***
— Я насчёт того, чтобы уйти сегодня пораньше… Викмар мутным взглядом уставился на подчинённую. — Я отпрашивалась. Две недели назад. Мой сын… Жан не помнил, чтобы Жюдит отпрашивалась. С другой стороны, он не мог назвать точное число дел, которые вёл, и что ел на завтрак. Хотя нет, мог: горсть таблеток, запитых холодным кофе. С — стабильность. — Жан?.. Он беспомощно взглянул на Кима, сидевшего неподалёку. Тот медленно кивнул. — Хорошо. Можешь идти. — Спасибо! После того, как она ушла, лейтенант добавил: — Даже если бы она не отпрашивалась, она могла воспользоваться часами переработки. Там на смену наберётся. — А у меня — на семь с половиной. — Возможно, тебе стоит ими воспользоваться? Загнанный офицер ничего не ответил.***
На Жана смотрело уёбище. По-другому назвать это было сложно: непонятные чёрные оспушки на ебле, грязные волосы, синяки под глазами, припухшая кожа. Уёбище поправило волосы рукой, точь в точь повторив движения Жана, развернулось и ушло в глубины зеркала. Жан ушёл на работу.***
Патрульная Мино опаздывала на двадцать минут. Если она не появится в ближайшие десять, Жан сломает по кирпичику Джемрок и примется за весь Ревашоль. Если с ней что-то случилось, то виновный в её бедах пожалеет, что вообще появился на этот свет. Если… — Ну и погода! Она вошла в сопровождении Гарри, держа на вытянутой руке мокрый зонт. Гарри отряхивался, как собака, и кивал в ответ благодарностям за то, что он подхватил опаздывающую коллегу по пути на работу. Квартал Джемрок, сам того не подозревая, был спасён.***
Жан ненавидел всех с тех пор, как начал работать в РГМ. Если бы слово «ненависть» было впечатано в каждую клеточку его тела, оно бы не соответствовало и одной миллиардной его ненависти к людям в каждое микромгновение. Ненависть. Ненависть. Ненависть — бушующее море, разрывающее на щепки корабли, но посреди моря стоял маленький островок, и на нём — маяк. Маяк светил всегда, несмотря на шторма, спокойно и ровно, лишь изредка линзы загрязнялись, но смотрительница протирала их нежными руками, и свет сиял вновь. Маяком в жизни Жана стала Жюдит. Она просто была. Она не говорила, что всё в порядке. Не просила поделиться проблемами и никогда не говорила, что готова выслушать Жана. Если бы она так сделала, Викмар потерял бы к ней уважение. Она просто была рядом, молча и хорошо выполняя работу, и изредка делилась леденцами, когда Жан забывал купить сигареты. А ещё она могла прекратить поток его нытья одним недовольным вздохом. И верила в людей. В этих выблядков. Она даже верила в Гарри, и хотя тот говорил, что изменился благодаря Киму, у Викмара было своё мнение на этот счёт. И его накрывало волной огромной невыразимой любви к напарнице. Невыразимой — потому что выражать её он не имел морального права.***
Гарри Дюбуа был конченым мудилой, алкоголиком и наркоманом. А ещё лучшим другом Жана и гениальной «открывашкой». Понять, что именно тревожит Жана, не составило усилий, и он, как мог, поддерживал. — Я вспомнил кое-что. Когда я был с Дорой, я сказал, что я — весь её. Вот у тебя так же. Ты можешь подойти к ней и сказать — «Я весь твой», — сказал Гарри. — Это очень… сближает. — Это херня собачья, — мрачно отозвался Жан. — Да, я весь её. Но нахера ей я? Нельзя избавиться от зависимостей за неделю — и даже за месяц, и Гарри регулярно срывался. Не в таких масштабах, как раньше, если верить Жану, но факт был, и алкоголь часто появлялся рядом с Дюбуа. А Викмар… ну, они всё-таки лучшие друзья. Ветер странствий занёс их на берег с энным количеством бутылок вина и виски. Пустые винные бутылки возвышались башнями в песке, и волны лизали импровизированную крепость. Друзья лежали на тёплом песке, щурились, глядя на вечернее солнце и предавались любимому делу — самоунижению. — В смысле? — В прямом, блядь, — завёлся Викмар. — Она — мать двоих детей, у неё явно своих забот хватает. Зачем ей тратить силы на говёного начальника? Чтобы что? Залезть в тот пиздец, в котором сейчас я? — А ведь ты её начальник, — эхом отозвался Гарри. — Ты мог бы… — Надавить? Не вздумай это сказать. Дюбуа обиженно пожал плечами. — Я просто предлагаю рабочий вариант. — Если бы мне было не лень, я бы тебе песка за шиворот напихал. В воду полетела пустая бутылка виски. — Зря ты на себя наговариваешь. Ты