Ирония судьбы

      Хоть они и двигались в его темпе и Мадара мог доставить ребенка на место за рекордные сроки, он медлил. Тянул время, что ли. Не торопился. Шли они по базару и специально для Изуны Мадара замедлился до крайности, чтобы та все рассмотрела. Несмотря на впечатление взрослого не по годам ребенка, кроха болтала… много. — А вон там лавка, де ябоки дологие, сто писетсь, — рассказывала она, сидя у него на руке и тыча во все пальцем. — Зняесь… Воопсе, я плосила у соей тети деняк. Она дазе дала, и я думала, сто она дала много, но… В конесьном итоге, я дазе ябоко купить не смога. Еси бы не ты, ходила бы голодьная.       Интонации казались необычно болезненными. Горькими. Очень сложные эмоции для детей. Но кроха вообще не похожа на обычного ребенка. Атмосфера на доли секунды становится подавленной, и в голову вновь лезут навязчивые мысли. А потом Изуна замечает лавку с украшениями. — Ва-а-а! Мадала, смотли! Смотли, какие класивые! Мадала, давай пододём! Пододём давай! — заверещала девочка и дернулась в сторону блестяшек так внезапно, что Мадара ее чуть не выронил. Кроха извивалась в его хватке, говорила так быстро, что он в кои-то веки переставал ее понимать, а еще так сверкала глазами в сторону побрякушек, что Мадара все-таки к ним подошел и даже потянулся к кошельку. — Ва-а-ах…       Почему-то он думал, что крохе будут больше интересны книжки вроде той, из которой она вычитала про него и своего тезку. Но, если так подумать, такие увлечения ей даже подходят, — подумал Учиха, смотря, как сверкают глаза ребенка. Такую куколку невольно хочется обрядить во что-то красивое и усадить на витрине. У ее родителей, впрочем, есть на это средства. Отец ее где-то во дворце, а значит не бедствует, но судя по одежде — простая ткань, неплохая, да и только — в шелках и алмазах девочка будет ходить только если удачно выйдет замуж. Ну, у нее все шансы есть.       В конце концов, даже он, давно отвыкший тратиться на других, уже тянется к кошелю, хоть кроха еще и слова не сказала. Может, у нее в жизни все и будет хорошо. — Хочешь что-то? — какая-то невиданная щедрость на него напала… Воля на груди волнуется, исходит недоумением. Словно говорит «Мадара, ты что?». Просто Мадаре еще не выпало шанса сказать, что была бы возможность, он бы забрал эту девочку себе.       Кроха смотрит на него с неверием, радостью и смущением одновременно. И вновь — какая сложная эмоция для нее. — Конесьна хотю… — бурчит, теряясь, она. — Но мне не надо нитего покупать. Ти меня узе поколмил, и этого досьтатосьна. А бестяськи… Эх.       Такое «эх» и «не надо ничего покупать»? Изуна гордая (как его брат), но сложно не заметить, насколько ей хочется этих «блестяшек». Застревать тут с уговорами что-нибудь выбрать Мадара не собирался, потому просто взял сам то, за что зацепился глаз. Подвеска из красного камня в виде какой-то шишки — просто, но красиво. Незаметно кинув на прилавок больше денег, чем надо, и прихватив подвеску, Учиха ушел в толпу.       Он хотел сделать малышке сюрприз, но подходящего момента все никак не приходило. И в конечном итоге Мадара просто резко остановился посреди улицы и, достав подарок, подвесил его перед носом крохи. Глаза ее комично округлились. — Это… Это мне?! — радостно воскликнула она и, хотя он еще ничего не ответил, руки ее уже вцепились в подвеску. — Ва-а-а!.. Класи-и-ивая!.. — Будет тебе напоминанием обо мне, — усмехнулся Мадара, кидая взгляд в даль. Дворец был уже близко. Скоро пора расставаться. Он не будет жалеть об этой встрече. — Мадала, спасибо! — пищит восторженно кроха, и в груди щемит приятно… Внезапно Учиха замирает. Напрягается. Слишком много взглядов сошлось на них, а в толпе звучит…       «…Как мило»       «...три, какая…»       «...адара? Знакомое имя…»       Здесь слишком много тех, кто способен его узнать, а ребенок на руках у человека, облаченного в плащ, привлекает слишком много внимания. Это не к добру. — Эй, кроха, спрячься-ка, — бросает он девочке и, прижав к себе сильнее, укрывает ее с головой плащом. Сообразив, кроха тут же хватается за край плаща, придерживая его и скрывая саму себя от чужого интереса. Оставляет только тонкую полоску света, в которой любуется отблесками камня в подвеске. — Умница.       Мадара, разумеется, не собирается держать ее так вечно. Он торопливым шагом покидает толпу, все приближаясь и приближаясь к стенам дворца. В памяти тех, кто смотрел на них, он не задержится надолго. И в её, — взгляд падает на макушку, едва заметную под плащом, — тоже.

