— И что же? — надменно усмехается рыжеволосый, сжимая длинными пальцами молочную и донельзя тонкую кожу на выпирающей тазобедренной кости, будто пробираясь под нее и почти разрезая неостриженными ногтями. — Скажи, что хочешь своего папочку. — Чуя наклоняется к побагровевшему уху распаленного партнера, едко ухмыляясь, и отчетливым полушепотом тянет: — Я знаю, что хочешь.
— Хочу, — выстанывает темноволосый, укладывая чуть шершавую ладонь на перемазанный предэякулятом возбужденный член. Мурашки с каждого края тела неостановимой волной ползут к низу впалого живота, скручиваясь тугим узлом от дрожащего прикосновения. — Очень хочу. Осаму с наслаждением закатывает помутневшие глаза, прикусывая совершенно пересохшие губы, и вновь откидывается на вмятую в кровать подушку. Тонкие пальцы невесомо проходятся по сжатому колечку мышц, и брови тут же сводятся к переносице. Мысли безудержно путаются в неконтролируемом вихре, не стараясь подчиниться такому безропотному и предельно чувствительному Осаму. Разве он может так доверчиво надеяться, в действительности полагая, что вытравит этот глубоко присохший на подкорке мозга ярко-притягательный образ? Безусловно нет. Темноволосый, придержав на долю секунды дыхание, аккуратно проталкивает тонкий палец внутрь, предварительно обведя увлажнённое лубрикантом отверстие, и приоткрывает рот в немом стоне, доводя конечность до предела. Другая же рука не блуждает по разгоряченному органу, трепетно изласкивая, а только касается, как касался всегда рыжий, почти что косвенно, для фактического осознания того, что она там находится. Шатен помнил многие действия, присущие ему, что характеризовали его, как во многом неповторимого и совершенно незабываемого, и оголяло по-прекрасному едкую сущность, так похожую на яд. Он будто видел Дазая насквозь и всегда знал, что ему нужно, чего он желает или же мечтает, даже без возможности озвучить. Приоритетно угождал любовнику, показывая, что тем угождает себе. И кареглазый, чьи мысли в данную минуту были переполнены воспоминаниями о по-строгому холодном взгляде синих озёр, неимоверно жалел о их разрыве. В подобные моменты его не хватало, а замену искать Осаму даже не пробовал — к чему, если в каждом по кусочку, а в нем — всё, чего хотелось? С израненных острыми зубами губ слетает неослышимый кем-то, кроме самого шатена, стон, и к указательному пальцу добавляется средний. Парень продвигается медленно, тихо поскуливая и жмуря глаза, и всё-таки решается провести ладонью вдоль ствола члена, аккуратно смахивая большим пальцем вязкую каплю естественной смазки. Всё внутри будто бы горит, и тонкие стенки отзываются совсем не сладкими ощущениями, но спонтанно-резкое движение то ли разбавляет эмоции, то ли усугубляет их. Колени сводятся друг к другу твёрже, стирая собственную кожу о свои же косточки до легкого покраснения, и тело рассыпается дрожью.— Прошу… — шатен негромко кашляет в попытке убрать хриплую дрожь в голосе, когда чужие руки, обёрнутые глянцево-черной кожей перчатки, касаются пряно-розоватых бусин сосков, а всё еще едва одетое тело прижимается к прохладной от пота спине. — Пожалуйста… — Пожалуйста, кто? — игриво молвит рыжеволосый, прикусывая мочку покрасневшего уха, обжигая горячим дыханием участок кожи. — Пожалуйста, папочка…
