уже сказать о Мишке с Женькой, уныло плетущихся в хвосте этой когорты. Гордиться особо нечем...       Но… Я прекрасно понимаю, к чему это хитрое Валькино мурлыканье. И лукавй взгляд из-под полуопущенных ресниц. Все она видит. И понимает многое…       И то, что Семенов по мне иссохся весь. И что я его, по дурости своей, не осаживаю и не отгоняю, хоть и нужен мне он сто лет, как рыбе зонтик...       Что Ланского, стервеца и нахала, продолжаю любить, как идиотка, и смотрю, и льну, и обращаться ему с собой позволяю как раньше, как будто и не было того нашего с ним январского свидания…       И что сама она, зараза малая, ухитрилась-таки просочиться ко мне в душу, заняла там опустевшее было местечко. И точно не собирается меня отпускать.       - Рыжуленька, - шепчет она вместо ответа, ласково проводя пальчиками по моей щеке. – Хорошая…       Прикусываю губу, чтобы не позволить воображению разыграться в самый неподходящий для этого момент, и легонько шлепаю вальку по коленкам.       - Поднимйся давай, - произношу я, отстранившись и судорожно сглотнув. – Идем…       В нашей последней разминке сегодня у меня четвертый стартовый номер. После Вальки и перед Анькой. Нормально. Я не люблю выступать в конце, когда уже подостыла после шестиминутки и накрутила себе нервов. К тому же, катать «по песочку», после предыдущих пятерых, тоже не всегда приятно. Четвертая – нормально. Как раз, и тело все еще на взводе, и лед не так изрезан, и моральный настрой именно такой, как нужно.       - Не гоняй через чур. И не куражся… - Нинель придерживает меня за плечо, когда я, раскрасневшаяся и возбужденная, нарезав кружок-другой, подкатываю к бортику, чтобы отдать ей кофту и протереть салфеткой взмокший лоб.       - Ага, - быстро киваю я.       И невольно бросаю взгляд вверх, на трибуны. Откуда на меня таращатся сотни пар глаз, тянутся сотни рук… И сотни глоток орут, нестройно и в разнобой, но безошибочно и узнаваемо… Мое имя.       - Силы береги, слышишь меня? – Нинель сжимает пальцы на моем плече.       В ее тоне ни капли раздражения или напряженности. Обычный рабочий момент. Зрители – это часть геймплея. И такое неприкрытое выражение симпатии с их стороны абсолютно не повод сбиваться с привычного ритма.       - Покажи сейчас каскад тулупов, вон там вот, - она указывает подбородком в дальний край катка. – И потом просто беговыми два круга. Поняла?       - Да.       - Давай…       Легкий толчок. Мое плечо свободно… Но словно поставленный маркер, словно инъекцию адреналина, я чувствую, как разливается по моему телу тепло и радость от ее прикосновения. Импульс совсем маленький… Но мне его достаточно.       Каскад тулупов? Да пожалуйста…       И хотя, приземлять квады на разминке – это фраерство, понты и безумное расточительство… Я все равно делаю. Потому что так надо. Потому что могу…       И потому что вы этого от меня ждете…              Ну, что вам сказать…       Я сделала все. Реально. Вот честное слово. Выложилась на максимум своих возможностей. Но… Это всего лишь короткая программа. И мое главное оружие, в силу действующих у нас дурацких ограничений, в этом бою осталось зачехленным в ножнах. Что, как обычно, и привело к ожидаемому результату.       При равноценных, почти, программах, мы втроем, вполне предсказуемо, выстраиваемся друг за дружкой, с весьма незначительной разницей по баллам. Ну а что там может пойти не так, если даже школьнику все ясно и понятно?       Аксель… Лутц-тулуп… Флип. Шаги, дорожки, вращения. Две минуты пятьдесят секунд.       