Моё тело в клетке

Он воспользовался моментом, чтобы разжечь второй камин, сделав комнату приятно тёплой и осветив всё мягким, успокаивающим светом. Геральт, который побывал в некогда чрезвычайно сюрреалистических ситуациях, всё ещё пытался осознать странность их нынешних обстоятельств. Однако, по его опыту, какими бы мрачными ни казались ситуации, помогало сосредоточиться на чём-то, что привязывало тебя к настоящему моменту и знакомой реальности. Вкусная еда. Тёплый огонь. Хорошая компания. Прежде чем он успел слишком зациклиться на этой последней мысли, он поднялся и, вооружённый факелами, за Эмгыром. Тот уже начал спускаться вниз, держа кинжал. Ведьмак попытался прислушаться к любым изменениям, но ничего не было. Всё, что он чувствовал – запах жареного фазана, и он вдруг понял, что это был не тот запах, который он замечал раньше. «Возможно, просто проглядел это», –рассуждал он про себя. Как только они добрались до кухни, белоголовый, не теряя времени на поиски посуды, начал раскладывать еду на тарелки для них обоих. Пока Эмгыр доставал что-то из кладовой, Геральт отрезал небольшой кусочек мяса и глубоко вдохнул, прежде чем попробовать его на вкус. Не обнаружив ничего необычного, он повторил дегустацию с остальной едой. – Это безопасно? – спросил Эмгыр, размахивая бутылкой «Эст-Эст». Геральт кивнул и огляделся в поисках чего-нибудь, куда можно было бы поставить еду, прежде чем заметил большой сервировочный поднос. Он огляделся, пока не нашёл пару бокалов для вина и несколько столовых приборов. Положив всё на поднос, ведьмак поднял его и открыл рот, чтобы попросить императора помочь, когда увидел, что тот уже держит дверь открытой. – Спасибо, – проворчал он, разнося их ужин. Эмгыр пошёл впереди него, чтобы открыть двери столовой. Геральт внимательно следил за ним, пока не увидел, как тот внезапно замер на пороге. Он слышал, как участилось сердцебиение Эмгыра, что могло означать только опасность, но заглянуть внутрь комнаты не мог, пока мужчина медленно не отступил в сторону, показывая интерьер. Геральт сразу понял, что его напугало. Там, где было накрыто на двенадцать персон, теперь было только на две. Тем не менее, его медальон даже не гудел, и по-прежнему не было никаких признаков другого живого существа. – Геральт… – Мы будем есть наверху, – твёрдо ответил он, быстро закрыв дверь, и практически помчался наверх с подносом. Движения Эмгыра были менее плавными, но, к удивлению Геральта, он с неожиданной лёгкостью сравнялся с его скоростью. Как только они оказались в главной спальне, ведьмак поставил поднос на ближайшую поверхность, захлопнул за собой дверь и, немного подумав, передвинул шкаф, чтобы забаррикадировать дверь. Это было глупо. Что бы ни происходило, он сомневался, что это могло быть предотвращено антиквариатом, подпирающим дверь. Когда он нёс поднос в гостиную, его глаза встретились с чужими, но ни один из них не сказал ни слова. Как только руки Геральта освободились, белоголовый потянулся за бутылкой вина, откупорил её и налил себе в бокал. Сделав большой глоток, мутант поднял глаза и увидел, что Эмгыр смотрел на него, приподняв одну бровь, и сделал паузу, наливая себе стакан. – Ведьмачий метаболизм, – ответил Геральт на его незаданный вопрос. – Мне нужно гораздо больше алкоголя, чем обычному человеку, чтобы ощутить эффект. Не волнуйся, я все равно сохраню ясную голову. Эмгыр кивнул и сделал маленький глоток своего вина. Ведьмак практически слышал его мысли. Некоторое время ни один из них ничего не говорил, не в силах осознать происходящее. По мере того, как взгляд Геральта блуждал по комнате, он заметил, что всё больше и больше останавливается на спутнике, пока не убедился, что тот тоже пялится, но он чувствовал себя слишком усталым и неуравновешенным, чтобы беспокоиться показаться грубым. Было что-то, что раздражало его, и ведьмак не мог понять, что именно, пока до него внезапно не дошло. – Я уверен, что это серьёзное нарушение протокола или этикета, или чего-то ещё, но не мог бы ты, пожалуйста, снять? – спросил он, неопределённо указывая на грудь Эмгыра. Император, который до этого момента элегантно