Days.

      Дни летели так быстро, словно кто-то специально крутил стрелку часов вперед, поторапливая, не желая остановиться. Неделя отработки стала невероятно тяжелой для нервов Эдди, ведь куда бы он ни взглянул, везде на глаза попадалась аккуратная блондинистая шевелюра. Карвер тенью следовал за Лилит и каждый раз, стоило ей остаться одной, он появлялся будто из ниоткуда. По началу это вызывало лишь легкое раздражение, а со временем переросло в нервозную агрессию. Мансона словно душила ревность и злость, помогало только то, что Андерсон всегда держалась с Джейсоном холодно и формально, не подпуская к себе ни на шаг ближе, чем он уже успел просочиться. Но баскетболист не сдавался, что накаляло и без того закипающую в венах кровь. Эдди забирал ее после отбывания наказания и каждый раз заглядывая в музыкальный кабинет он наблюдал одну и ту же картину: его драгоценная девочка в компании «золотого мальчика». Они смотрели друг на друга не скрывая ненависти и неприязни, а Лилит каждый раз выглядела все более и более усталой от их молчаливых противостояний. Было непонятно, с чего это вдруг самый популярный парень в школе набивается к ней в друзья, и она открыто давала понять, что ей это вовсе не нужно, но Карвер не сдавался, упорно являясь каждый день в одно и то же время и пытался сломать возведенную ею стену своей болтовней и показной открытостью. Его нездоровое увлечение заметил не только Эдди, но и толпа спортсменов, открыто издевающаяся над девчонкой, не решаясь, однако, ничего высказать своему лидеру. К невероятному недовольству Лилит, а так же и Майка с Дастином, к этой своре неотесанных мужланов приписался и Лукас, все лучше и лучше сходясь с баскетболистами и чирлидершами. Больше всего обижало то, что Лукас якобы старался для них. «Выбиться в люди» так он это называл, уповая на то, что рано или поздно сможет втащить своих друзей в новую компашку, тем самым обеспечивая им статус крутых и избавляя от насмешек и издевок, вечно следующих за ними по пятам всю школьную жизнь. Однако Лилит отчетливо видела, что ему самому ужасно неловко и непривычно находиться среди этой бело-зеленой толпы, а потому раз за разом отказывалась присоединиться к нему на играх или тренировках. Из-за того, какой интерес к девушке проявлял Карвер, Лукас пытался втащить ее за собой активнее всего, ведь у нее уже был в руках «золотой билет в жизнь крутых ребят» и он отчаянно не понимал, почему она им не пользуется. Для нее же этот «золотой билет» был причиной многих проблем. Чирлидерши все чаще и чаще пытались подложить ей свинью, Крисси Каннингем с каждым днем становилась все печальнее и смотрела на нее глазами побитой собаки, однако ничего с этим не делала, а Эдди вечно дулся и пребывал в отвратительном настроении. Все это доставляло лишь головную боль, а ещё заставляло желать эту чертову неделю закончиться ещё быстрее. Она наивно полагала, что когда отработки закончатся, внимание Джейсона тоже сойдет на нет. Судя по всему, на то же рассчитывал и Эдди, но к их общему недовольству, этого не случилось.       Был последний учебный день перед рождественскими каникулами. Она как обычно обедала в гордом одиночестве, зачитываясь очередным романом, когда к ней за столик приземлился король старшей школы, приглашая ее за столик к спортсменам с приторной улыбочкой. Девчонка устало вздохнула, закрывая книгу и упираясь взглядом прямо в голубые глаза напротив. — Зачем? Я уже столько раз говорила, что не хочу в вашу тусовку, почему ты продолжаешь напирать? — Она убрала книгу в сумку, не отводя взгляда от лица Джейсона. Она заметила краем глаза, что Эдди уже нервно заерзал на месте, явно намереваясь что-нибудь отчебучить, как он делал это каждый раз, когда видел их вместе. — Я думаю, что ты и ребята начали не с той ноги. Ты совсем неплохая и я думаю, что было бы здорово, если бы ты наконец оказалась в хорошей компании, — он сделал значительный упор на последние слова, будто намекая на то, что компания