Моё тело в клетке

– Ты, чёртов ублюдок, – выпалил Геральт, как только увидел Эмгыра, шагнувшего через портал. Волна за волной влажного, успокаивающего облегчения захлестнуло каждую клеточку его тела. На периферии он услышал лязг доспехов и увидел, как имперцы, охранявшие вход в кабинет Эмгыра, порываются начать действовать, но было ясно, что они не совсем уверены в том, что именно нужно делать. Геральт понял, что их естественным инстинктом было обезглавить его на месте за такую дерзость – или, по крайней мере, попытаться это сделать, – но что-то удержало их, и Геральт не сразу понял, что это был сам Эмгыр, который поднял руку, чтобы остановить их, похоже, как раз в тот момент, когда слова покинули рот Геральта, даже не взглянув в их сторону. Как будто он предвидел реакцию Геральта и не только знал, как отреагируют его охранники, но и имел достаточно ума, чтобы предвидеть их действия, когда ведьмак был уверен, что в его положении у самого Геральта не хватило бы ума говорить полными предложениями, если бы он только что пережил то же самое, что и Эмгыр. Год в одиночестве. Год в полном одиночестве. Человек, которого большую часть жизни день и ночь окружали другие, вдруг оказался в полном одиночестве, без единой души, веря в то, что его дочь достаточно беспокоилась, чтобы спасти, несмотря на все ужасные поступки, которые он с ней совершил, или веря в то, что Геральт не оставит его, несмотря на то, что, с точки зрения Эмгыра, у него, скорее всего, было мало стимулов для этого. Он знал, как работает его разум, особенно после времени, проведенного вместе. Эмгыр совершил нечто смелое и невероятно самоотверженное и просто должен был верить, что в конце концов всё будет хорошо, и Геральт был невыразимо зол на него по причинам, которые даже не мог сформулировать, но в то же время был чертовски рад его видеть. И всё же, несмотря на его самообладание, в его глазах читалась какая-то потерянность. Похоже, Цири тоже заметила это, потому что, проведя его через портал, она отступила назад и снова взяла его руку в свою. Это был невероятно интимный жест, и, несмотря на легендарный контроль Эмгыра над своими эмоциями, Геральт увидел, как его глаза расширились на мгновение, прежде чем вновь обрел контроль над своими чертами. Конечно, ведьмак не упустил из виду, что с момента выхода из портала глаза Эмгыра были прикованы к его глазам, а за холодной маской отстраненности он видел лишь бурю эмоций, и не мог не посмотреть в ответ. Этот момент казался ему каким-то важным, и как бы ни хотелось ему отвернуться, он заставил себя не отводить взгляд. Геральт обнаружил, что ноги движутся в его сторону, когда смутно уловил, как Эмгыр отпустил стражников элегантным взмахом руки. Подойдя ближе, он увидел, как Цири отпустила руку Эмгыра и подошла к столу, словно почувствовав настроение в комнате и желая оставить их наедине. Он надеялся, что к этому моменту будет знать, что сказать, но сейчас он был в нескольких дюймах от Эмгыра и не мог подобрать слов. Геральт протянул руку, чтобы коснуться лица Эмгыра, как он привык: буря в глазах Эмгыра разгоралась всё сильнее по мере того, как он приближался к нему, но как только его пальцы достигли висков, он не мог не заметить его волосы и новые нити седины; почти незаметные для любого, кто не был ведьмаком, который провел последний год, изучая каждую чёрточку и дюйм этого человека на близком расстоянии. Ведьмак не думал, что кто-то ещё заметит это, но он заметил. Эмгыр постарел на год. Геральт украл год из его жизни. Геральт, с его и без того увеличенной продолжительностью жизни, забрал год из жизни этого человека. Он почувствовал, как его желудок сжимается в агонии, и как бы ни пытался проглотить своё горе, ему становилось только больнее. Он чувствовал себя настолько потерянным, что то, что произошло дальше, ошеломило его до тошноты. – Я ценю твою заботу, ведьмак, но, как ты видишь, я в полном порядке, – внезапно сказал Эмгыр неестественно ровным тоном. – Ты можешь уйти, но позаботься о том, чтобы по пути увидеть Мерерида и получить свою награду, хотя, конечно, ты волен оставаться здесь столько, сколько