Ирония судьбы

      Их ждали с порога. Тобирама чувствовал, как домочадцы столпились у двери, еще на подходе, и потому тяжело вздохнул до того, как войти. Изуна, стоявшая рядом и крепко, уже привычно державшаяся за его руку, взглянула с подозрением. Но оно, как и интерес, не долго продержалось в ее глазах. Домой девочка возвращаться хотела не сильно больше, чем торчать все это время с ним.       На второй раз свое обещание Тобирама выполнил, не отпуская дочь ни на шаг от себя. На переговоры дайме — с ней, спать — с ней, абсолютно везде — с ней. И с вороненком этим, чтоб его, тоже. Но вороненок, благо, был отличным рычагом давления на упрямую девчонку. Периодически она начинала рыпаться, действовать ему на нервы, однако быстро успокаивалось, стоило напомнить — наказание за выходку ее еще не настигло, а живность в доме ему не нужна.       Изуна могла бы быть в восторге от возвращения домой (хотя, возможно, своим его дом не считала), но ей неизвестно было наказание, которое он заготовил для нее. Неизвестно не потому, что само ожидание Тобирама собирался сделать наказанием, а потому что…       Придумать, как наказать дочь, было трудно. С обычным ребенком было бы проще, но Изуна не испытывала особого пиета к сладкому или какой-либо другой еде, не любила гулять, она вообще ничего и никого не любила. Разве что мать свою, но разлучать их? А кто тогда вынужден будет сидеть с ней? Мито даже подойти не могла к Изуне так, чтобы Кьюби не взбесился. С Хитоми-химе невестка еще как-то могла взаимодействовать, а вот Изуну — и Тобирама его понимал — демон ненавидел всеми фибрами своей демонической души. (Опять же, понять не трудно.)       И все-таки Изуна сама дала подсказку. Сама сказала: — Дити не могут телый день сидеть взяпельти! Не могут! Я не могу!..       Девочка гуляла редко и неохотно, но совсем без свежего воздуха и без движения сидеть не могла. Хотя быть запертой в доме со всеми удобствами и в пустой комнате либо трясущейся повозке — разные вещи, а потому шансы надо уравнять. — То-сан… — детский кулачок, обхвативший его пальцы (для руки не хватало размера), сжался сильнее. Сенджу перевел взгляд вниз. Изуна смотрела пристально, протяжно и грустно хлопала ресницами. Что-то в ее поведении с этой поездки изменилось… но что? — Ти узе плидумаль мне наказяние? — Да, — сухо ответил он и все-таки открыл дверь. А за ней, как уже говорил, их ждали. Мито, оценив их положение (держатся за руки), довольно хмыкнула, а… — С… С возвращением! — его молодая жена сложилась в более почтительном, чем следовало бы, поклоне. Подняла голову, с затаенной опаской глядя на него… Пересилив себя, Тобирама легко улыбнулся. Хитоми-химе улыбнулась в ответ, засияла, став еще краше, чем обычно. Да, с женой ему, конечно, еще повезло: молодая, красивая (пожалуй, главная красавица Конохи, хотя признавать это отчасти тошно — Учиха), уважает его и даже больше. Смотрит в рот, восторгается каждым жестом. С женой повезло, а вот с дочерью… — Мы дома, — ответил с небольшой заминкой. Как же давно ему не приходилось говорить эту фразу… Даже в детстве такое было неуместно, но вот, женился, и стало, кому его ждать. Коротко кашлянув, принял серьезный вид. — С сегодняшнего дня Изуна будет наказана.       Вся домашняя атмосфера, смрадом повисшая до того, вмиг схлынула. Принцесса сбледнула лицом, а Мито нахмурилась. Изуна опустила голову. — Что?.. За что вы наказываете ее, Тобирама-сама? — пролепетала Хитоми-химе, прикрывая губы наманикюренными пальцами. Жена смотрела на него с ужасом и неверием, такими, что, казалось, он убил ее родича, а не просто наказал свою дочь. — Убежала от меня и потерялась, — бросил небрежно, идя в сторону своей… тц, ныне супружеской комнаты. — Дважды. Уберите все книжки так, чтобы не достала. Эту неделю Изуна будет под домашним арестом. Узнаю, что выходила на улицу — срок обнуляется.       На этой ноте он ушел. Однако…

