that's love (i can't pretend)

Пат подождал, пока Прана отвезут, и только тогда позволил себе по-настоящему занервничать. Неважно, сколько раз доктор повторил «обычная операция», «быстрое выздоровление» или «мы делали это сотни раз», реальность от этого не становилась менее пугающей. Он дал себе несколько минут, чтобы посидеть и попаниковать, а затем написал Па и Инк, чтобы они знали, что происходит. Корн тоже позвонил ему, чтобы узнать как дела, передавая подробности Ваю и остальным, обещая навестить их, как только они смогут. Прежде чем он понял это, прошло полчаса, а затем сорок пять минут, час, и, наконец, наконец-то, Прана вкатили обратно в комнату. Он был едва в сознании, но в полном порядке. Операция прошла успешно. Это означало, что ему придётся сделать то, чего он так боялся: достать телефон Прана и набрать номер. — Алло? — Здравствуйте, мэм, — Пат постарался, чтобы его голос не дрогнул, и изложил факты как можно более ясно: — У Прана был аппендицит, но сейчас он в порядке. Его только что выпустили из операционной. Доктор говорит, что его нужно будет подержать дома всего один день, чтобы убедиться, что с ним всё в порядке. Пран заставил меня пообещать не звонить вам, пока не закончат операцию, потому что он не хотел, чтобы вы волновались. — Мы уже в пути, — Диссайя сбросила звонок. Им потребуется ещё минут двадцать, чтобы добраться сюда, даже если она нарушит все правила дорожного движения на своём пути. Поэтому была надежда, что к тому времени, когда Диссайя прибудет, Пран полностью придёт в себя, и она не станет кричать на Пата, так как Пран будет рядом. Маленькая надежда, но всё же. За это время он успел записать глупости, которые говорил Пран, всё ещё приходящий в себя после анестезии, чтобы потом использовать их против него. А может, просто смотреть эти видео, когда он будет на работе скучать по нему. Пат был неизменным в том, как сильно он любил своего парня, хотя упомянутый парень определённо предпочёл бы, чтобы он не проявлял таких чувств в присутствии своих коллег. Медсестра рассказала ему кучу всего об операции, пока он ждал, так что, по крайней мере, теперь он мог объяснить, что произошло. Пран пришёл в себя как раз перед тем, как приехали его родители. Он всё ещё был сонным, но определенно лучше осознавал своё окружение. В тот момент, когда его взгляд упал на Пата, на его лице расплылась самая широкая улыбка, какую только можно себе представить, — гораздо большая, чем он позволял себе за пределами их квартиры. Это было похоже на солнечный свет, и Пат почти не мог смотреть на него, настолько он был ярким. Он хотел купаться в этом выражении лица вечно; он надеялся, что именно так всегда чувствовал себя Пран, когда видел его, потому что, если это так, он мог умереть счастливым человеком. — Пат, — просиял Пран. — Хэй, — он улыбнулся в ответ, убирая волосы с лица и наслаждаясь тем, как Пран уткнулся носом в его ладонь. — Как себя чувствуешь? Улыбка Прана, если это было возможно, стала ещё шире. — Я люблю тебя. Пат почувствовал, что его щёки почему-то залились румянцем. Он был застигнут врасплох внезапным признанием и глупым выражением лица своего парня. Тот редко выглядел таким беззаботным, и от этой мысли ему стало немного грустно даже несмотря на смущение. Он указал на живот Прана: — Больно? — Любить тебя? Раньше да, — между бровями Прана появилась морщинка, мельчайшая капелька недовольства на лице. — Когда мы были детьми. А иногда и после. Сердце Пата чуть ли не раскололось пополам. Он даже не мог заставить себя сказать Прану, что он не это имел в виду, когда задавал вопрос. Всё, что он мог сказать: — Прости. — За что ты извиняешься? — спросил Пран, искренне сбитый с толку. — Что любовь ко мне причиняла тебе боль. Пран фыркнул. — Это не твоя вина. Я влюбился в идиота, а потом провёл годы, тоскуя по нему, и это всё на моей совести. — Этот идиот тоже любил тебя, просто какое-то время не понимал этого, — подметил Пат. Несколько минут они сидели в тишине, просто наслаждаясь обществом друг друга, пока Пран постепенно приходил в себя, возвращая вечную усталость от мира на свои плечи. Когда Пат заметил это, он поднял их соединённые руки и запечатлел поцелуй на костяшках пальцев Прана, прижимая их к губам. Он заговорил, повторив свой предыдущий вопрос: — Как твое самочувствие? — Устал, — промычал Пран, — но лучше. — Он часто заморгал, глядя на него. — Я всегда чувствую себя лучше с тобой. Кто-то громко откашлялся в дверях, и Пат вздрогнул при виде родителей Прана и вскочил на ноги, чтобы поприветствовать их. Однако его снова остановила от завершения вая хватка Прана на его руке. Он понятия не имел, как долго взрослые там стояли, но они, должно быть, слышали по крайней мере последнюю часть, если сочли нужным объявить о своем прибытии вот так. Диссайя не выглядела счастливой. — Я думала, что понятно сказала