Дазай тяжело сглатывает, перебирая жаркие фрагменты в памяти, и отчужденно бросает туманный взгляд в стену. Готов давать клятвы, заверяя, что больше всего желает незамедлительно вернуться в тот вечер. Костистая рука, покрытая сплошь широкими белёсо-пыльными лентами бинтов, порывом тянется к лежащему за спиной фаллоимитатору, наощупь цепляя тонкими пальцами и притягивая ближе, кладёт напротив лица, на мятую простынь. Перехватывает удобнее, забвенно подводя к высохшим губам, сейчас таким открыто-расслабленным. Языком неспешно проводит по диаметру прохладного силикона, опуская тонкие веки в наслажденном довольствовании, а после губы приоткрываются сильнее, и юноша обхватывает ими плотную головку фаллоса, постепенно вынимая пальцы и чуть более резко вводя их вновь. С израненных мелкими кровоточащими трещинками губ слетает сдавленный гортанный стон, и юноша пропускает неестественно-розовый член глубже, стараясь расслабить горло. Жмурит глаза, ощущая резкий спазм от касания инородного тела к стенкам гортани, и дрожащей рукой вынимает, не переставая обхватывать бледными губами упругую головку. Очерчивает языком проявленные венки и шумно выдыхает, вновь совершая движение кистью. Распадается дрожью, постепенно проталкивая длинные пальцы глубже, придает движениям равномерность, опуская при том голову в такт.Дазай мажет мокрыми губами по чужой щеке, потянувшись через плечо, и его прижимают к постели, властно перехватывая шею и надавливая. Глаза шатена слезятся от неимоверных ощущений, и он издает невнятный возглас, уткнувшись в подушку, который не доходит до ушей рыжеволосого в подобающем разборчивой речи виде. Тонкую кожу грубо сжимают, без сожаления — знают, что Осаму ведет от такого обращения, и его разум верно затуманен пеленой желания. Чуя водит твердым членом по разработанному кольцу ануса, вслушиваясь в томные стоны; наблюдает за тяжелым дыханием, которое можно уловить по вздымающейся груди; рассматривает степенно бледнеющие костяшки, сжимающие край подушки, куда воткнуто лицо партнера, и самовлюбленно подмечает, что довёл его до предела. — Ты можешь кончить в любую секунду, а я ведь даже не успел вставить, — от этого голоса у шатена мурашки, и он бы, наверное, возразил, если бы рыжий не был абсолютно прав. Хотелось до невозможности, и парень не пытался это скрывать. — Что, даже не ответишь? — Чуя усмехается над чужим ухом, получая в ответ только глухой стон, спрятавший звучность за тканью подушки, а после болезненно кусает край. — Тебе придётся умолять, Осаму.
Темноволосый обводит игрушку языком последний раз, вынимая изо рта с громким причмокиванием, а после перехватывает другой рукой, поднося к увлажненному входу. Проталкивает сразу же на половину, поджимая к ступням пальцы ног, и мгновенно срывается на сдавленный крик, сведя тонкие брови к переносице. В который раз поражается сам себе, что до сих пор может дрочить на ветхие воспоминания, которые по непонятной причине отказываются вытравливаться из головы. Дазаю может не нравиться этот факт в коей степени, но разве он способен как-то посодействовать решению данной проблемы? Да и хочет ли? Его тело непрекратимо трясет от каждого более резкого движения, с покусанных губ срываются наслажденно-больные полукрики, разрезающие тишину вперемешку с похотливыми звуками, а в уже почти что ничего не соображающей голове отчего-то вертится надоедливая мысль. Дазай отчужденно падает на живот, трется возбужденным членом о светлую однотонную простынь, оставляя более темное пятно от предэякулята, и приподнимается чуть в коленях, раздраженно выдыхая смесью стона и шипения при новом толчке. Предельно полон неугасающего желания, но не в силах завершить. Кареглазый мольбенно надеется, что совершает верное решение, когда выпрямляется в спине и тянет костистую руку к мобильному, заводя ее под подушку. Абонент по ту сторону вполне возможно пошлет его далеко и надолго в обособленно грубой форме, и это будет вполне резонно с его стороны. К счастью, Осаму умеет лгать правильно, вызывая тем интерес. Темноволосый вновь заводит