откинулся на спинку стула, его палец обводил край бокала с вином, который он держал в другой руке, глубоко задумавшись, резко перевёл взгляд и всё внимание на Геральта. Палец мгновенно замер на краю бокала, и правитель вопросительно поднял бровь. В тот момент, когда их глаза встретились, Геральт проклял себя за формулировку. Он не винил Эмгыра за его реакцию – которая была не такой негативной, как ожидалось, – на то, что должно было показаться неуклюжим предложением ведьмака. Который ему никогда особо не нравился. Не говоря уж о том, что он хотел спать. Подавленный, Геральт хотел разъяснить недоразумение, даже когда его разум, наконец, догнал чувства. И он понял, что сердцебиение Эмгыра ускорилось. Не очень сильно, но Белый Волк услышал перемену, даже когда пытался выбросить её из головы. – Я имею в виду императорскую цепь. Нет, ты знаешь, твоя одежда… Геральту было немного стыдно за то огромное облегчение, которое он испытал, когда Эмгыр рассмеялся. Он не был уверен, что когда-либо раньше слышал его смех. Это был тихий, короткий смех, но такой глубокий и тёплый, приятный. Эмгыр на мгновение заглянул ему в глаза, и тот практически услышал, как работает его разум, разбирая информацию на части, анализируя её и собирая воедино, прежде чем снял с шеи большую цепь и незаметно сунул её в карман пальто. Он был удивлён, что Эмгыр не задал никаких вопросов о том, зачем ему это нужно, и расслабился, поскольку на самом деле у него не было ответа. – Ты понимаешь, – мягко сказал Эмгыр, его весёлый голос был чуть глубже, чем обычно, – что сейчас совершили преступление, караемое смертной казнью. Геральт застонал. Конечно, предложение руки и сердца императору в Нильфгаарде каралось смертной казнью. – Я не пытался соблазнить тебя. Клянусь. Получаешь ли ты удовольствие от боли и страданий каждого или тебе просто нравится наказывать за великий грех неуклюжих формулировок? – Я имел в виду просьбу снять с меня императорскую цепь, – пояснил он размеренным голосом. – Это символ моей должности и моей власти, и любая попытка разлучить меня с ней, равносильна государственной измене и рассматривается как таковая в соответствии с нашими законами. – Ох, я этого не знал, – ответил Геральт, испытывая облегчение от того, что Эмгыр, казалось, прекратил глупое недоразумение. Это был не первый раз, когда он совершал преступление, за которое его могли повесить, и поскольку ему ещё не показали виселицу, он обнаружил, что больше не может бояться подобных угроз. Кроме того, император действительно снял цепочку, так что он не мог быть по-настоящему оскорблён. – Что касается твоего вопроса, – практически промурлыкал Эмгыр, его голос внезапно стал на октаву ниже. – Это тоже мой интерес, но я полагаю, что получил бы особое удовольствие, наказав тебя за твои грехи. Геральт замер на месте, у него перехватило дыхание, он смотрел на Эмгыра, чувствуя, как колотится его сердце. Если бы мутант был способен покраснеть, то уверен, что покраснел бы. Не было абсолютно никакого варианта, чтобы Эмгыр вар Эмрейс, Белое Пламя, Пляшущее на Курганах врагов, Император Нильфгаарда и семь других титулов, которые ведьмак так и не удосужился выучить, имел в виду то, как это прозвучало, но тон его голоса был неоспорим. К своему глубокому стыду, он почувствовал, что невольно затвердел. Он видел, как взгляд Эмгыра скользнул по его лицу, прежде чем тот самодовольно улыбнулся, хотя именно намёк на победу в мерцании его глаз вывел Геральта из транса. – Что, чёрт возьми, это было? – потребовал он, проклиная себя за то, как неровно звучал. – Расплата. Ты так красиво меня подставил. Я не мог устоять. А теперь давай съедим этого фазана, пока он не остыл. Пахнет довольно вкусно. Геральт раздражённо выдохнул. За последние несколько месяцев он понял, что у Эмгыра неплохое чувство юмора в тех редких случаях, когда тот действительно соизволил делиться им. Но это был первый раз, когда он дразнил его, что было так нехарактерно для императора, но, с другой стороны, ведьмак с самого начала не очень хорошо его знал. И всё же, набрасываясь на мясо, он не мог не удивиться его формулировке. Расплата. Эмгыр