пожелаешь. – Моя награда? – Геральт чувствовал себя сбитым с толку так, как не чувствовал уже очень давно. Ему казалось, что он падает с огромной высоты без предупреждения, и он почти желал, чтобы Эмгыр больше ничего не говорил. Конечно, это было глупо, ведь Эмгыр был Эмгыром, и, естественно, он продолжал причинять ему ещё больше боли каждым своим острым, умным словом из своего острого, умного, безумного разума. – Ты потратил немало усилий, чтобы защитить меня от проклятия в течение целого года. Перед лицом опасности ты проявил себя превосходно, и, учитывая весьма необычный характер контракта, твоя награда будет соразмерно высока. Когда Геральт просто уставился на него с открытым ртом, чувствуя, как сердце разрывается на миллион кусочков, Эмгыр добавил: – Теперь, когда контракт выполнен, ты, конечно, свободен, хотя ты, естественно, приглашен на свадьбу Цириллы и можешь пользоваться своими комнатами здесь столько, сколько пожелаешь. Само собой разумеется, что ты можешь оставаться здесь столько, сколько пожелаешь. Внезапно воздух стал густым и гнетущим, и Геральту стало трудно дышать. Не смея говорить, он практически выбежал из комнаты, из внутреннего двора, из стен дворца, пока не остался один в поле. Он не позволил себе взглянуть на лицо Эмгыра, пока бежал, острая тоска пронзила его тело, словно клеймо. *** Он разбил лагерь в небольшом уголке дикой местности на окраине дворца, к удовольствию нильфгаардских солдат, размещённых в округе, многие из которых уже узнали его и понимали, какое уникальное, хотя и несколько неясное положение он занимает в королевской семье. Было очевидно, что они получили приказ обеспечить его безопасность и комфорт, если тому будет угрожать опасность, но никак не навязываться. Геральту не нужно было задумываться о том, почему он решил остаться здесь, где его мог и узнал бы каждый человек, идущий во дворец и обратно, и все они, несомненно, сообщат эту информацию Цири или Эмгыру, в зависимости от того, кто, по их мнению, принесет им больше пользы. Он хотел остаться здесь, потому что, прожив с ним целый год, не мог вынести того, что зашел так далеко, что не сможет преследовать его или найти. Отсутствие близости с Эмгыром причиняло ему физическую боль. Но он также знал, что Эмгыр может искать его после всего того времени, что они провели в том месте, если только не по той причине, что он был его единственным спутником здесь (и везде, мрачно добавил его разум). Он не хотел, чтобы тот почувствовал, что его бросили во второй раз, даже если Эмгыр, казалось, бросил его. Он хотел быть там, где Эмгыр сможет его найти, хотя и не мог представить себе вселенную, в которой Эмгыр отпустит свою гордость и отправится на встречу с ним. Но, с другой стороны, раньше он и представить себе не мог, что Эмгыр способен на такую чёртову самоотверженность и мученическую смерть, вместо того, чтобы Геральт ждал там в одиночестве, так что все возможно. Геральт воспользовался близостью к месту патрулирования солдат, чтобы попытаться подслушать сплетни из дворца. Он узнал немного, но никогда не мог быть уверен, что из этого правда. Казалось, Эмгыр сразу же вернулся к прежнему образу жизни, только теперь он проводил гораздо больше времени с Цири, чем раньше, и, судя по нескольким намекам, которые Геральт смог собрать воедино, он избегал ситуаций, когда собиралось много народу. Его нрав был таким же, как и раньше, только теперь он стал ещё более непредсказуемым. – Он нормально спит? – неуклюже спросил Геральт на нильфгаардском, когда проходивший мимо солдат прокомментировал изменения в его аппетите. Солдат окинул его тяжелым взглядом, в котором было что-то среднее между удивлением, что этот грязный варвар говорит на их языке, и изумлением по поводу наглости простолюдина, спрашивающего об императоре. Он явно не узнал Геральта. – Сбор личной информации о Его Императорском Величестве – это наказание в виде порки, нордлинг, – надменно ответил он. Геральт не удержался и рассмеялся. Он уже сбился со счета, сколько преступлений против личности Императора он совершил за последний год, многие из них были очень