«Осень уже пришла!» — Шепнул мне на ухо ветер, Подкравшись к подушке моей.
Мацуо Басё
Глаза у капитана совершенно сумасшедшие. Микаса видела его в бою десятки раз, но никогда не замечала, как он смотрит на врага: столько ярости обычный человек не может испытывать. Но Леви не обычный человек. И сейчас Аккерман заворожённо наблюдает, как катаны в его руках окутывает тёмная дымка. — Дыхание смерти. Четвёртая ката. «Вырывающий душу ураган», — голос спокоен и тих, но её не обмануть — кожей чувствует приближение бури. Движется Леви так стремительно, что демон замирает, не зная куда бить, и Аккерман может понять растерянность врага. Если каты Томиоки казались ей чудом, то атаки капитана совсем иные: в них нет удивительной магии, вызывающей восторг и трепет, — только парализующий страх. Капитан кружит вокруг чудовища настолько быстро, что в какой-то момент демон и правда оказывается в центре настоящей воронки. Тёмный вихрь накрывает врага, и тому остаётся только замереть — стоит попробовать протянуть щупальце, как молниеносный росчерк тут же отсекает склизкий отросток. Один, второй, десятый — словно Леви с особой жестокостью чистит заморский фрукт, по куску убирая лишнее. И когда среди обрубков наконец показывается голова монстра — залитая вонючей кровью, вопящая зубастой пастью, вращающая бешеным глазом — капитан сносит её одним точным ударом. И тут же отскакивает, даже не удосужившись посмотреть, как мерзкая туша рассыпается прахом. — Дыши, Аккерман, не сачкуй, — Леви недовольно нахмурился, быстро осмотрев затылок. — У нас вся ночь впереди. — Дышу, — кивнула разведчица, концентрируясь на сосуде, из которого шла кровь. Нашла, остановила поток и виновато опустила глаза. — Испортила ваш подарок, простите. — Ты о чём? — изогнул бровь капитан, не сводя пристального взгляда с тёмной лесной чащи. — Ну, как же… Лента, которую вы мне повязали. Должно быть, теперь вся в крови. — Ты до сих пор хранишь этот лоскут? — теперь Леви смотрит на Аккерман: то ли насмешливо, то ли снисходительно. — Нашла, о чём беспокоиться. Давно бы выбросила. Микасе хочется треснуть холодного капитана по лбу, но она только поджимает губы. Тьма меж деревьев начинает недобро сгущаться, и оба, не сговариваясь, напрягаются. Все вопросы и обиды отступают на второй план, затылок перестаёт пульсировать, а силы возвращаются: они обязательно продолжат беседу, но после. Сейчас только война. Та, о которой разведчики так стремились забыть. Даже если без неё они не будут собой. До рассвета уничтожено ещё семеро: трое быстро, с остальными пришлось повозиться. Возможности как следует рассмотреть капитанские техники у Микасы не было, но пару раз всё же смогла заметить ту странную дымку вокруг парных клинков. Волны, призываемые ею, прекрасны и чарующи в своей очистительной силе. Тьма на острие катан Леви совсем иная: не исцеление — уничтожение. Выдохнув с первыми лучами солнца, Микаса легла на землю и всмотрелась в стремительно светлеющее небо. Парадокс: в прошлой жизни рассвет на экспедициях нёс риск в лицах титанов, а в этом мире — спокойствие. Леви присел рядом, облокотившись на ствол дерева: недовольно осматривал развороченный лес, анализируя последний бой — надо двигаться ещё быстрее. — Я думала, Томиока рассказал мне обо всех дыханиях, — неожиданно подала голос Микаса, поворачиваясь. — О «дыхании смерти» я ничего не знаю. — Водяной не мог рассказать тебе об этой технике, потому что раньше её и не существовало, Аккерман, — без улыбки ответил разведчик, изучая клинки. — Мне не подошло дыхание грома. — И вы разработали своё? — в глазах Микасы плещется неподдельный восторг, и Леви даже смягчается: она больше не выглядит бесстрастной убийцей или безжизненной куклой. Сойдя с корабля в тот злополучный день, отправил Габи и Фалько в гостиницу, а сам — на окраину, к небольшому камню у дерева. К ней — разбитой, погружённой в своё горе. Тогда смотреть на неё было больно, сейчас — глаз не отвести: живая. — Странно, что тебе в голову не пришло то же