Эдди и любителей D&D явно под это определение не подходит. Лилит лишь помрачнела, покачала головой и встала из-за стола, явно намереваясь уйти, когда Джейсон подскочил следом и позволил себе непростительную по меркам Мансона глупость. Он схватил ее за руку, обхватив пальцы грубой от постоянных тренировок ладонью и продолжил настойчиво убеждать ее в собственной правоте. По помещению пробежала волна шепотков, взгляды устремились на них, липкие и неприятные, неприлично любопытные. Джейсон что-то говорил про Синклера, который ее нахваливал, про то, как она могла бы стать частью чирлидерш, как они все вместе могли проводить время. Она же смотрела на их сцепленные руки остекленевшим взглядом, внутри все горело от негодования. — Сиди на месте, не надо, — шипел Дастин, всеми силами пытаясь удержать подорвавшегося было разнимать их Мансона. — Отпусти, — тихо пробормотала она, ее взгляд был холодный и неприветливый, и Карвер нехотя послушал ее, решая не жечь все мосты. Он сам не понимал, зачем за ней ходит. Он был уверен в том, что любит Крисси, в чем теперь приходилось убеждать еще и ее саму, но все равно тянулся к этой непонятной девице. Она должна бы чувствовать благодарность, в его понимании он оказывал ей большую честь, но этого не было, что дико ему не нравилось. Андерсон молча обошла его стороной, провожаемая его взглядом, и приблизилась к фрику. Карвер буквально закипал от злобы. Мансон быстро стряхнул с себя лапы Хендерсона, вставая со своего места, девчонка взяла его за рукав, тихо что-то пробурчала. Их глаза встретились, Эдди склонился над ней, чтобы лучше слышать в привычном гуле помещения, его руки все еще были сжаты в кулаки, но чем ближе к нему была девушка, тем быстрее его напряжение сходило на нет. Она попросила его уйти, предложила сбежать с последних занятий. Все эти взгляды, направленные на нее заставляли чувствовать себя диковинным зверьком в зоопарке, ее буквально подташнивало от этого. — Хорошо, давай уйдем. Только позволь мне сделать кое-что, — ответить она не успела, схватив ее за талию обеими руками, парень мягко поцеловал ее. Ехидная ухмылка сияла на его лице, он быстро потащил ее за собой, злорадно скалясь в бледное лицо баскетболиста, когда они проходили мимо. — Вот надо было тебе… — Конец фразы он не услышал, девчонка всегда шутя третировала его выходки, но никогда по-настоящему на него не злилась. Ее смущенное лицо имело ярко красный оттенок, глаза были опущены вниз, а губы сжаты в тонкую линию. Публичное проявление чувств для нее было не то, чтобы запретным, просто она не видела в этом смысла. Ей казалось, что все это как-то по-детски, а сейчас еще и вешало мишень ей прямо между лопаток. Теперь ее будут подкалывать отношениями с ним. И ее это пугало, ведь Лилит сомневалась в том, что у нее хватит самообладания в случае, если кто-то при ней над ним подшутит. — От этой девчонки будут одни проблемы, — прошипел Гаррет, ни к кому конкретно не обращаясь, глядя в спину удаляющейся парочке. Для них отношения этих двоих были чем-то очевидным, они в конце концов особо и не прятались, просто никому ничего не говорили напрямую. — Чувак, не круто! — Тут же отреагировал Майк, которого недовольство Гаррета уже изрядно достало. За столом разгорелся спор.       Эдди нетерпеливо ждал на парковке, пока девчонка заберет все свои шмотки из шкафчика, ведь сюда возвращаться им теперь только через неделю. Он пытался заставить себя придумать, куда бы им рвануть, а еще лучше, чем бы заняться на этих каникулах, но он мог только самодовольно широко улыбаться в пустоту. Теперь этот кретин Карвер не посмеет к ней приставать, надо было давно уже провести эту линию. — Ну как дитя малое, ей богу… — Услышал он ее недовольное ворчание. Зимнее пальто было не застегнуто, красные волосы ярко выделялись на фоне черного драпа, а тяжелые ботинки до колен жестоко сминали снег под подошвой, выпуская лишь предсмертный скрип снежинок. — Ну и пусть! — Подумал он, подхватывая