тебе сообщить мне, если что-то случится. Но ты решил позвонить мне только после того, как моему сыну сделают операцию? Пат поморщился. — Пран не хотел вас волновать. — А если бы случилось что-то плохое?! — рявкнула она, сердито шагая вперёд, но её остановила успокаивающая рука мужа, обхватившая локоть. — Тогда бы ты тоже ничего не смогла сделать, кроме как сидеть в комнате ожидания и чувствовать себя плохо, — ответил за него Пран. — Не сердись на Пата, он всего лишь делал то, что я попросил. — О нет, я и до тебя доберусь, — Диссайя выглядела разъярённой. — Не думай, что я не сержусь на тебя только потому, что ты болен. Я очень расстроена, однако твой парень дал мне обещание, а потом не сдержал его. — При всём уважении, мэм, любое обещание, которое я дам Прану, перевесит любое обещание, которое я дам вам, — сказал Пат, вызывающе вскинув подбородок, даже когда понял, что она впервые в жизни назвала его парнем Прана. — Я был не согласен с ним, считая, что он должен сказать вам сразу, но он взял с меня обещание не звонить, а я не нарушаю обещаний, данных Прану. Она сложила руки, и он ждал, что та начнет кричать на него, но ничего так и не прозвучало. Вместо этого она посмотрела на Прана и кардиомонитор возле кровати. — Сейчас с тобой всё хорошо? — С ним всё будет в порядке, — ответил Пат, садясь обратно. — Операция прошла хорошо, они оставят его здесь на ночь, а завтра он вернётся к… к себе домой. Медсестра сказала не волноваться и не делать ничего слишком напряжённого в течение следующих нескольких недель, но как только швы будут сняты, всё будет как ни в чём не бывало. — Как ни в чём не бывало? Он в больнице! — Из-за очень простой операции, — спокойно сказал Пран. — Я в порядке, ма. — К тому же, я могу позаботиться о нём, — сказал Пат. Смело с его стороны, учитывая, кому он это говорит, но она сама только что назвала его парнем Прана, даже если это было сказано от злости. — И в отличие от тебя, мне не нужно тратить недели на то, чтобы меня опекать, потому что я пробуду в больнице один день, — поддразнил Пран. Пат обиженно наморщил нос. — Меня подстрелили. И я защищал твоего друга. Ты хочешь сказать, что с моей стороны было совершенно неразумно хотеть, чтобы обо мне позаботились? — Да. — Пран был невозмутим. — Если бы ты сейчас не лежал на больничной койке, я клянусь… — Что? — Пран бросил ему вызов, уголки губ приподнялись. — Что бы ты сделал? Пат наклонился, обнажив зубы: — Не испытывай меня, Пран. — Почему нет? Я выиграю. Тебе не победить меня, — сказал он певучим голосом, наклонив голову. Выражение его лица выражало веселье, даже когда он бросал вызов, и его глаза скользили по лицу Пата, как всегда, когда они делали это, наслаждаясь дразнящим соревнованием. Скрытое желание было умеренным, как и должно было быть на публике, но оно не исчезло полностью, всё ещё горя под поверхностью, и Пат изо всех сил старался просто не поцеловать его лицо. Он задержал свой взгляд на долгое мгновение, прежде чем не выдержал и опустил плечи. — Это нечестно, ты намного лучше сопротивляешься мне. — У меня было десять лет практики, — сказал Пран, сочувственно потрепав его по щеке. Пат нахмурился — подобные комментарии огорчали его — и он ущипнул Прана за ямочку в ответ, ухмыляясь тому, как тот с отвращением посмотрел на него. — Ты просто такой чертовски милый, что у меня нет ни единого шанса. Пран выглядел не впечатленным как всегда, когда Пат вёл себя глупо, но, как обычно, Пат мог видеть блеск в чужих глазах, даже когда тот делал вид, что ему всё равно. — Ты прав, я гораздо симпатичнее тебя. — Хм, — это был отец Прана, и они оба вздрогнули, вспомнив, кто ещё был в комнате. Это, как правило, происходило, когда они соревновались, будто их отношения соперников всё ещё существовали, и один из них бросал вызов, хотя они больше ими не были. Пат смущённо откинулся на спинку стула, а щёки Прана порозовели, но его отец не выглядел раздражённым. Во всяком случае, он выглядел так, как будто пытался не улыбаться. — Знаете, мне всегда было интересно, на что похожи ваши отношения. Думаю, я не был уверен, как это выглядело, но теперь в этом есть большой смысл. Лицо Пата начало гореть, и он тихо откашлялся, однако даже смущение не смогло заглушить его любопытство. — А чего вы ожидали? Пран заскрипел зубами, пытаясь заткнуть его, но Пат лишь бросил на него неопределенно-извиняющийся взгляд и продолжил ждать, что ответит мужчина. Надо отдать ему должное, отец Прана, казалось, искренне задумался над вопросом, уделив ему время, которого он заслуживал. — Я не знаю. Мы никогда не видели, как вы взаимодействуете вдали от семьи или вне школы, где вы участвовали в соревнованиях, так что, полагаю, сначала я просто не мог себе этого представить. Но как только мы узнали, я попытался представить, как это могло начаться или на что это похоже, и всё, что я смог