самое, — усмехнулся капитан. Покопавшись в наплечной сумке, достал немного помятый спелый персик и бросил Аккерман. Рефлексы у неё безупречны — ловит мгновенно. Осторожно вертит в пальцах и едва уловимо улыбается. — Когда мы отсюда выберемся, для нас выкуют привычные клинки, а УМП заправят газом. И техники боя должны это учитывать. — А как вы так быстро разработали и освоили собственное дыхание? — Микаса с наслаждением укусила персик, пропустив укол мимо ушей. — И откуда у вас такие чудесные фрукты? — Из сада, Аккерман, — закатил глаза Леви. Другого ответа она не получит. Во всяком случае, сейчас. Вспоминать о деревне, куда его отправили учиться, как только нога полностью восстановилась, странно. Но он не удержался: в воздухе витал аромат сладких персиков и крепкого саке — Джигоро Куваджима знал толк в хорошей выпивке. Таинственным наставником, о котором Ояката-сама так ничего и не рассказал, оказался древний дед со шрамом на щеке и кривой палкой в руках. Кто-нибудь другой наверняка бы подумал, что глава истребителей просто неудачно пошутил — старик походил на кого угодно, но только не на сильного учителя. Но Леви не кто-нибудь — воин видит себе подобного издалека. — Дышишь сносно… — медленно обошёл странного подопечного Джигоро Куваджима и опёрся на свою палку, хитро прищурившись. — Устал с дороги? Ничего, мы сейчас тебя накормим. Сходи-ка в сад, набери нам персиков помягче. Капитан даже бровью не повёл: молча собрал и принёс полную корзинку. А потом ещё одну. И ещё. Туда-обратно под пристальным взглядом Куваджимы Леви ходил до заката: лишь с последним лучом старик благосклонно махнул рукой. Леви накормили досыта и отправили спать. Знай тогда капитан, каким будет утро, наверняка бы подхватил свои нехитрые пожитки, послал Джигоро куда подальше и пошёл искать гору, куда забралась Микаса. Но даром предвидения Леви не наградили, и он растянулся на футоне, представляя, каким боевым приёмам его будет учить старик, в притворно неуклюжих движениях которого читалась невероятная мощь и ловкость. Но ни приёмов, ни стоек наутро не случилось: капитана вновь отправили собирать чёртовы персики. И так до заката. Спустя три дня Леви возненавидел сады, а заодно и несносного Джигоро, что только хихикал в иссушенный кулак, наблюдая, как на бесстрастном лице капитана нет-нет да промелькнёт недовольная гримаса. — И долго ещё мне с персиками бегать? — На закате пятого дня разведчик сел на ступеньку рядом с неизменно улыбающимся стариком. — Ты видишь в этом смысл. Может, и мне объяснишь? — Ты носишь персики, потому что не годен ни на что другое, — неожиданно серьёзно ответил Джигоро. — Вот тебе и весь смысл. — Неужели? — изогнул бровь Леви. — Возьми-ка пару тех чудесных фруктов, что ты так старательно собирал, и пойдём в дом, — прищурился Куваджима. — Хочу тебя угостить. Всю ночь Джигоро поил мрачного капитана саке, задавая странные вопросы. Старика не интересовали навыки или боевой опыт «негодного» ученика, другое дело — истории с Парадиза и имена. Поначалу капитан только хмурился и отмалчивался, но вкусная рисовая водка постепенно расслабляла мышцы и развязывала язык. Под утро захмелевший Леви выдавил четыре имени из своего скорбного списка. — Твои друзья? И скольких ты потерял? — опрокинув рюмку, Куваджима внимательно посмотрел на побелевшее лицо капитана. — Всех, кто был, — прошептал разведчик, устало прикрывая глаза. — Даже силы своей — и той лишился. — И в чём же она была, твоя сила? — прищурился Джигоро. — Мог в одиночку перебить целый отряд и даже не запыхаться, — буркнул капитан. Эта странная игра ему не нравилась, но проигрывать всё равно не хотел. — Дурное дело нехитрое, — развёл руками Кумаджима. — Мог забросить одного надоедливого деда в его любимый сад, — процедил Леви, потирая переносицу. — Ха! Посмотри на меня! — рассмеялся наставник. — Меня кто угодно может даже на гору закинуть! Нашёл чем хвастать! А что ещё ты делал с этой силой? Разведчик задумался, ища подходящие слова. Можно ли на пальцах