Цена жизни

…Через несколько минут Китнисс уходит, оставив меня, Гейла и Бити на стрельбище. Она сегодня снимает пропагандистские ролики за Восстание. Не знаю как, но президент Койн хочет их крутить в Дистриктах и в Капитолии, чтобы все видели, что пламя Революции не угасает, а Сойка-пересмешница с повстанцами за одно.  Примерно через час я направляюсь в свой отсек, ведь согласно моему расписанию больше у меня пока что на сегодня планов нет. Но уже через полчаса ко мне заходит Плутарх.  –Не хочешь увидеть процесс съёмок агитационных роликов? Там будет Финник, думаю, что общение с тобой и с другими людьми пойдёт ему на пользу. Ну, и тебе тоже, – добавляет Хэвенсби. После упоминания Финника я сразу-же соглашаюсь. У меня нет сильного желания торчать здесь одной. Когда ты одна, а мыслей много — это может с тобой сыграть злую шутку. И к тому же я смогу увидеть моего напарника, судя по его внешнему виду, ему не очень хорошо. Я вряд-ли смогу ему чем-то помочь, но хотя бы поддержу и просто буду рядом.  Вскоре мы оказываемся в специальной комнате. На звуковой сцене стоит Китнисс. Её макияж на лице сразу придаёт ей возраста, выглядит она уж точно не как семнадцатилетняя девушка, а как тридцатилетняя женщина.  Недалека у аппаратуры я замечаю Финника, его состояние за сутки не улучшилось, но я рада, что он не сидит целыми днями в палате, а хотя бы коммуницирует с людьми.  –Привет, – подхожу я, здороваясь с ним.  –Мечи, не думал, что ты здесь будешь, – в его руках я снова замечаю верёвку, на которой он то завязывает, то развязывает узлы. –Совсем на себя не похожа, да? – говорит он про Китнисс.  –Ага. По-моему, им не стоило ей добавлять возраста… Этот костюм сшил Шерон по наброскам Цинны, её стилиста, – добавляю я.  –Шерон в Тринадцатом? – недоумевает Одэйр.  –Да. Вместе со своей женой и дочкой. Я живу с ними в одном отсеке, – усмехаюсь. –Он приглядывает за мной, чтобы я не совершила глупости.  –Правильно. Был бы я не в таком состояние, тоже за тобой бы приглядывал. Я рад, что он может присмотреть за тобой.  –Шерон присматривает за мной, а я могу присматривать за тобой. Когда-то ты вытаскивал меня из панических атак, помогал и поддерживал, теперь моя очередь, – Финник улыбается и приобнимает меня за плечо, говоря тем самым мне спасибо.  –Спасибо, что ты осталась жива на своих Играх и на последних. Я рад, что у меня есть ты, хоть ты иногда и заноза в заднице, – издевается Финник, а я лишь улыбаюсь. Не буду врать, я очень соскучилась по нашим колкостям, без которых не обходился почти ни один наш разговор.  –На себя посмотри. Иногда так улыбнёшься, что расцарапать твоё прекрасное личико хочется, аж руки начинают чесаться, если честно, – таким же язвительным тоном отвечаю я, а Одэйр так и продолжает улыбаться. –Бити просил тебе передать, что работают над твоим трезубцем.  –Правда? –Да. Поэтому давай выздоравливай и приходи в норму. Мы тебя ждем в строю.  –Хорошо, постараюсь.  Мы проторчали здесь не меньше часа, пока люди настраивали аппаратуру и поправляли Китнисс макияж. Сегодня Хэвенсби хочет снять один слоган, чтобы сделать из него короткое пропо, а затем показать его Койн.  Через несколько минут Фульвия Кардью, помощница Плутарха, сбежавшая с ним в Дистрикт-13, начинает описывать Китнисс битву, в которой она только что участвовала: рассказывая о том, что её окружают мертвые тела товарищей по оружию и чтобы объединить остальных, она должна повернуться к камере и прокричать в неё задуманный слоган!  Съёмки начинаются. Дымовая машина начинает работать, кто-то кричит «Мотор». Китнисс поднимает лук над головой и со всей фальшивой яростью начинает кричать:  –Люди Панема, мы сражаемся, мы рискуем, мы жаждем справедливости!  