Nothing New

Больше всех итогам радовалась, кажется, Лиза: всячески старалась подбодрить Сашу и Софу, но в то же время и сама не особо верила в случившееся. Встретились все в холле на этаже, уже за полночь. Миша скромно девочек поздравил и поспешил удалиться, Марк и Женя остались на подольше. — У тебя что-то с ногой? — спросил Женя, едва выпустив Софу из поздравительных объятий, и та сразу как-то потускнела, осторожно усаживаясь на диван. — В Москве уже разбираться будем, — отмахнулась она, всё-таки улыбаясь. Но Марк понимал: улыбка вымученная. Попытка отвлечься. — Светлана Владимировна в курсе? — тут же спросил он, и Софа мотнула головой. — Ты чего, надо было первым делом ей сказать, и... — И сняться с соревнований? — закончила за него Софа. — Всё нормально, сезон закончен, есть время восстановиться. Все с травмами выступают. Ну да. Не Марку об этом рассказывать. Но нельзя же было вот так безрассудно... Марк выдохнул. Сейчас нужно было просто порадоваться тому, что у Софы всё получилось, и постараться не думать о том, какой ценой она вырвала эту победу. А ещё нужно было что-то делать с Сашей, которая тихо стояла у стены. Марк осторожно приблизился. Чуть протянул руки, намекая на то, что они могли бы обняться, если Саша этого хотела. Саша не двигалась несколько секунд, смотрела на руки его напряжённо. А потом всё-таки подалась вперёд. Разрешила себе. Рядышком. Не спокойная, но хорошая и почти родная — не чужие люди всё-таки. Марк обнимал Сашу за плечи и снова думал о том, что её хотелось не подпускать ни к кому, из-за кого она чувствовала себя плохо. Хотелось уберечь от интервьюеров, комментаторов и тренеров. Резкая и очевидная мысль: помимо всех них, уберегать её нужно было от него самого. Это же и его вина тоже, правда? — Я не справилась, — пробормотала вдруг Саша, и Марк отстранился, чтобы посмотреть ей в лицо. Саша не плакала, но и ничего весёлого в лице тоже не было. Чуть дёрнула плечами, кое-как выдерживая его взгляд. — Самое главное ты здесь сделала, — твёрдо возразил Марк, вспоминая, что она там на пресс-конференции наговорила — видел в ленте пару выдержек. — Аксель покорила. — Этого было недостаточно, — только и ответила Саша и отошла в сторону, всё-таки подходя к дивану. Села рядом с Софой. А как она раньше говорила? Прыгнет триксель, и уже будет место уверенности. Вот. Прыгнула. Не случилось ничего всё равно. — Саш, ну ты чего, — тут же подошла к ней Лиза. — Марк правильно говорит, аксель покорила, помнишь, мы обсуждали его с тобой? Получился же. — Знаю, но... Саша запнулась — и у Марка вдруг картинка перед глазами возникла. Как они интервью смотрели её после золота олимпийского. Какая она была расслабленная, счастливая. Как думали, что у них ещё есть много времени. Что будут вместе, что поездка в Монпелье будет, скорее, развлечением. А оно вот как всё. Не развлечение, а разочарование по всем пунктам. Странно: вроде не так уж сложно — всё вернуть. Вот только Марк не хотел. И не хотел себя обманывать. Лиза продолжала успокаивать. Говорила что-то о том, что это не последний Чемпионат мира, что будут ещё, что это вообще не показатель. Но Саша всё равно будто не улавливала её волну — Марк знал, как она выглядит, когда чувствует себя не в своей тарелке. Когда ей не особо комфортно говорить. Но вот одна фраза, другая — заулыбалась как-то. Стало спокойнее. Женя тем временем о чём-то смеялся с Софой, а Марк... Марк вдруг почувствовал себя так, словно его отделяла какая-то прозрачная стена от Жени, Софы, Лизы, Саши. Будто они были по одну сторону, а он — по другую. Заизвинялся, мол, завтра катать самому, надо настроиться, устал за день. Девочки закивали. Вроде всё поняли. Женя сказал, что попозже подойдёт. Же-ня. В номере Марк снял линзы, а потом свернулся на кровати, закрыв глаза. И минуты так не пролежал: сон не шёл, нога затекала — сел, взял в руки телефон, заранее проклял за это самого себя. Потому что подозревал, на что наткнётся, когда только зайдёт в интернет. Марк