описать ад? Тот самый, что мучает с первых дней жизни? Стоит только поверить в шанс на счастье, как его тут же забирают — вырывают с корнем, оставляя только кровь и пустоту. Фарлан, Изабель… Привязываться было страшно, но он сжимал кулаки и решался, веря, что после стольких лет боли чёртова судьба всё же повернётся к нему передом. Смотря на окровавленные ошмётки с лицами друзей, клялся — больше никогда. Но проигрывал самому себе — потом появились Эрвин, Зоэ, Петра, Оруо, Эрд, Гюнтер, Саша, Эрен… Наивный глупец. — Сражался. Защищал то, во что верил, — Леви лукавит. Зачастую просто мстил, выплёскивая пожирающую ярость. — А что ты делал на паучьей горе? Когда попал на чужое поле битвы без своих сил? — Об этом в газете что ли писали? — недовольно процедил Аккерман. — Что умел, то и делал — дрался. — Выходит, ты ничего не потерял, капитан Леви, — Джигоро больше не улыбался: смотрел внимательно и долго. — Главная сила человека, из какого мира бы он ни был, — его убеждения. Найди цель, достойную таких убеждений, а я научу тебя всему, что поможет её достичь. — Нечего искать. Мне нужен демон, который забросил сюда нас с Аккерман. Если будет по пути, прикончу заодно и тварь, перебившую семью одного забавного мальчишки. — Иди спать, капитан. Тебя ждёт трудный день, — пожевал губами Кумаджима и поднялся, прихватывая пустые бутылки. — Персики? — усмехнулся Леви, отправляя в рот остатки фрукта. — Поверь, завтра ты будешь скучать по саду. — Со смешком старик вышел наружу, оставляя разведчика один на один с образами из прошлого и чёртовой надеждой, что упорно отказывалась гаснуть. Дыхание грома пришлось Леви по душе: невероятная скорость, мощь молнии, сила разряда — всё под стать запросу, но чего-то не хватало. Медитируя среди фруктовых деревьев, разведчик представлял, как именно будет сочетать каты с приводом, раз за разом проигрывал в голове варианты и всё больше хмурился. Выслушав сомнения капитана, Кумаджима только хитро улыбнулся. А потом напомнил о Кочо и её дыхании насекомого: охотница нашла свою сильную сторону и довела до пика. Да так удачно, что доросла до Столпа. Леви тогда ничего не ответил: вернулся в сад, сжал катаны, закрыл глаза, глубоко вдохнул и представил, как пальцы переключают рычаги, а за спиной развеваются «крылья свободы». Он — гроза титанов, убийца до мозга костей, беспощадный и неумолимый. Он — островной демон. Он — смерть. Его единственная сторона. Джигоро, наблюдавший за разведчиком со стороны, нахмурился, увидев, как вокруг него заклубилась опасная тёмная дымка с резкими всполохами чёрных молний. В тот день он отправил ворона к Ояката-сама: со всей почтительностью бывший Столп грома попросил больше не посылать подобных учеников — слишком стар, чтобы брать ответственность за такую разрушительную силу. — Капитан! — голос Микасы возвращает в реальность, и Леви открывает глаза. — Не хотите рассказывать — не надо. — Аккерман вертит в пальцах персиковую косточку. — А есть ещё? — Да ты обжора, — усмехаясь, разведчик бросает девушке ещё один фрукт. — Жуй, и пойдём искать воду. А потом спать. Дежурить будешь первая. Гора глициний оказалась странной: три следующие ночи прошли настолько тихо и спокойно, что Аккерманам казалось, будто они просто в одном из привычных армейских походов. Но последние две будто ждали своей очереди, чтобы бросить на разведчиков всю гниль, копившуюся среди деревьев. Демоны как титаны: есть мелкие и слабые, а есть и такие, что добраться до шеи без привода едва ли возможно. Остаётся только сжимать кулаки и надеяться на рефлексы. Наблюдая за Микасой, Леви ловит себя на мысли, что дыхание воды создано для неё — неумолимая стихия, сметающая всё на своём пути. — Удар волной, — еле слышно произносит она и рубит огромного монстра в клочья. Тварь извивается, плюётся кровью, пытается залечить глубокие раны, но Аккерман не даёт ей такого шанса. Словно на гребне, подлетает на три метра, отсекая уродскую башку, и спокойно приземляется, смахивая с мечей кровь. Прикидывая, как