Алкоголик из Неаполя, или как Аббакио раз за разом терпит Джорно

Синьор Аббакио, полицейский, чье суровое лицо никогда не посещала улыбка, был замкнутым человеком, немногословным и неловким в обществе – и все-таки очень симпатичным. В кругу друзей, и особенно когда вино ему приходилось по вкусу, в его глазах начинал теплиться огонек мягкой человечности, которая не находила доступа в его речь. Он был строг с собой: когда обедал в одиночестве, то, укрощая вожделение к тонким винам, пил джин и, горячо любя драматическое искусство, более двадцати лет не переступал порога театра. Однако к слабостям ближних он проявлял снисходительность, порой с легкой завистью дивился буйному жизнелюбию, крывшемуся в их делах, а когда для них наступал час расплаты, предпочитал помогать, а не порицать. – Я не мешаю ближнему моему искать гибели, которая ему по вкусу, – говаривал он с печальной усмешкой. А потому судьба часто судила ему быть последним порядочным знакомым многих опустившихся людей и последним добрым влиянием в их жизни. И когда они к нему приходили, он держался с ними точно так же, как прежде. Без сомнения, синьору Аббакио это давалось легко, так как он всегда был весьма сдержан, и даже дружба его, казалось, проистекала все из той же вселенской благожелательности. Он дружил либо с родственниками, либо с давними знакомыми. Его привязанность, подобно плющу, питалась временем и ничего не говорила о достоинствах того, кому она принадлежала. Именно такого рода, вероятно, были и те узы дружбы, которые связывали полицейского с его давним знакомым - синьором Джорно Джованна, известным непольским мафиозником. Немало людей ломало голову над тем, что эти двое находят друг в друге привлекательного и какие у них могут быть общие интересы. Те, кто встречался с ними во время их воскресных прогулок, рассказывали, что шли они молча, на лицах их была написана скука и при появлении общего знакомого оба как будто испытывали значительное облегчение. Тем не менее, и тот, и другой очень любили эти прогулки, считали их лучшим украшением всей недели, и ради них не только жертвовали другими развлечениями, но и откладывали все свои дела.