У меня и у Аньки аксель двойной, и базовая стоимость его три тридцать. Но вот что касается качества исполнения - того, за что полевые судьи ставят нам “гои” - то тут вопрос спорный, и все зависит от критериев, улучшающих прыжок или наоборот его ухудшающих. Например, неожиданный подход, длинный пролет в прыжке, сложный заход, красивая позиция в воздухе и так далее. Ну вот и получается, что Аньке судьи “гои”, как всегда, отсыпают больше чем мне, и в среднем у нее оценка выходит выше. Не знаю почему. Может Анька едет быстрее или взлетает легче...       У Валентины, кстати, аксель тройной. И его базовая стоимость – восемь. И хотя сегодня она лажает на приземлении, недокручивая четверть оборота, и получает галку, все равно, даже с потерей баллов у нее базовая шесть сорок, то есть больше чем у нас.       Во всем остальном мы с Анютой Вальку переигрываем. Каскад три-три Анька выполняет без ошибок. Я же досадно оступаюсь после тройного тулупа. Еще минус к отставанию… Ну а Валька снова лажает, и вместо тройного тулупа у нее получается двойной. Этого недостаточно, чтобы обойти меня. Но, как минимум, без отрицательных «гое». Шаги и вращения четвертого уровня мы показываем практически идеально все трое – ну смешно было бы ошибаться на этой ерунде после стольких-то лет. Хотя, бывают случаи…       Ну и финальный прыжок, обязательный в этом сезоне флип, вынесенный тренерами во вторую часть программы. Выполняем. По-разному…       Она никогда вам в этом не признается. Но, поверьте мне. По сей день, пройдя через многое и получив еще не одну и не две травмы. Анька по-прежнему помнит то свое падение с флипа на тренировке. И подсознательно боится этого прыжка. Не панически, не до истерики. Но помнит, чем все тогда кончилось. И каждый раз заходит на прыжок сцепив зубы и максимально сконцентрировавшись.       И это ей мешает развернуться в полную силу. Дело тут не в осторожности или нерешительности. Нет. Если вы еще не поняли, то Анька из нас троих самая безбашенная. Любые эксперименты, самые жуткие трюки и прочий блудняк – это все ее. Так что о страхе получить очередной ушиб или перелом здесь речи нет. Она боится ошибиться. Сделать что-то не так, не достаточно гладко. Неидеально. Перфекционизм в деталях – прекрасное качество на тренировках, - на старте играет с ней плохую шутку. И, как результат… Да, тройной флип. Вполне себе выездной. Почти как по учебнику. И ничего больше. В рамках базовой оценки. Которую, собственно, Анюта и зарабатывает, оставляя мне реальный шанс себя обойти.       И которым я, волей обстоятельств, пользуюсь не в полной мере. Нет, у меня и красивая троечка на заходе, и безупречное внутреннее ребро, и руки, идеально прямые, выброшены над головой, и четкое приземление, и длинный выезд… Уверенно. И все это с хорошей надбавкой. Но мне все равно не хватает буквально пары десятых, чтобы обойти Аньку на промежуточном финише. Она лучше, решают судьи… Сегодня она лучше, понимаю в душе я. Но все равно… Обидно. И даже уверенное преимущество над Валькой и всеми остальными соперницами, которое практически уже сейчас гарантирует мне как минимум второе место на этом чемпионате, даже оно не приносит мне удовлетворения.       Потому что серебро можно получить. Но его нельзя завоевать. Нельзя выиграть.       