***
— Как живёшь? — постукивая пальцем по кружке кофе спросила Оливия, ожидая, пока горячий напиток остудится. — Да вот пришлось одну знакомую к себе подселить... — чуть замялся Ботан, сделав глоток из-за нервов. Горло обожгло, но ему всё равно. — Какую знакомую? — остановила движение пальцем она, в глазах блеснул огонёк. Спустя столько лет любовь никуда не ушла, а лишь спряталась в самый дальний уголок сердца, готовая снова заиграть во все краски. — Да она из богатой семьи, но вот мать умерла при родах, отец скончался недавно и наследство она потеряла. Пришлось взять к себе, — продолжал пить кофе Ботан, смотря в окно, но лишь бы не в глаза Оливии. — Ебаный хуй... а долго она у тебя жить то будет? — Вот это я не знаю, — наконец допил своё кофе Ботан. Вот и Оливия приступила к нему. Пятиминутная тишина окутала обоих. — Может ко мне? — предложил Ботан, встав с места и начал надевать куртку. — Давай, — допила та, встав, надев куртку и пойдя к выходу.***
— Заходи, — открыл дверь Ботан Оливии, впуская. Она зашла. — Не хило ты тут устроился, — зашла с открытым ртом Оливия, рассматривая. — Котёночек, это кто? — вышла из-за угла девушка в халате. Блондинка, ростом с Оливию, зелёные глаза. Огонь вспыхнул в глазах Стар, готовой поджечь всё сейчас к херам собачим. — Это Оливия, моя давняя подруга, — слегка улыбнулся Ботан, закрыв дверь и сняв куртку. — Здравствуйте, я Дарья, — хитрой улыбкой улыбнулась она. Оливию это ещё больше разозлило. Она резкими движениями сняла куртку, быстрым шагом направилась в гостиную, толкнув Дашу плечом. — Ты её извини, она такая всегда, — извинился за Оливию Ботан. — Угу... — оценивающий взор кинула Даша в сторону Оливии, пошла на кухню. За ней Ботан. Оливия уже сидела на диване. Сменив агрессивный и опасный взгляд на фальшивый, дружелюбный. На лице её сияла злобная ухмылка. Дарья в ответ на неё посмотрела также, сев рядом. Оливия, смотря на неё, проклинала её. С хуяли она называет Ботана котёнком?! — Котик, нашей гостье чай, — мягко улыбнулась Дарья, кинув взгляд на Ботана. — Да, сейчас, — Ботан быстро ушёл на кухню. — Ну а мы начнём, — повернулась блондинка к Оливии. Глаза Оливии снова вспыхнули, но ухмылка не слезала. — Слушай ты, шлюха, я же вижу, что ты с ним общаешься только из-за хаты, — прорычала Оливия, сжав кулак, но пытаясь держать себя в руках. — Оу, как не вежливо. Но ты права, нужен он мне только из-за квартиры, а тебе он зачем? — усмехнулась та, не отступая. Хитрая дрянь... Ухмылка с физиономии Стар испарилась. — А может ты в него втюрилась? — добивая, всё давила Даша. — Тебя это не касается, — постаралась спокойно ответить Оливия, но получилось лишь рычание. — Касается. Я же вижу, что он мной одурманен. Но не может сказать об этом. А вот ты... тебя никогда не полюбят, — вонзила прямо в сердце кинжал Дарья. Оливия не могла дышать. Ей надо было на воздух, либо квартире пизда. Она вскочила, побежав к двери. Схватила быстро куртку, в этот момент из кухни вышел Ботан. — А чай? — недоумевающе спросил он, смотря вслед убегающей прочь Оливии. Стар выбежала из подъезда. Нет, она не заплачет. Плачут слабаки. Вдыхая полной грудью прохладный воздух и стараясь успокоиться, Оливия спустилась по стене дома вниз, на корточки. Ветер дул, сметая листья и качая деревья. Луна одиноко смотрела на Оливию, скрывая звёзды. Оливия сжалась. Внутри звонко бился хрусталь. Неужели её реально никто не полюбит?.. Оливия не ощущала биения сердца, своего дыхания, но слышала отчётливо слова Дарьи. Они въелись ей в кожу, пронзили сердце, словно яд высасывали чувства. Мороз побежал по коже. Ладони покраснели. Пошёл снег. Лёгкие хлопья падали на кудри, на куртку, на траву, укрывали листья. Оливия вытянула руку вперёд, словно прося снег о помощи. Как ей выбраться из этой паутины? Снег осторожно и медленно падал на блеклую руку, тая. Ощутив отёк в ногах, Стар, держась за стену, поднялась. Ноги кололо. Оливия поплелась по одинокой, тёмной улице, засунув руки в карманы. Кусая потрескавшиеся губы, она безжизненно смотрела вниз, еле шагая. Карие глаза потеряли все краски. Хрусталя, разбившегося внутри осколки вонзались во всё, что могли. Сердце истекало кровью. Молчаливые и затонувшие глаза выражали безразличность и безжизненность, но в них можно было разглядеть боль. Огромную боль.