ни за что не пропустил бы малейшие признаки возбуждения Геральта. Он был слишком наблюдателен и, казалось, проверял его именно на это. И считал это расплатой за то, что Геральт, пусть и случайно, сказал ему? Белый Волк задавался вопросом, не слишком ли много думает об этом. Казалось маловероятным, что Эмгыр сделал бы такое откровенное заявление, и казалось столь же маловероятным, что он выбрал неправильное слово. Гораздо более вероятным казалось то, что Геральт, всё ещё слегка возбуждённый, к своему большому раздражению, неправильно истолковывал происходящее. Тем не менее, воспоминание о том, как император вот так смотрел на него и произносил эти слова таким тоном, ярко горело в его памяти, и он был уверен, что будет изо всех сил стараться выкинуть это из головы. Довольно запоздало, когда снова погрузился в свои мысли, Геральт понял, что на мгновение, на короткое мгновение, он забыл об их ситуации. Забыл о глубоком беспокойстве и дискомфорте, которые испытывал в этом невозможном доме. Свои опасения по поводу опасностей, с которыми, был уверен, они столкнулись, даже если он не мог определить угрозу. Выражение его лица, должно быть, изменилось, потому что внезапно и совершенно неожиданно Эмгыр сочувственно улыбнулся ему, и в этот момент Геральт понял, что хотя он, возможно, и забыл об их отчаянных обстоятельствах в краткий момент сюрреалистического подшучивания, Эмгыр – нет. Геральт не должен был удивляться. Он ещё раз напомнил ему, что это не его семейные портреты висят по всей лестнице, когда почувствовал, как последняя капля неожиданного возбуждения испаряется из вен. – Расскажи мне о портретах. *** Эмгыр на мгновение посмотрел на него, словно прикидывая мотивы Геральта. На самом деле, ведьмак был уверен, что он именно это и делал, и в этом было что-то совершенно предсказуемое и что-то совершенно сбивающее с толку, учитывая, что он, казалось, доверял ему свою безопасность без каких-либо колебаний с тех пор, как они прибыли сюда. Так что он беспокоился не о своей жизни, а о чем-то другом. Наконец, он вздохнул: – Моя прямая родословная. – Единственный вариант, который мог бы быть правдой, – нахмурившись, ответил Геральт, – это если бы твоя партия вступала в брак исключительно с ближайшими родственниками, и, если бы это было так, я бы уже слышал об этом, по крайней мере, от твоих врагов. Эмгыр бросил на него взгляд, который ясно давал понять, что он закатывает глаза, на самом деле не двигая ни единым мускулом: – Линия наследования, ведьмак. От первого вар Эмрейса, занявшего трон, до последнего наследника. – Не последнего, – быстро парировал Геральт. Портрета Цири не было, за что он был безмерно благодарен по какой-то неизвестной причине. – Действительно, и это может дать нам что-то для изучения, как только мы узнаем больше об этом месте. Возможно, дело просто в том, что она ещё не взошла на трон. – Ты сказал, что они не должны существовать… – Это не просто копии или художественное впечатление от их подобия. Это не репродукции. Это оригинальные официальные портреты, которые висели во дворце. Они были уничтожены Узурпатором. Все они. Их больше нет. Геральт на мгновение задумался над этим. Магия иллюзий может быть очень мощной. У него большой опыт работы со сложными мирами, сотканными из сильных нитей иллюзии. Но достичь такого уровня детализации, вплоть до самой текстуры мазков краски, которые, как он знал, заметил Эмгыр, было выше всего, когда-либо виденного. Он даже представить себе не мог, какая сила потребуется, чтобы создать это. Кроме того, его медальон не сдвинулся ни на миллиметр. – Ты уверен? Тебе было всего, сколько, пятнадцать в то время? Возможно, ты что-то не так помнишь. – Четырнадцать, – парировал Эмгыр с мгновенной вспышкой раздражения. – Я не ошибаюсь в воспоминаниях. – Но как ты можешь быть уверен?. Последовала необычайно долгая, тяжёлая пауза, прежде чем Эмгыр глубоко вздохнул и ответил: – Им было очень приятно не только уничтожить нашу родословную, но и испытать нашу боль и страдания из-за потери. Они хотели, чтобы мы знали, что они сделали, что они делают. Они пытали меня на глазах у