Запад ли, Восток…
Везде холодный ветер
Студит мне спину.
Мацуо Басё.
Мир вокруг всегда нечёток, будто смотришь через мутное стекло. Куда ни глянь — ничего интересного, разве только птицы… Он по-честному пытался запомнить, как называется та или другая, но слова почти сразу вылетали из головы. Будь Муичиро Токито знаком с иронией, наверняка бы улыбнулся, но улыбка ни разу не озаряла его лицо, сколько он себя помнил. А что он помнил? Помнил, как проснулся в незнакомом доме в окружении незнакомых людей. Помнил, как впервые взял в руки катану, помнил, как убил первого демона. Помнил, но ничего не чувствовал. Ничего не чувствует Столп Тумана и сейчас, одолев древнего механического воина. Скорее всего, он забудет и об этом. Юноша неторопливо идёт по узкой лесной тропинке: тренировка окончена, его новый клинок готов. С тех пор прошло больше суток, но в памяти почему-то всё ещё горят глаза того истребителя в клетчатом хаори, что заступился за мелкого кузнеца. И Столп Тумана плутает по лесу, силясь понять, почему самые важные вещи ускользают, но образ мечника всё ещё гуляет внутри. Неожиданно Муичиро замечает на тропинке перед собой странный расписной горшок. Будь на его месте кто-то другой, непременно прошёл мимо. Но он не кто-нибудь другой: память у него, может, и скверная, но инстинкты — безупречны. Не задумываясь, Токито вытаскивает новый клинок и принимает боевую стойку.🀢 🀣 🀤
— Госпожа Микаса! — Танджиро робко просовывает голову в проём. — Я вас не побеспокоил? — Нет-нет, все в порядке, — спешно пряча под одеяло серое хаори, бормочет разведчица. — Что случилось? Она просидела, не сводя глаз с подарка, остаток той злополучной ночи. Поначалу порывалась догнать Леви и объяснить, что случившееся — не то, чем кажется, и на самом деле всё иначе, но неизменно замирала, не в силах выйти из комнаты. Обманываться умела, сколько себя помнила — с самого детства внушала простые и понятные установки, которым следовала несмотря ни на что. Без сомнений и терзаний, так было проще — не думать. Но с тех пор как мир рухнул, забрав с собой смысл жизни, всё чаще ловила себя на странных мыслях: как бы могла сложиться жизнь, поступи она иначе, посмотри на происходящее с другой стороны. Первое время заталкивала пугающие мысли глубже, одну за другой возводя крепкие высокие стены, но ошибки стоили слишком дорого, чтобы игнорировать опыт. И, подобно воде, к которой обращалась в самые тяжёлые минуты, Микаса менялась. Без дара училась полагаться не только на силу, но и на тактику. Помня об одиночестве на краю Шиганшины, старалась быть более открытой и приветливой с окружающими. Оказавшись в сложной ситуации, пыталась найти причину и, главное — выход. Не думать было проще, но она уже не ищет лёгких путей. Больше не такая. И поэтому она не бежит за Леви — скажи, что он ошибается в своих выводах, солгала бы. Но она больше не лжёт, тем более капитану — кому угодно, только не ему. Горькая правда в том, что она окончательно запуталась. Ещё несколько недель назад и подумать не могла, что начнёт испытывать к кому-то нежные чувства: упорно втолковывала самой себе, что вся отмеренная любовь давно похоронена под раскидистым деревом. Сейчас же с ужасом осознавала, что её сердце ещё способно откликаться, и не на один — сразу на два голоса. Такое не объяснить, не передать словами: внутри бурлит лютая смесь стыда, страха и печали. И весь следующий день, спрятавшись ото всех, просидела в своей комнате, поглаживая «крылья свободы» на сером хаори, да крутя шёлковую ленту в спутанных волосах. А бессовестная память, как клоун, замеченный однажды в