ее на руки и легко кружа в воздухе. Он был счастлив, и пусть все эти уроды знают, куда лучше не соваться. Девчонка тонко пискнула, ей каждый раз было неуютно, когда он ее так подхватывал, и она всегда стремилась как можно быстрее почувствовать землю под ногами. Он смеялся, не желая ее отпускать, тонкий писк быстро перетек в грубую матершину, заставляя его гоготать во весь голос. Когда она оказалась на земле, вся встрепанная и взъерошенная, она промямлила что-то про месть и, зачерпнув полную ладошку снега, ловким движением отправила его парню прямо за воротник. Они игрались как малые дети, хохотали, кидались друг в друга снегом, а когда на горизонте показалась фигура директора Хиггинса, им пришлось быстро впрыгнуть в фургон и уехать, пока их не поймали, чтобы отчитать за прогулы.       Она смотрела на его раскрасневшееся от холода и бега лицо, на его улыбку, на сжимающие руль влажные от снега руки. На душе было невероятно тепло и она подумала, что любит его больше всего на свете. Эта мысль внезапно встала ей поперек горла, улыбка немедленно сошла с лица. Стало жутко не по себе. В голове возникли десятки непрошенных мыслей. Стоит ли ему сказать? А если он не чувствует того же? Она чувствовала себя неуверенно, по привычке начав нервно покручивать колечко на безымянном пальце. — Что-то не так? — Он бросил на нее быстрый взгляд, заметив, что она как-то слишком резко затихла. Она мотнула головой, закутываясь в пальто, пытаясь спрятать смущенный румянец. Эдди пожал плечами, снова сосредотачиваясь на дороге, оставляя девушку терзаться своими мыслями и дальше. Она ничего ему не сказала. Ни в этот день, ни на следующий, ни несколькими днями позже, решив, что лучше оставить это при себе и не торопить события. Возможно, когда-нибудь она подберет для этого момент, но пока что его не было даже на горизонте, и она просто запрятала эту мысль поглубже, неизбежно краснея и смущаясь, когда она снова то и дело возникала при виде Мансона.       Канун Рождества всегда был ее самым любимым временем. Не только потому, что про школу можно было забыть, а время целиком и полностью отдавать своим друзьям, но еще и потому, что в канун Рождества к Фрэнку всегда приезжали родственники, а это значило, что он не будет пить, а Дора будет своевременно принимать свои лекарства. В Рождество их дом становился тихим и почти родным, в нем будто становилось приятнее проводить время. Никаких скандалов и криков, никакого стука в дверь. Правда, Лилит все же запирала ее, но скорее по привычке, нежели из опасения быть втянутой в очередную перепалку. Раньше она с самого утра убегала к Джиму, а возвращал он ее только на следующий день вечером, но в этом году идти было некуда. Она не знала ничего о планах Эдди на Рождество, почему-то они это абсолютно не успели обсудить, а друзья все отмечали с семьями, планируя собраться лишь через день после. А до того времени, планов у нее не было никаких. Ночью ее привычно изводили кошмары, так что рано утром она спустилась на кухню выпить кофе, прокралась мимо скрытого за свежей газетой Фрэнка и осторожно опустилась на стул, обхватив горячую чашку обеими ладонями. Дора так же сидела за столом, подкрашивая коротко стриженные ногти в нейтрально бежевый цвет. Кинув на девчонку взгляд, женщина тяжело вздохнула и отложила свое занятие. Андерсон это сразу напрягло, она хотела было встать и уйти в свою комнату поскорее, но опекунша остановила ее. — Послушай, нам надо поговорить. Я знаю, с нами непросто. Но ты уже достаточно взрослая и достаточно умная, чтобы нас понять… — Лицо Фрэнка ненадолго появилось над газетой, его водянисто-зеленые глаза были полны печали, испещренное морщинами лицо было усталым и изможденным, будто он был уже глубоким старцем. Лилит настороженно осмотрела своих опекунов и кротко кивнула, обычно они мало разговаривали. В основном это было связано с тем, что они работали по ночам, а днем она старалась домой и не приходить. Когда они были трезвыми и