Немного о затмениях, ненависти и джазе по вечерам

— Дюваль, я не поеду, если ты сядешь за руль. Не то, чтобы я волновалась за тебя, но я не согласна умирать раньше Смайта, — Сантана вталкивает его на заднее сиденье и осторожно залазит к нему. За руль нерешительно садится, кажется, Трент. У него потеют руки и вообще парнишку трясет. Лопез закатывает глаза и раздраженно произносит: — Боже, с этим гореводителем я помру ещё быстрее, чем с тобой, Дюваль. Ник никак не реагирует на ее выпад, как и мальчишка за рулем. Они трогаются и навигатор отсчитывает метры до больницы. Сантана пощипывает запястье и почти спокойно смотрит в окно. Когда навигатор говорит, что осталось триста метров, она оборачивается к «Соловью» рядом. Лопез помнит ухоженного, лощенного Дюваля с ехидной улыбочкой в тон Смайту. Сейчас он выглядит намного хуже, чем когда она видела его в последний раз. Помятый блейзер, красные от недосыпа глаза с полопавшимися капиллярами и нервные подкидывания колена — не остаются незамеченными. Но Дюваль волнует ее ещё меньше, чем Смайт. — Что он натворил? — голос безразличен, но щипок за запястье слишком сильный для обычного вопроса. — Все было, как всегда, — хмуро отвечает Ник, скашивая глаза на нее. — Но потом ему стало плохо и его привезли в больницу. Сказали, что токсическое отравление. Таблетки с алкоголем плюс жара клуба и мы бы сейчас могли его нести на кладбище в гробу из красного дерева. — Какая прелесть, — безрадостно, скорее по привычке произносит Сантана и распахивает дверь едва остановившейся машины. Дюваль подставляет ей локоть и Лопез, ухмыльнувшись, едва касается его. По мере того, как они поднимаются в лифте, Сантана благодарит, что Ник предложил ей локоть, так как сейчас она готова просто сползти по стене этого лифта и остаться здесь навсегда. Но гребанная лампочка мигает на пятом этаже и Дюваль, «Соловьи» и ехавшая с ними толпа просто выносят ее из железной коробки. — Палата девять, — меланхолично сообщает Ник, в ответ на то, как она с силой сжала его руку. — Тут только перед одной палатой стоит толпа сине-красных. Думаю, я бы догадалась, — Лопез подмигивает ему, и Дюваль уверен, что она не хотела обижать его. Просто ей тоже тяжело. Но девчонка этого не признает. Сантана ловко выпутывается из поддержки «Соловья» и решительным шагом, вдавливая каблуки в пол, проходит к двери и скоплению одноклассников Смайта. — Однояйцовые, разойдитесь, — щурится она и ловит на себе непонятный взгляд Стерлинга, который выглядит ещё хуже, чем Дюваль. Лопез не забывает сказать ему это, когда входит в палату Смайта под внимательным взглядом двадцати человек и пятью сопровождающими. — Идите поспите оба. А не то выглядите, как постаревший Каспер. Идите, не пугайте детей своими лицами. Все-таки больница, а не комната страха. Сантана переступает порог и первое, что бросается в глаза это кровать на которой лежит читающий Смайт и огромный лист бумаги, исписанный маркером всех цветов и обклеенный фотографиями. Лопез предпочитает придраться ко второму. — Это что? — Здесь люди оставляют Себастьяну записки с пожеланиями скорейшего выздоровления, — голос одного из «Соловьев» высокий и тонкий, а сама манера говорить явно позаимствована из учебника английского языка за третий класс. — Сладкий, подожди. Добавьте сюда ещё плюшевых кроликов, свечки и начинайте рассылать приглашения на похороны, — она наклоняется к нему и парень часто-часто моргает. В голове невольно всплывают аналогии с глупыми коровами. — Твои надежды на мою скорую смерть неоправданны, — его тихий голос привычно насмешлив, но заставляет ее обернуться к нему лицом. Сантана хочет ответить колкостью и иронично поднять бровь, но сзади стоит напряженная толпа парней и она разворачивается спиной к Смайту, отступая от них. — Если бы я хотела его съесть, то я взяла бы кетчуп и любимую