лучше снести голову, капитан поглядывает на девушку: та только поджимает губы — уже просчитала каждое действие. — Дракон перемен! — на этот раз не шепчет, кричит на выходе. И движется так, будто никогда не расставалась с приводом: презирая законы физики, парит в воздухе, обращая огромное чудище в кровавое месиво. Им осталось всего ничего: какая-то пара часов до рассвета — и победа, но седьмая ночь выбрасывает свой последний козырь. Скольких успел сожрать этот демон, пока не наткнулся на пару суровых разведчиков? Два? Три десятка? Почти отсекла, ещё бы немного, но шея слишком крепка — клинок подводит, раскалываясь пополам. Аккерман замахивается вторым, но не успевает. Всё, что остаётся капитану — ринуться вперёд и подхватить, смягчая падение. Они катятся кубарём под натужный скрип собственных костей, но обращать внимание на боль нет времени: чудовище успевает прирастить отрубленные части и уже надвигается на мечников. — Капитан! — Микаса нашаривает рукой целый меч, поднимаясь на колени. Храбрись сколько угодно, но к такому нельзя привыкнуть быстро: они росли бок о бок с титанами, знали сто и один способ изрубить врага на куски, но это… Искажённые тела, зловонные глотки, когтистые лапы — оживший кошмар. Но любой даже самый страшный сон рано или поздно заканчивается: с пением птиц, со звоном колокола, с хриплым приказом. — Ноги! — кричит Леви, и Аккерман оживает. Слова больше не нужны: разведчица собирается и, не заботясь о прожорливой пасти на высоте, подсекает монстра под деформированные колени. Рубит и сечёт, пока демон не начинает рушиться. Микаса всегда остаётся собой — делает ровно то, что нужно. — Дыхание смерти. Третья ката. «Прощальный взгляд смерти», — послушать со стороны — чистейший бред, но клинки уже накрывает знакомая дымка. Отделяясь от острия, облако движется к твари, накрывает темнотой, лишает зрения. Подобраться к чудищу теперь раз плюнуть: Леви с тьмой «на ты». Перед самым концом, не отказывая себе в удовольствии, снимает шоры и пристально смотрит демону в глаза, рассекая шею обоими клинками. Развороченную поляну озаряют первые лучи. Усталая Микаса ложится рядом с командиром и задумчиво поднимает руку: пальцы продолжают сжимать испорченный клинок. — Это никогда не кончится, да? — в голосе нет тревоги или злости: сухая констатация. — Кончится. Мы вернёмся домой, даю слово, — он давно зарёкся обещать, но сказать такое Аккерман почему-то хочется. Будто с ней он вновь может поверить в лучшее будущее, словно с ней оно и правда достижимо. Но Леви быстро выбрасывает из головы непрошеные мысли: он вернётся к ним, когда настанет подходящее время. — Вы с Водяным в шашки что ли три месяца играли? Отдохнули и хватит, поднимайся. Или местечко понравилось? — Вам подходит дыхание смерти, капитан. — Микаса игнорирует потянутую руку командира и встаёт сама — сердится за последние слова. — Пойдёмте. В месте сбора их всего трое, не считая дочерей Ояката-сама: двое разведчиков и едва живой паренёк, прикрывающий исполосованный бок дрожащей рукой. Аккерман поджимает губы и бросает на Леви долгий красноречивый взгляд. — Надеюсь, теперь он достаточно подготовлен по вашим меркам, — сквозь зубы цедит девушка, перевязывая полуживого мечника лоскутом своего хаори. Леви не удостаивает её ответом: правая нога Микасы покрыта запёкшейся кровью, затылок выглядит не лучше — стоит она только потому, что держит концентрацию не переставая. Ей нужно к Шинобу — вот залечится, тогда и будут спорить. Выбирая слитки руды, капитан даже не смотрит на форму и цвет — указывает на первые попавшиеся, чтобы не терять времени, но Аккерман в отместку изучает камни так долго, будто это украшения на витрине, а не куски металла. Хочется отвесить оплеуху, но Леви сдерживается: рана откроется — придётся тащить на себе. С горы спускаются молча: даже связные вороны чувствуют, что тишина разведчикам сейчас просто необходима.🀢 🀣 🀤