придумать, это передача записок друг другу в классе. — Единственное, чего мы не сделали, — громко вздохнул Пат. Пран поморщился. — Ты так говоришь, как будто не демонстрировал всем мою фотографию через проектор, не вешал еду на мою дверную ручку с кокетливыми стикерами и не писал мне постоянно… — Это не то же самое, — захныкал Пат. — Я оставил тебе кучу записок, — парировал Пран, шлёпнув его по руке. — Не дуйся. — Я не дуюсь, — угрюмо сказал Пат. Слегка раздражённое выражение лица Прана расплылось в улыбке, явно против его воли, как это бывало всегда, когда он притворялся, что ему не нравится ребячество Пата. — Ты такой раздражающий. — Но ты все равно любишь меня, — победно сказал Пат, потому что тот факт, что Пран любил его, означал, что даже когда он проигрывал их дурацкие соревнования, он выигрывал каждую секунду каждого дня. — Спорное утверждение. — Скажи, что любишь меня, — надулся Пат. — Сначала ты скажи, — сказал Пран, просто чтобы усложнить. — Не начинай снова, — Пат вспомнил месяцы мучений, которые они провели, флиртуя друг с другом, и ожидания, что Пран достигнет того уровня, когда они наконец смогут начать отношения. Он никогда не пожалеет об этом ни на одну секунду, но повторить он бы точно не захотел. Количество раз, когда Пран смотрел на него из-под ресниц, точно зная, какой эффект он на него производит, а затем уходил, чуть не убило его. — Я люблю тебя, но если мне придётся услышать, как ты говоришь «сначала ты» ещё раз, я думаю, что действительно взорвусь. — Я выиграл, — ухмыльнулся Пран. Очевидно. Пат всегда хотел, чтобы Пран побеждал. Возможно, раньше ему нравилось видеть выражение его лица, когда тот проигрывал, что определённо было больше связано с тем, что он хотел позволить себе просто больше смотреть на Прана, не задаваясь вопросом, почему он так сильно хотел этого. Но теперь его любимым занятием было видеть выражение лица Прана, когда тот выигрывал. Ведь победа почти всегда сопровождалась морщинками в уголках его глаз, которые выдавали, как сильно Пран любил его, и Пат готов был прожить без еды недели, и только это выражение давало бы ему сил. — Я позволю тебе выигрывать каждый день, если ты больше не будешь меня так пугать, — Пат улыбнулся ему в ответ, но даже он понимал, что это выглядело несколько натянуто. Теперь, когда он был уверен, что с Праном всё в порядке, стресс последних нескольких часов начал давить на его плечи. — Ты должен был сказать мне, что тебе так плохо, ты напугал меня до чертиков. — Я думал, что у меня просто стресс. — Я тоже, — Пат попытался не обращать внимания на чувство вины, скручивающееся от беспокойства. На чувство, что если бы он просто уделил больше внимания, он мог бы что-нибудь сделать до того, как Прану стало хуже. Разумеется, он знал, что никогда не мог бы предвидеть необходимость лечь в больницу, но та его часть, которая чувствовала вину за то, что он не смог это проконтролировать, никогда не была особенно разумной. — Не думай об этом, — сказал Пран, подняв его за подбородок, чтобы вернуть внимание. Конечно, он прекрасно знал, о чём размышлял Пат. — Не вини себя за то, что не понял этого, ведь даже я не понял. Как ты мог заметить? Ты же не экстрасенс, Пат. — Но я знаю тебя лучше, чем кто-либо, и я должен был предвидеть… — Прекрати. Это не твоя вина, — строго сказал Пран. — Ты слышал доктора, в любом случае это случается быстро, и ты буквально не мог заметить это раньше. И посмотри, — он жестом показал на себя, — я в порядке. — Ты в больнице. — И я в порядке, — повторил он. Диссайя, что оставалась на удивление молчаливой с тех пор, как впервые заговорила, казалось, снова обрела дар речи. — Всё это очень мило, но независимо от того, в порядке ты сейчас или нет, ты мог бы и не быть, и Пат должен был позвонить мне сразу, как только узнал об операции. Ты хоть представляешь, как я волновалась за тебя? Я не знаю, как ты можешь ожидать, что он мне когда-нибудь понравится, если он меня даже не слушает. Наступило долгое молчание, когда непринуждённая атмосфера испарилась из комнаты, сменившись тем знакомым напряжением, которое они все так привыкли поддерживать друг с другом. Отец Прана выглядел смущённым, а Диссайя переводила взгляд с Пата на Прана, как будто только что вспомнила, что они не должны встречаться. Пат почувствовал, как пальцы Прана сжались вокруг его собственных, будто тот собирался с духом перед тем, как заговорить. — Мне не нужно, чтобы он тебе нравился, — сказал Пран, пожав плечами. Пат моргнул. Это было не то, чего он ожидал. Очевидно, это был не тот ответ, которого ожидала Диссайя. — Извини? — Думаю, я ясно дал понять это, когда последние шесть лет встречался с ним и не обсуждал с тобой это. Ты решила, что он тебе не нравится, еще до того, как лично с ним поговорила. И хоть его отец может быть худшим человеком в мире, однако это не делает Пата ответственным