***

— Не слишком ли это жестоко? — с резким хлопком сложив веер, Мито прикрыла глаза. Она обещала себе не вмешиваться в это, но смотреть на бесчинства деверя по отношению к маленькому ребенку, было свыше ее сил. Неделя домашнего ареста — достаточно жесткое наказание для ребенка, хоть для взрослых оно и кажется милостью. Для трехлетки же это подобно Аду. В этом возрасте им полагается много двигаться и гулять, и пусть Изуна могла бы снести это легче многих, Тобирама подстраховался и здесь — книжки дочери он велел убрать, оставив только те трудные книги, которые даже не всякий взрослые не то что захочет, а вообще сможет прочесть. — Ты о наказании? — Тобирама даже не повернул головы, так и оставшись стоять, опершись руками на стол, к ней спиной. — Нет, не слишком. Она дважды сбежала, Мито. Дважды.       «Сбежала», ха. Узумаки усмехнулась. Речь об его трехлетней дочери, разве нет? Как она могла сбежать от сильнейшего (теперь…) ниндзя Конохи?       Ну, с этой-то Учиха всякого можно ожидать, — рыкнул Кьюби. Как всегда, при обсуждении Изуны-чан он молчать не собирался.       Ей все еще три, — напомнила Мито демону, а также себе. Конечно, соблазн воспринимать Изуну-чан более взрослой, чем она есть, был. Рядом с Хитоми-химе контраст казался еще больше, но все-таки малышка была совсем еще крохой. Умной, и тем не менее. — Не она сбежала, а ты не уследил, — поправила деверя женщина, глядя с укоризной. — Детям свойственно отвлекаться и отбегать от родителей, и следить за ними — задача последних. Ты же шиноби, Тобирама, каким образом могла Изуна-чан от тебя сбежать?       Видят ками, человеком Сенджу был даже чрезмерно ответственным. Но, как в компенсацию, эта его черта совершенно не проявлялась в отцовстве. Совершенно. — В первый раз она вылезла из повозки, стоило мне отойти на полчаса, — бросил зло мужчина. У Мито поднялись брови. — Когда это заметили, она была уже в пяти километрах от повозки. Мне пришлось клонов создавать, чтобы ее найти! А во второй — еще хуже. Ей четко сказано было сидеть в комнате, а что она? Она сказала привратникам, что ее ждут снаружи, и ушла гулять в город! Несколько часов шарахалась в одиночку по столице, и ее в итоге не смогли найти. Сама вернулась!       Неплохо погуляла, я так скажу, — выдал лис.       Мито судорожно кивнула в пустоту, а затем… Негодующим взглядом впилась в умолкшего деверя. Умолк тот отнюдь не из-за того, что внезапно осознал свой косяк. — От детей такого возраста нельзя «отходить на полчаса», — жестко сказала она. — В комнате, я подозреваю, ты ее тоже не на десять минут оставил. Любой ребенок, Тобирама, любой ребенок не станет сидеть на месте так долго, особенно без присмотра взрослого. То, что она вернулась к тебе, еще и сама, иначе как чудом и не назовешь. Обычный ребенок не вернулся бы.

Жаль, что Учиха — не «обычная»…

      Деверь фыркнул, отмахнулся с раздражением. Но Мито видела, что ее слова оказали влияние. — Наказание Изуны-чан — это твое дело, — бросила Узумаки напоследок, придерживаясь своего правила не вмешиваться напрямую. — Твой ребенок — твои правила. Но я бы посоветовала тебе не портить с ней отношения из-за этого. Хотя бы объясни ей, что поступаешь так из-за заботы о ней же… Если это так.       И вновь… ее дело сделано. Поступит Тобирама так, как она говорит, или нет — решать уже ему.