Солнце бесцеремонно блуждает по лицу, заставляя морщиться и прикрывать глаза ладонью. — Оклемалась? — сухой голос действует лучше ушата ледяной воды, и Микаса подскакивает: как добралась до комнаты, не помнит. Прошлое обрывается на пороге особняка Шинобу Кочо: увидела девочек, бегущих навстречу с полотенцами и бинтами, и тут же отключилась. Единственным, за что успел зацепиться взгляд, стало какое-то яркое пятно: красное, жёлтое, зелёное — всё слилось воедино и померкло. — Как долго я была без сознания? — в горле першит, и Леви тут же откладывает свою газету, подаёт стакан. — Часов двенадцать, не больше. Ты молодец, продержалась. Раны не открылись, — хмурясь, капитан вытирает платком пролитую воду с её пересохших губ. — Но нога изрядно помята. Кочо пообещала, что к завтрашнему дню восстановится, только держи концентрацию. Скорчив ещё одну гримасу, командир поднимается и быстрым шагом покидает комнату. За перегородкой бросает кому-то равнодушное «очнулась» и исчезает окончательно. Повисшую тишину прерывает тихий стук: на пороге появляется Томиока в своём пёстром хаори, а Микаса заливается краской, понимая, что за пятна видела перед тем, как отключиться. Становится невыносимо стыдно: Столп воды потратил на неё три месяца — и вот какую картину теперь наблюдает. — Прости. Я не справилась, — пошептала разведчица, опустив глаза. — Никого не спасла, да ещё и сама подставилась. — Ты выжила. — Гию игнорирует стул у кровати, предпочитая держаться на расстоянии. — Это главное. Скоро ты получишь клинки и будешь спасать людей. — Станет легче? — Не поднимая взгляд, девушка изучает кончики пальцев: в памяти всплывает рваный бок единственного выжившего мальчика. — Нет, — после паузы мечник всё же садится рядом. — Но твоя жизнь обретёт смысл. — Помолчав ещё немного, Томиока прячет глаза за жёсткими чёрными волосами. — Так я успокаиваю себя, вспоминая тех, кто погиб по моей вине. Знаешь… меня ведь должны были съесть на испытании. Если бы не мой друг Сабито. Он спас всех. И теперь я сражаюсь в память о нём, стараюсь оправдать звание, которого не достоин. — Не говори так, — Микаса не замечает, как накрывает сухую шершавую руку своей ладонью, и он замирает, переставая дышать. — Недостойный никогда бы не стал таким воином. Таким человеком. Недостойный не вступил бы в схватку с другим Столпом, защищая Танджиро. Не поручился бы своей жизнью за Незуко. Не взял бы в ученицы такую, как я… — Иногда я и сам не понимаю, почему решил дать шанс Танджиро, — Томиока не улыбается, но голос становится чуточку теплее. — И почему взялся учить тебя… На миг сжав пальцы Микасы, мечник быстро встал и молча вышел: только так они и прощаются. Разведчице не осталось ничего, кроме как откинуться на подушки и закрыть глаза: голова гудела, нога ныла, а сердце отчего-то билось быстрее обычного. «Оно должно быть неколебимым. Тихим и спокойным, как водная гладь» — сжала кулаки Аккерман, концентрируясь на простой и понятной, привычной боли. Вечером разведчица поняла, что спокойствие не её сильная сторона. Всему виной стало невыразимое нечто, что принесли какуши: открывая свёрток, замерла в предвкушении, но стоило только рассмотреть тёмную форму истребителя получше, едва не закричала. Держа несуразный комбинезон с бессовестно глубоким вырезом, хлопала ртом, как выброшенная на сушу рыбина. Ходить в таком — смерти подобно: скорее поселится на горе глициний, чем напялит вульгарные тряпки. — Вы вольны отказаться, госпожа Микаса, — нежно прощебетала Шинобу, заметившая на веранде опешившую гостью. — Однажды мне тоже принесли подобный наряд. — Улыбнувшись, охотница пошарила в карманах и протянула коробок. — Я его тут же сожгла. — Спасибо, — пробормотала Аккерман, с трудом отводя взгляд от чёрного непотребства. — Уверена, что человек, шивший его, старался… Да и предыдущая попытка сжечь форму закончилась неудачно. Но носить, конечно, не стану. Как думаете, они могли бы сделать что-то похожее на мою прежнюю одежду, но из такой же крепкой ткани? — Конечно! — улыбнулась Кочо. — Просто скажите об этом какуши. Думаю, вы получите всё очень скоро. Вы с уважаемым