тоже на вопрос о Саше не ответил, у них просто тактика такая) да разве они встречались? хайп перед чм, чтоб людей заинтересовать Совсем что-то развалилась Сашенька. Надо было ей отдыхать после Олимпиады, а в Монпелье Камилу отправлять, пока всё равно ничего ещё непонятно с делом этим. Точно. Марк не задумывался уже об этом на постоянной основе, так, висела где-то на фоне мысль о том, что он — олимпийский чемпион со звёздочкой. А теперь вот, пожалуйста, очередное напоминание. Не стал больше ничего читать. Выключил телефон совсем, чтобы не мешал. Женя пришёл совсем скоро. — Саша сказала, что ей ещё с кем-то там поговорить надо, так что уже решили разойтись, — объяснил он, проходя к своей кровати. Марк, щурясь, покосился на электронные часы на тумбочке — времени уже был час ночи. — Ты с ней разговаривал? — зачем-то спросил вдруг он, развернувшись к Жене. Тот поморгал сначала, видимо, не совсем понимая сути вопроса. — Нет, — ответил в итоге. — Мы вообще последний раз разговаривали как-то осмысленно в Пекине, думаю. — О чём? На самом деле, Марк не был уверен, что хотел бы знать, о чём могли разговаривать Саша и Женя, но уже о чём спросил, о том спросил. — О тебе, — просто сказал Женя. Ощущение такое сразу в теле сразу — как когда баллы за плохой прокат узнаёшь, что ли. Оценку за контрольную важную — плохую. С экзаменами вроде такого опыта не было, но тоже из этой серии. Марк вдруг вспомнил: Саша же упоминала, что Женя ей про то, что у него с его девушкой перерыв, рассказывал. Ага, с девушкой, которой никогда не существовало. Саша вот только тогда не распространялась о том, что там ещё в этой беседе крылось, а Женя вот — с козырей сразу зашёл. Не о перерывах каких-нибудь разговаривали, Марк, а о тебе. — Ну, там было что-то о том, что ты к золоту не стремишься и вообще не переживаешь ни о чём особо, — продолжил тихо Женя. — Бред, скажи? И не было в этом стремления как-то Сашу оскорбить, нет. Он просто пересказывал всё, как было. Марк верил, что Саша мыслила именно так. И это, конечно же, было бредом. — Пойду зубы чистить, — свешивая ноги с кровати, пробормотал Марк. — А то засидимся совсем. Женя кивнул, потянулся к книге на тумбочке своей. Марк не особо понимал, как вообще можно в такой обстановке что-то учить ещё, но Женя вот пытался. Молодец. Красавчик питерский, бог. Марк осторожно прикрыл дверь в ванную комнату, как можно тише, как будто Женя уже спал. Подошёл к зеркалу, взял свою щётку из стакана, включил воду, поднёс щётку под тёплую струю. Замер так, глядя на своё отражение. Хмурился. Получается, Саша ещё в Пекине говорила Жене, что Марк мало обо всём переживает. Что ему не важна золотая медаль. Что-то в этом, может, и было — да, он не жил одним лишь фигурным катанием, он понимал, что одни проваленные соревнования — это не конец карьеры. Что ошибки можно и нужно исправлять. Вот только не переживать обо всём он не мог. Как и не мог не думать о том, что он очень хочет получить это олимпийское золото, ради которого отдал там все силы — так, что был уверен, что завтра никаких сил уже точно на прокат не хватит. Предчувствовал просто: не будет ничего хорошего. Развалится, как развалилась Саша, как он сам поразваливался там же, в Пекине, на личном. Только развалится потому, что просто не вывезет физически. А в СМИ будут писать, что как раз из-за Саши. За компанию. Как в том стихотворении Ахматовой, что ли: я ответила: «Милый, милый! И я тоже. Умру с тобой...» Марк всё никак от зеркала взгляда не отрывал. Будто пытался по чертам лицам своего вычислить, в какой момент всё пошло не так. По глазам этим — то ли серым, то ли голубым, то ли серо-зелёным, то ли... не пойми что. И волосы — не пойми что, то кудрявые, то не очень. Копна неаккуратная. Синяки под глазами. Сплошное не пойми что во всём. В решениях, в отношениях с людьми, внутри. Вот произвольную катать — а как? Говорил же Жене ещё в Новогорске: я не знаю, зачем я еду в Монпелье. Видимо, затем, чтобы прояснить своё к