руку за спину, надавливая на ровный срез торчащей игрушки, и слушает мерные гудки, слегка сожмурив глаза в откровенном стоне. Сердце громко колотится, отдаваясь в ушах, и будто уходит в пятки — Осаму очень волнительно. — Чуя, у меня для тебя важная информация, — шатен определенно старается скрыть нотки дрожащего голоса и жмурит глаза, процеживая воздух через зубы так, чтобы не было слышно собеседнику. — Чего тебе, мумия? Какая информация? — голос рыжеволосого хрипл и низок, интонация по-странному спокойная, и это возбуждает. — Важная. Особенно для Портовой Мафии, — уголки губ подрагивают в легкой ухмылке перед тем, как тонкие пальцы вновь дотрагиваются до игрушки. Стон. Кашель. — Членом поперхнулся? — усмехается Накахара, улавливая неорганичные для их разговора звуки. — Жаль, не твоим, — Осаму язвит, вновь начиная движения фаллоимитатором и пытается заткнуть свой рот. Риск стать раскрытым заводит, только вот Чуя вряд ли станет слушать это долго. — А чего поперхнулся? — по голосу слышна надменная ухмылка, собеседник явно не спешил сбрасывать звонок, будучи увлеченным шутливыми подъебами. — Мне-то вроде нормально сосал. Темноволосый не находит, что можно высказать в этом диалоге. Он и сам прекрасно знает об этом, даже более — скучает, только вот рыжий вряд ли одобрит эту идею. Хотя, никогда нельзя знать наверняка. — Заностальгировал? — Чуя не терпит игнорирования, и даже теряет смысл беседы, стоит шатену остановить повествование, а потому вновь старается обратить на себя внимание, улавливая слухом знакомые вздохи и странный скулёж. — Я смотрю, ты весьма интересно проводишь своё время. — И очень жаль, — кареглазый резко жмурит глаза, сводя брови к переносице, ощущая особо точное попадание по простате, и старается сдержать стон, что на выходе оказывается тихим и сдавленным. — Жаль, что без тебя. — А ты же так этого хочешь, — рыжеволосому оставалось только сложить вместе пару кусочков небольшого пазла, чтобы построить полную картину происходящего, в ярких красках и точных тонах. — Грязная блядь. И Осаму почти что сходит с ума, готовый обильно кончить после еще одного подобного выражения. Тон бывшего партнера невозможно заводит и воплощает в фантазии самые желанные зарисовки. С потресканных губ слетает более громкий и откровенный стон, тонкая рука сжимается у основания члена. — Ты течешь по мне всё это время? — Чуя смеется, кривя бледноватые губы в едко-колкой ухмылке. Для него происходящее кажется донельзя забавным, и он, возможно, подумал бы насчет визита, если бы не упущенное время и забытый интерес. — Да, Дазай? — Да… — с губ темноволосого слетает тихий шепот, а веки опущены. Представлять его перед собой весьма глупо, но этот бархатный голос пробирает до костей. — Да, кто? — Да, папочка. — И позвонил мне исключительно за тем, чтобы подрочить? — Накахара произносит незначительно тише, словно проговаривая каждую букву, и по интонации всё ещё не убирая довольной ухмылки. — Нет… — Осаму вновь несдержанно стонет, поджимая пальцы ног к ступням, и ускоряет движения в такт перемещения руки по стволу до головки. — Если ты считаешь «важной информацией для Портовой Мафии» свою озабоченность, то спешу тебя расстроить, — голубоглазый глубоко вздыхает прежде, чем продолжить. — Я не стану идти тебе навстречу только потому, что тебя давно не трахали. Ты шлюха, Дазай. Самая настоящая. Звонишь мне и передёргиваешь. Не стыдно? В ответ вновь не следует ни слова. Не стыдно, хуже — приятно. — Очень интересно, сможешь ли ты кончить только от моих слов. — глухой стон. — Представь, как мои руки спускаются на твои блядские тощие бедра и сжимают их. — Чуя… — темноволосый молвит почти не