за чужие действия. Пат — отдельный человек. По-глупому слащавый, раздражающий парень, что сводит меня с ума, но это человек, которого я выбрал, и этого должно быть достаточно для тебя, — возразил Пран. Пат давно не видел его таким по-настоящему воинственным, и он подумал, не стоит ли ему вмешаться, но в данной ситуации это могло только ухудшить ситуацию. Он молчал, затаив дыхание и ожидая её ответа. Она сложила руки. — Ты будешь встречаться с ним, что приведёт Минга в наши жиз… — Так ли это? — Что? — Привело ли это его в вашу жизнь больше после того, как мы перестали быть соперниками? — спросил Пран. — Честно говоря, я думаю, что с тех пор, как мы начали встречаться, ты с ним виделась еще реже, потому что мы боялись, что вы узнаете и попытаетесь нас разлучить. Когда мы притворились, что расстались, мы держали вас как можно дальше друг от друга, чтобы вы больше не замечали. — Это не относится к делу… — Нет, в этом-то всё и дело, — сказал Пран. — Ты когда-нибудь спрашивала Пата, что он думает о том, что сделал его отец? Потому что я всё это слышал. Я видел, как Пат высказывался на этот счёт, плакал из-за этого, угрожал прекратить все контакты со своим отцом, и даже все эти годы спустя он не перестаёт извиняться передо мной за то, чего даже не делал. Он тоже пострадал от действий своего отца, знаешь ли. — Пран, — мягко попытался Пат, но Пран был уже слишком взбудоражен. — Всё, что Пат когда-либо делал, это был добр ко мне, даже когда это было не нужно. Именно поэтому я влюбился в него с самого начала. Потому что даже когда мы были соперниками, он не мог не вернуть мне часы или помочь написать песню, или охранять дверь в репетиционную комнату, чтобы я мог поспать после трудного экзамена. — Ты знал об этом? — удивлённо спросил Пат. Взгляд Прана оторвался от матери и переместился на Пата, который очень старался не позволить своим собственным глазам превратиться в большие мультяшные сердечки. — Я люблю тебя, конечно, но ты очень громкий. Нетрудно услышать, как через эту тонкую дверь кто-то говорит всем, что комната занята, — с нежностью сказал Пран, а затем быстро переключил своё внимание на мать. — Пат — хороший человек, и он отличный бойфренд, и ты бы знала это, если бы потратила пять минут на то, чтобы просто поговорить с ним, а не строить предположения на основе того, кто его отец. В комнате повисла тяжёлая тишина, Пат и отец Прана нервно переводили взгляд с одного на другого, ожидая, что произойдёт. Диссайя глубоко вдохнула, закрыла глаза и медленно выдохнула. — Ты прав.

— — — — — — — — — — — — — — —

У Прана возникло внезапное желание подбежать к окну и проверить, не летают ли свиньи, потому что он был уверен, что ему только что послышалось, как его мать признала, что он был прав насчет Пата. Его рот слегка приоткрылся. Он даже не знал, что сказать на это в ответ. Ура? Это обескуражило, или, может быть, до него ещё не дошло, что он только что услышал. Однако его мать не отказывалась от своих слов, Пат так крепко сжимал его руку, что пальцы онемели, а отец выглядел таким же удивлённым, как и он сам. Диссайя, казалось, поняла, что никто другой не собирается заполнять созданную ею тишину, поэтому она села на стул рядом с кроватью и склонила голову. — Мне жаль. Что, черт возьми, происходит? Пран не мог понять ничего из происходящего. Тот факт, что он отошёл от анестезии десять минут назад, тоже не помогал. — Что? — Мне никогда не следовало перекладывать проступки Минга на плечи его сына. Это было неправильно с моей стороны. Моя обида встала на пути здравого смысла, и я должна была извиниться за это очень давно. Пран медленно кивнул, принимая это, а затем повернулся к Пату: — Я всё ещё под наркозом? Пат покачал головой, но не как «нет», а скорее как «не спрашивай меня, я понятия не имею», что не очень помогло, но, по крайней мере, они были в одной и той же ситуации. Диссайя проворчала: — Не надо мне хамить, я пытаюсь извиниться. — Я не хамлю, я просто не уверен, что это происходит на самом деле, — признался Пран. — Я могу быть упрямой, но когда знаю, что не права, я признаю это. В конце концов, — поправилась она. — Увидев, что Пат весь день не сводил с тебя глаз, я поняла, что никогда не видела вас вместе. Я никогда не воспринимала Пата как твоего парня или просто как друга, только как сына Минга. И я была уверена, что ни один ребёнок Минга никогда не сможет относиться к моему так, как он заслуживает, чтобы к нему относились. Но увидев, как он заботился о тебе на улице, мне стало очевидно, как сильно он тебя любит. Честно говоря, с учетом того, что я увидела сегодня, я не знаю, как я не заметила этого раньше. — Да, он не отличается тонкостью, — невозмутимо ответил Пран, потому что всё, что он мог сделать, чтобы справиться с ситуацией, это пошутить. Его мать выдавила улыбку. — Мне очень жаль. Что мне потребовалось столько