капитаном теперь истребители и не можете долго прохлаждаться… Благодарно кивнув хозяйке, Микаса поспешила догнать какуши — смущаясь и пряча глаза, быстро объяснила, что сражаться в такой форме не сможет. Попросив юношу с закрытым лицом немного подождать, сбегала в комнату и вынесла чёрную форму Разведкорпуса. Какуши дал слово, что уже завтра ей принесут новый костюм. Найдя Леви, по обыкновению читающим, — на этот раз не газету, а одну из мудреных книг Кочо девушка нахмурилась — его форма истребителя была сшита идеально. Командир тоже рассердился, но отчего-то не на портных, а на Аккерман: оказалось, планировал догнать Танджиро, Иноске и Зеницу и присоединиться к поездке на подозрительном поезде, а теперь план трещит по швам — кроме клинков ждать ещё и одежду. — Выходит, Танджиро мы помогаем… — голос у Микасы холодный, резкий и отдаёт горечью. — А чем он отличается от тех ребят на испытании? Раньше мы не делили людей на своих и чужих. Что изменилось? — Ещё как делили, Аккерман, — цедит Леви, смотря прямо в глаза разведчице. — Скольких марлийцев и йегеристов ты убила ради «своих»? Уже забыла? — Вы знаете, что нет, — разведчица отшатывается от капитана, будто он активировал своё смертоносное дыхание и направил опасную дымку прямо на неё. — Разговор окончен, — командир отворачивается и возвращается к своему столу. — Мальчишки будут колесить по кругу, пока не перебьют всю дрянь. Если выдвинемся на рассвете, сумеем сесть на этой станции. — Леви не глядя указывает на разложенную карту: продумал всё пока Микаса была в отключке. — Клинки и приводы принесут уже через несколько часов. Надеюсь, и твою форму тоже. Иначе останешься здесь. Ощутить тонкую грань, разделяющую восторг и раздражение от капитанских замашек, у Микасы не выходит, и она просто делает шаг назад. Не знает, что противопоставить этой абсолютной логике. Перед глазами всплывает битва за стену «Мария» — пожалуй, единственный раз в памяти, когда сердце Леви дрогнуло, и он выбрал Армина, а не Эрвина. Какие чувства двигают командиром сейчас, не ясно: они так и не поговорили о случившемся — даже на горе глициний капитан отмахивался, стоило только завести разговор о самом странном путешествии в жизни. Только бурчал: «Время неподходящее», хотя ещё три месяца назад смеялся, услышав подобное из чужих уст. Из её уст. Микаса планирует скрыться за дверью, но капитан вновь подаёт голос — она замирает. — Аккерман! Отстиралась, забирай, — всё так же не глядя разведчик протягивает ту самую ленту, что повязал на её волосы несколько недель назад. В подобном доме, тоже незадолго до рассвета. Больше всего на свете девушка хочет что-то сказать — хочется едко заметить, что ещё совсем недавно Леви назвал эту ленту «лоскутом», но не может открыть рот и просто позорно пятится к двери, чтобы спрятаться от брошенного напоследок взгляда. Какуши не подвели: вместе с клинками и приводами принесли и новую форму — без ужасного выреза и бесстыдно коротких шорт. Капитан только закатил глаза, заметив, как Микаса поправляет новые ремни: подойдя сзади, парой движений затянул тонкие кожаные полоски, напоследок хлопнув разведчицу по спине. Посмотрев на часы, нахмурился — времени в обрез. Со своими карманными часами Леви не расставался — начищал, берёг, и те его никогда не подводили. До этого дня. Потому что на этот раз они опоздали. Разведчики летели через лес, заодно проверяя, как работают приводы на новом газу. Рычаги приятно грели пальцы, а прохладный ветер развевал светлую ленту в волосах и «крылья свободы» за спиной. До станции всего ничего, миля, но оглушающий взрыв справа резко меняет планы. Микаса уже наблюдала катастрофы: на её глазах рушились не только города — целый мир, и искренне надеялась, что пропитанные кровью и порохом времена уже прошли. Ошибалась. Крушение — не про снесённые до фундамента дома, не про залпы артиллерии и каменные завалы. За каждым выстрелом — лица: мертвецки бледные, залитые бурой кровью, застывшие гримасами ужаса или безмятежности. У