Марли, жонглировала образами, подбрасывая вверх то слабую улыбку Томиоки, то усмешку Леви. И с каждым появлением разведчика, и с каждым появлением Столпа Воды, сердце замирало, не в силах справиться с нахлынувшими чувствами. — Госпожа Микаса, можно попросить вас о помощи?.. — осторожно начинает Камадо. — Это Генья, он тоже истребитель. Следом за Танджиро в комнату робко заходит еще один паренёк. Аккерман готова поклясться, что уже видела похожее лицо, но никак не может понять, кого именно напоминает юноша. Сдержанно кивнув, Микаса приглашает гостей сесть, но ребята продолжают мяться у входа. — Я рассказал Генье о ваших механизмах. Можно ему посмотреть? — наконец, решается Камадо. Разведчица слабо улыбается, доставая амуницию. Испещрённый шрамами мальчишка, так и не проронивший ни слова, как заворожённый, разглядывает привод: бережно поворачивает в руках, невесомо касается клапанов, внимательно изучает каждый шуруп. — Нравится? — Микаса не может удержаться от ещё одной улыбки: давно привыкла к УПМ, принимая как данность, а сейчас смотрит по-новому, глазами скромного паренька — как в первый раз. Тот лишь смущённо кивает под одобрительные возгласы Камадо. — Мы пробудем здесь ещё пару дней. Если захочешь, могу показать, как он работает. — Аккерман всё лучше понимает, почему Леви так привязался к ребятне — чистые души, полные искренности и света. Окончательно раскрасневшийся юноша поднимает глаза: в них горят благодарность и восторг. И Аккерман стоит титанических усилий не потрепать его по волосам. — Тебе уже пообещали выковать новый клинок? — прикидывая, когда будет удобнее всего порадовать скоромного мечника, обращается она к Танджиро. — О, госпожа Микаса! Знали бы вы, что случилось! — Камадо едва ли не подпрыгивает, начиная свою историю: оказывается, не одна она совершила открытие в этой таинственной деревушке. Так Аккерман узнает о странной тренировочной кукле, которую истребитель на пару с капитаном нашли в лесу. Не расставаясь со счастливой улыбкой ни на миг, мечник обстоятельно перечисляет, как сначала едва не нарвался на драку со Столпом Тумана, а после, следуя наставлениям Котетсу, не без труда одолел механического воина. Внутри манекена оказался древний и, судя по оценке маленького кузнеца, невероятный по силе клинок. — Сейчас он у Хаганезуки-сана. Как долго он будет его доводить, не знаю, — задумчиво почёсывает затылок Танджиро. — Но, надеюсь, что он будет готов очень-очень скоро. — Не терпится попробовать новое оружие? — угадывая желания мечника, смеётся Микаса. — Вы себе даже не представляете! — признаётся Камадо. — Мне почему-то кажется, что этот клинок не сломается. Бессонная ночь и день, полный терзаний, отходят на второй план. На деревню вновь опускаются сумерки, но на душе светло. Чувство вины вернётся, в этом она не сомневается, но не сейчас. Микаса хочет предложить ребятам отправиться на тренировку с первыми лучами, но острый слух внезапно улавливает знакомый звук. Длинную протяжную ноту, возвещающую о грядущей беде, не спутает ни с чем. То же самое она слышала, стоя под деревом за миг до появления в чужом мире. Тот же пугающий звон заполнил собой тёмный лес, когда они так позорно упустили демона, убившего Стопа Пламени. — У тебя есть меч, Танджиро? — беззаботный настрой исчезает, взгляд фокусируется, пальцы сгибаются и разгибаются, готовясь без промедлений переключать рычаги. Камадо понимает, к чему ведёт разведчица, с полуслова: на лице больше не играет открытая улыбка, парень серьёзно кивает и распахивает хаори, демонстрируя временный клинок. Генья тоже собирается: покрытое шрамами лицо