Выигрывают у нас только золото…              В этом году огранизаторы внезапно подумали о спортсменах, и вместо изнуряющего ежедневного марафона, без права на передышку, устроили нам аж целый выходной между двумя программами. Щедро. То есть получается почти как в анекдоте, если вчера у нас короткая, а завтра произвольная, то сегодня что? Правильно. Это я так пошутила про «выходной». Как же, щас-с… Сегодня у нас тренировочный день. Полноценный. И благодаря ну просто роскошному устройству ледового дворца и заботам устроителей, мы, наша команда, получаем в свое распоряжение четыре часа льда практически без проблем. Правда, в не очень удобное время, рано утром и еще после обеда. Но это на самом деле нам даже к лучшему. Потому что свободный вечер, в Париже, в апреле… Ах! Звучит так романтично… Если бы не унылый серый дождь за окном, собачий холод и завтрашний старт.        - Так, звезды мои, - Нинель строго оглядывает нас троих, перед тем как отпустить с утренней тренировки, мыться и досыпать, - чтобы даже не думали мне шляться. А то знаю я вас…       Исподтишка переглядываемся и прячем ухмылочки под масками покорности и совершенно искреннего непонимания.       - Тебя в первую очередь касается, - Нинель неумолимо вперивает взгляд в Валентину. – Чего хихикаешь?       Валька густо краснеет и опускает глаза ко льду.       - Мальчиков из головы выкинь пожалуйста, - понижает голос Нинель, но так что мы все слышим каждое слово. – Не отвлекайся от работы. Поняла? А то я очень пожалею, что повелась на твои просьбы и отговорила твою маму с нами ехать…       Валька дергается, как от укола, резко вдыхает и поднимает на нее полный мольбы и негодования взгяд. Мы же с Анькой без всякого стеснения демонстрируем заинтересованность.       На самом деле, нового здесь ни для кого ничего не прозвучало. О том, что за Валькой хвостиком таскается половина всех наших парней, что млеют они от малейшего ее внимания, а малая зараза этим бессовестно пользуется, знают практически все. Ну а о том, что Валька просила Нинель разрешить ей поехать на соревнования без мамы она сама же нам и рассказывала. Еще и завидовала, что мы с Анькой давно катаемся сами…       - Теперь вы у меня… - Нинель поправляет разбросанные по плечам волосы и смахивает с рукава пальто лишь ей заметную пылинку. – Обе две…       Сверкаем с Анечкой глазками. Вострим ушки. Предвкушаем. Знаем, что бывает, когда вот так вот она с нами разговаривает, когда под приличными словами и спокойными интонациями буквально сквозит все то, что набралось и накипело в ее душе на нас, родимых…       - Работаете сегодня с Артуром Марковичем и дядей Ваней… Фу-ты… С Иваном Викторовичем. С ними двумя, поняли? Я после обеда уеду… И пожалуйста!..       Она тоже знает. Прекрасно знает, о чем говорят наши загоревшиеся вдруг взгляды. И плохо скрываемая радость.       - Девочки!.. Пожалуйста. – Нинель совсем уже недвусмысленно сверлит нас взглядом. – Давайте без сюрпризов. Никакой мне акробатики несовместимой с жизнью, дурацких этих ваших конкурсов и прыжков на спор. Все в рамках завтрашней программы. Ясно вам?       Синхронно, как китайские куклы, молча киваем головами. Каждая по-своему недоумевая, чего это наше начальство сегодня такое взбудораженное. Но спросить стесняемся.       Нинель же еще раз обводит каждую из нас взглядом, словно убеждаясь, что ничего не забыла и раздала каждой по заслугам.       - Дайте хоть вы сезон дожить спокойно, - произносит наконец она, выпрямляясь и пряча ладони в карманы. – Два месяца всего… Ладно, идите уже, чего встали… Артур, Ваня, - громко добавляет она уже не глядя на нас, - Ланского ко мне в тренерскую пригоните, когда закончите там…       И уже ни на кого больше не обращая внимания, она поворачивается к нам спиной и быстрыми шагами направляется в сторону выхода.       