слышно, несдержанно перебивая, и ушей Накахары касается лишь томный стон. — Чуя, прошу… — Прижимаю к себе и резко вхожу. Тебе не больно, но ты отчего-то кричишь. Я опускаю свою руку на твой член. Ты совсем мокрый, Осаму, — рыжеволосый издаёт негромкий смешок, улавливая вскрики разгоряченного партнера с каждым его движением. — Приезжай, — единственное, что может выдавить из себя Осаму, понимая, что находится на грани, ускоряя движения еще сильнее. — Куда? — хмыкает рыжеволосый, осаживаясь куда-то по звуку, а после тихо вздыхает, не слыша в ответ ни единого слова. — Дазай, завязывай. От этого тона у Осаму мурашки по коже, и дрожь пробирает до костей. Единственное, что он может сделать — бросить напоследок писклявое «ко мне» и отключиться, наконец-таки изливаясь на светлую простынь и тут же обмякая, сжимая в руке телефон. Мысли путаются нелепым клубком, и осознание накрывает, когда шатен получает смс с содержанием: «Не лги, что не понравилось, Скумбрия. Жди.» Осознание накрывает с головой, когда глаза в десятый раз пробегают по экрану, будто бы не веря в происходящее, перечитывая набор слов вновь и вновь. Осаму закрывает лицо рукой, глубоко вдыхая, и откладывает мобильный в сторону, потушив экран. До сих пор не может выбрать, кем себя считать после того, что случилось: законченным придурком или самым гениальным человеком с огромным уровнем везения. Но он точно рад, а потому склоняется ко второму. Темноволосый расслабленно потягивается на кровати последний раз, после чего медленно сползает на пол. Да разве есть в том что постыдное, коль он просто позвонил и пригласил на встречу? Просто позвонил и просто пригласил. И ничего более. Почти. Взгляд цепляется за шелковое кимоно винно-бордового цвета, когда шатен, стоя у шкафа, выбирает наряд. «Оно нравилось Чуе» — значит нужно надеть. Образ дополнит такого же оттенка помада, что непосредственно шла Дазаю, и черные сетчатые чулки. Юноша застегивает туфли на высоком каблуке и последний раз оглядывает себя в зеркало, приводя мысли к единственному выводу. «Шлюховато. Чуе понравится.» Щелчок дверной ручки словно оглушает, и сердце трепетно замирает от осознания, что через несколько мгновений темноволосый встретится с этим холодным взглядом синих озёр. И хочется верить, что тот хоть слегка, но оттает. — Какая честь, ты даже не удосужился встретить меня лично, — доносится из коридора, и шатен кусает губы, не в силах усидеть на месте, но вопреки воле всё также грациозно выпрямляет спину, перекидывая одну ногу на другую. — Или ты, может быть, не ждал гостей? Накахара встает в дверном проёме, цепким взглядом окидывая кареглазого суицидника, подмечая его образ, что сразу бросился в глаза: рукава едва ли длиннее локтя, свободно свисающие вниз; шея лишена бинтов, из-за чего на бледной коже виднеется несколько тонких шрамов; левое плечо открыто и тоже, как ни странно, не перемотано белоснежными полосками; слегка асимметричный край полотна укрывает до середины бедра, оставляя небольшой просвет; ниже — сетка, которую хочется рвать; на губах — помада, которую хочется смазать. Шлюховато. И Чуе нравится. — Так если не ждал, может, мне уйти? — ухмыляется рыжеволосый, не сводя пронзительного взгляда с шатена. — Нет! — тут же восклицает темноволосый, мелко замотав головой из стороны в сторону. — Не уходи… — Почему же? — Накахара медленно подходит к кровати, где находится бывший партнер, и останавливается прямо напротив, глядя в глаза. — Что должно меня здесь удержать? — Прошу, папочка, — почти что шепчет юноша, не разрывая зрительный контакт с синеглазым мафиози. — Не оставляй меня. Рыжеволосый хищно ухмыляется, проводя острым языком по столь же