нему отношение — и испугаться этого, разумеется. Даже сейчас взгляд напуганный. Не усталый, загнанный именно. Марк протёр глаза кулаком, снова на себя посмотрел — всё то же впечатление. Сделал шаг назад, чтобы другой обзор получить. Теперь всё ещё размытее было. Расплывался сам у себя перед глазами — ещё немного, и у всех перед глазами так расплывётся. Забудется. И не будет никто ни через какие сто лет его «Иисуса» смотреть. Марк выронил щётку из руки, и она глухо стукнулась о кафель. А сам он осел на пол, закрывая лицо руками. Заплакал всё-таки. Не выдержал. — Марк? — послышалось громко из-за двери, и он ещё сильнее зажмурился, ещё сильнее затрясся. Нет, нет, Женя определённо не должен был видеть его сейчас таким. Женя должен был продолжать учить свои биологические штуки и настраиваться на прокат. Готовиться ко сну. — Марк! — ещё раз позвал Женя, а потом послышались шаги. Марк хотел вскочить, утереть слёзы быстро рукавом хотя бы, воду выключить для приличия. Не успел. Женя распахнул дверь, и уже через несколько секунд Марк оказался в его объятиях — тот сел как-то рядом, видимо, обхватил руками со спины крепко. Тоже дрожал? — Жень, не надо, — выдавил Марк, не открывая глаз. — Жень... уйди, пожалуйста, те... тебе катать, я... — Не уйду, — сказал Женя, и Марк дёрнулся, пытаясь вырваться. Но что-то мешало: то ли накатывающие всхлипы, то ли сам факт того, что Женя держал его крепко и бережно, то ли само осознание того, что в Жениных руках было... хорошо. Но очень стыдно. — Не надо опять... — Марк не договорил. Не решался произнести: не надо опять меня спасать. Потому что не мог сказать, что тогда, в Новогорске, от этого было плохо. И теперь плохо не было от того, что Женя прибежал, что пытался успокоить. Вот только — да, стыдно. Неловко. У Жени же своих проблем хватает, а он снова на те же грабли. Марк не договорил, а Женя вдруг расцепил объятия, и от отсутствия его рук сразу так пусто стало — и страшно, ещё страшнее, чем и так было. Марк глаза открыл, отодвинулся немного по инерции. Женя сидел на корточках. Смотрел встревоженно. Действительно не уходил. — Я успокоюсь сейчас, — пробормотал Марк и сразу понял, что обманул сейчас и себя, и Женю. Отвернулся, пытаясь восстановить дыхание. Не получалось: на глаза опять слёзы наворачивались, уже даже непонятно, от каких именно картинок перед глазами. — Не торопись, — спокойным голосом сказал Женя. — Надо всё выплакать. — Можешь первым... в душ пойти, — предложил Марк. Логично: Марк как раз успел бы успокоиться в комнате за это время. Сам с собой. — Нет уж, — не согласился Женя, но всё-таки поднялся на ноги. Выключил воду в раковине — стало совсем тихо. Опустился рядом снова, под боком совсем теперь. — Что-то конкретное случилось или... всё вместе? Женя слишком спокойно и одновременно обеспокоенно разговаривал. Марк повернул к нему лицо и еле удержался от очередного приступа рыданий. Женя держал себя в руках, а Марк так не мог. Он, может, какой-то неправильный, да? — Всё, — глухо ответил Марк и отвернулся опять. Услышал, как Женя шумно вдохнул, выдохнул. Думал, что сказать дальше? — Ты же знаешь, что я в тебя очень верю, да? — негромко спросил Женя. Марк зажмурился. — Это неправильно, — еле слышно сказал он. — Что именно? — тут же отреагировал Женя, и Марк почувствовал, как голос его напрягся. — Что ты опять меня успокаиваешь, — шмыгнув носом, поспешил пояснить Марк. — Хотя у тебя тоже произвольная... мы же... соревнуемся, и... — Ты меня тоже успокаивал, — тихо напомнил Женя. — А сейчас тебе плохо, а я за тебя переживаю очень. Всегда переживаю. Марк растерянно развернулся к нему снова. Переживает? Всегда? Просто молча, не решаясь рассказать всю правду? А Марк и внимания толком не обращал. Вывозил сам за себя. В Сочи вообще особо вот не парились. В Питере и Таллине... ну, там вообще всё для Жени плохо складывалось. Марк старался быть рядом, как мог, но уже и не мог вспомнить, было ли этого достаточно. Да и было это уже после провала, а