Молись о счастливых днях! На зимнее дерево сливы Будь сердцем своим похож.
Мацуо Басё.
Над головой темнеют тяжёлые облака, мимо проносятся поля и леса, кожу приятно холодит ночной ветер. Если бы Аказа мог чувствовать пресловутое счастье, то искал бы его именно в таких моментах. Но Третья Луна не задумывается о подобных вещах: просто несётся вперёд, изредка оглядываясь назад и хмурясь — Накиме всё время отстаёт. Неровный забег начинает угнетать, и Аказа останавливается у подножья горы. Садится на землю и ждёт, недовольно цокая языком. — Давай, понесу твою биву? — недовольно смотря на обессилевшую Накиме, демон протягивает руку, но девушка отрицательно качает головой, прижимая инструмент к груди. — Ладно, как хочешь. — Пожав плечами, он поднимается, поворачивается к вершине и недоверчиво щурится. — Как же ты умудрилась так сплоховать, а? Они стоят у подножья той самой горы, которую когда-то занимал Низшая Луна Руи. Мелкого демона Аказа не видел ни разу, но болтливый Доума частенько рассказывал о пареньке, задумавшем собрать собственную семью. Такие глупости Аказу никогда не интересовали: само понятие семьи — чушь. Кретин хотел быть ближе к людям — слабак. Теперь они идут куда спокойнее: внимательно осматривают местность, обследуют дом Семейства. За полгода постройка обветшала и покосилась, но Аказа уверен, что и до бойни на Паучьей горе хижина выглядела отвратно. — Это случилось здесь, — неожиданно подаёт голос Накиме, когда они доходят до развороченной лесной поляны. — Они перенеслись сюда. — Как тебе удалось? — спрыгнув в глубокую воронку, оставленную мощным взрывом, не иначе, демон садится на корточки и принюхивается. — Дыра что надо! — Это сделала не я, — шепчет девушка с бивой, опускаясь на горелую землю. — Это всё те люди, которых я призвала. Они должны были сразу оказаться в Крепости Господина, но что-то пошло не так… я не могла себя контролировать. — Как это работает? — Аказа кивает на инструмент, прищуриваясь. — Давно хотел спросить о твоей магии крови. — Я представляю конкретных людей или демонов в определённом месте, — опускает голову она, невесомо касаясь струн. — Но с этими воинами всё иначе: я не знала, как они выглядят… Я думала о мощи, силе… Жажде войны… И когда нащупала их, попыталась притянуть в Крепость. Но перемещение было таким тяжёлым, словно они были на другом конце мира… — Накиме поднимает единственный глаз к небу, указывая на спрятанную в облаках луну. — Настолько далеко, что я не выдержала… Ослабла так, что потеряла сознание. Чтобы напасть на след и понять, куда их забросило, ушло непростительно много времени… — Мы знаем, с чего начать, а это уже немало, — морщится Аказа: какая же она все-таки слабая. — Возьмём след, найдём и принесём Господину. — Третья Высшая Луна… — поворачивается к нему Накиме, внимательно изучая бледное лицо. — Ты интересовался моей техникой… Мне же всегда было интересно, что случится, когда тебе встретится женщина-истребитель. Сможешь ли ты с ней биться? — Смогу, — не задумываясь кивает Аказа. — Почему ты так уверен? — Выпрыгивая из ямы, она берёт свою биву поудобнее, представляя ту самую железнодорожную станцию, рядом с которой когда-то разбился поезд Энму: Аказа точно видел в этом месте тех самых охотников, которых она так позорно упустила. — Потому что я уже её встретил. И она хороша настолько, что сразиться с ней будет честью, — ухмыляется демон. — Не так уж сильно ты и облажалась, Накиме. Ты нашла действительно потрясающих воинов. И я их непременно разыщу.🀢 🀣 🀤