Странно. Не помню, чтобы видела Нинель когда-нибудь на столько озабоченной. И вообще не бывало случаев в нашей практике, чтобы что-то не связанное с работой на столько влияло на ее настроение и манеру разговаривать. Может быть, снова какие-то неприятности с федерацией, или с международным союзом? Из-за Вальки, которой пятнадцать только вот позавчера исполнилось? Или из-за…       - Чего это Вахавна в миноре сегодня? – высказывает вслух за нас всех общую мысль Анька.       Пожимаю плечами и, повернувшись, смотрю на девчонок. Причин может быть масса. Угадать истинную – вряд ли получится. Во всяком случае у нас.       - Я видела как она сегодня утром с Максимом Леонидовичем ругалась…       Валя задумчиво переводит взгляд с меня на Аньку, а потом в дальний сектор катка, где как раз заканчивают тренировку наши «Рыжики», парники Таранова, для которых этот чемпионат все равно что экзамен перед следующим сезоном. Для них сегодня и завтра решается ни много, ни мало, их дальнейшая судьба в нашей школе, да и вообще в спорте. Потому что путевку на олимпиаду, которая состоится через год, им предстоит выгрызать зубами у конкурентов уже сейчас. И ребята пашут на совесть. Без отдыха и отговорок.       - Странно… - непонимающе хмурюсь я. – Не помню. Чтобы у нее к рыжим претензии были…       - Нет, - Валька качает головой. – Не к ним…       Малая снова смотрит на нас. И на ее кукольном, детском личике удивление пополам с непониманием.       - Я в гостинице… В коридоре на них наткнулась, - произносит она тихо. – Нечаянно. Они за колонной стояли. Я их не заметила сначала… И меня они тоже не видели. Вот… Я думала быстренько прошмыгнуть. И тут Вахавна такая, как рыкнет на Максима Леонидовича… Ну… Как на нас иногда… Такая злая… Я аж присела от страха…       Валька замолкает, морщит носик и передергивает плечами от неприятных воспоминаний.       - И что потом? – тормошит ее Анька. – Что она сказала?       - Сказала… - малая трет ладонью озябший лоб. – Сначала громко так крикнула: «Таранов ты вообще охренел!»… Да-да, так и сказала… - кивает она в ответ на наши недоуменные лица. – Потом Максим Леонидович что-то ей тихо ответил, я не слышала что… А потом… Э-э-э…       - Что потом? – это уже я подгоняю ее.       - Потом, - Валька вздыхает. – Потом она уже тише так, но все равно раздраженно сказала: «Я тебя убью, Максим, если с ним что-то случиться.» И добавила, как нам всегда говорит: «Понял, да?» Ну вот…       Мы с Анькой соображаем одновременно, но первой высказывает догадку она.       - Ланской… - Аня качает головой. - Снова что-то натворил…       - А Масяня его покрывает, - согласно киваю я. – Два сапога пара…       У меня в памяти невольно всплывает тот давний случай в Белогорске, когда я впервые увидела, как Сережка с Мишей Щедриком приземляли прыжки на спор, за деньги… Правда, Таранова тогда не было, но зато была Нинель. И не сказать чтобы она была очень против происходившего на ее глазах. С другой стороны, то, что Масяня провокатор со стажем и способен развести на слабо любого – это известно всем. И кто знает, не предложил ли он сейчас нашему Ланскому что-то такое, от чего тот не смог отказаться. Но от чего его мамочка оказалась далеко не в восторге…       - Я тоже думаю, что это она из-за Сережечки сердится, - со вздохом опускает плечи Валька. – И вообще… Ругает его все время, недовольная такая…       Я помню… Чужая тайна, совершенно случайно мне открывшаяся, все еще тщательно охраняется, и не подлежит разглашению. Девчонки не знают, кто Ланской для Нинель. И не должны знать. Значит о том, о чем могу догадываться я, им тоже не стоит пока задумываться…       - Наверное, снова подбил Таранов Ланского на какие-нибудь глупые фокусы, - равнодушно машу рукой я. – Верчером на разминке увидим. Ну или Сержик сам за обедом все разболтает. Язык же как помело, все для зрителей…       - Это точно…       Анька с Валькой одновременно усмехаются, в общем-то соглашаясь с моей характеристикой нашего дорогого и любимого. Ну а что, я где-то не права?       