не в преддверии. — И за себя, конечно, — будто прочитав его мысли, продолжил Женя. — Но на тебя столько ответственности сваливают. Все. Марк кивнул заторможенно. Сваливали, да. Перестали только в СМИ вот в этом месяце, наверное, когда стали писать, что фаворит в Монпелье — Женя. Но как там Женя его ещё в Пекине назвал? Сердце сборной. Что-то подсказывало, что Женя как-то так и до сих пор думал. А ещё он тогда говорил, что его, Марка, поддержка даёт Саше силы бороться. Сейчас Марк понимал, что Женя говорил тогда не про неё, а про себя. Марк осторожно положил голову на Женино плечо, бормоча еле слышное «спасибо», и Женя тут же его обнял аккуратно. По спине поглаживал, по волосам, путался в них пальцами. Голову свою ещё к нему склонил, зарылся носом в пряди. Марк успокаивался: дыхание возвращалось в норму, слёзы высыхали на щеках. В голове мимолётная мысль пролетела: он хотел бы Женю сейчас поцеловать. В губы. Хотя бы клюнуть, быстро, только чтобы близко совсем, чтобы почувствовать ярче то, что и так чувствовал. Но Марк не решался. Помнил, как Женя сказал: будем не спешить. Рядом же? Рядом. В принципе на данный момент этого было достаточно. Марк так и не решился. Спать легли уже где-то после двух часов. Марк, правда, ещё долго беспокойно ворочался, поглядывая в темноте на мирно посапывавшего на своей кровати Женю. Марк и сам не понял, как в итоге провалился в сон. Во сне клубились образы собственной незаконченной картины, мельтешила Саша в образе Круэллы, Илья что-то говорил про контент, а ещё было что-то про Женю — в самом конце и точно не для пересказа. За завтраком Марка выцепила за рукав Светлана Владимировна — утащила за свой стол, усадила перед собой, как маленького, села напротив с каким-то выжидающим взглядом. — Ну, что делать будешь? — спросила она, и Марк чуть нахмурился: понять, о чём именно Светлана Владимировна спрашивала, было невозможно. — Лутц не буду, — почему-то тут же ответил Марк и потянулся к ложке, чтобы начать уже есть. — Из-за Сашки? Марк закатил глаза. — Я могу прыгнуть, а могу не прыгнуть, — сказал он. — И сейчас я ощущаю, что будет, скорее, второй вариант, чем первый, если я на него пойду. Так что буду ориентироваться на тот контент, который откатал на Олимпиаде. Это было логичное, почти что взвешенное решение, за исключением того, что пришёл к нему Марк мгновенно, тут, на месте. Светлана Владимировна медленно кивнула, как бы прогружая эту информацию и попутно анализируя все риски. Вроде звучало нормально. — Если тебя там беспокоит чего, так и говори, — добавила она. — А то выйдешь на лёд и там начнёшь этими переживаниями разбрасываться, как я этим... магнитофоном несчастным. Если что тревожит, всё мне рассказывать можешь, помнишь же? Марк кивнул. Помнил. Вот только на этот раз он понимал, что об этом всём он Светлане Владимировне рассказывать был не готов. Вряд ли она бы оценила, что её ученик думает о том, как бы поцеловаться снова, а то и ещё на что-нибудь решиться с учеником Алексея Николаевича и как бы им всё это робкое начавшееся в матушке-стране сберечь. Не растерять на обратном пути, сохранить на расстоянии, когда будут не рядом. А Светлана Владимировна расставание имела в виду, конечно. Саша подлила масла в огонь на пресс-конференции, так, что теперь все об этом говорить будут. Марк опустил голову, сконцентрировался на еде, лишь бы не думать об этом снова. Вчера Женя от всех этих мыслей спас, а сейчас Марк даже в зале его не видел. Некому его было тут спасать. Марк должен был придерживаться старого макета, потому что это безопаснее. Потому что надёжнее. Потому что тулуп и сальхов — это более знакомо, это комфортнее. Особенно любимый сальхов. Саша считала, что Марк не стремился к золоту. Здесь, в Монпелье, это действительно было так, но это же просто, ну, здравый смысл. Это не его борьба, не было у него шансов на медаль никаких. Марк не сомневался в том, что золото заберёт Шома Уно. Юма Кагияма тоже на пьедестал попасть должен был. Ну