Посмотри кто со стороны на маленькую компанию, собравшуюся за столом, непременно бы удивился — уж больно странные, разношёрстные. Но они одни: сидят в маленьком идзакая на краю Ёсивары — посмеиваясь, смотрят на прожорливого Иноске, вылизывающего миски, и слушают, как Зеницу бренчит на сямисэне. Атмосфера в Цветочном квартале накалена до предела: каждый чувствует, что скоро всё изменится, почти слышат зловещую поступь приближающейся бойни, но Леви непреклонен — заставляет ребят как следует пообедать и отдохнуть. Сегодня капитан веселее обычного: травит армейские байки, перебрасывается шутками с Узуем и даже изредка улыбается, поглаживая ящик со спящей Незуко под недовольные протесты Зеницу. Познакомившись со Столпом Звука, Микаса решила, что мрачный капитан никогда не поймёт и не примет бога праздников, но ошиблась: Леви и Тенген выглядят как закадычные друзья. Узуй деловито перечисляет боевые приёмы потомственных ниндзя, объясняет принцип своих пороховых снарядов, которые не будут детонировать от техники дыхания, а ещё настоятельно рекомендует разведчику завести хотя бы одну жену, многозначительно поглядывая на Микасу. Девушка поначалу только хмурится и краснеет, но уже спустя несколько минут хохочет со всеми: суёт в нос деревянные палочки, изображая какого-то страшного зверя из книжек Армина, и вспоминает курьёзные истории из своего кафе в Шиганшине. Мальчики, обряженные в женские кимоно, смеются над тарелками, пересказывая свои тренировки в Доме Бабочки, а взрослые… Узуй, Леви и Микаса тоже веселятся, но в быстрых взглядах нет-нет, да мелькает мрачная решимость. Этот импровизированный праздник похож на тот, что устроили для солдат Разведкорпуса перед походом к стене Мария… тем самым, после которого от корпуса почти ничего не осталось. — Госпожа Микаса… — Танджиро тихо встаёт рядом и смотрит на пустую улицу. — Думаете, нас ждёт что-то плохое, да? Пару минут назад Аккерман извинилась и вышла на крыльцо — отдышаться после очередной байки Узуя и восстановить слух после криков Иноске и Зеницу. Надеялась немного побыть в одиночестве, но Камадо словно того и ждал. Отвечать на вопрос не хочется, но она всё равно кивает, опуская глаза. — Я почему-то так и подумал, — на удивление, паренёк не выглядит расстроенным. — Когда папе становилось совсем плохо из-за болезни, мама всегда готовила особенно вкусную еду… Нам было грустно, ведь мы знали, что папе тяжело, но в эти моменты все радовались и смеялись. И становилось лучше. — Твои родители были прекрасными людьми, Танджиро, — мягко потрепав его по плечу, отвечает Микаса. — Очень умными и сильными. Ты достойный сын. — Спасибо! — юноша сияет, обрадованный словами разведчицы. — Вы тоже очень сильная и умная! А ещё очень добрая! Когда я увидел вас впервые, то сразу почувствовал это! Капитан и вы… замечательные! И я так рад, что мы теперь все в одном отряде! — В отряде? — Аккерман так и замирает с протянутой рукой. — Не говори так, иначе капитан… — Всё хорошо, госпожа Микаса! — продолжает улыбаться Камадо. — Он согласился. Теперь мы все — я, Зеницу, Иноске — в отряде Леви! А он — наш капитан! Девушка не находит подходящих слов — только оборачивается в сторону идзакая: Леви смеётся, жуя кусияки, пока Зеницу машет перед ним кулаками, запрещая прикасаться к коробу с драгоценной Незуко. Капитан выглядит таким, каким она даже не мечтала его увидеть. С ребятами он… живой. — Это замечательно, Танджиро, — после долгой паузы разведчица поворачивается к Камадо. — Но вы должны понимать, что это не пустые слова. Если вы теперь в… отряде Леви… то должны слушаться своего капитана, беспрекословно выполнять его приказы. Это не игра. — Я знаю, госпожа Микаса, — серьёзно кивает юноша. — А как звучала ваша клятва? Та, что вы давали, вступая в свой корпус… в том мире? Аккерман смотрит на Танджиро как на призрака: молодой истребитель всего парой фраз воскресил в памяти то, что она так старательно