становится жёстче — в нём уже не узнать робкого юношу, краснеющего под взглядом девушки. Не произнеся больше ни слова, Микаса пристёгивает привод, и зачем-то достаёт из-под одеяла подаренное Томиокой хаори: надевает то ли на удачу, то ли чтобы нечаянно испортить — сама не знает, но разбираться в мотивах странного поступка времени у неё нет. — А где капитан? — хмурится Танджиро, пока троица осторожно движется по пустому коридору гостевого дома. — Думал, он с вами. — Капитана нет, — коротко бросает Аккерман. — Надеюсь, повод спешить нам на помощь у него и не появится. Я могу и ошибаться. — Появится, — впервые открывает рот Генья. — Я тоже что-то чувствую. И Микаса устало прикрывает глаза: в глубине души знала, что увольнительная на горячих источниках ей не светит, но всё равно надеялась немного отдохнуть, и уж точно не ожидала, что придётся сражаться здесь — в самом защищённом месте. Но мысли уже начинают собираться ровным строем: аккуратно ступая по гладким доскам и прислушиваясь к каждому шороху, она начинает работать над планом — благо, капитан натаскал. Немногочисленные свободные вечера, что им удавалось проводить в Поместье Бабочки, разведчики, как помешанные, штудировали библиотеку Кочо: химия и биология не вдохновляли, а вот местные тома о военном деле, напротив, вызывали интерес. Тогда же Леви начал учить её основам стратегии. За время службы в Корпусе только беспрекословно выполняла чужие приказы и продумывать тактику так и не пришлось — рядом всегда был кто-то, готовый взять ответственность на себя. Невольно цокая языком и закатывая глаза, командир втолковывал Микасе основы ведения боя. Ученица из Аккерман скверная, но он упорно объяснял азы, и в конце концов добился результата. Сейчас Микаса как никогда благодарна Леви за эти уроки: юные истребители, обменивающиеся беспокойными взглядами, давно не дети — демонов перебили не меньше, чем она, но в опыте бывалой разведчице всё же уступают. И если её худшие опасения оправдаются, и за углом их ждет кто-то опасный… Повторять ошибки Ёсивары не собирается — сегодня никто не будет ранен. Никто не окажется в лазарете Кочо. Они выберутся живыми и невредимыми. — Никто сегодня не пострадает, Танджиро, — еле слышно обращается она к напряжённому мечнику. — Я не позволю, понял? — Я уже слышал эти слова… — качает головой Камадо, стремительно мрачнея. — Пожалуйста, Аккерман-сан, не говорите так. — Встречая немой вопрос в глазах разведчицы, истребитель опускает голову и сильнее сжимает клинок в руке. — То же самое сказал Ренгоку в поезде… Микаса мысленно выписывает себе затрещину: с поддержкой боевого духа дела обстоят скверно. — Думаю, Генья, ты увидишь, как работает мой привод раньше, чем планировалось, — со второй попытки получается чуть лучше — истребители немного расслабляются, и Аккерман, давя ободряющую улыбку, уже увереннее ведёт их за собой. — Почему вы так спокойны, Аккерман-сан? — Генье интересно настолько, что он решается не только вновь заговорить, но даже прямо посмотреть на разведчицу. — Страх — худший помощник в битве, — не задумываясь, отвечает она. — На поле боя ему не место. Каждое движение, каждый вдох решает исход схватки. Отвлекаться на страх, как и на гнев — расточительство. Тем более, когда от тебя зависит не только твоя жизнь, но и жизнь товарища. Дыши ровно, держи меч крепко, меньше говори и больше думай. Микаса не лжёт, но и всей правды не раскрывает. Не маячь впереди опасность, наверняка бы призналась, что была такой не всегда. Может, даже вспомнила тот страшный день, когда едва не потеряла Армина и, ослеплённая паникой и