Цветы увяли. Сыплются, падают семена, Как будто слёзы…
Мацуо Басё.
Камадо с Леви одного роста, нести проще простого, но у капитана подгибаются колени. В ушах ещё звенит крик мальчишки, вновь потерявшего близкого человека. Сам Леви с Ренгоку знаком не был, но слышал о Пламенном Столпе от Томиоки. Гию ограничился парой скупых фраз, но разведчику хватило, чтобы понять — Кёджуро, как никто другой, заслуживал жизни. Чуждый мир всё больше напоминал родной Парадиз — смертность среди истребителей на уровне Разведкорпуса. И от осознания этой горькой истины у каменного капитана перехватывает дыхание. — Эй, вредный мужик! — рядом появляется Иноске: лицо парня скрыто за чудной маской, но по голосу Леви понимает — молодой мечник переживает по-настоящему. — Что с Манджиро? — Ты прекрасно знаешь его имя, — разведчик устало смотрит в кабаньи глаза. — К чему цирк? Юный истребитель ничего не отвечает, только сжимает кулак и дёргает Камадо за рукав, но Танджиро не откликается, и Иноске отворачивается, ища, чем бы заняться по дороге к «Дому бабочки». Нервничает, пристаёт к молчаливой больше обычного Микасе, но та лишь печально улыбается и мягко похлопывает парня по голому плечу. Хашибира отскакивает от неё, как ошпаренный, и уносится вперёд: даже маска и та налилась красным. — Аккерман, заняться нечем? — Леви слабо усмехается, наблюдая за клубами пыли, поднятыми проворным Иноске. — Зачем смущаешь кабанью голову? Разведчица только рассеянно пожимает плечами и поправляет ремни короба — взялась нести Незуко, несмотря на протесты юного Зеницу. Парнишка было намеревался играть в перетягивание каната, но усталость дала о себе знать, и теперь ученик Куваджимы плетётся следом, не сводя глаз с бесценного ящика. О том, что Агацумо беззаветно влюблён в демона, Леви знает давно, и от этого ещё больше уважает паренька — только чистое сердце способно на подобное чувство к такому существу. В капитанскую голову неожиданно лезут странные мысли — а есть ли кто-то, у кого хватит глупости и храбрости полюбить его, островного демона? Он ведь и сам давно не человек: моральный калека, не способный на жизнь и созидание. Смотрит на людей и первым делом видит мишени. Не глаза, не улыбку, не душу — только место, куда проще и эффективнее бить, так, чтобы точно насмерть. В памяти воскресают слова Аккерман, брошенные в порыве на горе глициний: «вам подходит дыхание смерти». И ведь права: не заслуживает, не достоин. — Капитан… — разведчица подходит ближе и понижает голос, украдкой оглядываясь на остальных истребителей. — Вы не ранены? — Нет, — бессовестно врёт: Аказа умудрился достать его одной из своих атак: два ребра точно треснули. — А ты? — Всё хорошо, — они друг друга стоят: Леви прекрасно помнит, как хрустели её кости, когда демон обрушивал на них волны боли. — Если нам обоим не нужно лечение, стоит ли делать крюк до особняка Кочо? Правильнее искать существо, способное вернуть нас домой. — Сначала убедимся, что мальчишка в порядке, — очередная ложь: разведчик надеется, что Шинобу настоит и на осмотре Аккерман. — Не несись вперёд сломя голову, он от нас не уйдёт. Не теперь. Немного подумав, девушка кивает и отвлекается на Зеницу — парень вновь требует вернуть ему короб с Незуко, а Леви выдыхает: юный Камадо приоткрывает глаза — всего на миг, но разведчику достаточно и этого. Мышцы наливаются силой, и он ускоряет шаг, бормоча под нос незлые ругательства об идиотах-мечниках, предпочитающих передвигаться пешком, хотя лошади в Японии тоже водятся. Солнце уже клонится к горизонту и печёт в спину, мимо медленно плывут зелёные леса, овеваемые лёгким ветром, но в нос продолжает бить запах горелой плоти и спёкшейся крови. Его не смыть, сколько не три жёсткой щёткой. Подоспей они раньше, смогли бы спасти Ренгоку? Однажды Микасе сказали, что думать о прошлом — трата времени: толку от пустых терзаний никакого, но она не послушала. Каждый день, сидя у его могилы, раз за разом прокручивала в голове десятки вариантов: скажи иначе, поступи по-другому — как бы всё сложилось? И сейчас, вспомнив о старой привычке, закусила губу, представляя иное будущее: Пламенный Столп жив, демон повержен, а они отправляются домой, на Парадиз. И несёт она не короб со спящей Незуко, а корзину с хлебом. Руки тянутся к шее в надежде нащупать тот самый красный шарф, но главный подарок остался дома — она больше его не носит, а хранит в изголовье кровати. И пальцы за неимением выбора крутят шёлковую ленту в волосах. Становится немного спокойнее, и девушка прикрывает глаза: вспоминает дом, тропинку в поле, своё, родное небо. Но картину из прошлого неожиданно затмевает совсем иная: скромная хижина Урокодаки и та самая терраса, на ступеньках которой она считала звёзды. Как и тогда, её окутывает море, и запах пота и крови уходит, уступая иным ароматам: от Томиоки пахло чистой солёной водой, горными травами и покоем. Открывать глаза не хочется, но резкая боль возвращает в реальность: с удивлением Микаса обнаруживает, что со всей силы скрутила в пальцах кончик ленты заодно с волосами. И теперь её накрывает стыд: у неё нет права на подобные мысли. И скорбный день становится ещё паршивее. — Что, замечталась? — Леви ничуть не помогает, но она прощает резкость: на руках у него раненый паренёк, которого он обещал спасти. Не спас. — Нет, капитан, — качает головой разведчица, окончательно стряхивая наваждение. — Задумалась. Нам нужно разработать план поиска и поимки этого… Аказы. — В этом нет необходимости, — ухмыляется Леви. — Он найдёт нас сам. И мы будем готовы. — С чего вы так решили? — они уже вышли на дорогу к особняку Кочо, и Микасе не терпится узнать всё до того, как они окажутся внутри: под строгим наблюдением и в парах травяных отваров говорить свободно будет сложнее. — Он нас не добил, — коротко бросает капитан. Разведчица только пожимает плечами — то ли соглашаясь, то ли сомневаясь в словах командира. Но не спорит. Дело слишком важное, чтобы тратить время на бессмысленные пререкания: Леви всё равно победит. Капитан побеждает всегда: заставляя её сходить на осмотр, подтверждающий опасения — два серьёзных ушиба; отдавая немой приказ расслабиться и принять лечение Аой; наказывая отдыхать и восстанавливаться. А сам скрывается в соседней комнате — садится у постели Танджиро и ждёт, когда парень очнётся. Вскоре командира тоже осматривают — находят три треснувших ребра, и он оказывается на соседней койке. Скрытные, не привыкшие показывать боль — они друг друга стоят. Но Микаса, наконец, находит единственную слабость капитана — он не может не защищать других, это у него в крови — бурлит, рвётся наружу, не даёт спать. Совсем, как война, ведь одно без другого существовать не может. Девушка вновь нащупывает в волосах ленту — столько раз рассматривала, но не замечала крыло журавля. От шёлка пахнет крепким чаем и мылом. Микаса прикрывает глаза, вдыхая аромат, и аккуратно складывает узкую полоску — прячет под подушку и, наконец, решается закрыть глаза. Под сомкнутыми веками оживает образ жуткого убийцы: вот она, сила Высшей Луны. А ещё осознаёт, что из того боя целыми они бы не вышли — разведчики хороши, с этим не поспоришь, но точно не лучше Ренгоку. А значит, нужно стать ещё сильнее — за второй промах Леви себя не простит. С этими беспокойными мыслями Микаса и засыпает. До рассвета ей снится какая-то чушь, будто кожа капитана стала прозрачной, и сквозь неё видно всё — лёгкие, артерии, тугие связки мышц… сердце. И никто, кроме неё, не замечает очевидного, потому что прозрачным стал весь мир, будто так и надо. Очнувшись в холодном поту, разведчица нашаривает под подушкой ленту, цепляется за неё, как за спасительную нить, и снова проваливается в пустоту. На этот раз без снов. Только запахи: чай, травы, мыло, море — смешались в один странный калейдоскоп. Но просыпаться всё равно не хотелось. Как пролетели два месяца — не заметила. Постоянные тренировки и миссии, куда чаще всего она отправляется в одиночестве, сливаются в один долгий день. С демонами, помня наставления Томиоки, не церемонится — молча сечёт головы и даже не оглядывается. О том, что уродливые твари когда-то были простыми людьми, совсем как те, кого она сейчас защищает, думать по-прежнему себе не позволяет: едва ступит на эту дорогу, пути назад не будет. И она просто рубит, обтирает голубые клинки и возвращается в Дом Бабочки. Шинобу Кочо оказывается приятной девушкой — иногда они даже устраивают небольшие чайные церемонии, во время которых охотница, не переставая улыбаться, рассказывает о своих любимых ядах. Первое время пить чай под такие лекции странно, но разведчица привыкла. Она вообще всё больше привыкала: к новому миру, людям, катам. Порой Микасе даже казалось, что она всегда жила здесь: сражалась с демонами, чаёвничала с Шинобу и создавала настоящее волшебство, концентрируясь на своём спокойном дыхании. В такие минуты приходилось себя одёргивать, напоминая — это временно, и её дом выглядит совсем иначе. Но нездоровая тенденция путать «своё» и «чужое» пугала всё чаще. Однажды не в меру болтливый ворон приводит её на совместную миссию со Столпом Воды. Томиока не выглядит удивлённым, а вот сама Микаса добрых полминуты таращится на наставника. — Ты знаешь, зачем мы здесь? — равнодушно спрашивает мечник, проверяя катану. — Зачистить гнездо. — Солдатские привычки не вытравить и за сотню лет: Аккерман вытягивается по струнке и смотрит прямо перед собой. — На подобные миссии порой отправляют Столпа, — спокойно объясняет Гию, ступая на тропу к предполагаемому убежищу демонов. — Запомни это. Пригодится, когда сама станешь одной из нас. — Это случится, если я убью Луну? — Это один из способов. Какой у тебя ранг сейчас? — Томиока идёт неторопливо, но Микасу не обманешь — чувствует, что он готов броситься в бой в любой момент. — Когда проверяла последний раз, был Цучиното, — вспоминает Аккерман: к званиям истребителей, как и Леви, относилась равнодушно — они пришли в организацию не ради карьерной лестницы. — Неплохо, — кивает сам себе Гию. — Но нужно выше. — Зачем? — Микасе всегда казалось, что она понимает Томиоку, и хотелось верить в обоюдную связь. Но нет: охотник будто забыл, почему солдаты из другого мира сражаются с демонами. — Разве не нужно стремиться стать лучше? — мечник смотрит спокойно, но в голосе звенит сталь. — К этому делу нельзя относиться с пренебрежением только потому, что ты не планируешь здесь задерживаться. Мы спасаем людей. — Ты прав… — опускает глаза разведчица, замедляя шаг. — Прости. — Не извиняйся передо мной, — качает головой Томиока, указывая вперёд. — Извиняйся перед ними. Они стоят у подножия крутой каменной лестницы: почти на каждой ступеньке человеческие кости — рёбра, грудины, фаланги. Черепа лупят пустыми глазницами, но Микаса не отводит взгляд — должна смотреть. И больше никогда не забывать. Истребитель и разведчица уже не говорят — слова не нужны. Кивнув друг другу, вдыхают и взлетают вверх двумя холодными стрелами. В хижине на вершине пахнет отвратительно: демонов, которым нравится тухлая плоть, Микаса ещё не видела, и сейчас с ужасом смотрит на восьмёрку монстров, возящихся с раздувшимися телами. Твари увлечены процессом, смрад в норе стоит невыносимый, и мечников замечают не сразу. Аккерман и Томиоке хватает пары мгновений, чтобы убить половину. Оставшиеся тут же несутся к выходу, даже не пытаясь скрыться — понимают, что с такими истребителями им не потягаться. Но Столп Воды на пару с ученицей оказываются отличной командой: за Гию даже сложно