Nothing New

Марк отсчитывал дни до отъезда в Новогорск и волновался — подозрительно сильно: вроде ещё не в Монпелье едут, а программы дорабатывать, форму поддерживать, настраиваться на командный дух и всякое такое. А всё равно — не по себе как-то. Зудящее предвкушение встречи с теми, кого давно не видел. Даже спать толком не удавалось. Соблюдение режима, ага, как же. Лечь раньше одиннадцати, допустим, ещё можно, а вот уснуть — точно нет. В голове толпились воспоминания: о Небельхорне, о Таллине, о Пекине. А теперь-то оно как всё будет? Градус ответственности подскочил до каких-то необычайных высот, даже несмотря на то, что куда большие надежды журналисты и прочие спортивные эксперты уже возлагали не на Марка — на Женю. Странно было бы о Жене не думать. И в этом соревновательном контексте, да и вообще. Женя досдал зачёты, экзамены ему перенесли на апрель — не бросал, старался не думать про академ. Женя сильный. Марк — не очень. Экономика в голове не укладывалась, математические задачи не решались — тоже. Хоть Сашу о помощи проси, да ведь она не знает ничего из этого, даже если и дружит с числами. Саша так-то вообще много чего не знает и даже об этом не догадывается. Марк мялся в учебной части факультета, поглядывая на инспекторшу курса — женщину лет за пятьдесят в цветастой кофточке, чьё имя он так и не запомнил. — Медаль-то покажешь? — раздалось со стороны инспекторши третьего курса. Ей лет наверняка было столько же, а вот вела она себя как-то взбалмошнее, активнее. Лезла точно не в своё дело. — Нам не вручили, — пробормотал Марк, переведя взгляд на календарь, висевший на стене. Четверг. Вынужденные несколько часов отгула, чтобы заехать в вуз по документальным вопросам. А затем — снова под присмотр Светланы Владимировны. Тренировать четверной лутц, потому что теперь ему им не владеть как-то уж совсем несолидно. В таком-то статусе, который явно превалировал над всеми другими. Зачем выигрывать чемпионаты и игры, если в один день можно просто проснуться второй половинкой кого-то поизвестнее? Совсем не целым? — Это как это? — не поняла чужая инспекторша, хохотнув.— То есть мы им, значит, поблажки, а они там… прохлаждаются… — Вот тебе справка, — не обращая внимания на речь коллеги, сказала инспекторша курса Марка. — Поставишь штамп, соседняя дверь, сегодня до пяти. Не сдашь в апреле — оформим академический отпуск. Чеканные формулировки. Почти приказы — не зря же Марк воспитывается в армейском спортклубе. Выучка как раз для него, как бы ни было некомфортно. А ведь Марк даже не на врача учится. И где же силы его все теперь? Кто он отныне такой, если не полное… С Сашей ещё пересекались снова мало. Она стала пропадать на тренировках вечерами, почти ночью. Камила рассказала, что Этери Георгиевна вообще на днях отлучилась по делам, куда — тайна. — И что Саша, с Сергеем Викторовичем пока отрабатывает? — спросил Марк, когда они созвонились. — Если честно, то мне кажется, что… что одна, вот, — честно ответила Ками. — Я уже ухожу, а она ещё остаётся… — Без присмотра? — тут же возмутился Марк. — А если травмируется, а если… — Нет, ну, кто-то из тренеров присматривает, — остановила Камила его поток паники. — Из младших групп там остаются специалисты, например. А так она уже взрослая, всё понимает, тело чувствует. Взрослая? Да всё тот же подросток. И Марк подросток. Уже не маленькие, а ещё совсем не выросли. За Сашу страшно. И, если уж быть совсем честным с самим собой, этот страх даже по-своему спасительный. Отвлекающий. О себе не думаешь. Саша заобщалась с Малининым, и это было чем-то логичным. Марк даже удивлялся, что они никак не