приятными, и хотя он мог представить, как Эмгыр будет приводить это в исполнение, но только потому, что это повлечет за собой порку. Он вдруг ещё больше заскучал по нему. – Я уверен, что так оно и есть, но думаю, что разглашение информации о его привычках в еде там, где это может услышать любой нордлинг, тоже является своего рода преступлением, и я сомневаюсь, что ты захочешь, чтобы слухи об этом дошли до Эмг... Императора, – блефовал Геральт. – Так почему бы нам не оказать друг другу услугу. Когда солдат все еще скептически смотрел на него, Геральт спросил с раздражением: – Я не прошу у вас государственных секретов. Я просто хочу знать, нормально ли он спит. Пожалуйста. Солдат продолжал смотреть на него с подозрением, но теперь в его взгляде появился намек на жалость. Вероятно, он решил, что это один из тех бешеных преследователей, одержимых Императором, о которых ему рассказывал Эмгыр. Геральт решил, что лучше быть жалким, чем опасным, и не стал ничего предпринимать, чтобы развеять это впечатление. Особенно когда это впечатление было правдой. Он был во многом одержим Эмгыром. – Нет, – тихо проговорил солдат. – А теперь проваливай. Геральт кивнул, чувствуя, как замирает сердце. Он ожидал этого. Он долго представлял себе, какие кошмары будут сниться Эмгыру в течение целого года. Нет никаких причин, по которым они не продолжились бы, когда он вернулся сюда, а Геральт ушел. Какая-то часть убеждала себя, что Эмгыр отгонит любые кошмары с помощью талантливых магов и еще более талантливых куртизанок, которые будут рады согреть его постель, – и тут его охватило чувство, наполовину состоявшее из ревности, наполовину из возбуждения, но ведьмак сомневался, что после всего этого захочет видеть в своей постели незнакомца. Почти сразу же он проклял себя за то, что так заботился о ком-то, кому он был безразличен. Контракт. Контракт, чёрт возьми. Он рассматривал свое общение, свою привязанность, похоть, секс, свою влю... компанию как контракт. Эмгыр хотел заплатить ему за работу. Сколько бы раз он ни прокручивал это в голове, это причиняло такую боль, что едва мог дышать. Хуже всего было то, что, как бы глубоко Эмгыр ни использовал и ни предал его, это, казалось, не имело никакого значения для того, как глубоко он заботился о нём, как сильно он хотел снова заснуть, завернувшись в его объятия, вместо этого холодного тюфяка в лесу. И это ничуть не ослабляло его жгучего желания к нему, пока его предательский разум продолжал воспроизводить то, как он стонал, когда Геральт впервые толкнулся в него, его пальцы в волосах – попеременно мягкие ласки и горячие сжатия – то, как он, казалось, полностью разваливался на части, когда был близок к кульминации, и эти слова, сказанные таким голосом. Геральт почувствовал отвращение к себе. В ярости и острой боли он даже не проверил, насколько велика награда, не зная, что его больше оскорбит – меньшая плата или большая. В том, что кто-то решил, что его можно купить, не было ничего удивительного. Такое случалось достаточно часто. То, что Эмгыр видел каждый раз, когда они обнимали друг друга, переплетая пальцы или сжимали друг друга, когда они двигались вместе, как часть профессиональных услуг Геральта, вызывало у него тошноту. Несмотря на это, каждую холодную, одинокую ночь Геральт неизменно доводил себя до оргазма при воспоминаниях об этом человеке, и интенсивность его оргазмов соответствовала только глубине стыда и горькой боли, которые сразу после оргазма, наполняли его вены, как ледяная вода. *** Как бы Геральт ни страшился этого, свадьба Цири была неминуема, и он никак не мог её пропустить. Ни ради Эмгыра, ни ради кого бы то ни было. Тем не менее, каждый дюйм его души страшился возвращения во дворец. Он был уверен, что если проведет там хоть немного времени, то ему придется столкнуться либо с Эмгыром, либо со своей наградой, либо с обоими. И всё же он не мог больше избегать этого. В ночь перед свадьбой он прокрался через дворец и вошел в свои покои, полагая, что пробрался туда, не привлекая внимания. И был поражен, обнаружив, что Мерерид, выглядевший более усталым, чем обычно, сидит