спокойными, они могли перекинуться парой фраз, но это никогда не были задушевные беседы или хоть сколько то информативные разговоры. Сейчас же Дора выглядела так, будто собирается сообщить ей плохие новости. — Ты же знаешь, что мы с твоей мамой не родные сестры были, — голос у женщины слегка дрожал, был очень тихим, но решительным, видимо она давно планировала этот разговор, — Она всегда была… Не от мира сего. Ей всегда были больше интересны науки и исследования, нежели обычные девчачьи штуки. Она всегда шутила, что таким как она место только в науке. А я вот совсем другая была… Но мы в детстве были очень близки, будто родные сестры. Мама очень гордилась ей, когда она поступила в университет, и я всегда поддерживала ее. Но когда она вернулась. Она будто стала другим человеком. Поступила на работу в национальную лабораторию, а я перебивалась мелкими работенками то тут, то там. И она предложила мне помощь. Твои бабушка с дедушкой уже умерли, и я была благодарна за столь щедрое предложение. Позвала меня участвовать в исследовании каких-то препаратов в своей лаборатории. Ничего серьезного, принимаешь что-то, отвечаешь на вопросы и получаешь 15 баксов. Тогда это были неплохие деньги. Мы с Фрэнки были по уши в долгах, только купили этот дом… От этих исследований я. В общем, они отразились на мне не самым лучшим образом, и когда я отказалась принимать в них участие, я твою маму очень долго не видела. Руки у женщины задрожали, она шмыгнула носом, Фрэнк хотел было встать, но она махнула рукой и мужчина остался на месте. — Мы с ней встретились случайно. В супермаркете. Я тогда только вылезла в очередной раз из клиники. Там были и вы с твоим отцом. Я даже не знала, что Алисия родила. Мы даже сначала подумали, что ты мальчишка. Бритая почти под ноль, худощавая, в мальчишечьей одежде. Маленькая ты очень была похожа на мать. Все жалась, как сейчас помню, к отцу, а на нее старалась даже не смотреть. Господи, как мы с Фрэнком тогда переживали, что они и тебя как морскую свинку используют… Но отец твой выглядел за тебя дико гордым, все расхваливал, какая ты умница, — женщина остановилась, собираясь с мыслями. Лилит неуверенно смотрела то на нее, то на Фрэнка, уже явно не читающего свою газету и просто пялившегося невидящим взглядом в страницы, — Они умерли спустя пару лет, а ты попала к нам. Я знаю, мы повели себя некрасиво. Фрэнки очень переживал, но ты постоянно стала уходить к этому полицейскому. Мы тебя не виним. Честно говоря, мы никогда не хотели, чтобы ты была у нас, но выбора не было… Я в общем. Ты уж прости нас за все это.       Женщина выглядела так, будто из нее выжали все соки. Лилит немного потряхивало. — Хорошо, что теперь ты больше похожа на отца. Конечно, бледная как поганка ты в Алисию, спору нет. Но все остальное в тебе от Дуайта, — женщина пододвинула в сторону девушки перевернутую фотографию. Андерсон осторожно перевернула ее изображением вверх, ее затошнило, резко заболело в основании шеи, как после очередного кошмара. С фотографии на нее смотрели три пары глаз. Маленькая фотокарточка, три человека у большой ёлки. Невысокая женщина с недовольным выражением на почти белом лице, ее желтовато-белые волосы были стянуты в тугой пучок, а глаза, которые будто не имели определенного цвета, холодно и строго смотрели словно прямо в душу. Чуть поотдаль от нее стоял мужчина. Высокий, болезненно худой, но с невероятно теплой улыбкой и очень большими серыми глазами. Длинные цвета меди волосы были собраны в простецкий хвостик, резкие черты лица не делали его некрасивым, наоборот, мужчина казался вполне себе привлекательным. Его руки с невероятно длинными и тонкими пальцами покоились на плечах маленького ребенка. Такие же большие и серые глаза, неуверенная улыбка и коротко бритый ершик желтоватых волос. Андерсон подняла помутневший от непрошенной влаги взгляд на сидящую напротив женщину. Зачем она все это рассказывает? — Я знаю, ты их не помнишь… Я раньше хотела тебе это