и ещё кто-нибудь — но точно не Марк. У Шомы и Юмы риттбергер вот четверной в кармане. Марк же его уже давно не тренировал. Поэтому предстоявший прокат беспокоил не в том плане, что Марк не справится в нём с контентом. Беспокоил он именно тем, что его будут ассоциировать с прокатом Саши, даже если у Марка не случится ни одного падения. Развалилась ли бы она, если бы они всё ещё были вместе? — Это не только из-за того, что у вас произошло, — качнул вчера Женя головой, когда Марк, уже успокоившись, попытался сбивчиво объяснить, отчего на него так накатило. — Что-то ещё происходит. Не бери всё на себя. Но Марк не умел не брать на себя. Он же даже состояние Камилы так близко к сердцу принимал, что совсем расклеился в произвольной на личке в Пекине. Саша тогда, кстати, тренировку свою завалила, хотя у них всё было якобы нормально. Значит, и правда могла развалиться при любых обстоятельствах. Эта бронза Чемпионата мира — не медаль Марка. Нужно было думать о себе и о том, что могло бы помочь. В конце концов, он же приехал в Монпелье, чтобы не оставлять Францию на одного лишь Воланда, да? В 11:46 пришла новость — Джунхван Ча исчез из стартового листа произвольной программы, причина — сломанные ботинки. — С ним Илья общается, — сказал Женя, когда Марк показал ему это сообщение: шли на тренировку. Марк полистал ещё немного. — При подготовке к турниру у двадцатилетнего фигуриста сломался правый ботинок, — зачитал он вслух выдержку из статьи. — Спортсмен использовал накладку и выступал с ней в короткой программе, по итогам которой набрал восемьдесят два целых и сорок три сотых балла. — Жесть, то есть уже на короткой сломан был? — удивился Женя. — Получается, что так, — заключил Марк. С Ильёй они заранее так и не увиделись. Да и дёргать его лишний раз было бы глупо — понятно, что он и так переживал там за себя, за друга… ну и за Сашу, собственно. Днём Софа написала и Марку, и Жене слова поддержки. Уже не стала делать пост, как на короткой, но так было более лично. Поддерживала, обещала прийти посмотреть на арену. Не уточняла, одна ли. Не так важно. Главное — сделать своё дело. А на чьих глазах — это уже вообще волновать не должно. А своё дело на сегодняшний день — это банальное не развалиться. Хоть двойные вместо тройных прыгать, если совсем будет невыносимо, только не падать и совсем общую картинку не рушить. Опыт тренировок показывал, что тело к этому в целом было готово. Марк не перетруждался, обозначал прыжки, отдыхал на дорожке в прогоне. Всё будет, но не сразу. Но будет. Что там Женя вчера сказал? Я в тебя очень верю. Марк вспомнил вдруг эту фразу, когда уже переоделся в костюм к своей программе, и вдруг так стыдно стало — за то, что не сказал Жене то же самое, хотя тоже очень в него верил. А теперь уже было не место и не время для таких речей. Оставалось надеяться, что Женя и так это понимал. Шепнуть друг другу «удачи», подержаться за руки, пока никто не видит — так можно. Быстро, осторожно. Женя выглядел уверенным, и это, как ни странно, не сбивало с толку, а прибавляло уверенности — тоже. Ну и что, что здесь соперники. Марк был не против оказаться под ним по баллам. Последние соревнования в сезоне. От Жени ждали прорыва. Всё было бы логично. Марк глянул на баллы на телевизоре мельком, когда уже готовились выйти на разминку. Ему опять предстояло разминку открывать, как и на короткой. Увидел, что лидировал пока что Винсент Чжоу. Вспомнил, как опередил его в команднике на Олимпиаде где-то на десять баллов, но тогда у того совсем программа не задалась, а сейчас баллы были вполне приличные. Других цифр запоминать не стал, чтобы лишний раз себе голову не забивать. В ней и так всё снова перепуталось, так, что и не посчитать слёту, что и как нужно делать, чтобы сколько-то там набрать. Помнил о своих девяноста семи за короткую и больше ничего додумывать дальше уже не хотел. Нужно было катать Иисуса. Чтобы Женя потом откатал Воланда. Гармония. Поздоровался с Ильёй, тот кивнул в ответ сдержанно, но в целом выглядел напряжённо очень. Развивать диалог явно не собирался. Выезжал на лёд перед Марком — он же был на строчку выше после короткой. Состояние Ильи со стороны вообще не обещало ничего хорошего. Оставалось просто надеяться на то, что в прокате сможет собраться. На шестиминутке Марк тоже не переусердствовал. Уже на что готово тело было, то и должно было показать. Лишний раз что-то напрыгивать смысла особо не было. Женя, кажется, подобную тактику взял на вооружение: Марк так и не заметил ни одного сложного прыжка за всё то время, пока Женя оказывался в его поле зрения. Так, обозначения. — Вот тут очисти всё, — сказала Светлана Владимировна перед самым прокатом, аккуратно ткнув указательным пальцем ему в лоб. — И давай, как в последний раз. Программу соревновательную — точно в последний. Марк тихо кивнул. Отправился вставать в начальную позу. Закрыл глаза. Оказалось, это не сложно — выйти на лёд и опираться на то, как чувствуешь. Не сложно — заходить на четверной тулуп первым элементом, выезжать его аккуратно, как и аксель тройной следующим на очереди. Второй триксель получился нормально, но тулуп двойной, который к нему прицепил, немного подкачал. Не важно. Главное не падать. Не выбиваться из программы. Тройной риттбергер, заход во вращение. В голове действительно было чисто. Никаких лишних мыслей, никакой чрезмерной тревоги, только концентрация на музыке, на звуке столкновения лезвий с поверхностью льда. Ну и что, что снова не получился каскад четыре-три? Четверной сальхов и двойной тулуп — зато не упал. Падать нельзя. Вообще можно, но именно в этом прокате — нет. Сольный четверной сальхов — чисто. Три квада и два тройных акселя — пять элементов ультра-си. Покорил. Работа над ошибками на личке в Пекине. Даже ойлерник вытащил, приземлился после тройного сальхова — последнего прыжка в программе — и сжал руки в кулаках, ликуя. Дальше позволил себе уже немного расслабиться. Окончательно отдаться музыке, уйти в импровизацию — в рамках приемлемого. Не упасть, не упасть, не развалиться — можно же и на дорожке навернуться, и на вращениях. Можно. Но не упал. Только если в самом конце — на колени, победно, как в команднике, как на Европе. Потому что сделал своё дело. Вывез, даже несмотря на то, что не верил, что справится. Провёл руками по льду. Если в Таллине он после проката произвольной понимал, что медаль у него уже должна была быть, то тут понимал другое: он никого не подвёл. Себя не подвёл. А медали здесь уже и впрямь теряли значение. Светлана Владимировна обнимала, хвалила, снова говорила про каскад. — В следующем сезоне разберёмся, — улыбаясь, ответил Марк и натянул на лицо маску. Не просто уклонился от обсуждения, а правда верил: всё будет. Рано или поздно — всё будет хорошо. Баллы выставляли не очень долго. Марк закивал, в принципе соглашаясь: девяносто два с лишним за технику, девяносто за компоненты — в целом числа знакомые, с таким прокатом вполне можно было на них рассчитывать. За произвольную — 182,85. — Ты смотри, первый пока! — хлопнув его по плечу, обрадовалась Светлана Владимировна. Марк опережал Винсента где-то на три балла: по сумме у него получилось 280,74. Рассчитывать на пьедестал с такими баллами было глупо. Зато после Пекина получить такие оценки было приятно, поэтому Марк улыбался. Теперь можно было выдыхать — всё, что от него зависело, он в этом городе уже сделал. А дальше — только смотреть остальных. — Как оцените свой сегодняшний прокат? — стандартно спросили Марка в микст-зоне, и он чуть дёрнул плечами. — Рабочий? — так же стандартно ответил он и посмеялся. — Рад, что завершил соревновательный сезон на такой приятной ноте. — Хотите сказать, что катались сегодня спокойно? — уточнили, и Марк убрал выбившуюся прядь за ухо. Попытался вспомнить, как ощущал себя на льду. Вспомнил, как ощущал себя ночью, сидя на полу ванной комнаты. Понял один простой итог этих соревнований. — Да, — уверенно сказал Марк. — Сегодня у меня всё хорошо.