уследить взглядом, а Микаса летит быстрее ветра, ловко щёлкая приводом. Теперь рядом с человеческими костями, разбросанными по лестнице, тлеют обезглавленные туши. Вернувшись на тропу, осознаёт, что скучала по Томиоке. Разведчице даже жаль, что они так споро разделались с гнездом. С ним было спокойно, тихо… как дома. — Голодна? — словно прочитав её мысли, спрашивает Столп. — Я видел в деревне неподалёку идзакая. — Тушёный лосось с дайконом? — мягко улыбается Микаса, вспоминая предпочтения мечника. — Идём, — поджимает губы Гию, ускоряя шаг. Следующие полчаса он не проронил ни звука. Внутри простого деревенского кафе тепло и уютно. Томиока просит лосось, Микаса — кусияки, рамен и саке. Слушая заказ, повар недоверчиво смотрит на молодую девушку, но пара лишних монет быстро делают его сговорчивым. — Зачем тебе это? — завидев бутылку, хмурится мечник. — Неразумно: спиртное замедляет рефлексы и притупляет рассудок. — Именно, — кивает Аккерман, опрокидывая рюмку. — Это мне и нужно. К тому же со мной Столп Воды. Вряд ли я умру сегодня. — Всё ещё привыкаешь к нашему миру? — Томиока смотрит в бесстрастное бледное лицо и неожиданно наполняет её опустевшую чашку: действительно понимает без слов. — Привыкаю… слишком быстро. Всё какое-то смазанное: просыпаюсь и не могу понять, где… — дёргает плечом девушка. — Я недавно посчитала жалование за последние недели… знаешь, даже на миг задумалась, а не купить ли дом. Будто растворяюсь в этом мире. В твоём мире. — Леви-сан чувствует то же самое? — немного помолчав, спрашивает Гию. Его лосось стынет, но он не обращает внимания на еду. — Леви-сан такие глупости не обсуждает, — невесело усмехается Аккерман и аккуратно отодвигает почти полную бутылку — двух чашек ей хватит. — Давай есть. Томиока коротко кивает и возвращается к миске и палочкам, украдкой подглядывая на мрачную девушку. Микаса действительно быстро освоилась: движения спокойны и уверенны, в идзакая смотрится настолько органично, будто всю жизнь перекусывает в таких местах — настоящий солдат, способный адаптироваться к чему угодно. Внезапно до слуха доносятся истошные вопли, и Гию в очередной раз убеждается в правильности сделанного выбора — разведчица быстро поднимается и в миг перемещается к выходу. Руки уже лежат на спрятанных в странных коробах клинках: для них с капитаном сделали исключение, вооружив привычными лезвиями. Взгляд сосредоточен и холоден — будто и не пила вовсе. Не обращая внимания на орущую толпу, что ломится с улицы, Микаса выпархивает наружу. Через пару мгновений наступает тишина, а девушка так же спокойно возвращается на своё место, как ни в чём ни бывало берёт палочки и цепляет лапшу. — Сколько? — прожевав дайкон, спрашивает Томиока. Аккерман показывает указательный палец, не отрываясь от блюда. — Из гнезда? Она только кивает, задумчиво глядя на бутылку, но отворачивается, передумав. — Пришёл на наш запах, — закончив с лапшой, добавляет Микаса. — Как думаешь, есть ещё? — Возможно, — пожимает плечами Столп. — Я останусь здесь ещё на одну ночь. Нужно убедиться, что люди в безопасности. — Я с тобой. Разведчица смотрит прямо, совершенно не стесняясь долгого взгляда. В её мире, должно быть, подобное нормально — прожигать мужчин насквозь. Лишать воздуха и разума. Томиоке начинает казаться, что из них двоих пил саке он. И не две чашки, а бутылку, как минимум: отчего-то щёки начинают гореть, а взгляд затуманивается. — Не стоит. Возвращайся в Дом Бабочки, — отворачивается истребитель, старательно скрывая дрожь в голосе. — Я увидел достаточно. — Достаточно для чего? — теперь настала её очередь хмуриться. — Я не справилась? — Теперь ты Цугуко. Если со мной что-то случится, и я больше не смогу быть Столпом Воды, моё место займёшь ты. Не проронив ни слова, Томиока исчезает, оставляя растерянную девушку наедине с