острым клыкам, и цепляет пристальным взглядом ремешок портупеи, скрывающийся за винной-бордовой тканью его любимой вещи из гардероба Дазая. — А ты, как я вижу, стараешься угодить мне, — слегка хрипловатым низким голосом полушепчет Накахара, проводя тонкими длинными пальцами, обренутыми черной кожей перчатки, по явственно выделенным очертаниям челюсти, спускаясь ниже к оголенной шее и оставляя кисть покоиться там. — Достойно похвалы, Осаму. Темноволосого безвозвратно ведёт, когда мафиози крепко сжимает руку, впиваясь ногтями под сонные артерии, и тянет на себя. Их взгляды встречаются, и Дазай не в силах отвести глаз — он будто тонет в этом омуте когда-то ярко-голубых озёр, ставших сейчас больше похожими на темно-синее море. Едва ослышимый вздох срывается с покусанных алых губ перед тем, как воздух намеренно ограничивается, разливаясь легким головокружением. Губы Чуи мягкие и нежные; явно не под стать его грубой и властной натуре. Но ощущать их касания едва ли не крышесносно. Осаму прогибается в спине, ведомый сильной хваткой бывшего напарника, и прикрывает глаза, сводя брови к переносице с тихим гортанным стоном, когда чужие уста накрывают его собственные. Он не в силах отвечать, но Накахару это не слишком заботит — он скользит меж приоткрытых губ юноши языком, пробираясь вглубь и размазывая чужую помаду. Другая его рука ложится на острое плечо кареглазого, оголяя молочную кожу от бордовой ткани и вцепляясь крепкой хваткой, при том мягко оглаживая выступающие косточки. Контраст ощущений кружит голову более явственно, нежели кислородное голодание, как ни странно. Ногти рыжего царапают бледную кожу, оставляя за собой мелкие ярко-розовые дорожки с выступающими капельками крови. Чуя кусает партнера за нижнюю губу, улавливая впоследствии очередной гортанный стон, а после отстраняется на пару миллиметров, ослабляя хватку на чужой шее. Дазай ловит губами воздух, выдыхая резко и рвано, на что рыжеволосый лишь одаривает того однобокой ухмылкой. Наблюдать за чужим желанием бесценно, особенно, если до подобной степени невыносимо желают тебя. Переведя дыхание, суицидник вновь припадает к устам мафиози, на сей раз перехватывая инициативу, расположив длинные руки на его крепких плечах. Чуя ведет руку ниже по грудной клетке, после заводя за спину и спуская на упругую ягодицу, с шумным вдохом впиваясь в манящие губы оного. Дазай тянет рыжего на себя, обрушившись на кровать и заставив нависнуть сверху. Тонкими пальцами зарываясь в огненные локоны, что столь приятны на ощупь. Накахара цепляет кончиками пальцев подол кимоно и приподнимает, укладывая кисть на бедро бывшего напарника, а после разрывает резким движением черную сетку, на что оный лишь сдавленно мычит. — Как думаешь, не поздно ли мне покинуть сие мероприятие? — непринужденно разрывает тишину Накахара, оттягивая партнера за волосы и заставляя смотреть в глаза. — Думаю, определенно поздно, папочка. — ухмыляется Осаму, наблюдая очевидную реакцию Чуи. Тот громко сглатывает и явственно меняет характер взгляда, сжимая челюсти. И руки на его теле. Далее рыжеволосый отстраняется и резко переворачивает суицидника на живот, заставляя упереться острыми коленями в железный каркас кровати. Цепляет пояс, свисающий вниз, и развязывает, заставляя винно-бордовое кимоно распластаться по постели в более свободном варианте. Чуя склоняется к шее кареглазого и опаляет нежную кожу горячим дыханием, проводя рукой по чужой груди и прижимая к себе. Дазай закатывает глаза и закусывает губу, когда ощущает чужое желание, прижатое меж собственных бедер, и не может сдержать стон предвкушения. Пальцы голубоглазого примыкают к розовой бусине затвердевших