Танджиро на лице боль, у Столпа Ренгоку — покой. Искорёженный металл продолжает натужно скрипеть, дым валит столбом, и прекрасный рассвет погибает, едва успев заняться. Юный Камадо бежит вслед за демоном, покрытым кровью пламенного мечника, и швыряет в чудище свой клинок, крича вслед яростное «трус!». Молодой истребитель еле стоит на ногах, а всё равно пытается догнать тварь, забравшую жизнь друга. В памяти у Микасы неожиданно всплывает первая встреча с Танджиро, и где-то глубоко внутри появляется нелогичное желание — вот бы и сейчас, как тогда, из ниоткуда появился Томиока и одним движением всех спас. Но Гию здесь нет, а дыхание Кёджуро Ренгоку замирает. Сегодня здесь только они: несущие смерть чужаки. Быть может, сегодня именно они и нужны. Какие мысли в эту секунду блуждают в капитанской голове, Аккерман знать не надо — чувствует кожей, потому что они летят среди деревьев, соревнуясь с ветром, — в чащу, за немыслимым существом, сломившем Столпа. С громовыми копьями куда привычнее, но порох и мощные каты — вещи несовместимые, и разведчики наращивают скорость, настигая стремительно удаляющееся чудище. Не мешкая, обгоняют, намереваясь отрезать путь: Аккерман обрушивает на демона одну атаку за другой, но тот, даже не сбавляя темпа, отбивает каждую, рассчитывая задеть нападавших рикошетом. Это наверняка бы сработало, сражайся он с мечниками. Но сейчас перед демоном не истребители, а неумолимая элита Разведкорпуса. — Ты ещё кто? — снисходительная улыбка на лице демона меркнет, и капитан видит знакомые всполохи беспокойства в заклеймённых глазах Высшей Луны. — Ты вообще хоть человек? — Одно время на этот счёт ходило много споров, — холодно отвечает Леви, и тут же, не мешкая, рушится вниз, рубя по пути левую руку чудища. Расшаркиваться с мерзостью некогда, но в удовольствии понаблюдать за реакцией демона капитан себе не отказывает: назвавшийся Аказой притормаживает, а Аккерман ловко атакует его сзади, подрезая ноги. Им нужно выиграть всего несколько минут — ещё немного, и солнце доберётся до густой чащи. Но монстр залечивается быстрее, чем можно представить. От схватки начинает исходить душный запах пресловутого керосина: теперь демону интересно и, не сбавляя темп, тот начинает рушить на них собственные атаки. Бьёт по воздуху: не будь Микаса и Леви снаряжены крепкими тросами, давно бы разлетелись в разные стороны, считая по пути ветки. Монстр хорош настолько, что умудряется сдерживать обоих разведчиков, продолжая бег от первых солнечных лучей. — «Последний вздох», — срываясь на крик, капитан летит вниз, усиливая клинки смертоносной дымкой. Теперь в глазах Аказы читается неподдельный восторг. Демон действительно странный и от этого более пугающий. Такой взгляд Леви распознаёт мигом — сражается не ради добычи, а из любопытства и удовольствия. Этот вид убийц — худший, потому что утолить подобную жажду просто невозможно. Всегда будет мало — Леви знает по себе. — А вы забавные, — ухмыляясь, Аказа даже на миг останавливается: сращивает рассечённое туловище и принимает боевую стойку. — Это будет интереснее, чем я предполагал! Но сделать не успевает ровным счётом ничего: воздух густеет и тут же разряжается — Аказа попросту исчезает. Только что разведчики готовились отбивать смертоносную атаку, а теперь созерцают пустоту, пытаются вытряхнуть из ушей резкий короткий громовой раскат и обмениваются быстрыми беспокойными взглядами. — Аккерман, — приземляясь, Леви обтирает клинки и недобро щурится. — Видела, как испарился этот девиант? — Да. — Микаса встаёт рядом и тоже хмурится. — Думаете, оно? — Оно, — мрачно кивает капитан, проверяя газ. — Демон перенёсся отсюда, как мы из Шиганшины. Знаешь, что это значит? — Цель, — поджимает губы Микаса и щёлкает приводом — наблюдать последствия очередного крушения. Леви осторожно подхватывает окровавленного Танджиро, недовольно шикая на сбежавшихся какуши. Рассвет уже завладел небом, и на месте аварии успела собраться толпа: раненых аккуратно относят подальше от