недоеденными блюдами и недопитой бутылкой. Скрывается так быстро, что она даже не успевает отказаться от подобной чести. И не только потому, что считает себя недостойной звания Столпа: отчего-то мысль, что с Томиокой что-то может случиться, парализует, как один их тех ядов, о которых рассказывала Кочо. Дорогу к особняку Шинобу Аккерман почти не запомнила — хитрый газ, придуманный Столпом Насекомого, расходовался куда экономичнее прежнего, а густые леса идеально подходили для маневрирования. Девушка рассчитывала, что свежий ветер избавит от тяжёлых раздумий, но легче не стало. Перед глазами всё ещё стояло лицо Гию, в ушах звенел холодный голос. Ответ на вопрос «почему сейчас?» она нашла быстро — последние события показали, что встреча с Высшей Луной запросто может обернуться для Столпа гибелью. Но осмыслить выбор так и не смогла. Неужели Гию считал, что они с капитаном не смогут вернуться домой? В подобное верить хотелось меньше всего, но последние недели она сама всё чаще наталкивалась на эту мысль. Потом, конечно, нещадно гнала из головы в попытках убедить себя — всё получится. Только дурное предчувствие не отпускало: разум ещё держался, но сердце упорно твердило — в Японии она надолго. Завидев задумчивую больше обычного Микасу на пороге, Кочо быстро оглядела разведчицу, проверяя, всё ли с той в порядке, прощебетала что-то о своей новой миссии и упорхнула за ворота: даже чай в компании новой приятельницы Аккерман не светит. Всё, что остаётся — плестись до своей комнаты и рушиться на подушки, лелея очередную пустую надежду на крепкий сон и новый день, что принесёт хоть какие-то новости об Аказе. Просыпается Аккерман от девичьих воплей: мигом подскакивает и бросается на крики, прихватив один из клинков. Картина, представшая перед глазами, абсурдна: огромный мужчина, кажется, Столп Звука, тащит куда-то Аой и Нахо, пока другие девочки пытаются хоть как-то задержать исполина. — Что здесь происходит? — холодно спрашивает разведчица, поправляя тонкую юкату. — Немедленно отпустите их. — Ты! — замирает Узуй. — Знай заранее, что здесь такая блестящая женщина, ни за что бы не посмотрел на малявок! — Зачем вы пришли? — пропустив слова мечника мимо ушей, сжимает клинок Микаса. — Мне нужны девушки для задания, — начинает было Тенген, но его прерывают появившиеся у ворот Танджиро, Зеницу и Иноске. Споры и крики, перемежающиеся всхлипами девочек, изрядно действуют на нервы, но в конце концов Столп Звука соглашается на обмен — берёт мальчишек. — Я иду с вами, — помня о данном Леви обещании присматривать при случае за Танджиро, Аккерман кивает на ребят. — Дайте две минуты на сборы. — Нет, — кисло качает головой Узуй. — Я и забыл — ты же теперь преемница Столпа Воды. Мне нужно получать разрешение Томиоки, а это слишком блёклое занятие. — Я сама принимаю решения. И иду с вами, — твёрдо отвечает Микаса, переводя взгляд на Иноске. — Не дай господину Тенгену убежать без меня, хорошо? — Идёт! Скручу мужика одной левой! — довольно рычит парень. — От меня никуда не денется! Разведчица благодарно кивает и скрывается в доме: на сборы хватит и минуты — служба научила. — Блестящая женщина! — восторженно посвистывая, смотрит ей вслед Столп Звука: он и не думает уходить. — Если выживет — женюсь!🀢 🀣 🀤