времени для понимания, что я была не права. И что это причинило вам обоим столько боли. Прану захотелось плакать. Может быть, он и правда плакал. Пат определенно плакал, если судить по тому, как он отвернулся и протёр глаза. — Ма… — Я знаю, что это не исправит всего, но я больше не буду человеком, стоящим у тебя на пути, — пообещала она. — Спасибо, — прошептал он, слова едва вырывались из горла, потому что оно начало смыкаться из-за подступивших к глазам слёз. Пат смахнул их с его щёк, когда они упали: — Не плачь, иначе я тоже буду. — Очевидно же, что ты уже поплакал, — Пран ткнул пальцем в лицо, где влага отражалась на свету, и Пат поспешно вытер щёку тыльной стороной ладони. Они долго смотрели друг на друга, оба не зная, как именно воспринимать происходящее. Они так привыкли притворяться, что их родителей не существует, когда дело касалось их отношений. Они смирились с тем фактом, что взрослые никогда не будут вовлечены в это, но с извинениями его матери всё рухнуло, и они оба пытались принять это по-своему. Теперь им придётся начать вписывать родителей в своё представление о будущем, что, конечно, было приятно и приносило огромное облегчение, но в данный момент это почему-то не казалось положительным моментом. Груз последних пятнадцати лет, казалось, давил на их грудь сильнее, чем когда-либо, и лицо Прана исказилось в слезах. Пат издал недовольный звук и придвинул свой стул ближе, чтобы можно было обнять Прана, не натягивая швы, и дать ему выплакаться в плечо. Пран, всхлипывая, вцепился в рукава его рубашки, а Пат шмыгнул носом ему в шею, хотя от чего именно ему стало лучше: от слёз или от запаха Прана, он не был уверен. Он почувствовал две руки на своей спине: родители поддерживали, пока все эти неприятные эмоции выплёскивались из груди, и это заставило его почувствовать себя хуже, а не лучше. Разве они не должны были делать это годами? Но он всё ещё не мог отрицать невероятность того, что это происходило, даже если слишком поздно. — Мне жаль, — снова сказала его мать, и он тоже услышал слёзы в чужом голосе. Он не был уверен, сколько времени ему потребовалось, чтобы успокоиться, но к этому времени успела прийти медсестра и отчитать их за то, что они заставили его плакать, потому что это могло повредить швы. Как только она тщательно проверила его и подтвердила, что с ним всё в порядке, все четверо погрузились в неловкое молчание, до сих пор изо всех сил пытаясь сдержать слёзы. Папа Прана, в частности, всё ещё довольно громко сопел, крепко прижимаясь к своей жене, когда она вернулась на своё место, сжимая руку Прана. — Если вы не возражаете, не могли бы вы рассказать нам о вас двоих? — Что? — спросил Пран, и шок остановил новые слёзы. — Ты сказал, что если бы мы знали, какой Пат на самом деле, то мы бы не говорили тебе держаться от него подальше, и что он отличный парень. Я знаю, что это слишком немногое, что мы можем сделать, да и слишком поздно, но я хочу услышать об этом. Твой отец был прав, мы понятия не имеем, как это вообще началось. Так почему бы тебе не рассказать нам? — предложила Диссайя, и её муж придвинул к ней стул, выжидающе глядя на них. — Что, прямо сейчас? — Ты застрял здесь на целые сутки, думаю, у нас есть время, — подметил его отец. Пат засмеялся, всё ещё немного шмыгая носом: — Этого времени, скорее всего, всё равно будет недостаточно. Пран метнул в него взглядом. — Не смущай меня. Смех Пата только усилился. — О чём ты беспокоишься? Что я расскажу им о твоей тайной тоске? Или об инциденте с пельменями? Или поездке с архитекторами? Когда Пран заговорил, это было сквозь стиснутые зубы. — Да. Об этих всех вещах. — Инцидент с пельменями? — спросил его отец. — Тайная тоска? — сказала Диссайя в то же время. — И как долго? Пран прочистил горло. — Нам не нужно в это вникать, так как настоящие отношения начались, когда Пат понял, что я ему нравлюсь, так что… — Не лги своей матери, — пожурил его Пат с ехидной ухмылкой на лице. О, ему это нравилось, и Пран не мог сбежать. Не тогда, когда он был подключен к медицинскому оборудованию, а его родители находились между ним и дверью. — Почему бы тебе не сказать ей, как давно я тебе нравлюсь, Пран? Признай это. — Ты знаешь, что, как только я выздоровею, я убью тебя, верно? — сладко спросил Пран, убийственно смотря на него. Пат с энтузиазмом кивнул, жестом предлагая ему начать рассказывать историю и слегка подпрыгивая на своём месте, как возбуждённый щенок. Иногда Пран был сбит с толку тем, что влюбился в Напата. Несмотря на его раздражение, это был не тот случай. Было невозможно отрицать, что он милый, особенно когда было так очевидно, что чрезмерный энтузиазм Пата был его способом поддержать, не говоря об этом. Он не мог сказать матери Прана, что её извинения запоздали на пять лет, а может, и на два десятилетия, но он мог дразнить Прана, мог побудить его