моего отца, чтобы он мог почувствовать бессильную боль, слыша крики своего ребёнка, и не способен остановить это. Они замучили моего отца до смерти, и он умер на моих глазах. Он был избавлен от унижения наблюдать, как его единственный наследник превращается в зверя, но только потому, что они увлеклись – и он преждевременно умер. Когда у них закончились живые родственники, они поместили портреты в темницу, чтобы, по их словам, они стали свидетелями моей постыдной слабости, когда я взывал о пощаде. Портреты их маг заколдовал, чтобы создать иллюзию жизни. Затем я наблюдал, как они сгорали один за другим, наша родословная, наша семья – всё наше наследие и наследие каждого из моих предков было стёрто. Вычеркнуты из истории. Я уверен. Объяснение, произнесённое идеально ровным, почти монотонным голосом, пробрало Геральта до глубины души. Хотя он немного знал о том, что произошло, как из того, что было общеизвестно, так и потому, что Эмгыр смутно намекал на обстоятельства, при которых был проклят, когда знал его как Дани. Но он никогда раньше не доверял ему что-то настолько личное и настолько болезненное. Белый Волк хотел утешить его, но знал, что любое проявление привязанности с такой же вероятностью приведёт к фактическому смертному приговору, как и что-либо похожее на благодарность. Но поступать иначе было не в его характере. – Мне так жаль. Ты не заслужил ничего из этого. Однако, даже когда он говорил это, его мысли блуждали по некоторым из наиболее жестоких казней, которые подписывал Эмгыр, тем, на которых отказывались присутствовать даже обычные подстрекатели. Он знал, что в Империи работают палачи. Неужели Эмгыр сделал это или что-то ещё хуже с другими? Ведьмак был уверен, что так и было, так же как он был уверен, что это не имело ни малейшего значения. Четырнадцатилетний Эмгыр этого не заслужил. Во всяком случае, на него произвело впечатление то, что он прошёл через это и не просто выжил, но и вернул себе трон, а затем завоевал большую часть известного мира. – Я не нуждаюсь в твоей жалости, ведьмак. Геральт вздохнул. Он должен был ожидать этого. На самом деле он действительно ожидал этого. – Нет, это не так. Хотя я должен сказать, что теперь я определенно больше ценю дизайн интерьера твоего бального зала. Он увидел, как уголки его рта чуть дёрнулись, и этого было достаточно. Этого было более чем достаточно. Он продолжил: – В таком случае, возможно, это магия, хотя мой медальон, похоже, так не считает, и этот уровень детализации кажется слишком сложным, чтобы его могла создать и поддерживать даже самая могущественная чародейка. Хотя… – Да? – Не смейся. – Я постараюсь этого не делать. – Это может быть галлюцинацией. Мы думаем, что это реально, но это не так. Однажды я дрался в зале полном диких животных, после того как мне дали галлюциноген, так что я знаю, насколько сильными могут быть такие вещи. – Что на самом деле было в зале? Он сделал паузу, слегка смущённый тем, что поделился воспоминанием. – Чучело. Геральт услышал, как Эмгыр фыркнул, прежде чем взял себя в руки. – Завтра мы исследуем окрестности дома. Пока слишком рано делать выводы. Однако есть одна вещь, которая меня беспокоит, и которой я должен поделиться с тобой, – признался он. – Только одна? Геральт невольно поднял брови. Он наблюдал, как Эмгыр сделал большой глоток вина, не сводя глаз с визави, словно не решаясь поделиться. Что бы это ни было, это было плохо. Он просто не был уверен, плохо ли это для него, Эмгыра или для обоих. – Твой медальон. Мы не можем полагаться на него. – Ты думаешь, мой медальон сломан? Это не… он просто так не ломается. Это действительно было последнее, что им было нужно. Но за много-много лет, которые он носил его, тот никогда не подводил. – Я проверил теорию ранее. Могу показать тебе? По осторожному кивку Геральта он положил левую руку на стол и, прошептав слово, помахал над ним правой, обнажив опухшее запястье, покрытое почти исчезнувшими синяками. Травма была не недавней, что означало, что она не могла произойти здесь, но Геральт был уверен, что заметил бы. – Что, чёрт возьми, произошло? – Посредственное покушение, – пренебрежительно