прятала за дверью с тяжёлым замком. Но сейчас горькие воспоминания рвутся наружу, и она не может сдержать дрожь в голосе. — Мы посвящали свои сердца… — сглотнув, Микаса повернулась к пареньку и сжала кулак. — Вот так. — Так? — повторяя за ней, Камадо приложил руку к груди. Теперь голос дрожит и у него. — Знаете, перед смертью Ренгоку кое-что мне сказал… И теперь я понимаю смысл… — Что он тебе сказал? — словно обессилев, девушка садится на край террасы. — «Разожги в сердце пламя!», — разжимая кулак, шепчет Танджиро: на ладони лежит цуба в форме огня. — Вот как… Солнце уже клонится к закату — мальчишки давно разбежались по своим домам, а Микаса всё никак не может выбросить из головы слова Камадо. Полирует сияющие лезвия и ищет пресловутый огонь в своей груди. Осталось ли в ней то пламя, о котором говорил покойный Кёджуро? — Разожги в сердце пламя… — шёпотом повторяет раз за разом, но не может нащупать даже слабую искру. Она сражается, бьётся, рубит и сечёт, но даже не удосуживается взглянуть на результат — не хочет. Нет в ней огня — всё отработано до автоматизма, без ошибок и лишних действий. Вся она — кукла, не способная на настоящие, искренние чувства. Вот в Танджиро горит пламя — сияет в красных глазах. В Зеницу и Иноске, в Тенгене… и в Леви, хоть он и прячет свой огонь. Одна она — пустая. — Разожги в сердце пламя… — бормочет разведчица: что имел в виду Ренгоку? — Разожги… — Эй, Аккерман, чего притихла? — Леви садится рядом, отмахиваясь от натренированных мышей Узуя. — И где усишки потеряла? — Сегодня они мне не понадобятся, — отрешённо отвечает Микаса. — Вы и сами знаете. — Пожалуй, — кивает командир, изучая процессию ойран вдалеке. — Тоже чувствуешь, да? — Да, капитан, — пряча лезвия в короба, Аккерман проверяет ремни и рычаги. — Всё случится сегодня. Звон клинков… уже слышен. Я пойду, нужно проверить, как там Иноске. Тенген уже умчался, нельзя отставать от Столпа. — Да, точно, — мрачно ухмыляется Леви. — Ты же теперь и сама почти Столп… Воды. — Я не планировала ничего такого. И не просила, — дёргает плечом Микаса. Отчего-то говорить о Томиоке с капитаном ей совсем не хочется. — Даже не знала, что подобное возможно. — Канао, Цугуко Шинобу, живёт с наставницей, — словно издеваясь, продолжает разведчик. — Ты к своему тоже переберёшься? Аккерман только поджимает губы и сжимает кулаки. Не сказав ни слова, поднимается и скрывается в толпе, прикрывая снаряжение хаори с «Крыльями Свободы». Такие же, только маленькие, она вышила вчера утром на шёлковом платке, купленном в лавке неподалёку, и послала с вороном Томиоке. Сама не знала, зачем, но не удержалась — так и не могла выбросить из головы тот давний ночной разговор у очага в доме Урокодаки. Тогда она считала «крылья» клеймом смертника, но спустя три месяца вспомнила, что на самом деле значил символ Разведки. Хашибиры нигде нет. Из обрывков разговоров перепуганных девушек Микаса узнаёт, что в доме появился «страшный полуголый кабан», ломающий полы. Пользуясь суматохой, внимательно изучает открывшийся лаз — прикидывает, как далеко он может вести, и, сконцентрировавшись, покидает развороченное здание. Медленно скользит по улочкам, прислушивается к земле и вертит в пальцах несколько пороховых снарядов, одолженных у Тенгена. В пещере, куда она пробралась, найдя тоннель пошире, жутко: черепа, кости… и яркие пояса с невероятно реалистичным людским узором. Иноске тоже здесь — носится от стены к стене, размахивая своими мечами. — Не шуми, — морщится разведчица, разглядывая лица на ткани. — Здесь что-то не так… — Это же живые люди! — орёт Хашибира. — Не спорь с великим Иноске! Пахан не ошибается! — Да, я тоже это чувствую, — кивает Аккерман. — Ты прав. Нам нужно аккуратно