контактировали ранее. Наверное, для заряда на чемпионат мира такое общение — то, что нужно. Марк всё же попытался в один вечер спросить, как оно вообще так вышло. Саша, хихикнув — так похоже на него! — и мило улыбнувшись, пожала плечами. — Подумала, что хорошо бы познакомиться заранее, — сказала она так весело, что аж непривычно. Да, конечно. Разумное решение. У Марка, правда, таких желаний не возникало, ни по поводу Ильи, ни по поводу кого-либо ещё. Да и зачем? Марк предпочитал сконцентрироваться на прокатах. Сделает чисто — познакомится. Заслужит этот шанс познакомиться с теми, кто априори сильнее его. Марк думал об этом на тренировке, думал по пути домой. Каждый день. После поездки в университет стало как-то совсем не по себе. Увидел однокурсников — кто-то с ним поздоровался, кто-то прошёл мимо. У них была своя жизнь, без спорта. Просто учились и не создавали никому проблем. Дружили, с кем хотели, любили, кого хотели, располагали временем — и своими жизнями. Марк мог бы так же, но чёрт потянул всё-таки вернуться в спорт после болезни, а там всё и закружилось, завертелось — не остановишь. Дома в этот день почти сразу бросился на кровать лицом вниз. Замер в таком положении, прислушался: тишина. Только часы на стене тикают размеренно — с каждой секундой звучали будто бы громче. Признак дома: в гостиничных номерах на соревнованиях и сборах таких часов не было. Но бывало на соревнованиях и сборах, что мир вокруг будто замирает, а воздух вокруг — звенит. Какой-то процесс настройки реальности, борьбы с искажениями. Блики, рябь, неправильность пространства. Какое-то похожее чувство возникло, когда высветились баллы за произвольную на чемпионате Европы. Эйфории после короткой программы и след простыл: полностью российского пьедестала не будет, а если Марк и окажется на нём не один с российским флагом, то уже точно без Жени. Снова четвёртый, а в перспективе, может быть, и пятый — Андрей на тот момент ещё не откатался, предсказать его результат было невозможно. Дежавю — пусть и частичное: в Санкт-Петербурге Женя выступал уже после Марка, и Марк хватался за голову на его падении, совсем не думая о том, что каждая Женина ошибка приближает его к золоту страны. Высветились баллы, откатал Андрей, и всё стало ясно. Марк — чемпион Европы. Долго медаль рассматривал, в отличие от Саши: отшатнулась от неё, когда Марк её протянул, думая, что возьмёт, посмотрит, порадуется. Женя ещё вроде что-то обсуждал с Алексеем Николаевичем, а потому у Марка с Сашей было время побыть наедине. Марк в итоге искренне порадовался за себя лишь на пьедестале: до не мог нормально реагировать, потому что Женя и Андрей пролетели мимо, после — потому что у Саши завтра произвольная. Саша так волновалась, будто уже завтра ей предстояло выдавать олимпийский прокат «Круэллы». Саша занимала собой все мысли, отворачивалась от заветной медали, чтобы не сглазить, жмурилась. Марк говорил, что верит в то, что на Олимпиаде она обязательно прыгнет треклятый тройной аксель, надеясь, что хотя бы так расслабится. Выдохнет. — Я не думаю об Олимпиаде, — отрезала Саша. — Я хочу выдать чистый прокат здесь и сейчас. — Тогда облегчай программу, — не выдержал вдруг Марк. — Сделай три четверных. Потому что понимал: такой контент ей вполне под силу. Пять — в теории тоже, в текущем состоянии организма — нет. Саше такое предложение не понравилось. Саша возмутилась, но разбираться дальше, кричать — не стала. Молча ушла, и Марк тихо опустился на краешек кровати, держа в руках злополучную медаль. Спрятать бы, чтобы глаза не мозолила, раз от неё один только ворох проблем. Вдох. Выдох. Марк