Ирония судьбы

      Словами не описать, какая гамма чувств его одолела в тот миг, когда Тобирама, уже морально готовившийся получить коробку с пальцем или языком дочери, зайдя в комнату, чтобы в тысячный раз поискать улики, заметил на постели маленький пыльный комок. Изуна спала, свернувшись в клубок, посапывала, а ее личико светилось безмятежностью.       Жаль будить? Не жаль.       В один шаг Тобирама оказался подле кровати, схватил спящую девочку за шкирку и, подняв, встряхнул. — Ты где была?! — рявкнул он и, хотя Изуна спросонья не понимала ничего, начал предъявлять претензии: — Тебя весь дворец ищет! Сказано было, жди в комнате! Какого хрена за ворота ушла, я тебя спрашиваю?! Жить расхотелось?!       Как только в ее глазах появилась хоть капля осознанности, Изуна тут же показала характер: — Не клити на меня! — крикнула она и попыталась вырваться. В ее глазах блеснули слезы. — Пусти! Пусти, я сказяла!       Со стороны кровати раздался писк. Тобирама скосил взгляд. За подушкой копошилось что-то маленькое, черное и пернатое. Птенец? — Еще и птицу какую-то принесла?! — зарычал, непроизвольно выпуская ки. Пригрозил. — Выброшу. А тебя запру, чтоб над своим поведением думала!.. — Не нядо, то-сан, не нядо! — тут же начала просить девочка, но Тобирама, опустив ее на кровать, схватил птенца в кулак. Ворон… Мерзость какая. Такой был призыв у ее деда, которого он убил и который неоднократно пытался убить его. Ни одной хорошей ассоциации у Сенджу с этими птицами не было. Вороненок жалобно пискнул. Глаза Изуны расширились в ужасе. Заблестели. — Ва-а-а!.. То-сан, не ня-я-ядо!.. Не ня-я-ядо!.. А-а-а!..       Вой раздался на все дворцовое крыло. Изуна рыдала так, как не рыдала даже когда потерялась во время дороги, да и вообще, сильнее, чем когда-либо. Девочка вцепилась в его рукав, кое-как до него достав, тянула вниз и без остановки повторяла одно: «не надо».       И в этот миг Тобирама остыл. — Ксо, — положил вороненка на тумбочку и схватив в охапку дочь. Сопливый нос уткнулся ему в воротник, но это не имело значения. — Не заставляй меня больше так волноваться. Я очень испугался.       Дочь хныкала у него на руках еще долго, а Тобирама осторожно придерживал ее за спину и под коленями, прижимая к себе, и медленно осознавая, что все позади. Он действительно испугался.       Если не постучать, она, наверное, будет ругаться, — так он подумал и смерил задумчивым взглядом дверь в комнату. Постучал. Ребенок подчинял своим законам всю семью, но Тобирама вынужден был им подчиняться, так как иначе наладить отношения было невозможно. Впрочем, порой ее правила ему и нравились. Он тоже не любил, когда входили без предупреждения. Может, это у нее в него?..       Хотя о чем речь. Изуна просто вредная и любит это демонстрировать.       На стук никто не ответил. Хм… На секунду Сенджу ощутил тревогу, будто бы дурное предчувствие, но в следующий миг понял: уснула, наверное. В таком случае…       Дверь практически не скрипела. Бесшумно распахнулась, и он вошел внутрь. На кровати было пусто. Стало не по себе. Она же очень маленькая, может за ней играет, — пытался он верить в лучшее. Но Изуны не было нигде. Она пропала, и было глупо надеяться на хороший исход.       Сначала Тобирама старался не предпаваться панике. Разозлился даже, решил, девочка решила погулять. Она наверняка где-то поблизости. Но поблизости ее не было, не помогла ни сенсорика, ни опрос ближайших стражников.       У него было до биджу много врагов. А его брак с Хитоми стал такой вестью, которая разнеслась по всем странам, а не только по стране Огня. Об Изуне также знали слишком многие. Похитить ребенка, которого даже персональный стражник не охраняет? Да легче легкого! Тобирама сам злился на себя за то, как был беспечен. Ему вообще не стоило оставлять ее одну. Он ведь приходил к этому выводу раньше, приходил?! Так почему оставил?! Лучше бы она на переговорах с дайме мешалась, чем!..       О том, что становилось с детьми-заложниками, Тобирама знал слишком много, чтобы сохранять спокойствие. Чаще всего они умирали. Иногда их удавалось спасти, но до того родители получали не одно предупреждение. Предупреждение в виде коробки с куском тела их ребенка. Лишь изредка дети оставались невредимы… Но люди, рискнувшие похитить дочь Хокаге, не допустят таких ошибок. Если Изуна останется жива и лишится чего-то не слишком важного, это уже будет удачей.       Когда в обмен на заложника похитители что-то требуют, нельзя верить им на слово. Нельзя прекращать поиски, даже если за это угрожают убить заложника. Даже если бы сделка была честной и Изуну действительно бы вернули… Тобирама думал, что могут попросить у такого, как он. И это точно было бы что-то слишком весомое, чтобы отдавать им это даже за жизнь дочери. Внутри от этой мысли свербило. Непонятно, что: понимание, что отец он отвратительный, или подозрение, что он готов был это отдать.       Пока никаких записок не получено, Тобирама обратился лично к дайме и к главе дворцовой стражи. Весь дворец встал на уши. Проверялось, кто входил, кто выходил из дворца, когда, сколько, как выглядели. Тобирама лишь надеялся, что подобное движение не спровоцирует похитителей как-то навредить Изуне.       А потом глава дворцовой стражи лично принес ему листок. Стоящие на воротах доложили о том, что выпустили маленькую девочку за ворота, потому что та сказала, что ее там кто-то ждет. На мятом ровными сгибами листе бумаги небрежными чертами сиял портрет. Это была Изуна.       Они стояли в странной идиллии. Тобирама не мог найти в себе сил злиться, по крайней мере сейчас. В подбородок упиралась маленькая чернявая головка. Девочка уже даже не шмыгала, они просто стояли в тишине. Объятия… этого он хотел? Как-то слишком уж велика цена вышла. Но…       Посверлив дочь косым взглядом с минуту, Тобирама нерешительно потянулся к ее волосам. Погладил. Раз, второй. Изуна не вырывалась, и он вновь ощутил облегчение. Хорошо, что она жива…       И как же трудно быть отцом. — Не… — раздается вдруг. Дочь поднимает в голову, впивается ему в лицо слезивым взглядом кромешных глаз с покрасневшими белками, шмыгает красным носом, как-то… трогающе сжимает его одежду маленьким кулачком. — Не нядо выбласывать волоненка. Он зе умлет безь меня… Он зе не виноват, сто ти такой…       Что он такой?!       Идиллия разрушилась так же внезапно, как и воцарилась. Тобирама открыл рот. — Я хотю зять его домой, — заключила Изуна и поджала губу в грустной гримасе. То, что эта маленькая вредина вдруг начала строить ему глазки, стало еще одним ударом для психики. — Птицу можешь оставить, — мрачно пообещал он, — но тебя я накажу. Может думать будешь лучше. У тебя это вроде хорошо получается.