***
Достоевский часто проводил свободное время в штабе Крыс за чтением книг. После переезда из России Фёдор, скучая по родине, читал одну за другой русскую классику, романы, прозы, поэмы, стихотворения и многое другое. Гоголь всегда удивлялся тому, каким книжным червём был Достоевский, но после десятой книги за четыре дня решил больше никак это не комментировать. После возвращения в Россию, Достоевский будто проникся духом родины и поэтому читал очередную поэму, неспешно пробегая глазами по тексту. Один из персонажей называл свою жену ласково «душенька». Поначалу Фёдор даже и не заострял на этом внимания, но после пятого упоминания этого прозвища за одну главу, он почему-то за него зацепился. — Душенька, значит… — вслух сказал Фёдор, закрывая книгу. Он не оставлял закладок, так как без труда запоминал номер страницы. Не то, чтобы он впервые слышал это обращение, особенно в русских произведениях, где оно как раз обладает наибольшей популярностью, но каждый раз, видя его в тексте, он вспоминал Гоголя. На секунду он задумывается, понравилось бы ему это прозвище? Или «душенька» слишком смущающе? А как насчёт… — Душа моя, подойди, пожалуйста. Пару секунд стояла тишина, а потом Гоголь, находившийся в ванне, стремглав залетел в комнату и уставился на Достоевского. — Ты меня звал?? — Гоголь сделал акцент на втором слове, не веря, что это было адресовано ему. Достоевского такая реакция позабавила, но виду он не подал. — Конечно тебя, душа, кого же ещё? Впервые на своей памяти Достоевский видел, чтобы Коля так сильно краснел. Даже, когда Фёдор поцеловал его в первый раз, он не так сильно смутился. Но сейчас… этим стоит пользоваться, пока есть возможность. Так как Гоголь остался стоять посреди комнаты, Достоевский сам встал с кресла и подошёл к нему. — Душа моя, что тебя так смущает? Гоголь проморгался и отвёл взгляд. — Ну… Я… — Понял, наверное, мне стоит перестать. — Достоевский никогда не скрывал того, как ему нравится издеваться над кем-то. — Нет! Нет! Дост-кун! Мне нравится! Просто… — Коля опустил голову и потёр указательные пальцы друг о друга. — Просто? — Я думал, что такие милые прозвища не для тебя… Что ты посчитаешь, будто это бред для сладких парочек. — А мы значит с тобой не сладкая парочка? Что ж, я тебя услышал… — Дост-кун! Я же знаю, что ты опять издеваешься! Достоевский тихо хихикнул, а Гоголь снова отложил это в своей памяти, потому что знал, что при посторонних Федя никогда не смеётся. Да и в принципе делает это редко. Но рядом с Колей он стал улыбаться гораздо больше. И Николай очень ценит эти моменты. — Прости, душа, мне очень нравится видеть твои надутые губки. — открыто сказал Достоевский, поддев пальцами подбородок Коли. Тот зарделся краской и отвёл взгляд. — Ты… Дурак ты, Дост-кун! Фёдор невинно похлопал глазками, а Гоголь чмокнул его в макушку и убежал. — Значит оставляем «душа моя». Пока что рано переходить к «душенька», иначе Коля совсем поплывёт. — размышлял вслух Фёдор и под тихое бурчание Гоголя из ванны вернулся к чтению.***
Гоголь всегда ассоциировал Федю с птицей: свободный, всегда находящийся на высоте и такой прекрасный. Прозвище «пташка моя» пришло не так уж и недавно, просто Гоголь всё никак не мог решиться называть так Достоевского. Вдруг ему не понравится, вдруг он скажет, что это слишком слащаво, вдруг разозлится?.. Слишком много сомнений крутилось у Коли в голове. Федя уже говорил, что он не против милых прозвищ, но Гоголь всё равно метался из стороны в сторону. Но однажды Коля не смог сдержаться. — Боже! Дост-кун! Что случилось? Коля подбежал к Фёдору и схватил его за руку. Из указательного пальца текла тонкая струйка крови. — Всё в порядке, просто поранился о страницу книги. Не стоит беспокоится. — ответил Достоевский, пока его раненый палец осматривали. — Осторожнее, пташка моя. — только спустя пару секунд Николай понял, что сказал, и тут же прикусил язык. Но уже было поздно. — Как ты меня назвал?.. — Прости, Дост-кун, я не хотел, я просто… — Коля только сейчас поднимает взгляд от руки Феди и замечает красные щёки парня. Стоп, что?.. — Дост-кун… Гоголь впервые видит, как Достоевский теряется и не знает, куда себя деть. — А… Не обращай внимания. — Нет уж. — Коля сделал шаг вперёд, Достоевский шаг назад. И так они продолжали, пока Федя не уперся спиной в стену. — Коля… — Да, пташка моя? — Гоголь перешёл на шепот, склонившись над ухом Феди, и ухмыльнулся, почувствовав мурашки по чужому телу. — Душа… — Да, Дост-кун? Ты вроде бы говорил не обращать внимания. Так вот, прости, но не могу. — Коля заставил Достоевского удержать с ним зрительный контакт. Аметистовые глаза смотрели с озорством, и Николай не мог позволить себе отвести взгляд. — Как ты хочешь, чтобы я тебя называл? Пташка? Свет души моей? Жизнь моя? Сладкий? Дорогой? Как тебе нравится? Только скажи. — Коль… — Да? — Называй как хочешь. Любое прозвище звучит слишком желанно, чтобы я был в состоянии выбрать одно. — Ах, Дост-кун, ты такой милый. — Коля обнял Федю, сильно прижимая к себе. — Ох, Коля, тут такое дело… Только сейчас Гоголь в полной мере ощутил результат своих действий и слов. — Ой… Я перестарался… Не знал, что тебя это так сильно взбудоражит. — Незнание не освобождает от ответственности. Сделай же с этим что-нибудь, душа моя. — Как скажешь, пташка.***
Ну а что насчёт «Дост-кун», то, когда они только переехали в Японию и осваивались, Коля хотел полностью соответствовать, поэтому решил придумать Достоевскому какое-нибудь прозвище в японском стиле. Но «Достоевский-кун» слишком долго для него, а «Федя-кун» не звучит. Так и появилось сокращение «Дост-кун».