на диване в комнате, словно ожидая его, несмотря на поздний час. Геральт вопросительно поднял брови. – Его Императорское Величество сообщил мне, что вы вернетесь сегодня вечером, и поручил проследить, чтобы у вас было все необходимое для подготовки к завтрашнему дню. Он даже не задумался о том, откуда ему это известно. К этому моменту ему казалось, что он знает некоторые его аспекты лучше, чем он сам, что тревожило его в лучшие времена. Это было не лучшее время. Он вздохнул. – Хорошо, тогда ванна? И ты меня побреешь, я так понимаю? – Для вашей милости приготовлена ванна, – радушно ответил Мерерид, – но мне сообщили, что господин предпочел бы побриться сам. – Эмгыр доверяет мне побриться? Судя по взгляду Мерерида, он разделил недоумение Геральта. – Да. Хотя, если ваша милость требует... – Нет. Я могу это сделать. А одежда? – спросил он, с ужасом ожидая, что же на этот раз придумает для него портной. – Для вашей милости был подготовлен ряд нарядов, которые разложены в соседней комнате. Я надеюсь, что один из них окажется приемлемым. Я зайду к вам утром, чтобы обсудить детали церемонии. Геральт кивнул, поблагодарил и направился в смежную купальню, как только Мерерид покинул комнаты. После долгих месяцев, проведенных в дикой природе, ему было так приятно погрузиться в горячую воду, что он почти забыл о том, что его мучило. Внезапно воспоминание о том, как Эмгыр впервые обхватил рукой его член в горячей воде, вернулось, ясное, как день, когда это случилось, и он не мог ничего сделать, чтобы остановить себя от того, чтобы накрыть ладонью свою эрекцию. Каждое движение и каждое воспоминание толкали его к краю так быстро, что это почти застало его врасплох, когда кончил с придушённым стоном при воспоминании о том, как Эмгыр отсасывал у него с такой несдержанностью и наслаждением, и мгновенная дрожь стыда пронзила его. Геральт вздохнул и побрился, признавшись себе, что сбрить бороду, которой он пренебрегал, было просто замечательно, даже когда он вспомнил, как Эмгыр впервые побрил его, что, к его удивлению, в тот момент показалось ему чрезвычайно возбуждающим. Он закончил дело так быстро, как только мог, не желая провести всю ночь, дроча на мысли о ком-то, кто его не хотел. Поднявшись, он прошел в другую комнату и осмотрел наряды. Это было совсем не то, чего он ожидал. Все они были официальными и излишне показными, но в то же время красивыми и сшитыми из мягчайших тканей, о которых Нильфгаард даже не подозревал. Особенно выделялись одни: идеально сидящие полуночно-синие брюки из какой-то мягкой, но прочной ткани, которая, казалось, двигалась вместе с ним, и подходящая к ним темно-синий шёлковый дублет, который был идеально подогнан и обеспечивал полную свободу движений, но при этом был достаточно прикрыт, чтобы он не чувствовал себя недоодетым. Рядом с одеждой лежал церемониальный кинжал, такой же, как у Эмгыра, но более лучшего качества, если такое возможно. Лезвие было острым как бритва, и, покрутив его несколько раз в воздухе, он понял, что кинжал прекрасно сбалансирован и просто приятен в обращении. На конце рукояти было небольшое украшение, где у Эмгыра было нильфгаардское солнце, и, присмотревшись, он увидел, что это маленький волк, почти такой же, как на его медальоне. Он не сомневался, что Эмгыр нарисовал его по памяти. Просто ему было немного не по себе, когда он увидел, что рисунок сделан не из книги. Он почувствовал, что у него слезятся глаза, и сел, пытаясь отгородиться от этого. Только когда он сел на просторную кровать, он заметил отдельную стопку одежды, похоже, спальной. Порывшись в них из чистого любопытства, он был ошеломлен, обнаружив, должно быть, одну из рубашек Эмгыра, пропитанную его уникальным запахом. Геральт даже не задался вопросом, зачем он её сохранил, и смутно подумал, не взял ли Эмгыр что-то из его вещей и не находит ли он утешения в его запахе, но потом отбросил эту мысль как нелепую. Геральт заснул, свернувшись калачиком на одежде, и запах Эмгыра проникал в его чувства, пока не смог поверить, что лежит здесь с ним. *** Его разбудил Мерерид, который, казалось, был так же