яростью, прижимала к шее капитана клинок. Мысли вновь возвращаются к Леви, и Аккерман нарушает только что озвученное правило — испытывает страх. Боится, что демоны уже добрались до удалившегося в сторону леса разведчика. Боится, что он и вовсе покинул деревню, не желая больше её видеть. Боится, что худшие опасения оправдаются и связь, ставшая необходимой, оборвётся. Они давно вышли из гостевого дома на главную улицу: беспечная молодая луна освещала постройки, жители деловито сновали между кузнями, друг за другом носились ребятишки, поправляя то и дело съезжающие маски, а из хорошо знакомой столовой слышался запах жареной рыбы. Троица истребителей с клинками наготове бросилась местным в глаза не сразу, но поняв, что мечники заглядывают за углы не просто так, кузнецы моментально собрались. Растерянная детвора на руках взрослых исчезала в дальних домах, двери запирались на тяжёлые засовы, а окна тихо захлопывались. Не прошло и пары минут, как деревня вымерла. Ни звука — только ветер едва уловимо пел в пышных кронах. Улица за улицей они обходят небольшую деревеньку, обмениваясь быстрыми взглядами, готовясь в любой момент начать бой. Но враг, неожиданно выползший из зарослей, сбивает с толку. К уродству большинства демонов Микаса привыкла быстро — титаны тоже не отличались красотой и изяществом, но скулящее нечто рвёт шаблон восприятия в клочья. Рогатый демон с огромной шишкой на лбу дрожит под потрёпанным кимоно и лепечет какую-то несуразицу — до слуха разведчицы то и дело доносятся мольбы о пощаде. И она бы наверняка замерла ещё на секунду, не подними незванный гость голову — внешнее уродство отходит на второй план, ведь в глазу монстра красуется цифра «четыре». Сколько веков он пожирает людей? Уродство внутреннее оказывается куда страшнее. Даки и Гютаро, рассыпавшихся прахом в центре разрушенной Ёсивары, ей было жаль, но это существо — нет: чувствует, от человека в нём осталось лишь имя. «Дыши ровно, держи меч крепко, меньше говори и больше думай. Потому что перед тобой Высшая Луна»🀢 🀣 🀤
Аккерман-сан восхищала с их первой встречи на Паучьей горе. Танджиро как сейчас помнил появление мрачного мужчины со шрамами на лице и прекрасной девушки в развевающемся на ветру зелёном плаще. Помнил её смертоносные металлические стрелы, пронзающие землю огнём. Помнил её мягкий взгляд и добрую, хоть и еле уловимую улыбку. Камадо помнил каждую парную миссию — их было немного, но любая по праву могла считаться праздником. Запрокинув голову, наблюдал за полётом разведчицы и не мог поверить, что всё это: быстрые щелчки привода, невозможные кульбиты в воздухе и безжалостные взмахи клинками — способен творить один человек. Аккерман-сан твёрдо стояла наравне со Столпами — в этом мечник ничуть не сомневался, а порой и вовсе думал, что ей и сам ветер не соперник. И сейчас, видя, как внимательные серые глаза на долю секунды щурятся, оценивая врага; как сильные ноги принимают безупречную стойку; как длинные пальцы ложатся на рычаги, осознает в полной мере, насколько сильна эта спокойная мягкая девушка. Танджиро даже не успевает вдохнуть, а госпожа Микаса уже взмывает вверх, пользуясь стоящими неподалёку домами, и в одно мгновенье оказывается за спиной демона. Она не произносит ни слова, но в каждом движении читается простой и ясный приказ — окружить, отогнать как можно дальше от деревни, и уничтожить. Камадо кивает младшему Шинадзугаве и переходит в наступление: жалкий вид противника больше не смущает — пусть и не так быстро, как Аккерман-сан, он уже понимает, что это лишь обманная оболочка, под которой таится гибель. «Дыши ровно, держи