вилку с пятью зубчиками, — осторожно произносит Лопез и ощущает, как Себастьян тянет ее за запястье ближе к себе и кивает друзьям. Парень с высоким голосом выходит последним и смотрит на нее с таким недоверием, что Сантана начинает сомневаться в том, что ни в чем не виновата. Все же, когда дверь закрывается, она выдергивает руку из его пальцев и плюхается на стул рядом с его кроватью. Лопез с закрытыми глазами запрокидывает голову к потолку и думает с чего начать разговор. Она столько волновалась по поводу своих эмоций, своих ощущений, своего страха, что совсем забыла о том, что ей всего лишь надо уговорить его больше не пить. Или хотя не употреблять наркотики. Всего лишь! — Ты знаешь, что меня все в городе обвиняют в том, что я испортила идеального мальчика? — она склоняет голову на бок, краем глаза следя за его реакцией. — Опустила наследника империи недвижимости на дно. Если почитать газеты столько формулировок можно увидеть. Сантана разглядывает его из-под полуопущенных ресниц, прикусывая щеку изнутри. Глаза на бледной коже выделяются ещё ярче, но в целом вид довольно болезненный. Кожа тонкая и похожа на бумагу — только тронь и порвешь. Волосы спутаны, и Себастьян лишь сильнее ерошит их. Темно синяя футболка и серые штаны придают ему какую-то больничную беспомощность. — Мне стоит извиниться? — устало зевает он, и Лопез подмечает, что у него в вене иголка от капельницы. — Было бы неплохо, но не думаю, что у тебя получится сыграть искренность, — говорить серьезные вещи насмешливым тоном — это их любимая игра, сразу после выстрела друг в друга в упор все теми же словами. — У тебя же получилось, почему у меня не получится? — Сантана дергается, словно ее ударили током и полностью разворачивается к нему. — Даже не отрицай, Лопез. Мне не удалось вытащить из тебя чертову искренность, я просто поставил тебе ультиматум, и мы целовались. Хотя, если бы ты считала проявлением искренности прыгать с крыши, я бы, наверно захотел, чтобы ты это сделала. — Господи, кто-нибудь прострелите ему челюсть! — она вскакивает резко, и стул отлетает назад, а Себастьян с горьковатой ухмылкой хочет продолжить, но брызнувшая из носа кровь останавливает его. Красные капли попадают на платье Сантаны, на простынь, на его темно синюю футболку и пол. Но Сантана не кричит, а попросту за волосы тянет его голову вверх, зажимая ему нос. Он начинает биться, словно рыба на берегу, когда Лопез так делает, но она дрожащим шепотом начинает говорить что-то о том, что все хорошо, крепко прижимаясь виском к его щеке. Дыхание Себастьяна все ещё рваное, когда Сантана тихо, едва слышно предлагает позвать доктора. — Сан, просто сядь рядом, — Смайт тянет ее за талию к себе и когда она садится рядом с ним, чуть-чуть пододвигается, освобождая место. Она вытирает с его щеки кровь, облизывая палец и проводя по коже. Себастьян вздрагивает от прохладных прикосновений и рассматривает испорченное платье Лопез. — И часто у тебя так? — после недолгого молчания спрашивает Лопез и Смайт неопределенно пожимает плечами. Он считает, что это достаточный ответ. Они снова молчат, и Сантана придвигается к нему, обвивая обеими руками его правую руку. Она кладет голову ему на плечо и тепло дышит на тонкую кожу на шее. — Завязывай с наркотиками, — Лопез шепчет это, чувствуя, как Смайт уткнулся носом в ее макушку. Она думает, что все гораздо проще, чем кажется. Не факт, что Себастьян сейчас же побежит выбрасывать таблетки, но глупо будет разводить речь на двадцать минут. — Тебя сюда привели Дюваль и Стерлинг? — он игнорирует ее слова, но Сантана повторит это сто раз, если понадобится и ещё сто, чтобы закрепить результат. — Дюваль, — кивает она, задевая подбородком выпирающую косточку ключицы. — Выглядит ужаснее некуда. Он мне даже четыре сотни предлагал, чтобы я поехала к тебе в больницу. — Ты