сосков, а губы к тонкой и бесконечно манящей шее любовника. Хочется вонзить острые зубы в столь нежной белёсой коже и прокусить, срывая с перемазанных темной помадой губ отчаянные крики с примесью мазохистского наслаждения. И он непременно так сделает. Может быть, в другой раз. Осаму льнет к крепким рукам, ёрзая бедрами и едва ли не поскуливая, когда прохладная ткань перчатки едва ли ощутимо проходится по впалому животу, почти что касаясь истекающей смазкой головки напряженного члена. Накахара склоняется к ушку того, обводя кончиком острого языка раковину с хищной ухмылкой. — Так не терпится, малыш? — томно шепчет рыжеволосый, обдавая горячим дыханием ухо оного, и Дазай неосознанно старается повернуть голову, дабы быть ближе к Чуе. Он мелко кивает будучи не в силах ответить ровным голосом с четкой интонацией и прикрывает глаза, на коих можно заметить едва ли ощутимую дрожь. — Тогда попроси. Накахара спускается ниже, стаскивая с бледных плеч кимоно, и оставляет багровую дорожку засосов вдоль позвоночника, заведомо зная о эрогенности данной зоны на теле кареглазого. И Дазая вновь неоспоримо ведет — его член дергается, выбрасывая новую каплю естественной смазки, и отчего-то шатену становится едва ли не стыдно. С другой стороны, пора бы уж. — Прошу тебя, папочка, — отрывисто выстанывает детектив, откидывая голову назад и прогибаясь в спине, ощущая, как мелкая дрожь бьет в ногах. — Дай ощутить твой член внутри. — Какая же ты блядь, Осаму, — безапелляционно усмехается рыжий, отрываясь от спины темноволосого и окидывая оценивающим взглядом дорожку темных пятен, что прекрасно контрастируют с молочной кожей, кое-где помеченной мелкими родинками. — Порой я даже поражаюсь. Накахара цепляет зубами край перчатки и стягивает ее, отбрасывая в сторону, а после кладет оголенную кисть на чужую ягодицу, по-собственнически сжимая и вслушиваясь в очередной приглушенный стон. Колени Осаму дрожат от каждого мимолетного прикосновения, и это едва ли кажется Чуе забавным. Холодные пальцы спускаются в ложбинку меж чужих ягодиц и очерчивают круг по периметру кольца ануса, натыкаясь на торчащий конец фаллоимитатора. Вновь воцарившуюся тишину разрывает тихий смешок, бесцеремонно слетевший с уст рыжего. Он цепляет пальцами предмет, вынимая его из разработанного колечка мышц с пошлым хлюпом и отбрасывает его на кровать чуть поодаль. — Это тебе пока что не понадобится. Легкий поцелуй оседает где-то на копчике чуть ниже поясницы, а после острые зубы смыкаются на упругой ягодице. Осаму сдавленно мычит, подтягивая к губам и так уже вдоволь искусанную кисть, вновь зажимая ее зубами. Накахара вводит внутрь сразу два пальца, почти мгновенно вынимая, словно пробуя на вкус, и с губ партнера сразу же срывается разочарованный вздох, все же больше походящий на стон. — Ты надеялся, что я не буду мучить тебя растяжкой? — усмехается Чуя и вновь вводит внутрь напряженного тела длинные костистые пальцы, разводя те на манер ножниц и оглаживая чувствительные стенки. — Я смогу занять себя чем-нибудь другим. Дазай едва ли не удивленно охает, когда колечко мышц обводят языком, затем проталкивая тот внутрь, и с алых губ срывается стон концентрированного наслаждения. Рука Чуи скользит к острым ребрам и проходится ногтями, оставляя темнеть розоватые полосы, а после едва ли касается чужого члена, побуждая детектива застонать вновь, на этот раз разочарованно. Всё, о чем может думать темноволосый в этот момент — язык Накахары, что входит совершенно резко, а возвращается донельзя медлительно, и его руки, что заставляют раз за разом прокусывать губы и собирать выступившие слезинки в уголках глаз. Терпеть становится невыносимо. Определенно