меч крепко. Потому что Аккерман-сан неспроста настолько спокойна. Меньше говори и больше думай, ведь перед тобой Высшая Луна». Танджиро кажется, что они сражаются несколько часов — руки предательски дрожат, а лёгкие горят. До этого странного демона, чья магия крови преподносит один страшный сюрприз за другим, искренне верил, что Гютаро был по-настоящему силён. Нет. Силён тот, чей следующий ход нельзя предугадать: эмоции Хантенгу обретают физическое воплощение — и каждое сильнее предыдущего. Камадо и Шинадзугава всё ещё держатся только благодаря выдержке Аккерман-сан — отражая атаку за атакой, та даже не сбивает дыхание. Ни одного лишнего движения: только безупречные каты, что она чередует так же мастерски, как переключает рычаги на своём волшебном механизме. Однажды он надеется увидеть её в одной схватке с Томиокой — чутьё подсказывает, что мастера, использующие одну технику, в паре будут просто невероятны. Красивое серое хаори с вышитыми крыльями, словно знамя, развевается на ветру, и Танджиро, как зачарованный, следует за ним. Как никогда истребитель спокоен — без слов понимает, что нужно делать: на кого из выводка демонов-клонов нападать, в какую сторону уводить бой и куда нацеливать очередной удар. Острые когти не ранят, мощные крылья не задевают, ураган не сбивает с ног. Языки пламени, что вырываются из-под его катаны, не обжигают — напротив, наполняют силой. — Чёрт, а у вас тут весело! Я к вам! — когда кажется, что победа уже близка, Танджиро слышит лёгкий беззаботный голос. На всех парах прямо с неба к ним несётся очередная ипостась Хантенгу — Уроги. Камадо не испытывал страх, сражаясь с каждым из клонов, но радость этого противника ненормальна… Пугающая настолько, что внутри натягивается невидимая нить, держащая лишние эмоции в узде. Истребитель не сомневается, что демон запросто ранит и его, и Незуко. Прямо сейчас. Но вместо боли чувствует только свежий морской ветер: Аккерман-сан, как и Уроги, появляется неожиданно, из ниоткуда, и одним точным движением рассекает врага пополам. Не разменивается на пустые диалоги — просто рубит и вновь взмывает вверх. И Танджиро не может оторвать взгляд от окутанного чистыми голубыми волнами силуэта. Незуко дёргает юношу за рукав, и Камадо обводит взглядом поле боя. Смотрит на вывороченные с корнем деревья, выжженную землю, но не чувствует ничего, кроме воодушевления — ещё немного, и отряд Леви победит. — Злоба… Вражда… Ничего, кроме ненависти… Истребитель медленно поворачивает голову на звук и проглатывает изумлённый крик: из-за дерева выходит шестой демон. Голос его тих, но дрожит от гнева. Аура его темна и давит так, что хочется спрятаться, как это делал крошечный óни, в которого обратился Хантенгу. Танджиро переводит взгляд на Генью: в глазах товарища то же чувство, что обуяло мечника. Страх. Ужас парализует разум, но тело пока помнит базовые движения. Камадо будто со стороны наблюдает за собой: на рефлексах уворачивается от гигантских голов древесного дракона, заносит клинок и даже пытается дышать. Шинадзугава и Незуко давно лежат на земле — не попали в смертельные тиски только благодаря Аккерман-сан, которая сражается сразу с четырьмя головами, защищая их маленький отряд. «Я подвёл госпожу Микасу! Из-за моей слабости она бьётся в одиночку. Вместо того чтобы атаковать демонов, спасает нас. Я свой подвёл отряд. Подвёл капитана» Камадо стыдно, как никогда, но поделать с собой ничего не может: нить, что держала худшие чувства, лопнула, не выдержав давления. К мечнику вновь тянется огромная клыкастая пасть, но он даже не пытается увернуться — страх и вина