не такой плохой, как думаешь. — Мы с тобой конченые. Нас надо изолировать нахуй. Гарри переполз поближе к нему. — Я Киму такую же хуйню прогоняю. Знаешь, что он делает? — М? — Гладит меня по волосам. Сразу легчает. Может, тебя погладить? — Я на днях пересдавал нормативы по рукопашному бою. Хочешь, покажу? — Злой ты, — вздохнул Гарри и положил ему голову на колени. Бутылки с крепким алкоголем медленно пустели. Выпито было столько, что нормальный человек уже бы переживал ужас алкогольного отравления, но работники РГМ не тянули на звание нормальных. В них — очень разных — было что-то такое, что заставляло смотреть на тёмную сторону человеческих жизней и не отводить взгляда. А если не можешь отвести взгляд — затумань его. Они услышали шаги за спинами. Жан презрительно фыркнул, ожидая ворчания от радетельного гражданина о неподобающем поведении в общественном месте. Гарри, преисполнившись похуизма, гордо смотрел вдаль. — Гарри? Жан? Оба съежились. Голос принадлежал Киму. Жан спихнул с колен голову друга, сел прямо и обернулся. Стало ещё хуже: рядом с Кицураги стояла Жюдит. — Поехали домой, — мягко позвала она. Ким молча сверлил взглядом их обоих, и Жан почувствовал то, о чём не раз говорил Гарри. Взгляд тёмных узких глаз вспарывал кожу лица и вытаскивал наружу мысли. Давно Викмара не заставляли чувствовать себя настолько жалким. Они тяжело поднялись и схватились друг за друга, пошатываясь. — Я отвезу тебя на твоей Кинеме, — Ким посмотрел на Гарри, — а Жюдит отвезет Жана на своей. — Х’ршо, — волеизъявил Дюбуа. Увязая в песке, они разбрелись по мотокаретам. Жюдит подождала, пока выедет Ким, и затем поехала сама, аккуратно ведя карету по засыпанной песком прибрежной дороге. Жан отвернулся и смотрел в боковое окошко. От него разило спиртом, и меньше всего он хотел распространять вонь. — Стёкла запотели, — заметила Жюдит. «Блять, блять, блять». — Опусти, пожалуйста. Тугой рычажок опускания стёкол поддался не сразу, но когда Жан его одолел, дышать стало легче. Он случайно опустил голову вниз и увидел песчинки на полу. «Засрал чужую карету. Вот молодец». — Как ты меня нашла? — Ким знал, где вас искать. Не спрашивай, как — не знаю. Я поехала с ним. — Зачем? — Он попросил. — Сейчас… — он посмотрел на стрелки наручных часов, — восемь вечера. Пятница. Ты оставила семью и поехала х… кхм, очень далеко, потому что тебя попросил Ким? Мино ответила не сразу. — Рабочая версия, не находишь? Давай придерживаться её. — А теперь давай правду. — Мы всё обсудили. — Жю. Она вспыхнула, но в розовом закатном свете этого не было видно. Её имя часто сокращали, но Жан делал это изящно. Короткое «Жю» на его губах звучало как что-то мягкое, сладкое и округлое, как шарик клубничного леденца. — Ты мой друг. Не могла же я бросить тебя, когда узнала, где ты. — Друг?.. Она сильнее сжала руль. — Да, я знаю, что я не так близка к тебе, как Гарри, и никогда не буду. Но я считаю тебя своим другом. Пожалуйста, не будем больше об этом. Считает другом. Эта мысль пьянила и освобождала с силой, сравнимой с наркотрипом. Он для неё — не начальник-душнила. Не нытик-вынужденный-напарник. Не тело с недовольным еблом с чёрными точками. Он ближе и важнее. Был ли кто-то счастлив узнать, что он во френдзоне? Мир Серости преподносил удивительные сюрпризы. Мотокарета остановилась возле многоэтажного дома. — Приехали. Жан неловко потянулся и обнял Жюдит. Со стороны выглядело так, словно он упал на нее и растекся, цепляясь паучьими пальцами за покатые узкие плечи. — Эй! — Я пьяный, мне можно. От ее волос пахло лесными травами. Из-за шампуня, вечно продававшегося со скидкой — Жан брал себе такой же, но не чувствовал запаха, а ее волосы — шелковое мягкое море — истончали нежный аромат. В лесном море было очень приятно тонуть. — Жан, — тихо позвала она. — Ммм? — Твой локоть упирается мне в рёбра. Он резко отпрянул, задев рукой рычаг коробки передач. Локоть вспыхнул от боли, и сотня иголочек волной прошлась по коже. — Увидимся в понедельник, — сказала она, наблюдая, как Викмар ожесточенно трет ушибленное место. — Да… Увидимся. Он вытек из кареты и смотрел, как Жюдит разворачивается в узком дворе и уезжает домой, а затем долго смотрел в точку, в которой Жю исчезла. До понедельника у него появился смысл жизни.