хочется большего. — Пожалуйста… — молит Осаму, сводя брови к переносице и в очередной раз откидывая голову назад. — Пожалуйста, кто? — отрывается мафиози с самодовольной ухмылкой и проводит языком по своим губам, смешивая остатки чужой помады с собственной слюной. — Пожалуйста, папочка. Накахара встает с колен и тянется к ремню, наскоро выуживая тот из петель. Спускает давным-давно до боли сдавливающие брюки вместе с бельем и проводит рукой по дискомфортно ноющему члену, на секунду прикрывая глаза исходя из облегчения. Осаму водит бедрами из стороны в сторону, призывая к себе, и предвкушающе стонет. Комнату оглушает едва ли не крик, когда Дазай ощущает основательную заполненность. Руки Чуи располагаются на ягодицах любовника, что отныне украшены бордовыми засосами и следами от зубов, и с силой тянут на себя, насаживая до безотказного предела. Пальцы впиваются в бледную кожу, и Накахара сразу же начинает входить в хрупкое тело напарника в довольно быстром темпе, который по нраву ему. Его не столь заботит мнение кареглазого, но что-то подсказывает, что и его всё устраивает. Осаму комкает простынь в руке и выгибает спину, срываясь на стоны после каждого толчка. Помимо его возгласов тишину разрушают еще и громкие шлепки кожи о кожу, раздающиеся эхом в не слишком заставленном помещении. С губ слетают совершенно нечленораздельные слова, суть которых вертится на том, как же прекрасен насущный момент происходящего. Рыжеволосый тянется к фаллоимитатору, расположившемуся на кровати, и подводит его к устам детектива, который покорно открывает рот и пропускает внутрь довольно массивную силиконовую головку. Чуя надавливает на игрушку, и та без особого труда проникает на всю длину, перекрывая поток воздуха в легкие. У Осаму вновь кружится голова, и его мысли заканчиваются на имени рыжеволосого мафиози. — Возьми, — слышится будто бы сквозь пелену, и дрожащие руки с ощутимым напряжением хватаются за конец фаллоимитатора, сразу же вынимая тот изо рта. Шатен старается отдышаться, но стоны, вырывающиеся из груди, совершенно не дают это сделать. В уголках глаз снова собираются слезы, а внизу живота скручивается неповторимо тугой узел, заставляющий буквально таять в руках обожаемого эспера. Накахара впивается зубами в оголенное плечо темноволосого и гортанно рычит, ускоряя темп практически до невозможного. Осаму давится стоном, смыкая губы на силиконовой головке фаллоимитатора и пропускает его дальше в рот, зажимая зубами и освобождая руку, дабы потянуться к изнывающему от напряжения члену. Голубоглазый размашисто бьет по руке и скалится, утыкаясь лбом в шею бывшего напарника, вколачиваясь в худощавое тело под собой. Голос детектива почти что срывается, пока он разжимает зубы и роняет игрушку вниз, впоследствии откидывая голову назад и в очередной раз покусывая нижнюю губу. — Я… Больше… — рвано выстанывает Дазай, комкая простынь в ладони, когда член рыжеволосого в очередной раз с силой приходится по простате. — Не могу… Исполнитель обхватывает истекающий предэякулятом член бывшего напарника и рвано проводит несколько раз, прежде чем шатен изливается на простынь, подрагивая всем телом и обмякая в крепких руках. Чуе хватает всего лишь пару фрикций с ощущением того, как тугие стенки сжимаются вокруг его члена, и тот следом изливается внутрь ослабшего тела. Накахара выходит спустя секунд десять, напоследок шлепая любовника по ягодице и ухмыляясь. — Я, кажется, приехал сюда за важной информацией, — довольно севшим хриплым голосом напоминает рыжеволосый, присаживаясь рядом с безмолвным детективом, отдыхающим от разрядки. — Не поведаешь? — Ты охуенен. — Я знаю. — Повторим. — Я знаю.