Увы, сделанное мною с такой уверенностью предсказание, на удивление, не сбывается. При чем вообще.       Пока мы трое, в компании Щедрика с Семеновым, подбираем с подносов крошечки нашего скудного обеда и вылизываем до зеркального блеска тарелки, Ланской приходит в столовую позже всех и демонстративно усаживается в одиночестве за отдельным столиком. Вид у него хмурый и кислый. Вряд ли располагающий к общению. Знаю я эти его настроения. Проходили.       Зато, словно в подтверждение всех наших догадок, явившийся следом за Ланским Таранов, сразу же подсаживается к нему, не забыв набрать себе полный поднос еды. И, судя по жестикуляции и выражениям лиц, разговор между ними происходит не о погоде за окном. Любопытно-любопытно… Но нам снова не везет.       - Так, молодежь, чего расселись?       Синхронно вздрагиваем, поворачиваем головы и невольно выпрямляем спины, как по команде «Смирно!» Потому что и голос, и интонации, и вся фигура, которой они принадлежат, внушают уважение и трепет.       - Здрасте, Афанасий Иванович, - нестройным хором рапортуем мы.       Федин - добродушный, коренастый и ни разу не простой, и не добренький - усмехается, оглядывая нас хозяйским взглядом, и по-отечески опускает ладони на плечи сидящих рядом, прямо перед ним, Мишки и Жени.       - Привет-привет, - произносит он со скрипучим смешком. – Что, красавицы, парней моих охмуряете? Своих вам мало?       Вежливо улыбаемся в ответ на эту уже осточертевшую до оскомины шуточку и пытаемся скромно покраснеть. Получается плохо и неубедительно.       Федин же, очевидно, долго любезничать с нами не намерен.       - Давайте-ка, мальчики-девочки, не теряйте время. Через сорок минут наш лед… Вон как раз и ваши, - легкий кивок на меня с девками, - тренеры идут… Ну-ка, бегом-марш…       В дверях возникают два знакомых силуэта, которые зычным голосом дяди Вани подтверждают слова Профессора.       - «Зеркальный», внимание! Полчаса на сборы и начинаем разминку. Давайте!..       Команды существуют чтобы их выполнять. Да. Так что… Выползаем гурьбой на выход. И конечно же замечаем, что полученное указание ни в коей мере не коснулось Ланского, который все так же сидит с Тарановым за дальним столиком и что-то горячо с ним обсуждает.       А еще я вижу, как Миша Щедрик что-то яростно и настойчиво нашептывает на ухо Женьке Семенову. И даже сквозь шум и топот наших ног я очень отчетливо слышу его последнюю фразу.       - ... Ланской. Это точно…       Да что же это он вам всем покоя-то сегодня не дает? Ну просто свет клином…       - Ну вот, что я говорила, - пристраивается ко мне сбоку Валька. – Что-то у Максима Леонидовича с Сережей готовится. Интересное…       - Да ничего там интересного, - сварливо подает с другой стороны голос Анька. – Замуты эти их дурацкие… Снова за деньги гонять его будет…       Хм-м… Значит не одна я здесь такая информированная.       - Ой, да не все ли равно, - пожимаю плечами я. – Какая разница?.. Все равно все узнаем, не сейчас, так на тренировке. Хотите, так сами Ланского спросите, что они там… Мутят…       На льду я уже успеваю изрядно подустать от подстегиваний да покрикиваний Ивана Викторовича, который гоняет меня в хвост и в гриву в отместку за испорченный вчера каскад, когда на тренировку наконец-то прибегает Ланской. Бледный, запыхавшийся, весь какой-то издерганный. Словно после бани. Или... После массажного кабинета.       