убрал медаль в коробку как раз в тот момент, когда дверь номера открылась, и внутрь очень тихо, чуть ли не на цыпочках, зашёл Женя с опущенной головой. Марк слишком громко отодвинулся вместе со стулом от стола, и Женя дёрнулся от резкого звука. — Я думал, ты уже спишь, — скороговоркой пробормотал он, проходя в ванную. Закрыл дверь — шум воды в раковине, снова тишина, шум воды в душевой кабинке. Марк ждал, не двигался. Оцепенел. Мимолётная идея: может, зайти пока к Андрею в соседний номер, посмотреть, как он там? Нет, поздно уже. Наверняка отдыхает. Тем более не любит к себе подпускать людей, когда… ну, когда вот так. Провал. Марк не знал точно, слышал просто. Уже сказал пару слов — наверное, на данный момент этого было достаточно. Женя, вернувшись в комнату, сразу залез на свою кровать, отворачиваясь от Марка: трудно было не догадаться, что это он так специально. Что на Марка смотреть не может. — Свет можно выключить? — спросил Женя, кажется, чуть охрипшим голосом, всё так же не поворачиваясь к Марку. Тот молчал. — Ты как? — проигнорировал он в итоге вопрос Жени. — А так не видно? Марк поднялся со стула, пересел на свою кровать. Ещё пару шагов сделай — и вот он, Женя. Уязвимый, точно уязвимее Марка, пусть и у Марка в голове полный бардак теперь. — Плохо, — сам ответил Марк, и Женя всё-таки рывком перевернулся на другой бок, чтобы посмотреть наконец на Марка. Глаза — заплаканные. — Саша приходила? — спросил зачем-то Женя негромко, Марк кивнул. — Не хочет на завтра программу облегчать, — добавил, и Женя как-то криво усмехнулся. — Она-то в любом случае в Пекин летит, — заметил он, переворачиваясь на спину. — Это Софу ещё, может… Лизой за… заменят… Сбился с речи, зажмурился. Закрыл руками лицо — хоть скульптуру лепи, как в музеях стоят. В музее Виктории и Альберта в Лондоне, например, в Пушкинском в Москве… глупость. Скульптуры уже ни о чём не думают. А у Жени голова кругом и комок то ли в горле, то ли в грудной клетке: Марк плохо себе всё это представлял, но догадывался. Женя как-то объяснял это уже после чемпионата России, Марк слушал, скорее, вполуха, чем предельно внимательно: там же победа, Сашка, море любви. Марк старался поддержать, но часть его витала, конечно, во всех этих достижениях. Марк успокаивал, обещал, что поедут в Таллин и обязательно возьмут там своё. А теперь Женя рассуждал о том, что если Софа завтра не покажет достаточно хороший результат, то вместо неё в Пекин могут отправить Лизу Туктамышеву, но на самом деле думал об одном: его в это светлое китайское февральское будущее уже никто не заберёт. Марк умел читать между строк, а у Жени между этих строк как раз очень много чего было написано. Женя вообще поддерживал Софу, зазывал вместе с Андреем её прийти посмотреть их произвольную. Марк в это время был где-то с Сашей. Настраивался. С Софой они ещё немного общались на этапе Гран-При в Сочи, где она взяла бронзу. Ни Марк, ни Женя медалей не завоевали, но не расстроились. Много смеялись, гуляли и как будто заново узнавали друг друга: дружили давно, но шансов проводить много времени вместе особо не выдавалось, так что любые совместные соревнования — уже на вес золота. И точно дороже, чем золотая медаль, которая им тут и не светила. К Таллину тесное общение снова подугасло. В голове Саша-Саша-Саша и соревнования. Тут не до друзей, которые вообще уже то ли друзья, то ли соперники — не поймёшь. Но в тот вечер стало понятно: задружившись однажды, уже навсегда не охладеешь. Точно не в их случае. — Жень, ты… — запнулся Марк, пытаясь сообразить, что лучше сказать. Саше вот сказал вчера: не выматывай себя. У тебя