обломков, осматривают и перевязывают. В живых остались все пассажиры поезда «Бесконечный». Кроме одного. — Вы догнали его, господин Леви? — Камадо на миг приходит в себя и смотрит в бесстрастное лицо разведчика с такой щемящей мольбой, что дыхание перехватывает. — Сегодня не вышло, — маска безразличия слетает, а голос даёт хриплую осечку. — Но я обязательно его догоню. Даю слово. И Микаса вновь видит того самого Леви: скупого на эмоции, но живого до дрожи в коленках. На долю секунды плотная завеса светлеет, и сквозь тёмную униформу, испещрённую рубцами кожу, подёрнутую сеткой трещин грудную клетку пробивается оно: горячее и горящее, как то солнце, — капитанское сердце. Оторопевшая девушка быстро моргает, не веря глазам, но картинка уже рассеивается в утреннем тумане. Ей остаётся только невесть откуда взявшаяся слеза — подтверждение увиденного чуда.🀢 🀣 🀤
— Я убил Столпа, господин, — гордость в голосе Аказы быстро сменяется испугом: взгляд Музана становится только жёстче. — С каких пор смерть Столпа от рук Высшей Луны — событие? — цедит первый демон. — Это всего лишь один Столп. Опустив глаза, Аказа иначе смотрит на побледневшее лицо Кёджуро Ренгоку. Да и на новых интересных противников — тех, в необычных плащах со странными механизмами, что позволяли им летать, не уступая в скорости ветру — тоже теперь глядит по-другому. Нужно было убить сразу: отказаться от удовольствия битвы — просто прихлопнуть, как надоедливых мотыльков. — О ком ты сейчас вспомнил? — голос господина Музана, по обыкновению заглянувшего в голову третьей Луны, звучит ещё холоднее. — О двух истребителях. Они не похожи на остальных: летали среди деревьев, как ветер. И сражались не так, как простые, господин. Я бы убил их, но Накиме меня перенесла, — не поднимая головы, оправдывается Аказа. — Вот как… — задумчиво растягивая слова, Музан поворачивается к демону с бивой. — Я дал тебе свою кровь, Накиме, чтобы ты нашла и доставила мне людей, стоящих сотни охотников. Но вышло так, что они не только не стали демонами, способными сравняться по силе с Лунами, но и встали в ряды истребителей. Ты оказала услугу врагу. С протяжной нотой бива отлетает в сторону, а Накиме вжимается в гладкий пол. — Ты подвела меня последний раз, — Музан разворачивается спиной, бросая последние слова через плечо. — Сначала мальчишка с карточными серёжками, теперь ещё и эти воины… На ваше счастье, они ошиваются вместе. Мальчишку убить. Других ко мне.__________________________
Слухи эпохи Тайсё!
Капитан Леви никогда не признается, но в садах ему понравилось. Настолько, что решил взять несколько фруктов на гору глициний. Джигоро, как обычно, посмеялся в кулак, когда застал разведчика заталкивающим урожай в свою наплечную сумку. Капитан ничуть не смутился, но стоило наставнику повернуться спиной, тут же залился краской: ночь, тишина, а он тут персики собирает второпях. Посмотреть со стороны — воришка какой-то, а не будущий истребитель. На утро старик подсел к капитану, пока тот перебирал фрукты на террасе. — А не встречал ли ты, случаем, моего ученика Зеницу? — Встречал, — подражая Джигоро, Леви усмехнулся в кулак. — Он едва пауком не стал. Ноги и руки крошечные, а голова большая. И вопит всё время. — Неужто? Пауком? — охнул Куваджима, требуя от разведчика подробностей. Леви их не знал, но в удовольствии рассказать историю о ревущем из-за горьких настоев Зеницу себе не отказал. Наставник искренне смеялся, слушая о пареньке, а капитан так же искренне любовался светящимися глазами старика — в них горели радость и гордость: каким бы олухом Агацума не казался, оставался достойным — и мечником, и человеком. — А это ещё кто? — резко посерьёзнел капитан, увидев незнакомого охотника, неожиданно вышедшего из садов. — Ещё один мой ученик — Кайгаку. Должно быть, навестить зашёл, — добродушно махнул рукой Джигоро, но тут же помрачнел, заметив тяжёлый взгляд Леви. — Чего это так смотришь? — Ничего, — покачал головой разведчик, вертя фрукт перед глазами. — Персик гнилой попался.