окончательно сковали по рукам и ногам. — Ты цел? — внезапно над ухом звучит мелодичный голос, а его самого подхватывают сильные руки. — Прости, что так задержалась! Кандроджи-сан бережно опускает его на землю и с нежностью заглядывает в лицо: Столп Любви без слов понимает, в каком смятении пребывает юноша. В её глазах нет осуждения — лишь искреннее беспокойство и забота. Танджиро хочет что-то сказать: как минимум — поблагодарить и попросить прощения за слабость, но грохот за деревьями всё усиливается. Дело принимает совсем скверный оборот. — Аккерман-сан, похоже, нужна помощь! — одарив мечника светлой улыбкой, Мицури устремляется в центр бури. — Отдыхай, Танджиро!🀢 🀣 🀤
На Мучиро Токито вновь смотрят горящие глаза: никогда бы не подумал, что перед смертью увидит такое. «Танджиро… Его звали Танджиро….» Танджиро глядит на Токито сквозь пелену водного пузыря и что-то говорит, но Столп не может разобрать ни слова: чувствует, как жизнь уходит, а сердце затихает. Пытаясь спрятаться от алых глаз, закрывает свои: ничего не изменить. Он проиграл омерзительной Высшей Луне: чешуйчатый монстр с прожорливыми ртами вместо глаз, оказался слишком силён. Даже для Столпа Тумана. Но внезапно лёгкие наполняются воздухом, а силы возвращаются. Ошарашенный, он лежит в огромной луже созерцает начищенные до блеска высокие чёрные сапоги. Ему вновь хочется увидеть Танджиро, но храброго юноши здесь нет: на Столпа сверху вниз холодно смотрит мужчина в зелёном плаще. Шрамы, покрывающие суровое лицо, вызывают новую волну воспоминаний: лес, кукла, кузнец… и тот, кого Камадо называл капитаном. Гинко не раз рассказывала о паре опасных воинов, прибывших издалека, но Токито забыл и об этом. А теперь вспомнил. — Спасибо, капитан. — Игнорируя протянутую руку, Муичиро поднимается с земли и смахивает воду с катаны. — Леви, — поправляет мрачный истребитель. Вокруг него, беспомощно дёргая хвостами и плавниками, в последней конвульсии бьются порезанные рыбины. По лесу словно прошёл ураган — сильные деревья выворочены с корнями, воздух звенит, и даже Луна, будто испугавшись, скрылась за тяжёлыми облаками. Токито готов отдать многое, чтобы увидеть, как сражается этот человек — почему-то уверен, что такое не забудет. — Ты ещё можешь драться? — не размениваясь на болтовню, спрашивает Леви, и получив утвердительный кивок ответ, указывает своим странным клинком в чащу. — Демон слинял туда. Отстанешь — ждать не буду. Больше не удостоив Муичиро и взглядом, мечник щёлкает мудрёным рычагом и взлетает. Токито провожает стремительно удаляющуюся по воздуху фигуру и, стряхнув с себя наваждение, устремляется следом. Уже через несколько минут Столп начинает жалеть, что захотел увидеть скупого на слова истребителя в бою. Вместе с памятью к Токито возвращаются и чувства. И лучше бы он оставался равнодушным. Смотреть на дымку, раскачивающуюся на парных клинках Леви, почти невыносимо — настолько смертоносна. Даже аура капитана, и та давит разрушительной силой. Так Муичиро Токито впервые за долгое время чувствует смятение. Но с каждой минутой, что мечники бьются с мерзкой тварью, скачущей из горшка в горшок; с каждым ударом сердца, что звучит всё громче; с каждым взглядом на капитана, чьи черты остаются неизменно спокойными и сосредоточенными, страх отступает. Рядом кружит сама Смерть, но этой ночью она сражается на его стороне. И Муичиро Токито впервые за долгое время чувствует воодушевление. Мир не стал иным, но изменился — ему открываются новые грани: ощущая непривычное жжение на щеках, замечает ещё недавно недоступные детали. Слабые места Гёкко сами бросаются