отдать, но твой коп заявился пару лет назад и попросил про них ничего тебе не говорить, мол, так лучше будет. А сейчас его нет. Мы понимаем, что уже много лет живем как… В общем ты знаешь. И раньше так можно было, ты в этом… Хоппере души не чаяла, он в тебе тоже, но сейчас. Может быть, уже поздно, но. Мы все еще можем попытаться стать семьей. Да, нам тяжело, когда ты рядом, ты напоминаешь нам о тех временах, когда все посыпалось. Но ты ведь не виновата в грехах своей матери, винить тебя в этом всегда было глупо, но что мы могли… Конечно, я не обещаю, что мы сможем избавиться от… Но мы можем постараться сократить всю нашу ругань и… Ты в общем подумай над этим, ладно? — Доре с большим трудом давались эти слова. В комнате надолго повисло молчание, неприятное, напряженное. Лилит смотрела на фото, голова разболелась. Она взглянула на свою опекуншу и кротко кивнула, прошептав, что не против попытаться. Женщина мягко улыбнулась девчонке и ободряюще, но не очень уверенно хлопнула по ее плечу. — Еще я хотела сказать, что мы уезжаем сегодня. На несколько дней. У брата Фрэнки родился сынишка, в этом году все будут собираться там. Если ты хочешь, ты можешь поехать с нами или остаться тут, — девушка молча покачала головой, взяв дрожащими пальцами фото и поднимаясь со стула. Дора понимающе кивнула, она и не сомневалась, что девушка захочет побыть наедине с собой после таких разговоров, подумать, все взвесить. В конце концов, этим она пошла в обоих своих родителей.       Андерсон тихо поблагодарила обоих опекунов, пожелала им безопасной дороги и поднялась в свою комнату, где тут же понеслась к окну и отворила его нараспашку. Воздуха катастрофически нехватало. Она жадно втянула ртом холодный колючий кислород, падая на колени и обхватывая себя за плечи. Ее трясло словно осиновый лист, голова кружилось, казалось, будто ее вот вот вырвет, а сердце заходилось словно бешенное. Раньше она никогда не испытывала панических атак, но если верить тому, что писали в книгах, это была именно она.       Ее родители были учеными в Национальной Лаборатории Хоукинса. Проводили эксперименты над людьми. На фото ей примерно 8 лет и она ужасно была похожа на Одиннадцатую. Хоппер просил не рассказывать ей о родителях. Все эти мысли вихрем проносились в голове, пока она давилась слезами скорчившись на полу. Она слышала, как снизу закрылась входная дверь, слышала звук мотора и отъезжающей машины. Они были обычными людьми. Жили своей жизнью. Любили друг друга, возможно хотели завести семью, пока Дора не начала сходить с ума. Сходить с ума из-за экспериментов, которые над ней ставила ее родная мать. Возможно, поэтому Фрэнк и начал пить, ему слишком тяжело было наблюдать за тем, как любимая женщина превращается в зависимую от лекарств сумасшедшую. Девушка машинально потянулась рукой к знакомому бугорку на шее, нелепая мысль ударила ей в голову. Что если ее родители действительно ставили над ней эксперименты? Что если она такая же, как Оди? Все эти годы этот злосчастный бугорок казался ей чем-то инородным, чужим, но она не думала, что это могло быть так на самом деле. Теперь же ей казалось, что все предельно ясно. Она поднялась на ватных ногах, стянула с себя мешковатый свитер и майку, оставаясь в одном лифчике, затянула волосы в высокий тугой хвост, прошла в ванную, находящуюся прямо напротив ее спальни. Остро заточенный нож привычно лег в слегка подрагивающую ладонь. Она мало что знала про то, как правильно стерилизовать медицинские инструменты, да и нож ее на таковой мало походил, но она сделала все, что смогла. С кухни достала початую бутылку водки, сделала два больших глотка и закашлялась. Горло больно обожгло, противный вкус на языке заставил чувство тошноты усилиться многократно. Девчонка закусила свернутое в рулон полотенце, попыталась успокоить дрожащие руки, глубоко вдохнув и выдохнув пару раз. Она совершенно не отдавала себе отчета о том, что она делает, а уж о том, что она будет делать