рад стоять над Геральтом на рассвете, как и тот, что стоял над ним. К своему ужасу, он понял, что заснул, сжимая в руках рубашку Эмгыра, и перевёл взгляд на Мерерида, чтобы посмотреть, заметил ли он или хотя бы узнал эту одежду. Выражение его лица ничего не выдавало, но это мало что значило. Судя по тому, что рассказывал ему Эмгыр, Мерерид был и очень наблюдательным, и очень осторожным; идеальный камергер, другими словами. – Если ваша милость достаточно отдохнул, мы будем готовиться к церемонии. Для вас уже приготовлен завтрак. Геральт улыбнулся про себя тому, что Мерерид не только предвидел его голод, но и взял на себя смелость приготовить еду, чтобы исключить риск каких-либо возражений по поводу голода. Он подбирал кусочки еды с подноса, слушая, как камергер перечисляет явно заранее подготовленные этапы церемонии, большинство из которых были скучными и совершенно неважными для него. – И ровно в полдень господин должен представить Её Императорское Высочество перед Великим Солнцем и молить о благословении союза. – Хм? – Ваша милость должен представить, - механически повторил Мерерид, словно раздраженный тем, что его просят повторять, - Её Императорское Высочество перед... – Нет, я тебя слышал. Просто... гм-м, я представляю Цири на свадьбе? – Да. По традиции невесту и жениха представляет один из их родителей, и родителя обычно выбирают жених и невеста соответственно. Теперь все стало понятно. – Значит, Цири попросила за меня? Держу пари, это разозлило Эмгыра. – Внезапно ведьмак почувствовал себя гораздо лучше в отношении свадебной церемонии, так как ощутил теплую привязанность, успокаивающую его нервы. Он почувствовал внезапный прилив удовлетворения, за которым тут же последовал укол сочувствия к тому, как сильно это, должно быть, ранило Эмгыра, испортив всё дело. Геральт смотрел, как Мерерид поджал губы, и на его лице появилось такое несчастное выражение, какого он не видел с тех пор, как в последний раз застал Геральта спящим в кабинете Эмгыра, ожидая его возвращения с какого-то совещания, чтобы они могли закончить игру в Гвинт. – Так получилось, – сказал Мерерид так тихо и с таким тревожным выражением лица, что создавалось впечатление, будто он замышляет покушение, – что Его Императорское Величество посоветовал ей не делать этого. Выслушав доводы, Её Императорское Высочество согласилась. Геральт неосознанно наклонился, невосприимчивый к атмосфере заговора и предательства, которую Мерерид непреднамеренно нагнетал своей речью. – Его Императорское Величество передумал и настоял на том, чтобы его единственную дочь на свадьбе представил... ваша милость. – Мерерид говорил ещё тише, настолько, что Геральт был уверен, что слышит его только благодаря своему обостренному слуху. Выражение его лица было, мягко говоря, любопытным. Он был одновременно шокирован и ничуть не удивлён, смотрел на Геральта так, словно прекрасно понимал, почему Эмгыр передумал, и словно ожидал, что Геральт тоже поймет. К несчастью для многострадального камергера, Геральт не понимал. – Конечно, я худший человек, чтобы представить Цири на свадьбе такой важности и такого масштаба, – осторожно попытался он. Мерерид сделал вид, будто полностью с ним согласен, но ничего не сказал. – Она мне как дочь, но она не моя дочь по крови. У меня нет ни статуса, ни положения. Я здесь никто. Я даже не могу представить, какие проблемы это создаст для Цири. – Проблема, для которой Его Императорское Величество нашёл решение, которое ваша милость сразу же отверг – На краткий миг Геральт увидел в его глазах нечто похожее на ярость, но затем они вернулись к своему обычному безмятежному спокойствию, да так быстро, что он засомневался, не привиделось ли ему это. Он никогда не видел Мерерида в ярости и не знал, на что похожа эта эмоция в его глазах. – Он нашёл решение? Что это значит? – Господин Геральт, – ответил он с неожиданной мягкостью, – вы, надеюсь, понимаете, что не мне разглашать личные дела Его Императорского Величества. Боюсь, я и так уже сказал слишком много. Давайте вернёмся к церемонии. Как только вы представите Её Императорское Высочество... Но