достать их из поясов… вырезать, не задев головы и ноги. — Это я запросто! — довольно хрюкает парень, — О, глянь! И этот здесь! — Иноске указывает острием клинка на спящего в поясе Зеницу. Микаса уже готовится поднять оружие, но краем глаза замечает зловещее движение. Худшие опасения оправдались — клятый пояс живой, от него веет кровью и смертью. — Вы очень красивые! Знатный улов! — На ленте появляются демонические глаза и кривая шипящая пасть. — Спасай людей, я буду прикрывать! — Не раздумывая, разведчица щёлкает рычагами. Лезвия звенят в воздухе, и она глубоко вдыхает: началось. Микаса парит над узлами и изгибами пояса, отбиваясь от атак — выходит куда легче, чем она предполагала. Судя по крикам снизу, Иноске прекрасно справляется с задачей, вытаскивая людей. Рядом разрядом молнии проносится Агацума, и девушка даже успевает улыбнуться — паренёк не очнулся, но дерётся прекрасно. Спустя несколько минут свежий ветер с поверхности приносит с собой сияющего Тенгена, и лента ретируется. — Знакомься, Аккерман-сан! — ослепительно улыбается Узуй. — Это мои жёны — Макио и Сума. Простите, что искал вас так долго, — обращаясь к девушкам, Столп всего на миг опускает глаза, но тут же приходит в себя, изображая весельчака. — Но теперь всё будет хорошо! Найдите безопасное место. — Тенген… — приземляясь рядом с истребителем, осторожно начинает Микаса. — А Хинацуру? Вы смогли найти её? — С ней тоже всё хорошо, — не прекращая улыбаться, кивает мечник. — Противоядие скоро подействует, и она будет здорова! А нам нужно отсюда выбираться, наше блестящее сражение уже началось! Коротко кивнув, девушка хватает сопящего Зеницу, щёлкает приводом и взмывает вверх. На поверхности их не было всего ничего, но от центральных улиц Ёсивары едва ли что-то осталось — повсюду запах крови и дыма, а дома обратились в кричащие десятками голосов руины… и грохот, что доносится издалека. Рядом приземляется Узуй, держа под мышкой недовольно вопящего Иноске. Кивнув друг другу, Стоп и разведчица взлетают. Обернувшись, девушка убеждается, что ребята бегут следом. В голове проносится список: защитить людей, помочь капитану, уберечь юных мечников, убить демона. И пусть внутри у неё гуляет только холодный сквозняк — с этой задачей она справится. К развалинам, ещё недавно носившим имя какого-то известного дома, Микаса прибывает одновременно с Тенгеном. Но в реальной скорости она бессовестно уступает Столпу Звука: даже не сразу замечает, что мечник отрубил демону голову… А потом и вовсе замирает, завидев изменившуюся Незуко: девочка выглядит совсем иначе — острые зубы сжимают не бамбуковый кляп, а чехол катаны Танджиро. Паренёк залит кровью — своей и чужой — но не опускает разбушевавшуюся сестру, бормоча ей что-то на ухо. — Засыпай, ну же! Ты должна заснуть! — кричит Камадо, но Незуко не слышит, продолжая вырываться. Наконец, Микаса приходит в себя — медленно приближается, аккуратно садится напротив Незуко, заглядывает в безумные глаза и начинает тихонько напевать колыбельную, которую слышала от мамы. «Малышка, перестань плакать, Мама купит тебе золотое колечко, А если колечко не понравится тебе, Купит мамочка весь мир. А если весь мир окажется слишком большой, Купит мамочка тебе счастье…» Девочка прекращает извиваться — взгляд становится осмысленным, а Танджиро благодарно кивает, понимая, что нужно делать. Хрипло, неровно, затягивает какую-то детскую песенку — Аккерман таких не слышала, но вот Незуко слова точно знакомы. Уже спустя пару строчек сестрёнка истребителя ревёт: слёзы градом катятся из больших глаз, а руки и ноги становятся меньше — вся она сжимается до размера крошки и крепко засыпает, уткнувшись в руку Камадо. — Вот это да, госпожа Аккерман! — выдыхает