из-за этого приехала? — Лопез знает, что он сам в это не верит, но не упрекнуть этим ее — выше его сил. — Четыреста баксов никогда лишними не будут, Смайт, — коротко смеется Сантана и чуть отодвигается, заглядывая ему в глаза. — Себастьян, не глотай больше эту дрянь. Парень морщится и закатывает глаза, но все же кивает, прижимая ее к себе. Ее запах резко выделяется на фоне дымных клубов, пьяных людей с перегаром и пропитанных лекарствами коридоров. — Но у меня есть условие, — бормочет ей в волосы Смайт и тут же слышит недовольное фырканье Сантаны. — Ничего неприличного, Лопез. У меня через неделю восемнадцатилетние. Я закатываю вечеринку в том клубе, в котором я тебя, мисс Святая, откачал от экстази... — Это было один раз и вообще не сравнивай! Ты каждый день закидываешься горстями! — возмущенно восклицает она и поводит плечами, случайно ударяя его в грудину локтем. — Ммм... — шипит от боли Себастьян и в ответ щипает за локоть, — Приходи, заодно и меня проконтролируешь, чтобы я остался чист и непорочен. — И отец разрешит тебе после такого загула устраивать вечеринку? — спрашивает Сантана, в отместку кусая его за плечо. — Тебя же хотели положить в клинику для наркоманов. — Во-первых, уже разрешил, во-вторых, я уже отмазался от клиники, и в-третьих, прекрати меня калечить! — наигранная злость растворяется в смехе и Смайт с улыбкой откидывается на подушки, ощущая ее дыхание у себя на груди. — Спрашивать у меня, как я провел эти две недели глупо, тем более газеты это все освещали, — Себастьян думает, что эта не стираемая, неснимаемая, приклеившаяся улыбка невероятно идиотская, но не улыбаться почему-то не получается. — А что нового у тебя случилось? — У меня? Смайт, я практически не выходила на улицу эти две недели. Просто сидела дома, ела йогурты, смотрела дурацкие реалити-шоу и огрызалась на Андерсона с Хаммелом, — шмыгает носом Лопез, украдкой зевая. —— А вообще забавно, когда мамаши начинали ладонями закрывать детишкам глаза, говоря, что я исчадие Ада. — Черный пиар — это тоже пиар, — усмехается Смайт и в следующий момент летит на пол под грудной смех Сантаны. — Себастьян? — Лопез, поперхнувшись смехом, кашляет, разворачиваясь к зашедшему мужчине. — Да, отец, — Себастьян приподнимается с пола, опираясь локтями на кровать, и с напряжением смотрит на мужчину. — Я, пожалуй, пойду, — она перекидывает волосы на одно плечо и, подхватив туфли, которые скинула, чтобы залезть на постель, подмигнула Кевину и, протиснувшись между ним и стеной, нажала на ручку. — Ты ещё придешь? — голос не выражал особой надежды, но спросить следовало. — Нет, конечно, — не оборачиваясь, ответила Сантана, открывая дверь. — А что насчет воскресенья? — Смайт поднялся с пола и теперь сверлил ее спину взглядом. — Обещаешь? — Лопез резко оборачивается, хлестанув волосами по груди Райна. — Обещаю, — уверенно кивает Себастьян и Сантана, оттолкнув тощего мужчинку в халате, выходит из палаты, шлепая босыми ногами по холодному полу. — Что ты ей пообещал? — с подозрением спрашивает мужчина, подходя к постели, на которой Себастьян уже удобно устроился, раскрыв книгу на нужной странице. — Что больше не буду употреблять дурь, если она придет на празднование моего дня рождения в следующее воскресенье, — спокойно отвечает Смайт и с усмешкой смотрит на отца. — Можешь начинать очередной сеанс мозготерапии. — Лучший психиатр тебя не убедил отказаться от наркотиков, а какая-то девчонка — убедила? — он вскидывает брови и пытается нашарить в кармане пиджака сигареты. — У твоего психиатра нет груди третьего размера, шикарных черных волос и каблуков трахни-меня-прямо-здесь, — ухмыляется Себастьян, погружаясь в книгу. Однако абзац летит за абзацем, но в голове остается ее глухой смех и теплые-теплые губы около уха. Он думает, что никогда в жизни ещё так не ждал своего дня рождения.