Геральт перестал слушать, уловив достаточно, чтобы не опозорить Цири на её собственной свадьбе. В то же время его разум снова и снова прокручивал в голове слова, пытаясь понять. Итак, Цири выбрала Эмгыра. Это было больно, но он понимал, почему она приняла такое решение. Эмгыр, без сомнения, объяснил бы значение её выбора и то, как это укрепит её репутацию и власть, или подорвёт их. Она сделала практичный выбор, и Геральт гордился ею, даже если это причиняло ему боль. Это он понимал. Чего он не понимал, так это того, почему Эмгыр изменил своё решение. Возможно, видел в этом расплату с Геральтом. Возможно, это и было наградой, которая всё ещё раздражала Геральта, но уже не так сильно, как сундук с кронами. Как только Мерерид ушёл, Геральт занялся подготовкой к церемонии. Он принял ещё одну ванну, стараясь не думать об Эмгыре и его грешных пальцах, и по большей части ему это удалось. Ведьмак облачился в красивый наряд, который даже он мог признать красивым: дублет плавно струился вокруг него, как скрытый водопад в жаркий день, а брюки обтягивали его, как вторая кожа. Он прикрепил кинжал к кобуре на брюках и посмотрел в зеркало, раздумывая, что делать с волосами. За год, проведенный с Эмгыром, он понял, как тому нравятся волосы Геральта. Это казалась одновременно сексуальным, чувственным и совершенно целомудренным, в зависимости от настроения Эмгыра и к чему он был настроен. Геральт подумывал о том, чтобы собрать их со зла, но потом почувствовал себя глупо. Вздохнув про себя от того, как низко он пал, тщательно расчесал волосы, нанеся на концы немного масла, чтобы лёгкие волны падали на лицо. Это подходило к тунике в стиле Офира, и даже он мог признать, что выглядит в меру презентабельно. Какая-то его часть сознания напомнила о том, как отреагировал бы Эмгыр на его внешний вид, если бы они всё ещё были в том месте, и его желудок сжался от этой горько-сладкой мысли. Он снова побрился по привычке, а также для того, чтобы было чем заняться. Как раз когда он заканчивал, в комнату внезапно ворвалась Цири, одетая в сапфирово-синее платье в пол с люминесцентными светло-голубыми акцентами, её волосы были тщательно уложены в замысловатую прическу, в которую, казалось, были вплетены бриллианты. Геральт смутно заметил свиту сопровождающих, нервно стоящих в коридоре, готовых помочь ей при первых признаках необходимость, но не знающих, что делать. – Ты прекрасно выглядишь, – сказал он, внезапно почувствовав волнение при виде её. – Спасибо, Геральт. Я не была уверена, что это... ну... я, но должна признать, что они проделали довольно хорошую работу и, по крайней мере, добавили несколько кобур для ножен, так что я не могу слишком жаловаться. – Она улыбнулась ему, словно ожидая, что он поймет её; это была общая шутка между ними и только между ними. По какой-то причине ведьмак подумал, не в последний ли раз. – Весемир бы гордился, – улыбнулся он в ответ, прилив эмоций не утихал. – Эм, я не принес тебе подарка. Думаю, я должен был принести. – Геральт выругал себя за то, что мысли об Эмгыре вытеснили мысли о свадьбе Цири, что он попытался изгнать их из своего сознания. – Ох, Геральт, не приносить подарок вообще – это уже значительно лучше, чем подарок Эмгыра. И снова Цири сказала это таким тоном, будто ожидала, что Геральт поймет. И снова он не понял. – Что он сделал, купил тебе город-государство? – Нет, – засмеялась Цири, но потом слегка нахмурилась в замешательстве. – Брошь – , когда Геральт поднял брови, она добавила: – Брошь, которая затянула тебя в то место. Ты не знал? Она была моей... – Паветты. Она принадлежала Паветте, – сказал Геральт почти про себя, когда пришло осознание. – Он хотел подарить тебе то, что принадлежало твоей матери. – Вот почему он был неосторожен. Именно поэтому он ослабил свою защиту. – Он не сказал тебе? – Нет. Не сказал. Цири снова нахмурилась. – Я просто подумала, что раз вы стали так близки, он бы тебе рассказал. Теперь настала очередь Геральта нахмуриться. Он понял, на что намекает её тон. – Он сказал тебе? – Ему не нужно было, – ответила она с легким раздражением. – Я видела, каким ты