после она и подавно не думала. Боли она боялась до ужаса, но собственных предположений о своем странно выпавшем из памяти детстве она боялась сильнее. Пальцами она нащупала знакомую выпуклость и осторожным движением, вслепую полоснула по ней ножом. Сдавленный крик гулко прокатился по комнате, приглушенный лишь сжатым в зубах полотенцем да шумом воды, кровь брызнула на руки, потекла по спине пачкая старенький бюстгалтер. Она с силой надавила на место пореза и услышала металлический звон. Запачканная кровью продолговатая капсула лежала на кафеле в маленькой луже крови, нож выпал из трясущихся рук. Ее вырвало прямо в раковину, она давилась рвотой и слезами, ее трясло так, что она не могла даже прямо стоять на ногах. Она зажала обеими руками обильно кровоточащую рану, давясь слезами, корчась на мокром от воды и крови полу, воя от боли и ужаса.       Диктор монотонно вещал что-то с экрана маленького старенького телевизора, но Эдди не слышал, что именно он говорит. Его мысли были далеко отсюда, банка уже теплого пива так и стояла нетронутой рядом с ним, сигаретный дым витал в возухе. Уэйн устало осмотрел мальчишку и покачал головой, понимающая улыбка появилась на морщинистом лице. Не нужно быть гением, чтобы понять, о чем думает парнишка. Стоит старшему Мансону уйти спать, как этот охламон тут же сбежит из дома через окно к своей красавице. Не то что бы он не мог просто взять и уйти прямо сейчас, дядя не стал бы его останавливать, просто он сам сомневался стоит ли. Было уже поздно, она наверняка спала и Эдди не хотел ее беспокоить. С другой стороны, он не видел ее целый день и безумно скучал. Парень уже отвык от того, что ее может не быть рядом и даже столь незначительную разлуку переносил тяжело. Ему было тоскливо и неспокойно и все, о чем он только мог думать, так это о том, как ему хотелось бы прямо сейчас обнять ее, вдохнуть аромат ее волос, почувствовать ее тепло, услышать голос. Он шумно вздохнул, безрадостно пялясь в экран. — Да иди уже, — дядя легонько хлопнул его по спине, Эдди вздрогнул и посмотрел на Уэйна. — Она наверняка уже спит, какой смысл? Да и опекуны ее дома, они ж меня и на порог не пустят… — Старший Мансон лишь покачал головой. — Все равно ведь будешь сидеть и ерзать, пока не поедешь. Сейчас еще есть шансы ее хотя бы увидеть, потом то точно уже спать будет. Езжай уже давай, когда вернешься, постарайтесь потише, у меня не так много выходных в последнее время, выспаться бы. Почему-то Уэйн был уверен, что Эдди приедет не один, он был не против того, что девушка частенько оставалась у них. Все-таки она была хорошей, а еще делала Эдди более взрослым и заставляла его принимать правильные решения. Конечно, не напрямую, а просто своим присутствием в его жизни. Эдди нервно топнул ногой пару раз и подскочил с дивана, быстро направляясь на выход. Дядя добродушно посмеялся ему в след. На улице было темно и холодно, но в ее открытом окне горел свет и шторы были распахнуты, будто она ждала его. Он тихонько позвал ее, но ответа не последовало. Набрал в ладонь горсть снега и отправил снежок чуть левее от ее окна, реакции ноль. Он перемялся с ноги на ногу и решил, была не была, пусть она его отругает, но уж слишком хотелось ее увидеть. Забираться по скользкой поверхности было в разы труднее и дольше, но через какое-то время он справился и не очень элегантно таки ввалился в ее комнату, чуть не уронив на пол лампу. Комната была пуста, дверь приоткрыта. Он осторожно выглянул за дверь и услышал плач. Ноги сами понесли его на звук, дверь ванной была открыта нараспашку, на мгновение он оцепенел. Все вокруг было в крови, его драгоценная девочка сидела на полу, ее всю колотило, через тонкие пальцы сочилась красная жидкость. — Боже, что случилось?! , — он кинулся к ней, падая на колени, рваные джинсы мгновенно пропитались водой и кровью. — Кровь не останавливается, Эдди.., — пробормотала она невнятно, поднимая на него зареванные глаза. Он хотел отвезти ее в больницу, но