ответил он. – Это пустяки. Это не то, что я хотел тебе показать. Пожалуйста, подержи свой медальон. Пальцы Геральта с некоторым скептицизмом скользнули по металлической волчьей голове, когда он наблюдал, как Эмгыр снова провёл правой рукой по запястью, произнеся пару тихих слов, а затем отдёрнул, обнажив гладкую безупречную кожу. – Ты умеешь колдовать? – спросил потрясённый Геральт. – Нет, но это кольцо может, – ответил он, указывая на простое янтарное кольцо на правой руке. – Это простое зачарование, и, прежде чем ты спросишь, нет, это не из-за моего тщеславия. Это потому, что моё положение требует, чтобы я поддерживал особое впечатление, которое подрывается несовершенствами. Слабости, какими бы незначительными они ни были, могут быть смертельно опасны при моей работе. Я ожидаю, что ты, как никто другой, поймёшь это. Геральт кивнул. Может, он и не использует такого, но по горькому личному опыту знает, как малейший недостаток может привести на грань смерти в бою. Он представил себе придворную жизнь такой же, только с более злобными монстрами и большим количеством контрактов за их головы. Внезапно он вспомнил о цели эксперимента. – Он не вибрировал. Он даже не гудел. Эмгыр кивнул: – Это то, что я заметил, когда проверял ранее, когда ты сказал мне, что твой медальон не распознает магию. Остаются два варианта. Твой медальон сломан или мы находимся в другом мире, где магия работает иначе. В любом случае, мы не можем на него полагаться. – Есть третий вариант, – сказал Геральт через мгновение, откидываясь назад и закидывая ботинки на стол. Он увидел упрёк в глазах Эмгыра при этом жесте, но проигнорировал его. – Он постоянно вибрирует с такой высокой скоростью, что нам кажется, будто он неподвижен. Эмгыр приподнял одну бровь, словно удивлённый таким умным предложением. Неужели он думал, что Геральт просто бродил по миру, не обращая внимания на проблемы, с которыми он сталкивался? Как, по его мнению, белоголовый выживал так долго, постоянно втягиваемый в ту или иную схему магами, если он был просто простым идиотом, чьё решение всего лишь проткнуть мечом? Он испытывал противоречивые чувства: раздражение и обиду за то, что император, по-видимому, считал его глупым, и странную гордость за то, что идея произвела на него впечатление. Прежде чем Геральт успел ответить, увидел, как Эмгыр подавил зевок. Это было почти незаметно, но он услышал мельчайший звук, иначе бы его полностью пропустил. – Ты устал. Нам нужно поспать. Я… – Геральт огляделся. Было очевидно, где будет спать Эмгыр. Было менее очевидно, куда ему следует идти. – Ты будешь спать здесь, со мной. – На поднятые брови Геральта Эмгыр действительно закатил глаза. Должно быть, он был измотан, подумал ведьмак. – Было бы глупо с нашей стороны разлучаться. Мы до сих пор понятия не имеем, чего ожидать. Ты можешь спать на диване. Геральт скептически оглядел диван. Тот был недостаточно длинный, чтобы вместить всё его тело, но он вспомнил, что спал в местах и похуже. Он не заострил внимание на том, как Эмгыр разрешал ему спать там, как будто дом принадлежал ему. Возможно, в каком-то смысле так оно и было. Похоже, он был спроектирован с учётом его пожеланий. Ведьмак наблюдал, как император открыл ближайший шкаф, как будто он тоже принадлежал ему, и начал рыться в одежде, прежде чем вытащил какую-то прозрачную шёлковую ночную рубашку. «Это то, в чем ты спишь?» – он не мог устоять. – Если ты хочешь знать, я обычно сплю голым, но подумал, что это будет более уместно в данной ситуации. Геральт раздражённо вздохнул, когда всплыли образы, вызванные ранее словами Эмгыра. Естественно, он полностью списал это на своё предыдущее поддразнивание и собственную крайнюю усталость. Возможно, это была явная близость к нему, и, возможно, это было то, насколько уникально уязвим Эмгыр прямо сейчас. До такой степени, что доверял вещи, которые, белоголовый был уверен, иначе не сказал бы ему, что способствовало своего рода смутному влечению. Дело было не в том, что этот человек непривлекателен. Геральт всегда обращал внимание на его элегантное лицо, янтарные глаза, которые выдавали смертоносный