***

      Сказать, что прогулка удалась, считай, что не сказать ничего. Изуну сейчас осторожно опускал на землю (со своих рук) Учиха Мадара, в её руках побалтывалась офигенная подвеска с красным камнем (это гранат? Или рубин?) — первое её украшение, подарок того самого Учиха Мадары, а в животе булькал обед от всё того же Учиха Мадары. Картину дня портило только убийство, которое ей удалось застать, и обалдуй-Тобирама, умудрившийся её оставить одну и нарваться на справедливую кару. Последнего, впрочем, можно и поблагодарить. В мыслях. Вслух не заслужил.       Словом, всё было за-ме-ча-тель-но. Но настало время прощаться. Прощаться Изуне даже не хотелось, но было понимание: если затянуть это знакомство, она, может, домой и не вернётся. Мадаре она явно понравилась (впрочем, не настолько, насколько он ей — вживую её кумир был таки-и-им крутым!), а с учётом её рассказов о горе-отце (без имени и должности, разумеется, она же не дура) он мог захотеть и забрать её. Может не с собой, но хотя бы в приют. А у неё же ещё мама. Мама-то нормальная, её-то за что? — Так значит, папаша твой здесь? Найдешь его сама? — спросил Мадара заботливо. Изуна подавила писк умиления. Перед кумиром хотелось выглядеть солидно. — Конесьно, — важно кивнула она и добавила: — Еси бы я не мога велнутя, я бы не усьла.       Мадара смотрел долго, чуть прищуренным в какой-то теплой, но грустной эмоции взглядом. Изуна не слишком в таком разбиралась, на самом деле, но в этом случае не приглядываться было грешно. Она все смотрела на этого человека и не могла наглядеться. Какой круто-о-ой… — Я подумал над твоими словами, — сказал вдруг Мадара пафосным голосом, таким эпичным. Изуна восторженно сверкнула глазами, хотя мозг скрипел: какими словами? Она много говорила, но о чем он конкретно? Мадара офигительно проницателен. — Забыла? Ты предложила мне дружить.       Он согласен?!       В голове завопили сирены. Горлышко свел визг. — Ты согасен?! — радостно улыбнулась Изуна, плюнув на свой «взрослый» образ. Перед кумиром хотелось только растечься лужицей. Увидел бы то-сан — позеленел бы от зависти. — Ты будесь со мной длузить?! — Да, — важно кивнул Мадара, и от того, что он подыгрывает ей, ребенку, внутри взрывались фейерверки. Он еще и с детьми ладит… Ва-а-а… — Как ты смотришь на то, чтобы переписываться? Ты ведь умеешь писать, да?       Пере-что? Изуна замерла столбом. Это был максимально неожиданный поворот событий. Она готовилась выжечь этот день в своем сердце, поскольку было очевидно — это первый и последний раз, когда они видятся. Даже логически, Изуна слабо понимала, зачем может быть нужна Учиха Мадаре. Для дружбы с ним она, мягко говоря, не доросла. Это было подозрительно. Но почему бы и нет? (Потому что абсолютно точно да!)       У Изуны были мозги. Мозги очень даже хорошие, которые твердили ей, что все происходящее к ним явно не имеет отношения. Но в кои-то веки Изуне хотелось побыть просто ребенком, который встретился с кумиром и волен вести себя так безрассудно, как хочет. — Умею! Толька я тока по слогам умею, — скромно заметила Изуна. Кандзи, срочно учить кандзи. — А как мы будем пелеписыватя? Ты дась мне сой адлес?       Почему-то ей раньше казалось, что Мадара должен скрываться, ведь весь мир думает, что он мертв. Ну, видимо, нет. Скрываться-то скрывается, но не слишком тщательно. — Нет, не дам. Ты помнишь, что обещала молчать обо мне, Изуна-чан? — «Изуна-чан», ми-ми-ми… — Понимаешь, кроха, обо мне никто не должен знать. Даже твои мама и папа. Постоянного адреса у меня тоже нет, поэтому я дам тебе ворона.       Воро… ахаха, что? Ворона? Серьезно? — И сто мне с ним делать? — протянула с сомнением Изуна. Нет, она понимала, что ворон будет носить письма, но его же надо будет кормить. Поить. Обхаживать. Пока что такие действия с трудом давались даже по отношению к себе самой, а тут птица. — Сначала он будет маленьким, но когда подрастет, ты можешь дать ему письмо и он доставит его мне, — еще и птенца?! Так, все. Это уже перебор. — Если у тебя что-нибудь случится и тебе понадобится помощь… напиши мне.       