она запротестовала, голос ее почти срывался на крик, слезы застилали глаза. Его трясло от ужаса, он абсолютно не представлял, что делать. — У меня в сумке есть аптечка, там… Игла… Надо зашить…,— ее голос был хриплым, она тяжело дышала, парень метнулся обратно в комнату, подскальзываясь на ее крови и оставляя красные следы за собой. Он скинул куртку на пол, разворошил валяющуюся на полу сумку и схватив аптечку пулей вернулся обратно. Распотрошив ее прямо на полу, он нашел все, что перечислила девушка. — Может быть все-таки в больницу? Я ведь не врач и никогда раньше… — Она прервала его на полуслове, уверяя, что все в порядке. Сначала он аккуратно промыл рану, после чего приступил к делу. Было страшно и трудно, ее колотило от боли, она плакала и тихонько скулила, его и самого трясло, все самообладание уходило на то, чтобы действовать как можно более аккуратно. Когда он наконец отложил иглу и забинтовал ее рану, она уже была почти в отключке. Вся его одежда была насквозь пропитана кровью и потом, все его тело будто состояло из ваты, он притянул дрожащее тело к себе, девчонка уткнулась лицом в его грудь.       Они просидели так какое-то время, пока она не попыталась подняться на ноги, что сделать с первого раза не получилось. Нужно было убрать всю эту кровь пока ее опекуны ее не заметили. Девушка упомянула, что их не будет пару дней, но оставлять все это в таком виде было абсолютно точно нельзя. Они забросили вещи в машинку, туда же отправилась и одежда Эдди. Девушка заползла под душ, аккуратно смывая с себя кровь, стараясь не намочить забинтованную шею. Когда она выбралась из ванной, Мансон помог ей дойти до постели, одеться и уложил ее под одеяло. Наспех ополоснувшись, он вернулся к ней в комнату, запирая за собой дверь и закрывая окно, чтобы холодный воздух больше не проникал внутрь. Задернув шторы, он подошел к ней и аккуратно приземлился рядом, легонько поглаживая ее волосы. Она смотрела на него заплаканными глазами, лицо ее было измученным и уставшим. Лилит шепотом попросила его остаться с ней сегодня. — Будто я куда-то от тебя в таком состоянии могу уйти, — тихо пробормотал он, ощущая невероятную слабость, адреналин перестал бить по венам и он ощущал себя как игрушка из которой вынули батарейки. Мансон осторожно прилег рядом с ней, она тут же положила голову на его грудь, обнимая его. Она больше не плакала, но ее все еще заметно потряхивало, он осторожно уткнулся носом в ее макушку, поглаживая ее плечи, шепча ей, что все будет хорошо. Казалось, что время остановилось, тишина обволакивала их прерываемая лишь тихим звуком их дыхания. Ему хотелось спросить, что вообще произошло, но он понимал, что сейчас она едва ли в состоянии ему ответить, а потому молчал, пытаясь успокоить ее своим теплом и лаской. Жутко хотелось спать, усталость навалилась на него тяжким грузом, но ему было страшно засыпать. Что если ей станет плохо? Он должен был присматривать за ней, чтобы в любой момент несмотря на ее протесты отвезти ее в больницу, если ей станет хоть немного хуже. — Я должна бы тебя отругать, ты ведь забрался через окно, а это опасно, но… Я так рада, что ты тут, — он почувствовал, как крупные слезинки текли по его коже. Эдди шептал ей разные милые глупости, чтобы успокоить, заверял, что всегда будет рядом, когда он ей нужен, гладил и целовал ее, осторожно, пугаясь, что любым движением может причинить ей боль. В глазах предательски щипало, стресс, страх и ее слезы давили на нервы, но он держал себя в руках из последних сил, безумно хотелось курить, но он не решился бы отойти от нее ни на секунду. — Спасибо, — шептала она снова и снова, заставляя его сердце больно сжиматься в груди. Когда она наконец уснула, Эдди не смог сдержаться, горячие слезы потекли по щекам, давая ему столь необходимую эмоциональную разрядку. Он прижал ее к себе еще теснее, будто пытаясь спрятать от всего этого чертового мира и со временем провалился в беспокойный постоянно прерывающийся сон.