Новая жизнь

      Игорь был в его жизни целых полгода. Это много или мало? Для кого-то полгода почти один миг, для кого-то – огромный срок. Кириллу тогда казалось, Гром сможет сделать что-то в его жизни, чего не смог ни сам Кирилл, ни его всесильный отец. Что Гром сумеет дать нечто… Ни деньги, ни машины или отдых на Мальдивах и на Бали. Нечто более важное. А что именно- Кирилл и сам не знал. Игорь всегда появлялся вовремя. Держал отросшие волосы, чтобы не испачкались, когда Гречкина рвало в туалете в отделении, куда привезли из ночного клуба «под дозой». Тогда Кирилл сначала борзел, уверял всех, что они распрощаются с работой и будут мести улицы. - Вот на исправительных работах ты и будешь их подметать, - устало ответил Гром. Гречкин снова начал что-то говорить про отца, а потом… Впрочем, это неважно. А потом начался «отходняк», и Кириллу стало невероятно холодно. Он сжался в углу камеры и дрожал, хотя было теплое, даже жаркое по меркам Питера, лето. Игорь принес кружку кипятка. И этот кипяток, без намека на сахар, заварку или хотя б дрянной растворимый кофе был вкуснее всего на свете. Тогда приехал отец, Гречкина-младшего отпустили домой… И он через день уже был под дверью отделения. С замазанным тональником «фонарем» под глазом. - Какими судьбами? – поинтересовался тогда Гром. - По вашу душу, товарищ майор, - золотые грилзы сияли не хуже золотой цепочки на шее. Золотые грилзы, цепь, колечко, массивный перстень. Гречкина звали «золотым мальчиком». - По мою душу? Да вроде б я пока живой еще. И ты на посланца ада не похож. - Вам с вашими убеждениями прямая дорога в рай, а вот на ангела я точно не тяну. Что касается ада… тот клубешник, откуда вы меня привезли, так называют. - Не удивительно. Ладно, мне пора. - До встречи, товарищ майор. Не прощаюсь надолго. Сначала были короткие встречи возле отделения. За углом в чахлом сквере. Возле самого отдела Игорь попросил не крутиться и «не отсвечивать». Кир с удовольствием внял его просьбе. Тогда еще – с удовольствием. А дальше закружило, понесло, как поется в старой песне. Кирилл все чаще и чаще засиживался у Игоря допоздна, и оставался ночевать. - Так мосты развели, товарищ майор. Как-то незаметно стал называть его по имени. Приносил в неуютную квартиру свои вещи. Покупал все, что душе угодно – от занавесок до чайника. Даже вызвал ремонтную бригаду и клининг. В результате в чистой квартире дверь в туалет встала на место, на стенах появились новые обои, а боксерская груша висела на прежнем месте и не падала на пол с кусками потолка. Поначалу было даже интересно – обустраивать совместный быт. Так дети охотно играют « в домик» - до тех пор, пока им это не наскучит. Кириллу наскучило очень быстро. Он вообще не любил долго заниматься одним и тем же. Так что все разговоры отца о том, что скоро придется работать в его фирме, навевали тоску. Это же надо будет разбираться в тонкостях бизнеса, а сам Гречкин-младший считал, что у него нет способностей к этому. - Я хочу найти свое место в жизни – пафосно отвечал он Игорю. - Пока твое место, то в клубе, то в отцовском особняке. - И что? Мне еще всего двадцать. - Тебе уже двадцать. Кир фыркал, называл Грома «душнилой» и демонстративно обижался весь вечер. Игорь не обращал внимания. Пил чай с шавермой и садился дорабатывать документы. - А тебе это не скучно? – спросил однажды Кирилл. - Скучно. Но в жизни делают не только то, что интересно. - А я считаю, что так ты бездумно тратишь свою жизнь на никчемные дела. - Знаешь ли, я вообще-то преступников ловлю, - спокойно ответил Гром, - но заполнять сопроводительные документы, причем так, как надо… Это тоже часть моей работы. Я уверен, твой отец тоже немало работает с бумагами. - Не говори мне про него! – выкрикнул Кирилл. - Хорошо, - снова спокойно согласился Гром и продолжил работу. Гречкину надоело смотреть на это и он залип в телефоне, чем весьма обрадовал Игоря.       Иногда в их жизни было все «шоколадно». Они вдвоем гуляли по городу, Гром водил Гречкина на крыши, где они ели шаверму и смотрели на закат. Иногда ходили в дорогие кондитерские, где Кир с удовольствием покупал пирожные от лучших кондитеров. Вот только такие походы были все реже, а разговоры о прожигании жизни – все чаще. Игорь не мог смириться, что Кир и в свои двадцать остается ребенком, капризным, избалованным ребенком. Который преспокойно живет на деньги отца, причем, не уважая его самого. А Кирилл считал, что Грому делать нечего, только воспитывать его. Он стал все реже наведываться в квартирку с видом на Исаакий, все чаще зависать у друзей или на съемных квартирах. И накачиваясь алкоголем, порой плакал, сам не зная, о чем. Приятелям было все равно. А интересующимся Кир сказал, что такая реакция на смешивание «фармы» с вискарем. Но я чувствую, что я живой Когда бухой и когда мешаю фарму с наркотой Разожги огонь и подари мне ночь Ведь даже невменоз приятней, чем твоя любовь. «А была ли любовь»? – думал Кирилл, игнорируя пропущенные от Грома. «А умеешь ли ты любить, «золотой мальчик» кого-нибудь, кроме себя? – спрашивал бы Игорь.       Кир возвращался домой, в особняк на Елагином. Оттуда, немного отлежавшись, ехал к Игорю – уже в чистом, хотя с мешками под глазами от постоянного недосыпа. И засыпал у того под боком. Во сне он казался намного лучше, чем был. Иногда Гром ловил себя на мысли что любуется им. С нелепо окрашенными и отросшими волосами, бледный и худой, как узник концлагеря, Кирилл оставался красив порочной красотой. - Ты меня любишь, несмотря на все, что я творю? - спрашивал он у Грома. - Я тебя просто люблю, - отвечал тот. А потом все повторялось. Клубы, бары, тачки, ночные гонки по улицам Питера, вещества и алкоголь. Я глотаю алкоголь, ты любишь вещества, Внутри меня война, внутри тебя война.