парень, бережно поглаживая Незуко по волосам. — Спасибо вам! — Не за что, Танджиро… — улыбка у Микасы выходит нервная, но искренняя. — А где капитан? — Капитан Леви велел мне помочь Незуко, а сам остался — один из домов рухнул, под завалами оказалось очень много людей. Он вытаскивает их и выводит из квартала… — Камадо опускает голову. — Он так дрался с демоном, вы бы видели, госпожа Микаса! Если бы не он, я бы точно умер! — Тогда делай то, что он велел, — поправляя сползшее с плеч спящей девочки кимоно, разведчица строго смотрит на юношу. — Выполняй приказ своего капитана. Позаботься о сестре. — Я спрячу её и сразу же вернусь. — Танджиро поднимается, подхватывает Незуко и скрывается в темноте, помахав рукой. Аккерман выдыхает, вытягивая ноги — Тенген расправился с демоном. Так быстро и играючи, даже помогать не пришлось — вот что значит сила Столпа. Провожая в конце дня взглядом солнце, была уверена, что ночь принесёт с собой реки крови и боли, не сомневалась, что кто-то из них если не умрёт в схватке с Высшей Луной, то точно серьёзно пострадает. Просчиталась? Словно подслушав её мысли, мир подкладывает свинью: сверху доносится взрыв. Девушка моментально щёлкает приводом: напротив Тенгена стоит совсем не женщина с длинными белыми волосами… перед мечником мерзкое костлявое чудище с парой серпов. Аккерман уступает Узую в скорости, но сейчас осознаёт происходящее быстро — демонов двое. Она не ошибалась, считая этот бой погибельным: хватает одного взгляда, чтобы понять, насколько смертоносен их новый противник. Время ускоряется — не прошло и пары минут, как разведчица оказывается на крыше, стоя лицом к лицу с половинкой Шестой Высшей Луны. Вокруг бледной трёхглазой женщины недобро раскачиваются пояса — красивая, но страшная техника демонической крови. Приземлившиеся рядом Иноске и Зеницу, наконец, стали серьёзными — без слов понимают, насколько плохо дело. — Рубим ей голову и не даём прирастить обратно. Тенген справится со вторым демоном, — быстро командует Аккерман, решительно глядя вперёд. — Ты даже не сможешь ко мне приблизиться! — высокомерно смеётся демон. — Ты слабачка! Иначе бы не позволила кому-то изуродовать своё красивое лицо! Фу! Микаса прикасается к шраму, оставленному Эреном: в памяти воскресает битва за Трост. Они были детьми, такими же, как Зеницу или Иноске. Совсем зелёные, только-только закончившие обучение. Напуганные, одинокие… Но не опустившие руки. — Мне жаль, — тихо говорит Аккерман, не сводя глаз с демона. Она впервые вступает в диалог с монстром. Зареклась пересекать эту черту, но сейчас всё иначе: она уже не боится. — Жаль, что ты умерла и превратилась в это… Даю слово, я убью тебя быстро. Тварь растопыривает руки, размахивает своими поясами, кривляется и орёт, но Микаса больше не слушает — быстро меняет лезвия, сжимает рукояти мечей и отталкивается от скользкой черепицы. «Дыхание воды. Танец быстротечного потока» Неподалёку слышатся новые взрывы, но Аккерман они только радуют — на звук точно примчится Леви. И как только капитан ступит на эту улицу, они выиграют. Она сечёт пояса, будто режет тонкие перья зелёного лука в своём кафе: даже не смотрит — просто натягивает гибкие ленты одним клинком и рубит вторым. Иноске и Зеницу где-то рядом — вокруг рёв и грохот грома. Шея демона всё ближе — бледная, покрытая уродливой сеткой вздутых вен, но Аккерман не обращает внимания — сносит одним движением. Демон непонимающе смотрит в спокойное лицо разведчицы всеми тремя глазами: в каждом — ужас. — Я же обещала. Видишь, как быстро… — Микаса холодно улыбается, крепко держа в руках вопящую башку. — Иноске! Уноси её подальше, я закончу с телом. — Ха! Хана тебе, червивая баба! — Ловко, как мяч, парень ловит