открыться и мог продолжать держать его за руку. Как в прямом, так и в переносном смысле. Пат был ходячим зеленым флагом, и он так сильно любил Прана, что иногда это было почти невыносимо. У Прана никогда не было шансов. Он вздохнул и повернулся, чтобы посмотреть на своих родителей. — С тех пор, как мы были детьми. Он мне нравился с тех пор, как мы были детьми. Диссайя моргнула. — Всё это время? Даже когда ты поменял школу? Пран сглотнул — эти воспоминания были болезненными даже сейчас. — Я думал, что справился с этим. Я продолжал говорить себе, что это глупая влюбленность, и я преодолею это, как только встречу кого-то, кто мне действительно понравится. А потом я увидел его в университете и… — И я стал еще горячее, — вмешался Пат. — И он был всё тем же человеком, — проигнорировал его Пран. — Он всё ещё устраивал драки, всё ещё был грязнулей, всё ещё ел свою еду слишком громко… и всё ещё из кожи вон лез, чтобы помочь мне, когда это было не нужно. Он даже хранил мою гитару все эти годы, хотя я думал, что кто-то её выбросил. И это заставило меня понять, что я лгал самому себе. Я не забыл его. — Но наши факультеты соперничали, — сказал Пат, и на этот раз это было действительно полезным дополнением. — Так что, несмотря на то, что мы жили не дома, нам всё равно было трудно быть друзьями, потому что, если бы нас поймали на сговоре, нас бы назвали предателями наших факультетов. — А Пат отчаянно хотел быть моим другом, — хитро ухмыльнулся Пран. Пат надулся. — Заткнись. — И, похоже, не понимал, почему так хотел им быть. — Заткнись, — снова заскулил Пат, выглядя смущённым. — Я всю жизнь обращал на тебя внимание, я к этому привык, откуда мне было знать, что я в тебя влюблён? — Ну не знаю, обычно ты хочешь целовать своих соперников? — язвительно спросил Пран. — Да, — сказал Пат, глядя на него так, будто это было очевидно. — И сколько у тебя было соперников, чтобы сделать такой вывод? — спросил Пран. — Один, — он поднял один палец, чтобы акцентировать внимание на утверждении, и Пран на мгновение задержал на нём взгляд, а потом усмехнулся над его глупостью. Между бровями Пата появилась складка, так как он действительно пытался обдумать эту идею. — Я не знал, что хочу тебя поцеловать. Я не замечал, наверное. Это началось так давно, что я даже не осознавал. — Тебе это не пришло в голову во время инцидента с пельменями? — спросил Пран, искренне заинтересованный. Пат медленно покачал головой, явно прокручивая в голове воспоминания. — Нет. Я просто думал, что флиртую с девушкой напротив, а потом, когда понял, что это на самом деле ты, думаю, я даже не был разочарован, я просто… не возражал. — Надо же, ты не возражал, как романтично, — сказал Пран, сузив глаза. — Не в этом смысле, — надулся Пат. — Я просто имел в виду — я помню, как ждал разочарования, что это не таинственная девушка, но я не был разочарован. — И потом ты не задумывался об этом несколько недель, нет, месяцев! — сказал Пран. — И это человек, в которого я влюблён, боже! — Эй, когда ты воспитываешься в семье, где твой единственный пример для подражания говорит тебе вырасти и завести жену и даже не упоминает, что любить мужчин — это возможно, только тогда ты сможешь судить меня, — сказал Пат с укором. — Я знал, что геи существуют, но никогда не думал, что могу быть одним из них. Потому что мне по-прежнему нравились девушки, и я полагал, что можно любить либо тех, либо других. И не похоже, что мой отец когда-нибудь ответил бы на этот вопрос, если бы я спросил. Пран не мог с этим поспорить. — Ему же хуже, у него двое детей с нетрадиционной ориентацией. Пат фыркнул и посмотрел на родителей Прана, которые в изумлённом молчании наблюдали, как они пересказывают историю друг другу. — Извините, мы, наверное, действительно раздражаем. — Нет, это… довольно многое поясняет, — сказала Диссайя, жестом приглашая их продолжать. Пран всё ещё не мог до конца поверить, что это происходит. Что его родители действительно слушали историю о том, как начались их отношения, и уже не пытались разнять их, и даже не пытались остановить их препирательства — просто слушали. — В любом случае, со временем я понял, что он мне нравится. Но после того, как мы поцеловались, Пран убежал. — Я не убегал. — Ты буквально оставил меня одного на крыше. — Не драматизируй. — Это я драматизирую? — В отличие от Пата, я думал об этом достаточно долго, чтобы понять, что у нас ничего не получится, — объяснил Пран. — Поэтому я попытался отгородиться от него. И оказалось, что Пат не очень хорошо понимает намёки. Он несколько дней ходил за мной по пятам, пытаясь заставить меня говорить. Он даже отправился за мной в конце семестра в поездку с архитекторами. — Меня чуть не избили твои друзья, — с нежностью вспомнил Пат. — Напомни мне позже пнуть Вая. — Но в конце концов он заставил меня говорить, и мы вроде как… согласились