интеллект и явную силу, которую тот излучал. Белый Волк всегда питал слабость к могущественным людям, а Белое Пламя, бесспорно, был самым могущественным человеком на земле. Тот факт, что Эмгыр был мужчиной, не имел никакого значения. Просто император так привык ассоциировать его со всеми многочисленными преступлениями и преступлениями своей империи, что до недавнего времени никогда не мог заставить себя чувствовать что-либо, кроме вынужденной вежливости и небольшой доли неохотного уважения. Однако теперь вар Эмрейс нуждался в нём. Он не был правителем здесь, в этой пугающей чужой стране, где только убийца чудовищ нуждался в помощи. Геральт увидел, что Эмгыр начал раздеваться, и отвернулся. Он не собирался пялиться на кого-то, кто просто переодевался перед сном, независимо от того, какое любопытство внезапно пробудила в нём такая идея. Только когда белоголовый услышал тихий выдох, то не смог удержаться и повернул голову, увидев изящную линию его спины, испещрённую шрамами, охнув, прежде чем он смог остановить себя. Геральт отчаянно надеялся, что Эмгыр его не слышит, но, конечно, это была глупая надежда. – Если ты должен смотреть, как я раздеваюсь, – сказал Эмгыр ледяным голосом, натягивая халат, прикрывая спину, – самое меньшее, что ты можешь сделать, это воздержаться от отвращения. Геральт не мог припомнить, когда в последний раз чувствовал себя таким виноватым. Это была смесь разных эмоций. Тот факт, что он смотрел, когда должен был отвернуться. Тот факт, что его застукали за разглядыванием. Тот факт, что он причинил ему боль. Наконец, что не менее важно, тот факт, что отвращение даже близко не подходило к эмоциям, которые он испытывал, и что даже острого укола сочувствия было недостаточно, чтобы ослабить возбуждение, которое теперь мягко вибрировало в его теле, и насколько это было совершенно неуместно в данной ситуации. Ведьмак пролистал эти различные факторы и попытался выбрать наиболее важные. Он не думал, что императора будет волновать то, что он смотрел, даже если бы он открыл глаза, а не просто случайно подглядел. Геральт не думал, что его будет слишком волновать любое сдержанное влечение, которое он мог бы почувствовать в этот момент, если бы его предыдущее поведение было каким-либо показателем. Даже если бы он сам не был заинтересован. И мутант не мог бы действительно решить это, даже если бы захотел. Но было кое-что, что он мог исправить. – Эмгыр, – тихо сказал белоголовый, когда увидел, что тот повернулся к нему лицом, подошёл и начал развязывать шнурки на его тунике. – Действительно, Геральт, если это ещё одна неэлегантная попытка соблазнения, – начал он слегка раздражённым тоном. Хотя собеседник был странно взволнован, обнаружив, что его глаза следят за пальцами, несмотря на слова, – тогда я должен сообщить тебе… Он оборвал себя в тот момент, когда увидел бесконечную сеть шрамов, покрывающих чужое тело. Геральт наблюдал, как его глаза скользили по ним, и он выглядел так, словно хотел прикоснуться, но воздержался. – Понимаю. Мне сообщили, что у тебя есть шрамы, но я не знал, что они такие обширные. Геральт пожал плечами: «Опасная работа». – Да, – согласился Эмгыр. Геральту отчаянно хотелось задать вопросы, но он решил, что был достаточно груб для одного вечера, не усугубляя проблему. – Спасибо, – тихо добавил вар Эмрейс, не вдаваясь в подробности. Геральт кивнул и начал рыться в ящиках в поисках одеял и чего-нибудь для сна. Обычно он тоже спал голым, но не думал, что это будет воспринято положительно. Наконец, нашлась свободная рубашка, которая, по его мнению, достаточно прикрывала, чтобы сохранить немного достоинства, и большое мягкое одеяло. Когда он обернулся, то обнаружил, что Эмгыр смотрит на него с выражением любопытства на лице. Как раз в тот момент, когда он собирался что-то сказать, император прервал его: – Спокойной ночи, ведьмак. – Спокойной ночи, – он слегка улыбнулся ему и подошёл к дивану, натягивая на себя рубашку и снимая брюки и ботинки, прежде чем улечься спать. Последнее, что он услышал перед тем, как заснул, было то, как Эмгыр погасил оставшиеся огни, погрузив комнату во тьму.