голову и скрывается из виду. Аккерман рубит тело, будто разделывает поросячью тушу — аккуратно делит на ровные части, и, щёлкнув приводом, уносится подальше, разбрасывая руки и ноги по кварталу. Ночь сегодня и правда прекрасна — луна большая, полная. И даже покошенные постройки не портят волшебную картину. Закидывая когтистую кисть в разрушенный дом, девушка позволяет себе улыбку, но неожиданно складывается пополам — такой боли не чувствовала ни разу. Секунда, одна, вторая… Микаса опускает голову — из живота торчит кровавый серп. И мир меркнет. Она не ошибалась — эта схватка всё же будет стоить кому-то жизни.🀢 🀣 🀤
— Очнись сейчас же, Микаса! Ну же! Она открывает глаза: абсолютная темнота, ничто. Лишь голос… такой знакомый, такой родной. Самый главный на свете. Не задумываясь, девушка бежит на звук, и тьма вокруг медленно рассеивается. Она дома — в том самом поле, у того самого дерева. Под ним, спрятавшись в тени, сидит он, рассеянно жуя травинку. Аккерман застывает в нескольких шагах, пытаясь понять происходящее, но мысли путаются. А ноги оживают и сами несутся вперёд. — Эрен! — других слов у неё нет, и она просто бросается к нему. До боли крепко обнимает, чувствуя, как глаза наполняются слезами — это он. Лишь спустя добрую минуту, девушка понимает: что-то не так — слишком маленький. Отпустив, немного отстраняется и теряет дар речи — Эрен ещё ребенок, лет одиннадцать, не больше. Только глаза… они принадлежат взрослому Йегеру. Тому, кого она запомнила особенно чётко. Тому, кого убила. — Не теряй времени, Микаса, — он смотрит серьёзно и печально. — Не смей! Ты должна очнуться. Прямо сейчас! — Но… что ты здесь делаешь? — окончательно теряется Аккерман. — Что я здесь делаю? — Ты задаёшь не те вопросы, — недовольно качает головой мальчик, вертя в пальцах травинку. — Не хочешь думать. — Я умерла, да? — озвучивает догадку Аккерман, чувствуя, облегчение: до неё начинает доходить смысл происходящего. — Я смогу остаться здесь с тобой? Эрена будто бьют по щеке — он дёргается, хмурится пуще прежнего и сжимает кулаки. — Как ты можешь такое говорить? — начинает злиться он. — Ты сдаёшься?! Ты не должна сдаваться! Вставай! — Значит, ещё не умерла, — кивает Микаса самой себе, а на губах у неё играет улыбка: она с ним, это самое главное. — Значит, просто подожду… Ветер поднимается, треплет молодую траву: мир вокруг прекрасен настолько, что у Аккерман перехватывает дыхание. Она в Шиганшине из детства — до пробитой стены, до смерти Карлы… до того, как мир рухнул. Всё так, как должно быть: она дома, а он — рядом. Знай раньше, что для этого нужно всего-навсего умереть, не задумываясь, пустила бы себе пулю в голову. — Как ты смеешь так говорить, так думать, Микаса! — заметив безумную счастливую улыбку, переходит на крик Эрен. Мальчишка подскакивает, яростно трясёт её за плечи и требовательно заглядывает в глаза. — Ты не имеешь права сдаваться! Кто угодно, только не ты! Ты — самый сильный человек в мире! Вставай и защищай своих друзей! И Микаса начинает дрожать, будто очнулась от глубокого сна: вспоминает взрывы, смех демонов, стоны жителей Ёсивары, вопли ребят… Кровь и огонь, боль: они сейчас там совсем одни, всё ещё бьются с монстрами, пока она тут… радуется скорому приходу смерти? Позор, не достойный звания солдата, не достойный звания истребителя. — Прости… я просто так соскучилась по тебе, Эрен. И так устала, — смотря в пронзительные зелёные глаза самого главного человека, оправдывается девушка. — Я больше не хочу сражаться… Мы же своё уже отвоевали… — Чушь, — теперь Йегер говорит тихо, спокойно. Глубокий голос никак не подходит ребёнку, которого разведчица видит перед собой, но он и не ребёнок. — И ты это знаешь. Ты там, где должна быть, там, где нужна. Так делай то, что должна! Не смей опускать руки! Иначе я никогда больше на тебя не посмотрю. Ты клялась! Ты посвятила своё сердце! Слышишь? Так борись, Микаса! Борись! Аккерман вытирает лицо и решительно кивает. Она не имеет права оставлять своих друзей, не может бросить Леви. Она должна… должна бороться. До конца. Как Эрен… «Разожги в сердце пламя»🀢 🀣 🀤