Но зачем ему встряска сейчас, если произвольная у нас только завтра?       Заметив Ланского, дядя Ваня тут же переключает все свое внимание на него, а меня подхватывает к себе Клейнхельман, заставляя крутиться и прыгать следом за Анькой.       В таком ключе, собственно, мы и заканчиваем на сегодня. И снова, в том, что делает на льду Сережка, в стороне, под строгим взглядом тренера, не выглядит ни странным, ни необычным. Ну разве что такие вот индивидуальные тренеровки у нас на стартах не практикуются. Все ж примерно в одной лодке сидим, каждому внимание оказывается… Тем более, Ланского с его результатом напротив, можно было бы и пожалеть, дать передохнуть… Вообще ничего не понимаю.       Ладно. Ну его. Мне самой нужно думать о своем завтрашнем прокате. Джульетта моя должна всех затмить. И прогреметь на весь мир. Как я умею. Как люблю…       Короче. Хватит.       Все в сад. Иду заминаться.              Небесная голубизна ее глаз, в которой не бывает облаков. Ее объятья, в которых тепло и безопасно. Ее вкус на губах… Ее запах… Ее голос, который музыкой отдается в моем сердце… Как отдается мне она… И как я беру ее, всю, без остатка.       Только в душе моей пустота… Притяжение – его больше нет.       - Ты меня больше не любишь…       - Не говори так…       - Что поменяется? Это правда.       - Нет…       - Да…       Синяя глубина манит и дразнит. Прикосновение наших тел и ласковое сплетение рук дарит радость и надежду. Но я чувствую… Прохладным ветерком, сквознячком едва уловимым, веет от наших слов. От наших мыслей… От нашего с ней дыхания.       - Фея ты моя синеглазая…       - Рыжуленка… Нет…       - Что?       - Не называй меня так. Мне… Неприятно.       - Потому что так тебя называет Сережка?       - Потому что я хочу, чтобы так меня называл только он…       - Сучка…       - А так – чтобы только ты…       Грустно усмехаюсь, проводя пальцем по ее губам.       - Научилась…       - Договаривай.       - Ты научилась делать мне больно.       Анюта хмурится и качает головой.       - Видит бог, не я этого хотела       - Но ты делаешь…       - Мне жаль.       - И ты… Не перестанешь.       - Прости… Нет…       - Это будет тяжело… И очень грустно.       - Я уже выплакала свои слезы, солнце. Теперь твоя очередь.       - Я…       - Смелее.       - Я… Больше… Не люблю тебя… Сучка…       Маленькая прозрачная капелька выкатывается из глубины небесного озера. И, разбиваясь, падает мне на грудь.       - Я знаю… Рыжуля…       Я не хотела… Не собиралась уж точно. Но… Так сложились звезды. Вины я за собой не чувствую. И ни о чем не жалею. Вот…              Валяемся с Анькой на нашей огромной кровати, бесстыдно голые, утомленные и довольные. Едва прикрыв задницы простынками, каждая в своем телефоне – ну просто умилиться и слезу пустить. Девочки-припевочки. Только что третьей нам не хватает, в компанию, для полноты картины. Слава богу, Юзик уговорил Вальку потусить с ним часок-другой. А то б прилипла к нам с Анькой, как банный лист, и куда ее? Хотя… Хм-м… Если бы они оба… Фу-ты! Привидится же…       Громко фыркаю от своих же непристойных мыслишек и, отбросив телефон, потягиваюсь, подминая под себя подушку. Завтра… Важный день. Но спать не хочется. Тем более, что наша загадочная интрига до сих пор не разрешилась.       - Видела, что Клей в группу написал?       Анька легонько поглаживает меня ладошкой по плечу, вызывая в моем теле настоящую бурю эмоций и радости. Как только она и умеет…       - М-м-м… - я прикрываю глаза от наслаждения. – И шейку тоже пожалуйста… И под лопатками… И спинку… А-ах…       Обожаю, когда меня гладят. Когда вот так… Когда она…       - Вечером ОФП в зале и растяжка, - читает Анька с экрана. - Снарягу не брать – льда не будет…       Передергиваю плечами, щурясь на нее из-под век.       - Видела. Ну и что?       - Странно…       - Ничего странного… Вот тут сбоку тоже… Ага… - пододвигаюсь к ней поближе. – Мне, вон, даже Семенов написал, что снова какой-то цирк за бабки намечается, и что всех из спорткомплекса повыгоняли…       Анька застывает.       - Семенов? – удивленно переспрашивает она. - Женя?       - Другого я не знаю, - усмехаюсь. – Их Профессор зачем-то с собой туда потащил, хотя участвовать они точно не будут. Только Рыжики и Ланской…       - И-и?.. – Анька нетерпеливо ерзает на кровати. – Что там? Что он еще писал?       - Да ничего, - честно качаю головой я. – Вообще ни слова. Может позже…       - Ну, ладно…       Анька как-то приунывает и расстроенно дует губы. Да так, что мне становится ее искренне жаль.       - Когда Женя мне что-нибудь расскажет я с тобой обязательно поделюсь, - произношу я, прижимаясь щекой к ее бедру и слизывая с кожи капельку пота. – А ты со мной… Если… Э-э-э…       Ее вкус… Ее запах… Ее близость… Они будоражат и возбуждают меня до дрожи, до гусинной кожи по всему телу… А она это видит. И ей нравится…       - Договорились, - мягко журчит в ответ Анечка.       Ее пальчики нежно вплетаются в мои волосы…              Женька не написал мне ни слова. Наверное, хотел удивить лично... Может быть. Не знаю. Да и все равно мне как-то…       Зато другой мой, голубь сизокрылый, бессовестный, гад коварный… Выскочил как всегда, чертиком из табакерки…       Снова спортивный зал. Зазубренная и прибитая гвоздями к подсознанию последовательность упражнений. Интересно, можно ли заснуть сидя на шпагате? Или с гантелями в руках? Или на беговой дорожке?..       Друг другу не мешаем. Пока Анька растягивается, а Валька прыгает под зорким оком Клея, я, сунув в уши наушники, бегу по бесконечной резиновой ленте в компании кислотного гранжа и каких-то размалеванных демонов его из себя изрыгающих. Вообще-то для тренировок нам рекомендуют специально для этого отснятые ролики несущихся тебе в лицо лесных пейзажей и полевых дорог в сочетании со звуками природы. Но это точно шанс заснуть на ходу от скуки. Поэтому…       Мелодичный гонг входящего сообщения колоколом гудит у меня в голове. А на экране всплывает имя отправителя. Ну надо же…       Не утруждаясь печатными фразами, Ланской на этот раз присылает мне кружочек видео. С собою любимым в нем. И весь же такой взмыленный, надерганный, с заострившимися чертами, легким румянцем… И глазищами своими наглыми на пол лица. Ну прям все, как я люблю… То есть, любила…       - Рыжулька, солнце, - пыхтит он, явно записывая сообщение на бегу, - это все в твою честь. Не поверишь, только о тебе думал. Ты мое вдохновение. Без тебя не было бы ничего. Обожаю…       И упавшая было на глаза темная прядь. Откинутая назад таким знакомым, небрежным жестом…       И воздушный поцелуй…       Бо-ожечки…       Ланской. Зараза… Ну вот зачем ты так? Зачем снова?.. И мне даже совершенно все равно, о чем ты там трещишь. Наверное, выиграл что-то… Прыгнул на спор или сальто сделал… Вообще пофиг.       Но эти интонации… Эти твои слова… Эти глаза…       Только не снова. Господи!.. Я же только успокоилась… Только не опять на те же грабли…       Но ворох бьющихся в животе бабочек и сладкая, влажная истома чуть ниже, четко и ясно дают мне понять и осознать – да, опять… На те же…       Хорошая, бодрая усталость после ОФП никак не упорядочивает сумбур в моей голове. А контрастный душ после, только усиливает и окончательно укрепляет теплющуюся где-то на краю сознания совершенно ненужную, неправильную и со всех сторон вредную мыслишку. И внезапно я понимаю, что если не вот прямо сейчас, то уже точно, никогда. Никогда больше…       - Ты куда намылилась? – Анька удивленно смотрит на меня, пока я наспех запахиваю на себе банный халат, взбиваю влажную гриву волос и брызгаю духами на шею.       - Я скоро, - загадочно улыбнувшись, бросаю ей я.       Но в глаза не смотрю. Потому что знаю – проколюсь тут же.       - Ну-ну… - с подозрением в голосе тянет Анька.       Но потом вдруг расслабляется. И даже возвращает мне улыбку.       - Ключ возьми, - произносит она спокойно. – А то перебудишь всех, когда вернешься… Если вернешься.       Она берет с тумбочки пластиковую карточку и с невинным взглядом протягивает ее мне. Я же, спрятав ключ в карман халата, только молча ей киваю. И чувствую себя последней сволочью? Нет… Не последней.       Мне жутко. И страшно… Вообще такие вот визиты, как снег на голову, без предупреждения, это не мой стиль. Сюрпризы не люблю и не делаю… Но сегодня... А гори оно огнем! Сам виноват. Зачем было глазки строить и говорить такое… Такое… Хорошее… Вот теперь сам будешь придумывать, как оправдываться перед теми, с кем ты там сейчас… Или перед той… Или перед… Фу ты, пропасть!..       Я знаю, что он живет этажом выше в другом крыле. Где номера тренеров… Пижон… Но так за ним проще присматривать, чтобы не натворил глупостей… Он не натворит. Я не дам. Я обещала…       Бесшумно подхожу к двери… Даже не прислушиваюсь к тому что за ней происходит. Стучу… Затаив дыхание…       И не успеваю опустить руку, как дверь распахивается…       Ой…       Он…       Без майки – всей своей красотой напоказ… Роскошные черные кудри ниже плеч… В драных джинсовых шортах. Босиком…       И взгляд васильковый, который смотрит прямо в душу…       - Ты…       - Я…       Его ладони на моих плечах, на спине, на талии… Мое сердце обрывается… И вот я уже не чувствую больше пола под ногами. И сама не понимаю, как оказываюсь в его объятьях, у него на руках… Полностью обнаженной…       Его губы у моих губ.       «Как же долго…»       «Как же давно…»       Мы словно взлетаем вместе, забыв о времени, пространстве… Обо всем нас окружающем. Мир гаснет. И сознание вместе с ним.       «Люблю тебя…»       «Обожаю тебя…»       «Навсегда…»       «До самой… До…»       Боженька, прости, не смотри, отвернись…       Шорох крыльев… Шум ветра… И всё-всё-всё.              Первая мысль по возвращении в сознание – бежать. Бегом! Вон отсюда. Подальше. От него. И от всего…       Но голос разума слаб. Кто ж его слышит? А тем более - слушает…       - Рыжуля…       - Хм-м…       - Любимая…       Его дыхание, легким дуновением у моего лица… Теплое прикосновение его губ к моей шее… К плечу…       Его ладони скользят по моему телу, вызывая дрожь… И желание. Непреодолимое желание, чтобы эта ласка никогда не заканчивалась.       - Говори еще…       - Я люблю тебя…       - Еще…       - Я тебя обожаю…       «Еще!»       «Ты моя…»       «Твоя…»       «А я твой… До самой…»       У меня не хватает силы воли возразить. И тем более сопротивляться… В конце концов, я знала, что так будет. Я сама к нему пришла… Значит, он будет делать со мной то, что я захочу. А я с ним…       - Скажи еще…       - Хочу тебя… Всю… Прямо сейчас…       Хм-м… Снова? Так быстро?.. Правда, значит, скучал… Истосковался. Как и я…       - Еще…       - Рыжуленька… Танюша… Любимая…       - Иди ко мне… И я снова лечу. Падаю. С отвесной скалы, головой вниз, в теплые волны ласковой бездны. Без страха. И без страховки.