впереди Олимпиада. Не успокоило. Жене так говорить вообще нельзя: не потому, что вместо него теперь отправят Мишу, а потому, что ничего ещё не было известно наперёд. Нельзя загадывать. Мир слишком непредсказуемый, чтобы заранее в нём разочаровываться. Нельзя говорить про Олимпиаду, потому что это всё равно что про мечту. Мечту не буду говорить — не сбудется. Женя отнял руки от лица, одной по волосам провёл, убирая прядь со лба. В потолок смотрел. — Давай не смотреть в будущее, хорошо? — придумал наконец Марк предложение. Неловкое какое-то, неказистое. Ни о чём. — Вместе не выйдет, — негромко ответил Женя, так и не повернув к нему голову. — Ты в него же всё равно смотришь. И действительно: «давай не смотреть» — это же про двух, совместное действие. А Марк будущего и побаивался, и ждал. Теперь ведь точно стало понятно, что он на Олимпийские игры полетит. На льду олимпийском кататься будет. Великолепный Век, Иисус Христос, Пекин, прекрасно же. Ковид — дело какое-то совсем третьестепенное. Подсказывало какое-то чувство осторожно, что его не коснётся. Слишком просто это, слишком глупо для такого большого пути, который он проделал ради этих игр, пусть в самом начале даже и не догадывался, чем всё закончится. — Тогда ты не смотри, пожалуйста, — попросил Марк. — В будущее это. Аниме лучше включи любимое, хочешь… хочешь, вместе посмотрим? Марк плохо помнил названия, но готов был что угодно уже врубить на ноутбуке, лишь бы успокоить. Вряд ли же можно было быстро уснуть после такого потрясения. Но Женя не отреагировал. Так и пялился в потолок ещё с минуту, а Марк — на него. Пялился тоже в каком-то смысле. — Марк, можешь… — заговорил в итоге Женя, осторожно формулируя какую-то просьбу. — Можешь взять меня за руку? Ненадолго. И пересилил себя, повернул лицо к Марку, всё такое же — от слёз опухшее и до странного красивое даже в таком состоянии. — Конечно, — не раздумывая, согласился Марк и тут же дотянулся до его правой кисти. Кое-как переплели пальцы, и Марку даже послышалось, что Женя как-то облегчённо выдохнул. Глянул на него — закрыл глаза. Кажется, так становилось спокойнее. Они тогда ничего не посмотрели: Женя сказал, что всё-таки хочет побыть сам с собой, и, надевая наушники, пообещал не открывать никаких спортивных новостей. Марк краем глаза увидел, как Женя открыл какой-то профиль с видео с животными. Потом ещё пару раз поглядывал: видел, что Женя слабо улыбался, перелистывая ролики. Уже в темноте Женя сказал спасибо. Что поддержал, что не стал зазнаваться, что не изменил ничего в своём к нему отношении только из-за того, что он теперь чемпион Европы — ну, этого всего Женя не говорил, это Марк сам додумал. Вроде было логично. Марк хотел ещё тогда, в Таллине, рассказать о том, как видел часть проката Жениного Воланда на экране, готовясь к своему выходу. Как подумал тогда, что программа эта идёт и Жене, и соревнованиям этим в целом. Всё-таки забежал в будущее: понял, что на чемпионате мира декорации примерно такие же, а значит… Но прокат по итогу получился неудачным, а потому Марк промолчал. Утаил? Всё равно потом случился прокат олимпийский, какой-то очень уж счастливый, даже несмотря на первое падение. Женя в Таллине и Женя в Пекине — такие всё-таки разные. Прокат олимпийский хотелось пересматривать. И этим Марк в этот мартовский вечер и занялся. Сначала, правда, посмотрел произвольную Ильи Малинина с чемпионата США. Ни разу до этого полностью её не видел, а тут вдруг решил пройтись по программам… будущих соперников? Вот вам и предвкушение встречи. Комментаторы говорили, что человека с таким талантом с технической точки