Леви прижимает к груди безжизненное тело: сердце Аккерман стучит всё тише. Разведчик перемотал пробитый живот, но понимает — это её не спасёт. Её ничто не спасёт — перебросившись парой фраз с Узуем во время короткого бесславного боя с Гютаро, капитан понял, что серпы демона пропитаны ядом. Шинобу дала им достаточно лекарств на все случаи, но вонючие растворы, которые он заливал в окровавленный рот Микасы последние несколько минут, не действуют. Она холодеет, исчезает прямо на глазах. Он опоздал: слишком долго возился — сначала с Даки, с ранеными, потом с Гютаро. А надо было нестись к ней, страховать, защищать, спасать. Не смог. Не спас. — Капитан, — рядом рушится Камадо, отброшенный ударом Шестой Луны. — Простите меня… Но мы должны помочь Тенгену. Он пока сражается, но уже лишился руки, а Гютаро ещё жив. — Я знаю, Танджиро, — бесцветно бросает Леви. — Я знаю. Ещё секунду, всего секунду… — Ёсивара горит, но ему нет дела до чёртового квартала. — Аккерман! Очнись, ну же! Ты не можешь умереть! Ты не имеешь права бросать меня… Трёхпалая рука бережно касается волос, щёк, губ… Леви уже не понимает, что делает. Не чувствует ничего — будто и сам умер. А раз умер, то можно — медленно склонившись, едва уловимо оставляет прощальный поцелуй на холодном лбу. Секунда, и он ринется в бой, унесёт демона с собой в ад, если понадобится. — До конца… — неожиданно выдыхает Аккерман, а Леви так и замирает, прижавшись губами. В этом мире нет ни Бога, ни Будды, но сейчас разведчик готов поверить во что угодно, ведь она очнулась. С его поцелуем… Огонь и крики отходят на второй план — весь мир сжимается до одной пульсирующей точки, в центре которой, ещё мертвенно бледная, но совершенно точно живая, лежит она. Капитан не может оторвать глаз: настолько прекрасна в эту секунду — грязная, окровавленная, дрожащая. Но живая. Леви гладит спутанные волосы, перевязанные шёлковой лентой, — снова перепачкалась, но он с радостью её выстирает, не впервой. И Аккерман тоже отмоет. И будет, как мальчишка, любоваться, смотря на неё: начищающую клинки, пародирующую вредного Иноске, улыбающуюся рассветным лучам. Но ни одно счастливое мгновение в жизни капитана не длится слишком долго, вот только он на радостях забыл простую истину. — Эр… — шепчет она, открывая глаза. Бог всё же есть, но жестокий и бессердечный. Потому что девушка произносит ещё одно слово. Всего одно имя. Не его имя. — Эрен… Больше всего на свете капитану хочется отвернуться, спрятать горький взгляд, но он вновь прижимает Микасу к себе. — В порядке, Аккерман? — голос предательски дрожит, но это можно списать на боль… потому что и правда больно. — Не двигайся, тебе живот пробило. — Всё хорошо, — хрипит разведчица: проверяет клинки и, оперевшись на один, поднимается на ноги. — Что я пропустила? — Тварь, которой ты снесла башку, снова в деле, — махнув рукой в сторону крыш, отрывисто объясняет капитан. — Братец тоже пока держится. Не дёргайся, сам справлюсь. — Ясно. Я разделаюсь с ней, а этот… Гютаро… вам. — Не дав разведчику сказать больше ни слова, Микаса щёлкает уцелевшим приводом и взлетает. Леви бросает последний взгляд на стремительно удаляющийся силуэт и поворачивается к Камадо: капитанскими стараниями мальчонка ещё держится, но примотанная к цуке рука наглядно демонстрирует состояние истребителя. Отступившая с