в глаза, а Дыхание Тумана обретает невиданную доселе силу. Защищая кузнеца, так и не оторвавшегося от работы над клинком, нанося удар за ударом, Токито дышит всё глубже и спокойнее. Битва замедляется — он движется настолько быстро, что даже собственные мысли, и те не поспевают за ногами и руками. И, обрушивая на тварь одну безупречную атаку за другой, истребитель испытывает истинный покой. Он вспомнил всё: глаза отца, улыбку матери и голос брата — они перестали быть потерянными в густом тумане тенями. Они ожили — в его дыхании, в биении его сердца, в его памяти. Так впервые за долгое время Муичиро Токито чувствует счастье. Луна почти скрылась за горизонтом — какая-то пара часов, и наступит рассвет. Столп Тумана опускает голову и смотрит на рассыпающуюся прахом тушу: чувств так много, что не может отделить одно от другого, но радуется даже замешательству. Он победил демона из Дюжины, но мысль в голове задерживается всего на мгновение, потому важно другое. — Он пришёл сюда не один, — за всё время битвы Леви не перекинулся со Столпом ни единым словом — действия говорили куда красноречивее. — Если ещё остались силы — проверь, всё ли в порядке в деревне. — А вы? — Токито отчего-то не хочется расставаться с угрюмым мечником. Он не против молчания, достаточно просто идти рядом, изредка поглядывая на покрытое шрамами лицо: Муичиро теперь интересно всё. — Разве вы не пойдёте? — У меня осталось незаконченное дело, — бросает Леви, скривившись. Капитан уже собирается уходить, но резко останавливается, изучая спину кузнеца. — Если этот сумасшедший и есть Хаганезука, возьми чудака с собой. Камадо нужен его меч. И Муичиро впервые за долгое время широко улыбается: он запомнит. Отныне он ничего не забудет.🀢 🀣 🀤
Микаса слышит вдалеке раскаты грома и замирает: Леви где-то там. Силуэт Мицури, пляшущей неподалёку с удивительно длинной и гибкой катаной, размывает — битва отходит на второй план. Аккерман не имеет права отвлекаться, но любые усилия напрасны. Правила, что она недавно втолковывала Танджиро, обращаются пылью — ничего не может с собой поделать, если дело касается капитана. В прошлой жизни была готова пожертвовать всем ради Эрена, теперь — ради Леви. И это открытие окончательно рушит крепкую стену, выстроенную методичными щелчками привода. Она с лёгкостью крошила демонов, но в битве с собственным сердцем проиграла. — Я справлюсь! — кричит Канроджи: Столпу Любви достаточно одного взгляда на застывшую разведчицу, чтобы понять происходящее. — Я даю слово, что они будут в безопасности! И, вновь нарушая собственные обеты, Микаса дёргает рычаги. Пикируя среди деревьев со скоростью ветра, даже не задумывается о последствиях: весь мир сжался до одной точки, в центре которой искрят внимательные серые глаза. Ни тактики, ни стратегии, но ей всё равно. — Куда-то торопишься? — голос капитана, неожиданно появившегося из чащи, оглушает, и только отточенные рефлексы спасают Аккерман от позорного столкновения с веткой. Хмурый разведчик закатывает глаза и спускается вниз: опирается на ствол и выжидающе смотрит на зависшую между крон девушку. Микаса готова повеситься на одном из своих тросов — так глупо не чувствовала себя очень давно: неслась к нему, а теперь не знает, что делать. Наконец, абсурд ситуации подходит к критической точке и она приземляется, старательно избегая капитанского взгляда. — У вас всё в порядке? — устав ждать, Леви начинает разговор первым. — Высшая? Не поднимая глаз, кивает, надеясь что командир сочтёт ответ исчерпывающим. Ещё недавно она без страха в одиночку сражалась сразу с тремя демонами, а сейчас