Леви стряхнул вонючую густую кровь с клинка и недовольно цокнул языком. Уродливое месиво под ногами таяло в ночи, среди деревьев гулял холодный ветер, тёмное небо давило чужими звёздами. До рассвета ещё далеко, он чёрт пойми где: бродит неприкаянной тенью от деревни к деревне да рубит по пути прожорливых тварей. Одиночество никогда не пугало, но сейчас порядком угнетало. Пройдя испытание на горе глициний, они с Аккерман почему-то решили, что будут путешествовать вместе, вот только вышло как обычно: разведчиков разделили почти сразу. Пару миссий капитан провёл с Танджиро, однажды пришлось добрых три дня уживаться бок о бок с крикливым Иноске, а потом добрых две недели терпел всю их компанию. Недавно пересёкся на задании с Мицури Канроджи. Слушая лепет Столпа Любви, разведчик вспоминал молчаливую Микасу и всё больше мрачнел — лучше, чем с Аккерман, не будет ни с кем. С ней, как назло, виделись всего ничего — может пересчитать по пальцам искалеченной руки. Сегодня он совсем один: единственный собеседник — молодой ворон — не показывался уже несколько часов, и Леви начало казаться, что даже птица и та смылась подальше от мрачного мечника. Но когда к утру над головой раздался шелест перьев, а следом — какая-то чушь, пожалел о малодушном желании найти компанию. Вслушиваясь в хриплый птичий голос, капитан всё больше хмурился: отправить сообщение Аккерман догадалась, а о том, насколько опасна может быть миссия со Столпом Звука, не подумала. Его вина — прося приглядеть за Танджиро, понимал, что в случае чего Микаса ринется прикрывать мальчишку сломя голову. Ещё одна общая черта разведчиков — держат слово, что бы ни случилось. Еле слышно ворча, Леви быстро рассчитывает направление и дёргает рычаги привода: у Аккерман и Камадо приличная фора — нужно нагонять. После спокойных лесов и сонных деревушек Цветочный квартал оглушает: слишком много людей, света, звуков. Морщась, капитан незаметно скользит мимо публичных домов, выискивая в расслабленных лицах прохожих знакомые. Яркие красавицы в богатых кимоно призывно смеются, пряча хищные оскалы за веерами, но капитан только отмахивается: такие заведения никогда не привлекали — обходил стороной, что на Парадизе, что в Марли. Внезапно Леви чувствует долгий пристальный взгляд: слева, в паре десятков метров. Пользуясь суматохой, разведчик быстро скрывается в тёмном переулке и на тросах поднимается на крышу, рассчитывая с высоты оценить обстановку. Одновременно с ним на черепицу приземляется Столп Звука. — Ищешь кого-то? — ухмыляется Узуй, поправляя повязку на лбу. — Ищу, — кивает Леви. — Где Аккерман, Камадо и остальные? — Я отправил их работать в три разных дома. Они должны выяснить, куда пропали мои жены, — истребитель указывает расположение. — Боюсь, тебя замаскировать под девочку у меня не выйдет. — Переживу, — бурчит разведчик: ему не до шуток. — Аккерман ты тоже… замаскировал? — Конечно. Но пришлось тяжело: менять что-то в такой блестящей женщине — кощунство! — смеётся Тенген. Мечник явно веселится, наблюдая за хмурым разведчиком. Недолго думая, Узуй прикладывает пальцы к губам и тонко свистит: всего пара мгновений, и за спиной Леви неслышно приземляется знакомая фигура. Оборачиваться смысла нет: знает, кому принадлежат лёгкие быстрые шаги, но не сдерживается и поворачивает голову — они не виделись слишком долго. Теперь капитан понимает, что именно так смешит Столпа Звука: Аккерман осталась верной себе. Вместо ярких тряпок на ней неброское мужское кимоно, вместо сложной причёски — низко опущенная шляпа, вместо красной помады — дурацкие тонкие усики над губой. — Маскировка что надо, — невольно усмехается Леви. — Как ты до такого додумалась? — Одинокие женщины в этом месте просто так не ходят, — недовольно отмахивается Аккерман, снимая касу. — Так что мы с господином Узуем делаем вид, что шляемся по кварталу в поисках развлечений. На рассвете встретимся с ребятами — они должны будут рассказать, что выяснили. Жёны Тенгена искали здесь демона, но перестали выходить на связь. — Чем я могу помочь? — Улыбка, вызванная нелепым видом Микасы, быстро сменяется привычной сосредоточенной миной: Узуй может веселиться сколько угодно, но беспокойство за близких в глазах не спрячешь, как ни маскируй. — Раз нас теперь трое, блестящим решением будет разделиться: Аккерман-сан будет страховать Хашибиру, Леви-сан — Камадо, а я возьму на себя