встречаться. — Пран неуверенно закончил. Честно говоря, вдаваться в подробности пари ради родителей ему не очень хотелось. Хотя бы ради собственного достоинства. — Вроде как? — заинтересованно спросил его отец. Было действительно странно, как быстро его родители увлеклись этой историей и как они прерывали их, только чтобы спросить больше подробностей, как будто они действительно давно хотели это узнать и ждали возможности спросить. Может быть, так оно и было. Его отец всегда более спокойно поддерживал их отношения, чем мать, основываясь исключительно на том факте, что, хоть он и поддерживал её во вражде с Мингом, это никогда не было его борьбой, даже в том, что касалось бизнеса. Возможно, между ними и была вражда, но она никогда бы не началась, если бы Диссайя не поссорилась с Мингом. Но в этот момент даже она с любопытством смотрела на них, задаваясь вопросом, как они могут объяснить концепцию «вроде как» согласия встречаться с кем-то. — Нам не нужно говорить об… — Я эксперт по Прану, — сказал Пат. Пран серьёзно собирался убить его. — Я знаю, сколько бы он ни говорил, что я ему не нравлюсь, это не так. И я знаю, что он не может удержаться от соперничества со мной. Он не был готов признать, что я ему нравлюсь, поэтому я бросил ему вызов. Первый, кто влюбится, проиграет. Родители Прана оба выглядели потрясёнными, уставившись широко раскрытыми глазами, и явно пытались решить, улыбаться ли им от нелепости происходящего или от отчаяния из-за его безумия. Диссайя заговорила первой: — Ты заключил пари с моим сыном, потому что знал, что нравишься ему? — Да. — И он тебе уже нравился. — Да. — Вы заключили пари… о том, что первый человек, который влюбится, проиграет… То есть вы оба уже тогда проиграли? — она уточнила, медленно, как будто идея всё ещё не дошла до неё, будто повторение фразы поможет ей понять. — Ага! Она положила голову на одну руку, явно испытывая головную боль. — Это я сделала. Я взрастила в нём этот соревновательный характер. Это моя вина. — Это также вина моего отца, — пожал плечами Пат. — У нас у обоих есть этот сопернический дух, и это то, что заставляет наши отношения работать. — И тот факт, что мы любим друг друга, — напомнил ему Пран. — Как будто я когда-нибудь это забуду, — Пат сжал щёки Прана одной рукой под подбородком, пробормотав под нос «мило», когда Пран отпихнул его. Он оглянулся на родителей Прана с улыбкой, которая была почти задумчивой. — Если бы вы двое не заставили нас соревноваться, я, возможно, не провёл бы всю свою жизнь, глядя только на Прана. Так что, по крайней мере, в этом смысле мы должны поблагодарить вас за всё это. Пран закатил глаза. — Ты такой сентиментальный. — Но тебе это нравится, — поддразнил Пат. — Правда? — спросил Пран, изображая непонимание. — Кто тебе это сказал? — Ты говоришь мне прямо сейчас, — Пат ткнул пальцем в предательскую ямочку на его щеке, широко улыбнувшись ему, и Пран даже не смог этого отрицать. — В общем, Пран проиграл пари… — Не лги моей матери, — повторил Пран его собственные слова в ответ, хлопнув его по плечу. — Ты проиграл пари. Дважды. — Я намеренно проиграл пари. Начнём с того, что мне не нужно было пари. Поэтому проиграл ты. — Безупречная логика парня, который проиграл пари, — возразил Пран. — Просто признай, что я выиграл. — Нет, я выиграл, потому что у меня есть ты, — сказала Пат, приторно хлопая ресницами. Пран изобразил тошноту. — Фу, отодвинься от меня. — Конечно, продолжай притворяться, что ненавидишь это только потому, что твои родители здесь, как будто ты не так одержим мной, — Пат покачал головой в притворном разочаровании. — Напомни-ка, кто был человеком, который влюбился первым? — Заткнись, — Пран сделал неубедительную попытку отпустить чужую руку, но её пресекла хватка Пата и тот факт, что он на самом деле не пытался. Пат поднял их соединённые руки и прижался щекой к костяшкам пальцев Прана, открыто глядя на него тем обожающим взглядом, к которому Пран никогда не привыкнет, сколько бы лет они ни прожили вместе. Он растаял, расслабившись на подушках, как не делал этого с тех пор, как приехали его родители. Невозможно было не почувствовать себя лучше под этим тёплым взглядом. БУМ. Дверь распахнулась со слишком большой силой, ударившись о стену и отскочив назад, что заставило всех подпрыгнуть, повернувшись к группе людей, которые теперь спорили о том, по чьей вине дверь была такой громкой. Инк, Па, Корн и Вай стояли, и на их лицах проступило чувство вины, когда все они поняли, что четверо собеседников в комнате уставились на них, ожидая объяснений. Корн первым поднял руку: — Извините! Мы не хотели мешать. Мы просто… — Корн был убеждён, что твои родители делают что-то плохое, — объяснил Вай, уклоняясь от стремительного пинка Корна. — Мы пытались удержать его и случайно открыли дверь. Пат фыркнул, и Пран не мог не улыбнуться неуместной агрессии