зрения они после Нейтана Чена ещё не видели. Марк думал: не человека — парня. Саша ведь примерно на том же уровне. Их прыжки даже чем-то похожи были. Илья начинал произвольную с сольного четверного лутца, потом делал тулуп, триксель, сальхов — порядок разный, ещё и тройной аксель в наличии, но всё равно угадывалось некоторое сходство. А может, Марк его себе просто надумал, наслушавшись о том, что они с Сашей на связи. У Ильи ось не шаталась, выезды красивые. В компонентах небольшой провал ощущался — комментаторы вообще сравнили его с неуклюжим щенком. Хотелось почти истерически смеяться от таких сравнений. У Ильи всё так выверенно, наверное, ни места чистой импровизации. Зато выигрышно смотрится, не придраться особо. А ещё Илья немного напоминал Женю, но об этом Марк подумал, уже смотря вторую половину его «Мастера и Маргариты». Было что-то схожее по энергетике, по движениям ног и даже немного рук. Наверное, если объединить их ледовые навыки, можно получить чемпиона мира. Глупая мысль, но голова только такие вырабатывать и могла. Да, Саша заобщалась с Малининым, и это точно было логичным ходом. Реакция Ильи после этого проката очень ясно перекликалась в голове с реакцией Саши после произвольной на Олимпиаде. Бог и королева квадов — счастливые, со своими четверными. Марк очень хотел покорить их все, но было ли ему место? Заслуживал ли он право тоже овладевать всеми квадами? Илья мечтал о четверным акселе, Марк боялся представить, что когда-нибудь его попробует, Марк понимал, что и Саша вряд ли рискнёт на него заходить, но всё равно: как будто у Саши и Ильи было какое-то преимущество. А у Марка не было, вот и всё. Ни преимущества, ни стабильных выездов нормальных — хотя бы таких, как у Жени. Шутки шутками, но кривоватость в них прослеживалась всё реже, а всё чаще — отточенность движений и внятное их понимание. Женя как раз в той самой второй половине программы раскрывался так по-настоящему. Тихий в жизни, спокойный, скромный — ерунда всё, может, прикрытие даже отчасти. На льду — такой настоящий. Яркий, катающий наотмашь. Марк не отрывал глаз от экрана и даже перекручивал назад, не в силах дойти до конца. Марк вспоминал Женю в их видеозвонках — там он ведь тоже очень настоящий. И уже даже не всегда такой стеснительный — шутил сам, первым темы заводил всякие, смеялся в голос. И в Жене на льду такой Женя угадывался. И как-то хорошо было оттого, что у Марка был шанс такого Женю знать и узнавать. Плохо было другое, а именно то, что сейчас Марк смотрел в экран и очень остро ощущал: Женя не просто сокомандник, Женя всё-таки соперник. А как с ним соревноваться, если они такие разные? Как соревноваться с Ильёй, если тот априори сильнее? Как, наконец, соперничать с Мишей Колядой, который гений, и это аксиома? Как вообще что-то доказывать себе и миру после провального личного олимпийского турнира, если Марку до всех них на самом деле далеко? Просто повезло ведь, да? Повезло? Телефон прожужжал о новом уведомлении из ВКонтакте. Александра Трусова Что делаешь?) Марк уставился в экран телефона. Потом — в экран ноутбука. Там Женя всё-таки докатал произвольную. Реакция мгновенно запараллелилась с реакциями Ильи и Саши, и Марк понял, что снова проваливается в то странное и зыбкое то ли чувство, то ли предчувствие. Тиканья часов толком не было слышно, оно терялось в аплодисментах для Жени, но всё равно: блики, рябь, неправильность пространства. Сочетание несочетаемого, сдвиг времени, событий, лиц — всего. И Марк отложил телефон в сторону, потому что понял: кажется, впервые он совершенно не представлял, как лучше ответить Саше на такой вопрос.