трясётся, как лист на ветру. Первая мысль — сбежать, и неважно, как будет выглядеть: капитан жив, а это самое главное. Но ноги отказываются слушаться: вся она сейчас — комок сомнений. Не может ни уйти, ни остаться: как вкопанная, стоит в метре от человека, чувства к которому больше не может контролировать. Каждая из старательно воздвигаемых годами стен рухнула: вокруг одни руины, и она не имеет ни малейшего понятия, что делать дальше. — Я устал, Аккерман. Есть что сказать — говори. Нет — шуруй обратно. Он и правда выглядит утомлённым: кожа бледнее обычного, под глазами глубокие тени, на шее причудливой формой наливается цветом гроздь синяков. Не будь командир чистюлей, всегда вооружённым не только клинками, но и платком, Микаса наверняка бы увидела запекшуюся кровь. Шумно выдохнув, капитан подходит почти вплотную и бесцеремонно берёт её за подбородок, заставляя посмотреть в глаза. Сделай так кто-то другой, мигом лишился бы рук, но прикосновения Леви вызывают лишь предательскую дрожь в коленках. — Я устала, — эхом вторит Микаса: стоило только взглянуть, и уже не может оторваться. Слова застревают в горле, но в них больше нет нужды. — Я так устала, Леви. И Леви всё понимает: без пауз и колебаний прижимает к себе — бережно гладит по волосам и спине, успокаивая, позволяя расслабить плечи, давая опору. Разведчица прикрывает глаза и, наконец, выдыхает. Все звуки стихают, и они остаются одни. В кромешной темноте старого леса. Лишь теперь, ощущая тепло, чувствуя кожей биение другого сердца, вдыхая запах, Микаса осознаёт, как сильно нуждалась в этой близости. И сама начинает дышать, как в первый раз — полной грудью. И обнимает его в ответ — так крепко, как только может, чтобы больше никогда не отпускать. Инстинктивно зарывается носом в короткие чуть влажные волосы и плачет — так, как не плакала уже очень давно. Рассвет озарит землю только через пару часов, но их собственный — уже наступил. — Не хотел бы вас прерывать, но у нас мало времени… До боли знакомый голос у самого уха оглушает. Микаса распахивает глаза и встречается с ней — «тройкой», высеченной в золотой радужке. И холодный ветер, который не ждёшь в середине лета, приносит запоздалый звон той самой фальшивой ноты, что ведёт за собой смерть. — Знаю, — неспешно размыкая объятья, Леви поворачивается лицом к демону, закрывая собой разведчицу. — Я ждал тебя, Аказа.__________________________
Слухи эпохи Тайсё!
Впервые увидев катану Мицури, Микаса едва сдерживается, чтобы не прыснуть со смеха — оружия глупее представить не может, как ни старайся. Усилием воли подавив порыв поднять Столпа на смех, прикрывает рот кулаком и спешит на помощь Незуко, зажатой в тиски деревянного дракона. Останавливает её громкий смех Канроджи: та, не стесняясь, заливается, глядя на разведчицу, меняющую в полете клинки. — Не подумай, Аккерман-сан, ты прекрасно сражаешься! Я и представить не могла, что ты настолько сильна… Но зачем тебе такие глупости? Разве нельзя выковать меч, который не приходилось бы всё время менять? Из Микасы словно выпустили весь воздух: настолько обидно за любимое оружие, что никогда не подводило. И кто это ей говорит? Полуобнажённая девушка с металлическим хлыстом и атакой, названной «кошачья лапка»! Разведчица, не моргая, смотрит на улыбающуюся Мицури. А потом и сама ни с того ни с сего разражается неприлично громким хохотом: даже пополам складывается — настолько смешно. Так они и стоят, не в силах остановиться. Ровно до тех пор, пока писк Незуко, почти исчезнувшей в демонических ветвях, не заставляет вернуться в реальность. Возвращается Микаса с улыбкой.