его друга, который всегда был одним из его самых ярых защитников. — Спасибо, Корн, но мы в порядке. — Теперь я это вижу, — он поклонился родителям Прана. — Мои извинения. — Мы действительно не хотели прерывать, — сказала Инк, дергая за локти ближайших к ней людей. — Больше не будем меша… — Нет-нет, оставайтесь! — сказал отец Прана с улыбкой, приглашая их войти. — Они просто рассказывали нам историю о том, как они стали парой. У многих отвисла челюсть, но по крайней мере, у них хватило порядочности быстро поднять её, прежде чем кивнуть. Как будто это было совершенно нормальным, а не изменяющим мир событием. Удивительно, но Корн первым пришёл в себя. Он ухмыльнулся, придвинул к стене стул и уселся рядом с Патом. — Неужели они уже дошли до той части, где они лгали нам месяцами, и мы узнали, что они встречаются, только потому, что кто-то буквально опустил на них занавес? У Вая хватило приличия принять раскаявшийся вид. — Я уже много раз извинялся за это. — Кроме того, некоторые из нас поняли это ещё в школе, — сказала Инк. — На самом деле, некоторые из нас, — она указала на себя, — поняли это раньше Пата. — Остальные из нас даже не были в курсе, что они знали друг друга в старшей школе, — отметил Корн. Инк, сменив направление, закрыла за собой дверь и усадила Па на край кровати Прана. — Рассказывали ли они вам о том времени, когда они притворялись, что не встречаются, и пригласили меня и Вая поесть просто для того, чтобы заставить друг друга ревновать? — Ай, Инк! — Пран и Пат сказали в унисон, глядя на неё. Она только рассмеялась: — Что, вы думали, я не заметила? Вай подошёл к Пату сзади, весело схватив его за плечи: — Я всё думал, почему Пран вёл себя так странно той ночью. Теперь это обрело смысл. — О, это напомнило мне, что я должен тебе кое-что, — Пат попытался стряхнуть руки Вая, не отпуская Прана, повернулся на своём сиденье, чтобы просунуть ногу и попасть ему в голень. Вай вскрикнул, отпустил его, подпрыгивая и громко ругаясь на Пата. — За что?! — С чего бы мне начать? — спросил Пат с дерзкой улыбкой, собираясь натянуть свою — или, скорее, Прана — рубашку, так как она соскользнула с плеч, но что-то зацепило взгляд Прана. Он оттолкнул его руку и откинул материал, обнажив большие, отвратительно выглядящие царапины на руке Пата. — Что это? Пат махнул рукой: — Не беспокойся об этом. — О чём не беспокоиться? — спросила Па, потянувшись, чтобы рассмотреть его руку. Её глаза расширились. — Пат! — Это случилось тогда? — спросил Пран. — Всё в порядке, правда, — Пат ободряюще улыбнулся ему так, как всегда улыбался — точно так же, как тогда, когда он сказал Прану, что тот может притвориться, что они расстались, если это заставит Вая одуматься. Взгляд человека, который явно игнорировал свою собственную боль, чтобы убедиться, что с его парнем всё в порядке. — Не смотри на меня так. Это не твоя вина. — Что случилось? — спросила Диссайя, вставая на ноги и обходя кровать, чтобы увидеть, о чём они говорят. Она ахнула, когда увидела, сколько царапин на коже Пата. — Ничего страшного, правда, я поцарапался по дороге к машине. — Пат успокоил её, но она не выдержала, вышла из комнаты и вернулась всего через несколько секунд с припасами, чтобы перевязать рану. Пран понятия не имел, как ей удалось убедить медсестру дать ей всё вместо того, чтобы позволить той сделать это, но он не сомневался в её способности уговоров. — Я упал, — чувство вины заползло под рёбра Прана, и он потянулся, чтобы вывести руку Пата ближе к свету, чтобы его мать могла лучше видеть раны. — Почему ты ничего не сказал? Почему ты не осмотрел руку, пока я был в операционной? — Ты думаешь, меня волновало что-то ещё, пока ты был на операции? Ты вообще меня знаешь? — Пат выдернул руку, державшую ладонь Прана, из хватки, чтобы взъерошить чужие волосы. — На самом деле всё не так уж плохо, и в любом случае, это всего лишь несколько царапин. — Не двигайся, — приказала ему Диссайя, поливая антисептиком ватный тампон. — У тебя в руке грязь и гравий, я не хочу усугублять ситуацию. — Это же всего лишь несколько царапин, — насмешливо сказал Пран своему парню, который громко зашипел, когда антисептик попал на его руку. — Ты такой идиот. Пат просто посмотрел на него, губы изогнулись в улыбке, даже когда мышца его челюсти дернулась от боли. — Но ты любишь меня. Пран вздохнул, не в силах отрицать заявление. — Да. И правда люблю. Корн, Вай, Инк и Па издали «о-о-оу», и позже даже родители Прана не остались в стороне, хихикая, пока Па вспоминала позорные истории о них двоих за все эти годы, и впервые за очень долгое время Пран действительно почувствовал, что с его родителями всё может сложиться хорошо. Конечно, он не учёл еще один важный момент. Отец Пата. Тот, кого никто не заметил, подошёл к двери и наблюдал за ними, засунув руки в карманы, с как всегда хмурыми бровями и острым взглядом.