Преимущественно

«Так, сериал хитовый. Деньги хорошие. Эллисон Дженни и Уильям Мэйси в коллегах — огонь. Уэллс в шоураннерах — заебись, вот уж кто пригодится в будущем! Стива играет знакомый канадец Чэтвин. Бонус. Плюс сцена ебли одна, неподробная. Переживу. А целоваться — это ещё посмотрим! В оригинале Йен с Микки сосались, блять. Перед сексом, во время него. Чёрт. С Монахэном?.. Буду решать проблемы по мере их поступления. Может, меня не возьмут», — размышлял Ноэль. Взяли. Конечно же, взяли. Мог бы не сомневаться. А то, что Ноэль Фишер врал себе — кто без греха? Его так мастерски закрутили в воронку скандального нового шоу, что он сперва согласился, и только после прикинул масштабы того, что придётся расхлёбывать — дикую конкуренцию, специфику роли, зависть коллег, несоответствие ожиданиям публики и, наконец, близость несовершеннолетней влажной фантазии по имени Камерон Монахэн. Говорят, чем мы сильнее потеем в борьбе за что-то, тем оно нам дороже. Ноэль пришёл на пробы, когда двери прослушивания были заперты. Он так старался, готовился, но поскольку был занят в другом проекте, попросту опоздал. Что ж, он отправил решающим лицам видео, выпросил для себя вторую попытку и получил таки место в шоу. Не успел Фишер выйти со студии, ему позвонили и сообщили, что кандидатура его утверждена. Настолько он был органичен в роли со своим прелестным лицом, темпераментом и некрупной фигурой. Отныне ему приходилось краситься в радикальный чёрный — для контрастности, носить на фалангах пальцев рук топорные татуировки маркером и снова терпеть издевательские намёки на тщательно закомуфлированные предпочтения, лишь бы шоураннеры не пожалели о своём решении. Проект «Бесстыжие» накладывал обязательства. Эта сенсация, переснимаемый в США ремейк популярного в Англии сериала об отбросах общества, очень правдивое драмеди с юмором на грани фола, со старта имело поклонников с определёнными ожиданиями. Многие зрители знали, что Микки станет любовником Йена, и ругали выбор актёра. Писали гневные отзывы, мол тот невзрачный, чумазый, глупый, «да какой в таком может быть эротизм» и так далее! Зрители поискушённее ждали, что Микки сыграет, как в первых сезонах британского оригинала, рослый и стильный брутальный красавец. Или, по крайней мере, ухоженный, среднего роста модник с тонкой душевной организацией, как в остальных сезонах. А мелкого, перепачканного полубродяжку среди огромных кузенов-Милковичей никто увидеть не чаял. К этому зрителей жизнь не готовила! «Не любят? Полюбят!», — уверенно гнул свою линию Ноэль. О, Фишера было не удержать. Пусть Микки Милкович должен был промелькнуть только в первом сезоне, канадец сделал своего Микки и канонически колоритным, как в изначальной версии, и совершенно особенным, более грубым и неумытым. Таким, каким Ноэль считал, что тот должен был быть. Кое-кто не распробовал Микки по версии Фишера даже тогда, когда позади уже был первый секс и второе явление Милковича народу, — в магазинчике «Кэш энд Граб», куда тот прибежал «за добавкой». Однако после того, как румяный мальчишка, взъерошенный, в рваном носке притиснулся на диване к смущённому и счастливому Йену, все злые хулители резко влюбились в их кинопару и поняли, почему вдруг сценарий так подозрительно изменился. Всё оттого что канадец был взбудоражен шероховатым началом работы, ценил такую недаром доставшуюся возможность и вкладывал свои переживания в то, чтобы имя Микки Милковича с первого же съёмочного дня засияло ярко. Его персонаж грыз заусеницы на хэндпорновских («обдрочиться просто», — по мнению Монахэна) руках, крышесносно эротично выталкивал дым через ноздри, немотивированно (как бы не так!) грабил индусскую лавку, стоявшую очень уж далеко от милковической «резиденции», разгуливал мимо выпавших в осадок покупателей походкой вразвалочку а-ля «ебал я вас грубо в перед и в зад, и в любые по ходу попавшиеся отверстия», убивал своим возвращением за тройфейной едой («соус забыл!»), зыркал зубастой синеглазой дворнягой, хамил Йену, плевался в