был, когда вернулся, как ты говорил о нём. Как ты беспокоился о нём. Потом я несколько недель наблюдала за ним – знаешь что? Это его дело и не моё. По крайней мере, не сегодня. Но ты был... не так ли? Геральт слабо кивнул, не в силах и не желая отрицать это. Его вдруг охватила всепоглощающая печаль. Кем бы они ни были, сейчас их нет. – Я так и думала. Слушай, Геральт, не мне это говорить, но он скучал по тебе. Очень. Геральт вздохнул. – Ты не думаешь, что я упустил... – Остановись. Я знаю. Но это между тобой и Эмгыром. Может быть, когда-нибудь мы все будем смеяться над этим, как одна большая счастливая семья, но сегодня не тот день. Геральт, я люблю тебя, но я не буду играть роль посредника между тобой и моим отцом. Моим другим отцом. Геральт сморщился и кивнул. – На счёт твоей свадьбы. Я должен представить тебя? – Цири радостно кивнула. – А что будет делать Эмгыр? – Он будет вести свадьбу. Как верховный жрец Великого Солнца. Пришло осознание. Должно быть, это и было решением проблемы, когда грязный варвар отдавал дочь Эмгыра; как его Дитя Неожиданность, он был самым близким её родителем после Эмгыра, и если Император был занят церемонией свадьбы, то это имело смысл. Он восхищался такой элегантностью. – Надеюсь, ты счастлива с Морвраном, – неожиданно сказал Геральт. – Он кажется довольно хорошим, несмотря на... ну, ты знаешь... всё. Но если вдруг это не так, если тебе понадобится убежать от всего этого или попросить меня избить его до полусмерти, ты же знаешь, что я буду рядом в мгновение ока, не так ли? – Да, – улыбнулась она и притянула его к себе, чтобы обнять. – Но Морвран на самом деле довольно замечательный человек, если узнать его получше и забыть, как ты говоришь, обо всём. Кроме того, я могу надрать ему задницу, не пошевелив и пальцем, и он это знает. Вообще-то... ему это нравится. Геральт неопределенно хмыкнул. Он всё ещё не был достаточно хорош для Цири. Но это был её выбор. – Увидимся у алтаря? Геральт кивнул и крепко обнял её. Он смотрел, как она выходит за дверь, пока снова не заглянула в комнату. – Кстати, Геральт, ты очень хорошо выглядишь, и уверена, что не только я так подумаю, – она ухмыльнулась так, что стала до ужаса похожа на Эмгыра, и исчезла из виду, оставив Геральта со вздохом лежать на кровати в ожидании начала церемонии. *** Геральт мысленно готовился к предстоящему дню. Он медитировал. Постарался выспаться как можно лучше, даже если сон прерывался сновидениями об Эмгыре и ранним визитом Мерерида. Он мысленно прорепетировал процедуру и перебрал множество вариантов, при которых мог бы избежать того единственного человека, которого так отчаянно хотел увидеть. Он мог бы пнуть себя за то, как сильно ошибался. Церемония только начиналась, и пока Цири ждала его в коридоре, выходящем в огромный собор, Геральт начал идти по проходу к алтарю на глазах у, казалось, почти всей империи, и все взгляды были устремлены на него, поскольку Цири всё ещё была за кулисами. Величественный зал освещался, казалось, сотней тысяч свечей. Он не замечал большинства взглядов, хотя его уши улавливали несколько шепотков – от удивлённых, неодобрительных до слишком одобрительных, на взгляд Геральта. Все было хорошо, пока он не обнаружил себя на полпути к алтарю, глядя на Эмгыра, стоящего во главе алтаря, его темные волосы были убраны назад, а взгляд был таким же напряжённым, как всегда. Но что заставило Геральта чуть не споткнуться о собственные ноги, так это церемониальные одеяния, в которые был облачён Эмгыр – белое с золотом, украшенное узором из звёзд на чёрном бархате. Он смутно помнил, как Эмгыр рассказывал ему об этой должности, но одно дело – знать, что он почти по умолчанию является первосвященником церкви, и совсем другое – видеть его в одежде священника. Очень роскошного, строгого священника. Геральт никогда не понимал, почему некоторые люди фетишизируют священников, до этого самого момента, и корил себя за то, что не предвидел этого. Он не был особенно религиозен, и уж точно не был приверженцем этой конкретной церкви, но знал без тени сомнения, что выполнит любой приказ Эмгыра, когда тот так оденется