Агацуму, — ослепительно улыбается Тенген, вставая. — Если что-то случится, свистите — я услышу. — Как угодно, — кивает Микаса, провожая взглядом стремительно удаляющегося по крышам Узуя. Они остались вдвоём: смотрели на яркие гирлянды огней и пышные процессии ойран, вдыхали воздух большого города и молчали. Говорить не хотелось: словно и не было этих месяцев порознь, будто только вчера они встречали ночь в Доме Бабочки. Аккерман листала очередную книжку по военному делу, а он прикрывался газетой, украдкой наблюдая за серыми глазами, непослушными чёрными прядками, длинными пальцами. Его личный остров покоя и тишины. Попади в этот мир в одиночку, что бы делал? Без сомнений, повторил путь: собирал персики в садах старика Джигоро, носился с непослушным Иноске, одаривал профилактическими затрещинами Зеницу, кромсал отродья в надежде выложить зловонными телами путь домой. Он бы не сломался. Но рядом с ней было легче: молча, как и всегда, Аккерман взяла на свои плечи часть груза, разделив ношу на двоих. И теперь они сидят на крыше какого-то борделя, всматриваясь в толпу, ожидая начала боя, который могут не пережить. Всё изменилось. Всё осталось прежним. Парадокс. — Странно это, да? — задумчиво прерывает молчание Аккерман, не сводя глаз с гудящей улицы. — Будто всё как раньше. — Закономерно, — неоднозначно дёргает головой Леви. — Попали туда, где нам самое место. Стерильная благодать не для нас. — Не заслужили… — шепчет разведчица, переводя взгляд на руки: кожа светлая, чистая, но она видит то же, что и капитан на своих — по локоть в крови. — Заслужили, — резче, чем хотелось, обрывает на полуслове Леви. — Выберемся и заживём, как всегда хотели. — А как вы хотели? — Выберемся — расскажу. Аккерман коротко кивает, понимая, что тема исчерпана, и начинает другой разговор: быстро объясняет, где они остановились, рассказывает о пропавших женах Узуя и делится собственными наблюдениями за последние сутки. Макио, Хинацуру и Сума, которых Тенген внедрил в квартал, были отличными воинами, женщинами-ниндзя, и не могли просто так исчезнуть. Вывод напрашивался сам собой — их раскрыли. Девушки в этом квартале пропадают до абсурда часто, и только слепец не заметит, что дело нечисто. Но в таких местах о подобном предпочитают не думать. Леви прекрасно помнит, как обстояли дела в борделе Подземного города: женщины в лучшем случае безвольный скот, кусок мяса. Их продают, покупают, проигрывают. Ими оплачивают долги, о них вытирают ноги, а тела, как мусор, не заморачиваясь, сбрасывают в сточные канавы. Пропитанный благовониями ветер накрывает смрадом, небо давит низкими сводами, а тени внизу снуют жирными крысами. Дышать становится невыносимо, и Леви прикрывает глаза, пытаясь выбросить из головы непрошеные воспоминания. — Капитан! — голос Аккерман доносится словно издалека, в него хочется вцепиться, как в один из тех спасательных кругов, что лежат на палубах кораблей. — Вы в порядке? — В порядке, — прочищая горло, прохрипел разведчик, стряхивая наваждение. Ни черта он не в порядке. Узнав, где именно Столп Звука ищет демона, первым делом подумал о Микасе. Представил, как она сидит в окружении слюнявых типов, обряженная в пышные тряпки, увешанная блестящими погремушками, словно какая-то кукла. Как на себе ощутил липкие взгляды и загребущие лапы. Не появись она на крыше в мужском кимоно с этими дурацкими усишками, уже обходил бы один дом за другим. Но она здесь, рядом, в этом смешном наряде, с этой клятой лентой в волосах. — Ладно. Пойдём караулить. Камадо и Хашибира, должно быть, заждались, — бурчит Леви, поправляя идеально сидящие ремни. Небо уже заполнили рассветные краски, а квартал начал засыпать: просидели до утра, а он и не заметил. — Они очень скучали, — хитро улыбается Микаса. — Настолько, что попросили сообщить о вашем появлении сразу. Все хотят с