Университет исторических дисциплин

Восемь лет назад. — Вы должны выбрать место своей стажировки, мисс Мейдер, — декан Миллс поднимает на нее свой взгляд, и Зелена встречается сейчас взглядом со своей матерью, но не может сказать ей прямо сейчас в глаза все, что она о ней думает. Пять лет смотреть ей в глаза, каждый день проходить мимо ее кабинета, и так и не решится хотя бы раз завести с ней разговор. И вот сейчас она стоит перед женщиной, которая предлагает ей варианты развития ее будущего. Как символично. Она снова ее выкидывает. Даже сама о том не задумываясь. Зелена опускает взгляд на листы, что подал ей декан, и принимается внимательно изучать их: Бостонский, Нью-Йорский, и Женевский. Женевский? Зелена тут же берет листок в руки, но скорее просто из интереса. Из исторической географии, что ей читала как раз-таки миссис Миллс Зелена понимала, что Женева находится далеко не в Америке… — Каждый год мы отправляем одного из наших самых лучших студентов на стажировку в Женевский! — колдует своим обволакивающим голосом декан, и Зелена поднимает на нее взгляд. И этот листок перед ней? Матушка считает ее лучшей? Какая прелесть. Наверное, через два года она и Регину в этот университет пошлет, да? — Там прекрасные возможности, только сама подумай! Большая Европа зовет тебя! Это твой шанс стать знаменитой, стать великой. Не упускай его… — Зелена сжимает в руках листок. Она плохо может скрывать свою злость сейчас. Только посмотрите, кто заговорил о лучшем шансе. Та, что выкинула свой дочь прочь, чтобы поступить в университет. Ха. Мама, мама. — Вы думаете…? — Зелена откладывает Нью-Йоркский и Бостонский скорее просто ради того, чтобы создать видимость благосклонности к советам женщины, сидящей напротив, — Я думаю, в Нью-Йорке куда больше возможностей… — В Нью-Йорке сидят напыщенные идиоты, — женщина машет рукой, встает из-за стола, берет в руки графин с водой, наливает ту в стакан, — Ту будешь писать об истории Америки, в крайнем случае, о том, как великое государство американское вмешивалось и вмешивается в дела других государств. В Европе больше свободы, как бы это парадоксально не звучало, — декан приближается к Зелене, вставая рядом с ней, — Я слышала, тебе очень нравится инквизиция. Мистер Голд очень хвалил тебя… «А что бы он еще делал после того, как опрокидывал меня в постель?» — спрашивает сама у себя Зелена, но, конечно же, молчит. Портить свою репутацию этим скользким идиотом она не собиралась. Не сегодня. --… и как ты собираешься изучать сжигание ведьм на костре в этой стране, дорогая? — миссис Миллс ставит перед девушкой стакан с водой и улыбается, — Твой лучший шанс — Женева. Как же Зелене сейчас хочется встать и высказать этой женщине все, что она о ней думает, черт возьми! За пять лет она только снова и снова убеждалась, какая ее мать скользкая и противная, какая яростная и властная, и что она всячески борется за то, что ей так дорого, и что имеет цену. Получается, что Зелене не имеет ее? Раз ее так просто отправляют не просто в другой город, но что еще более, за океан. Эдакое: чтоб глаза мои тебя больше не видели. Спасибо, мама. — Спасибо, миссис Миллс, — с улыбкой отвечает девушка. Она встает из-за стола, удерживая в руках предложение уехать в Женеву, — Я думаю, Вы правы, — «Я думаю, это тебя нужно было сжечь на костре!» — К тому же… Я всегда хотела побывать в Альпах… И Зелена просто уходит. Без душещипальных разговоров вроде: «Ты — моя мамочка!». Просто уходит, потому что в этом всем было одно верно зерно. Ей нужно было начать новую жизнь, попробовать ее устроить. И Женева была бы лучшим местом, где она могла бы сделать это.