и так посмотрит на него. Ведьмак изо всех сил старался выбросить эти мысли из головы, но, конечно, всё полетело к чертям, как только Эмгыр открыл свой соблазнительный рот, чтобы начать церемонию. – На колени, – громко приказал он, проецируя свой голос. Геральт с ужасом обнаружил, что у него мгновенно встал от одного этого слова, и глубокий стыд затопил его жилы, когда он вспомнил, что это день свадьбы Цири. Это было так неуместно. Он бросил на него короткий взгляд и уловил на его лице малейший намек на ухмылку. И вдруг подумал, не специально ли Эмгыр поставил его в такое положение, чтобы помучить, но не думал, что из-за этого рискнет испортить свадьбу Цири. Не тогда, когда от этого, казалось, зависит будущее империи. Он тихо вздохнул и опустился на колени, не сводя глаз с Эмгыра. К своему ребяческому удовольствию, он получил огромное наслаждение от запаха возбуждения, который вдруг почувствовал на Эмгыре. Похоже, не только на него повлияло их положение. Как только Геральт подумал об этом, на него нахлынул поток воспоминаний, которые он старался глубоко запрятать, как Эмгыр грубо схватил его за волосы и присунул ему в рот. Стыд смешался с похотью, что теперь казалось очень знакомым. Он приложил все свои силы, чтобы сосредоточиться на том, что он делает, хотя где-то в глубине сознания он не мог не представить, каково было бы Эмгыру взять его прямо здесь, на глазах у всех этих людей. Судя по тому, как расширились зрачки Эмгыра, похоже, он думал о том же. – Кто представляет невесту? Геральт прочистил горло. – Геральт из Ривии, отец невесты по Праву Неожиданности. – Что ты ищешь? – Я ищу благословения для этого союза, – произнес Геральт, стараясь не споткнуться. – Я молю Великое Солнце, чтобы их любовь не знала границ и чтобы один не мог пойти туда, куда не может последовать другой. Я молю его даровать им постоянство и взаимное уважение, чтобы один никогда не сомневался в намерениях другого и не сомневался в его разуме. Пусть Великое Солнце согреет их сердца и очаг, чтобы они не знали ни боли, ни невзгод. Пусть их брак, заключенный здесь, перед всеми, родными и друзьями, будет твёрд, как сталь, перед лицом трудных времён и бесконечен, как верёвка, перед лицом нетерпения. Пусть они познают мир в душе и сердце, соединившись в одно целое. Таково моё желание. Геральт вздохнул с облегчением, закончив речь, которой его научил Мерерид. Он не думал, что испортил её, по крайней мере, слишком сильно, и это было огромным грузом на его плечах. – Так тому и быть, – ответил Эмгыр, его голос стал глубже и с оттенком неизвестной эмоции. – Ты можешь встать. Их глаза не отрывались друг от друга, пока Геральт поднимался с колен и стоял в стороне, пока Император повторял церемонию с матерью Морврана. Но даже тогда он несколько раз ловил на себе его взгляд: горячий взгляд Эмгыра прожигал его насквозь, пусть и на десятую долю мгновения, а затем быстро возвращал его туда, где он должен был находиться. Ведьмак ненадолго задумался, не поставил ли Эмгыр его на эту роль только для того, чтобы заставить ещё раз преклонить перед ним колени, и хотя это казалось маловероятным, его охватил иррациональный гнев. Остальная часть церемонии прошла, как и ожидалось, и, к удивлению и облегчению Геральта, ничего плохого не произошло, он не смутил Цири – по крайней мере, насколько он знал, – и на него не смотрели неприязненно, как он ожидал. Он смотрел, как Цири целует Морврана, и в его животе зародилась горько-сладкая боль. Когда солнце село и начался пир, Геральт внезапно понял, что ему нужно потрахаться. Желательно очень скоро и с кем-нибудь настолько непохожим на Эмгыра, насколько это вообще возможно. Геральт вспомнил о нескольких женщинах, которые отпускали слегка непристойные замечания по поводу его внешности, пока он шёл к алтарю, и решил присмотреться к ним. Может быть именно это ему и было нужно, чтобы забыть Эмгыра. Ведьмак вспомнил, как разговаривал с красивой женщиной с большими глазами и ямочкой на щеке. Он помнил, как она взяла им напитки, а потом увлекла в более тихое место. Это было всё, что он помнил об оставшейся части ночи.