возвращением Микасы ярость вновь начинает закипать в груди, и разведчик быстро поднимается с земли. Забывая себя, несётся к Узую и демону, посмевшему ранить его солдат. Перед глазами только алое зарево. На пару со Столпом атакует — не останавливаясь, нападает, вкладывая в удары всю силу, что осталась. «Дыхание смерти. Последний вздох» — Какой же ты жалкий, только взгляни на себя! — кривится тварь. Но капитана не обманешь — в единственном глазу Гютаро читается страх. Демон и подумать не мог, что мечники ещё способны сражаться, и не просто биться — держаться наравне. — Старый, уродливый, весь в шрамах! — Ты ударил её в спину, — цедит Леви, не сбавляя напор. — Только действительно жалкое существо бьёт исподтишка. Мерзкий червяк… — Камадо! Не обращай на нас внимания, прыгай! — кричит Узуй, размахивая единственной рукой. — Бей! Увидев лицо Танджиро, Леви хмурится — выглядит паренёк странно: шрам на его лбу приобрёл совсем другую форму, а сила, вложенная в клинок, куда больше той, что можно представить. Удивительный мечник — несмотря ни на что, сражается, хоть и понимает, что вряд ли выдержит такую мощь. Горящий мир замирает — Камадо рубит шею демона, и уродливая башка отлетает в сторону. Тенген и Танджиро падают, а сам Леви опускается на землю, не сводя глаз с обезглавленной туши: медленно, но верно костлявое тело начинает тлеть — они справились. Смогли. — Капитан! Камадо! — неожиданно кричит Узуй, и разведчик резко осознаёт, что бой не окончен. — Бегите! Не раздумывая, щёлкает приводом, и, подхватывая отключившегося Танджиро, несётся подальше от демонических останков. Уши закладывает грохот, спину пробивает череда взрывов, и разведчик рушится на холодную землю. В глазах темнеет, но на губах блуждает слабая улыбка — Аккерман очнулась… Танджиро выживет.__________________________
Слухи эпохи Тайсё!
Капитан пришёл в себя уже лёжа неподалёку от Тенгена: Незуко Камадо старательно покрывала его кожу пурпурным пламенем, но жара Леви не чувствовал — только мягкое тепло и лёгкость. — Хочешь вывести яд? — погладив девочку по голове, слабо улыбнулся разведчик. Бурча что-то нечленораздельное, она кивнула и убежала к Узую — вокруг Столпа бушевал настоящий ураган, носивший сразу три имени: Сума без остановки ревела и причитала; Макио била ту по голове и орала; а Хинацуру пыталась успокоить подруг, мешавших Тенгену сказать своё последнее слово. Леви понимал, что слово будет далеко не последним — уже ощутил на себе целительную магию крови девочки-демона. Но мешать спектаклю не стал, просто наблюдал за жёнами Столпа, ловя себя на странной мысли — кого-то они ему напоминают… Вечно ноющая, жалующаяся на всё подряд Сума; грубая бойкая Макио, раздающая затрещины направо и налево; терпеливая добрая Хинацуру… — Эй, мужик! — подполз поближе Иноске. — Я сейчас отрублюсь, но ты не думай, что я устал. Вломлю кому угодно, слышишь? Я так… просто жрачку жду. Разбуди, как принесут. — Разбужу… — слабо потрепав кабанью голову, ухмыльнулся Леви. — Отдыхай… — Погладьте и меня перед смертью, капитан! — хлюпает носом лежащий рядом Зеницу. — Я чувствую, что вот-вот умру! Всё тело болит! Обе ноги сломаны! Умираю! Передайте дедуле, что я старался! И скажите милой Незуко, что я её люблю сильнее всего на свете! — Передам-передам, спи, — усмехнувшись, он взъерошил рыжие волосы на голове Агацумы. — Спи… — Смотрите, капитан! — убедившись, что демоны действительно передохли, к их маленькой компании ковыляет Камадо. — Я почти как вы! Вот! — Улыбаясь, Танджиро показывает руку — указательный и средний пальцы сломаны. — Дурак, — бурчит разведчик, вправляя кости. — Нашёл, чем хвастать. Сиди, жди какуши. Как придут, скажи, чтобы зафиксировали… А я пока… подремлю немного…