Кэша, вёл себя вызывающе, облизывал (тварь!) ворованный соус со своих будоражаще-татуированных нецензурщиной пальцев и походя приглашал разобраться с собой, если у кого-то к нему имеется что-то вроде претензий. Ноэль шокировал Кэма преображением из вежливого, забавного милаша в агрессивного отморозка, яростью и напором с полоборота закручивал ураган там, где проносился его Микки Милкович. Фишер, не прилагая усилий, очевидно, будучи невероятным с рождения, перетянул одеяло всеобщего любимца на себя. Небрежным движением брови, непостижимыми жестами (откуда он, блядь, взял эти ебанутые ужимки!), грацией (грацией, сука?!), умным и бешеным взглядом. Смотреть хотелось только на него, с распахнутым ртом. Съёмочной группе, взрослым актёрам, стоит ли тут говорить о детях. Те чуть не падали замертво! Ступор, поклонение, злость, испуг, зависть, взрыв мозга. Особенно мозга того, с кем Микки по ходу сюжета предстояла интрижка. Инстинкт самосохранения, а также остатки гордости помогали Камерону не таскаться за Ноэлем хвостиком. Заносчивость и вовсе подсказывала: «прикинься, будто тебе не очень-то и хотелось работать с ним, придёт время — сам подойдёт, не железный ведь! И Монахэн в роли Йена с неслыханной для себя отдачей лобызал и обхаживал Кэша. Чтобы быть настоящим геем в длительных отношениях. Распутным, насколько это позволено несовершеннолетнему саутсайдцу, скрывающему секс-предпочтения от большинства окружающих его людей. Имеющему женатого, искушённого, в два раза старше себя бойфренда. Кэм силился выбить искру между Кэшем и Йеном в их повседневном общении, тщательно имитировал звуки совокупления в магазине, когда голубков чуть не застукал старший брат Йена Лип Галлагер. Йен Монахэна страстно беседовал с Кэшем, о Кэше, но в итоге, с точки зрения химии, больше динамики наблюдалось между ним и экранной женой Кэша, Линдой, чей темперамент и красоту не удалось загасить мусульманским нарядом! Пускай после съёмок кто-то хвалил игру Монахэна, подбадривал, им были довольны, сам он чувствовал себя опустошённым не в лучшем смысле этого слова. Видел бог, Кэм выпрыгивал из штанов, а не горел, совсем не горел. Зато горел Ноэль. Хоть этого и не показывал. Был с Кэмом лишь снисходительно-дружелюбным, милым, приветливым, про-фес-сио-наль-ным, как с любым другим человеком, кто оказался бы его партнёром в подобного рода сюжетной линии. Шло время. Ноэль снимался в своём первом эпизоде шоу, где преследовал героя Камерона, якобы обидевшего сестру Микки, — Мэнди Милкович. Микки орал разбитым ртом, хриплым сногсшибательным голосом «Йеен Гаааалагеер!», с напором бульдога ломился в подсобку магазина, где прятался от него Йен, с кузенами-Милковичами измочаливал Липа Галлагера кием и кулаками… Но за кадром Джереми Аллен Уайт (как бы жестоко избитый за брата Лип) и Ноэль Фишер шутили о том, что Липа вполне мог играть другой актёр, а Джереми занять место Камерона в роли Йена и готовиться к сексу с «самым грязным белым мальчишкой Америки». Джереми не скрывал, что его расстраивала упущенная роль Йена, казавшаяся ему более разноплановой, чем итоговый персонаж, Лип. Фишер и Аллен Уайт общались взахлёб, между ними не было ни напряжения, ни броманса. Им было комфортно и весело, что поднимало в Монэхане волну (тошноты?) раздражения. Камерон сперва поспособствовал попаданию Ноэля в свои экранные пассии, а потом стал искать плюсы такой импульсивности. Минусы он не искал. Позиция победителя! Итак, почему Кэм был прав, сделав ставку на Фишера? Тот сочетался с ним по фактуре, смело играл персонажей от простачков до мошенников, был натуралом (Преимущественно. Наверное. По официальной версии), и значит сниматься они могли без казусов (Даа?) в виде безответной влюблённости, например. Монахэн, даром, что был юнцом, с некоторых пор сердцеедил. К чему неловкость в рабочем процессе? Правильно, ни к чему. И поначалу Камерон искренне верил в эти свои мотивы. Тем сокрушительнее загрустил, осознав, что безответно влюблённым в комбинации с Ноэлем мог оказаться он сам.