***

      Избавиться от чувства, что баланс власти в их отношениях скошен отнюдь не в его сторону, каждый раз в подобных ситуациях было невозможно. Тобирама стоял перед дверью в комнату Изуны злой, раздраженный, но, в целом, готовый к примирению. Мито, чтоб ее, умела убеждать.       С их возвращения прошел уже день, и шел первый же день наказания для Изуны. Ранний вечер. С чего бы начать… — Как тебе первый день ареста? — не нашел ничего лучше и актуальнее Тобирама и только после злого взгляда Изуны понял, что начало вышло не очень. Впрочем, приятная тема или нет, говорить он собирался именно по ней. — Я сказю колотко, — выдала Изуна после долгой паузы. Звучал ее голос угрожающе. — Не стоит думать, сто это меня ти запел с вами. Потому сто, на самом деле, это длугие запелты со мной. И наказиваесь ти себя. — И что это значит?.. — звучало угрожающе, но в чем конкретно обещала выразиться угроза, Тобирама не понял. Что ж, можно считать, что Изуна снова решила его попугать и, надо сказать, ей это удалось. Такие жуткие слова… Словно какой-то монстр говорит устами ребенка. — В любом случае, я хотел сказать… Я наказываю тебя ради твоего же блага. Ты должна понять, что, нарушая мои приказы, подвергаешь себя опасности.       Он старался говорить проникновенно. Это ведь правда, если не будет слушаться —       попадет в беду. Однако… — Мне пьевать, — Изуна склонила голову набок и смотрела пугающе безэмоционально. А потом фыркнула тихо: — Пф, «пликазы»…       После этого Тобирама еще попытался наладить контакт… — Как… назвала вороненка? — разговаривая с ним, дочь продолжала играться одной рукой с птицей.       На вопрос, такой неловкий и неуместный, Учиха (не Сенджу) посмотрела долго. Сощурила черные глаза. — Мадала, — и ухмыльнулась тонко-тонко, с насмешкой едкой, как кислота. — Нлавитя имя? — Нет.       Нет, это безнадежно. Он устал! Хватит уже этих попыток. Пусть сидит себе дома и не отсвечивает больше. Не хочет его принимать — не надо.       Тобирама решил для себя четко: хватит. Хватит к ней лезть. Вот только… Делать вид, словно Изуны (любого) не существует более, не вышло. Девочка начала устраивать истерики всякий раз, когда он приходил с работы. Специально выходила к нему, встречала и, стоило пересечься взглядом, наполняла глаза слезами и начинала выть. На третий же день Тобирама вошел в дом через окно, но та же сцена ждала его, стоило спуститься к столу. В кабинет Изуна тоже входила легко. Каждый раз, встречаясь с ним, она принималась трепать ему нервы. Плача (истеря), девочка не говорила о причинах своих концертов, словно действительно лишь выступала.       Тобирама был уверен, что так все и было. Специально. Однако остальные верили, что причина в наказании и старательно уговаривали отменить его. Все, кроме Изуны. Тобирама держался, однако наказание для Изуны обернулось наказанием для всех и в особенности для него. Действительно, это их он запер с ней, а никак не наоборот. Конца недели все ждали с трепетом, и вот, настал вечер последнего, седьмого дня…       Тобирама смело зашел в дом с главного входа, привычно же столкнулся там с Изуной и всеми остальными. Хитоми-химе вновь поклонилась ему, улыбнулась, поприветствовала. Изуна была подозрительно спокойной. — Рада, что домашний арест подходит к концу? — предположил он. Дочь сощурилась в жуткой улыбке. — Не, — отмахнулась беспечно и… шагнула за порог. Поковыряла землю носком, а на него посмотрела насмешливо. — То-са-а-ан, а я высьла погуять. Знятит, слок обнуляеся, дя? Ну сто зь, я готова. А ти?       Наказание, оно же обнуление срока до нуля, Тобирама, конечно же, отменил. Натянуто милостиво «простил», пожелал хорошей прогулки. Едва справился с холодом в душе.       Стало довольно очевидно: Изуну наказывать нельзя. Не то она сама превратит свое наказание в Ад. Для тебя.