Учиха Мадара почему-то тоже оказался… ну, дебилом. Изуна знала, что, конечно, способна и просидеть целый день в комнате одна, и за вороном ухаживать, и письма писать, и молчать о важном секрете. Но откуда об этом знать остальным?       И тем не менее, что позволено Юпитеру, не позволено быку. Кумиру можно было и простить небольшие оплошности. Вдобавок, он так о ней заботится! Изуна таяла и по такому случаю (переписываться она хотела, очень) держала язык за зубами. Свои возмущения можно и на то-сана вылить потом, благо, что сейчас они с Мадарой ведут себя один в один. — Холосо… — пробормотала Изуна, хотя на язык все-таки просилось иное. И кстати. — А где ты волона возьмесь? Ты его потом занесёсь?       Мадара ухмыльнулся (ва-а-а!..). Прокусил палец… Прокусил что?! Изуна в целом помнила эту мишуру с призывами, что там кровь нужна и все такое, но вживую это казалось кошмаром. Из пальца кумира текла кровь… И некого было винить, кроме самого Мадары!       Они вообще изначально стояли в укромном месте, поодаль от ворот, через которые она вышла, поэтому махинации остались незаметными. Печать, хлопок, дым… На месте дыма появился ворон. Большой, черный, с умными глазами. Где-то ей по пояс. Ворон смотрел на нее, Изуна смотрела в ответ. Между ними нитью тянулось напряжение. Тишина. Потом ворон перевел взгляд на Мадару, между ними тоже возникла какая-то телепатия, а потом ворон исчез. Изуна пять секунд стояла, не понимая что произошло, и только было открыла рот, как Мадара опять мазанул раненым пальцем по грязной пылище и опять призвал ворона. Но в этот раз тот был не один. Взрослый ворон исчез, а маленький черный комочек Мадара осторожно взял в ладони.       Учиха трепетно протянул вороненка ей, и в этот миг… Ее мнение изменилось. До этого перспектива возиться с навязанным питомцем напрягала, но теперь… — Ми-ми-ми!.. — запищала Изуна, чуть ли носом не тычась в это средоточие кавая. Вороненок был такой черненький, блестящий, пушистый!.. Просто милашка! — Какой класивенький!.. — Рад, что понравился, — улыбнулся Мадара. — Слушай, кроха… Мне пора. Не потеряйся. И, еще раз…       Она, конечно, догадалась. — Не ласказывать о тебе, да-да, — какой он наивный…. Правда, наивный. Изуну прорывает: — Знаесь, ласитывать, сто маенькая гупая девотька будет молтять, осень наивно. Осень, Мадала. — Ты глупая? — поднимает брови он. — Я гений, но… потему ты так увелен? — она ведь дочь Хокаге, Тобирамы, к тому же. Расскажет — столько проблем будет. То-сан… А, стоп. — И что ты скажешь? Что встретила нукенина и теперь хочешь писать ему письма? — он ведь, наверное, не знает, что она дочка Хокаге. Ну, он спросил, конечно, Учиха ли она. Изуна, разумеется, сказала, что нет. Потому что она Сенджу. С такой точки зрения его расслабленность понятна. Ребенку ее лет не поверят, расскажи она такое. Даже о Мадаре расскажи. Особенно о Мадаре. Ее ровесники часто ерунду всякую придумывают, вот же!.. А она из-за них страдай. — Я не сказю, и пло волоненка сказю, сто насьла, — ответила медленно Изуна и опустила взгляд в пол. — Плосто… Ты сяс на моего то-сана похозь. Он тозе не понимает, сто я лебенок. Мозет умный, но лебенок зе.       Кумир вздыхает. Снова смотрит… по-отечески? Изуна бы не сказала, что хотела бы такого отца, но отчего-то горько. — Я бы забрал тебя с собой, но у тебя все-таки есть родители, — отводит взгляд. А-фи-геть. Правда забрал бы? — Что ж… Пока, кроха. Надеюсь, ты меня не вспомнишь.       А… все? Это все уже? Совсем? И что значит?.. Ах, точно. Он ее ребенком видел, а дети в ее возрасте не помнят себя, когда вырастают. Ну да, ну да, конечно. Изуна будет помнить все. И он пусть помнит. Когда вороненок подрастет, она обязательно напишет. Обязательно.