вами повидаться. — Неужели, Аккерман? А как же их прикрытие? — Никто и не заметил: все слишком устали после ночи, — раздаётся мягкий голос за спиной: на голове у Танджиро нелепый бантик, и от этого паренёк кажется особенно беззащитным. Как можно не увидеть в нём юношу — непонятно, но Леви списывает это на невероятную невнимательность здешних людей: демонов у себя под носом они же как-то умудряются не замечать. — Владыку гор никто не раскроет! — горланит подоспевший Иноске. — Великий покровитель лесов обведёт вокруг носа кого угодно! Аккерман незаметно удаляется, тактично оставляя ребят наедине с Леви, по которому они действительно успели соскучиться. Мальчишки наполняют уставшее сердце теплом, и разведчик позволяет себе немного расслабиться. Агацума, прибежавший последним, начинает было жаловаться на Тенгена, но быстро замолкает, вспомнив, что суровый истребитель со шрамом не любит пустую болтовню. — Как думаете, капитан Леви… — начинает Танджиро, но слова разбиваются о холодный прищур. — Сколько раз повторять: просто Леви. У меня больше нет отряда. Я уже не капитан, — недовольно цокает языком разведчик. — А госпожа Микаса вас так называет! — упрямо качает головой юноша. — Госпожа Микаса решила, что ей можно. — Злиться на паренька не выходит, как ни старайся, особенно, когда на макушке у Камадо этот дурацкий бантик. — А тебе нельзя. — Хорошо… Леви, как вы думаете, у меня получится? Найти и убить Музана? — Танджиро явно думал об этом не один раз, и честный ответ старшего товарища для него действительно важен. — Получится. Но, скорее всего, ты умрёшь, — Леви и хотел бы солгать, да язык не поворачивается. — Это обязательно, да? — об этом Камадо тоже успел подумать. И, скорее всего, пришёл к такому же выводу. — Обычно — да. — Хорошо… Если будет нужно, умру. Главное, чтобы Незуко выжила и вернула себе человеческий облик… — Дурак! Чтобы я такого больше не слышал! — а вот теперь разведчик действительно злится: такого будущего для паренька хочет меньше всего. — Твоя сестра куда человечнее многих, кого я встречал. У тебя всё получится, Танджиро Камадо. Ты не будешь проходить этот путь в одиночку. — Господин Леви?.. — после долгой паузы осторожно начинает юный мечник. А глаза у него горят ярче тех огней, что ещё недавно озаряли это пакостное место. — Что? — А хотите, я буду в вашем отряде? И вы снова станете капитаном! — улыбка у Камадо такая искренняя и тёплая, что холодное утро отступает: Леви будто сидит у яркого костра — хочется вытянуть руки и согреть озябшие ладони. Но разведчик знает, что любой огонь рано или поздно гаснет. — Тогда точно умрёшь, — с горькой усмешкой отмахивается Леви. — Эй, я тоже вступлю в твой отряд! — неожиданно вклинивается в разговор Иноске. — И ты перестанешь быть вредным мужиком. Крутым капитаном заделаешься! Разведчику хочется спустить их обоих с крыши, чтобы больше не мололи чушь, но к Хашибире присоединяется и Агацума: смотрит с такой потрясающей преданностью, что двинуть по затылку хочется. — И я! Можно я тоже буду в вашем отряде, капитан? Леви трясёт головой, так, чтобы спрятать глаза под отросшими волосами. Чтобы скрыть глубокий шрам, по которому, как по узкой траншее, спускается невесть откуда взявшаяся солёная капля.__________________________
Слухи эпохи Тайсё!
Когда Микаса предупредила о каких-то натренированных мышах, Леви только усмехнулся — шутила Аккерман всегда скверно, разыгрывала и того хуже. Увидев в комнате, где они обосновались с Узуем, реальный выводок мышей с мышцами, замер как вкопанный: не бывает такого. Смирился с демонами, с техниками дыхания этими чудными — тоже. Поверил в магию, чёрт её дери, крови. Всё принял. Но такое — вот уж дудки. Мыши с мышцами! Он точно здесь свихнётся. А мыши тем временем быстро расстелили для него футон, приговаривая что-то на своём… на мышином.