На съёмочной площадке тишина, а я не понимаю мне больше хочется плакать или смеяться. Даа! Такой агитационный ролик точно западёт жителям Дистриктов прямо в душу, в этом я не сомневаюсь. Западёт, как самый фальшивый видеоролик. Я щас заплачу!  Спустя нескольким минут тишину нарушает язвительный смех Хеймитча. Этот смех нельзя перепутать ни с каким другим. Он довольно долго не может успокоиться, что начинает меня лишь всё больше раздражать. –И вот так, друзья мои, умирает Революция, – наконец произносит он.  –Ты что живой что-ли? – язвлю я. –Я думала, что ты тут уже давно с катушек слетел без алкоголя.  –Как видишь, дорогуша, живой, – таким же тоном отвечает мне ментор Двенадцатого. –И при этом трезвый, как стёклышко.  –Ого, не думала, что у тебя такая выдержка. Хотя по лицу видно, что без спиртного тебе не очень, – Хеймитч лишь усмехается, а мою колкость пропускает мимо ушей.  –Хах, вы правда думали, что из таких роликов что-то получится?! – восклицает Эбернети. –Китнисс, не тот человек, который может просто говорить заученные фразы, вы ошиблись с человеком. Лучше… –Я не собираюсь это выслушивает, – перебивает его Китнисс и пулей вылетает со съёмочной площадки.  –Что вы хотите этим сказать, Эбернети? – спрашивает его Плутарх, не обращая внимания на то, что Эвердин только что вылетела из комнаты и убежала не понятно куда.  –Тем, что вы ошиблись человеком. У Китнисс ограниченные возможности, она не такой человек, который будет просто стоять в телестудии, разодетая и разукрашенная, в облаке искусственного дыма и вести Дистрикты к победе. –И что вы предлагаете? – интересуется Фульвия.  –Устройте собрание. Если вы решите и дальше снимать такие пропагандистские ролики, то ничего хорошего из этого не выйдет.  Хеймитчу всё-таки удаётся убедить Плутарха сделать собрание в Штабе завтра, после обеда, где будут решаться вопрос о том, что делать с Китнисс и с пропо. А нас всех вскоре отправляют по отсекам. …Оставшийся день проходит без приключений. Я сижу в своей комнате и выхожу от туда только на ужин. Ночью, хоть я и не помню, что мне снилось, но это точно не было что-то хорошее, ведь проснулась я вся в поту. Несколько минут меня трясло, а потом тело успокоилась, и я опять легла спать. На этот раз кошмар мне не снился, а первая половина дня прошла довольно скучно. Завтрак. Поход в госпиталь, где мне выдали витамины. Работа Шерона. Обед. И собрание.  В Штабе, за огромным столом собралось немало народу: Китнисс; президент Койн со своими людьми; Плутарх; Фульвия; команда подготовки Эвердин из Капитолия; группа из Двенадцатого, куда входят Гейл, Хеймитч и ещё несколько человек. В последнюю минуту Финник вкатывает Бити, и сразу за ними следует Далтон, скотовод из Десятого. Когда наконец все собрались, Эбернети начинает.  Первым делом Хеймитч показывает видеоролик, снятый вчера. И голос, и движения Китнисс выглядят нелепо и нескладно, словно она не человек, а марионетка, которую всё время дёргают за ниточки.  –Итак, – произносит Хеймитч, когда видео заканчивается. –Кто-нибудь хочет убедить меня, что это пропо поможет нам выиграть войну? – повисает молчание. –Никто? Отлично, сэкономим время. Давайте все замолчим на минутку. Я хочу, чтобы каждый из вас вспомнил один случай, когда Китнисс Эвердин искренне растрогала вас. Не когда вы завидовали её причёске или когда заискрилось её платье или когда она довольно сносно выстрелила из лука. Не когда вы любили её из-за Пита. Я хочу услышать об одном моменте, когда она заставила вас по-настоящему что-то почувствовать. Тишина затягивается. А у меня в голове проносятся картинки с 74-ых и 75-ых Голодных Игр. В конце концов, молчание нарушает девочка, лет восемнадцати, из Двенадцатого Дистрикта. Вроде я слышала здесь, что кто-то её назвал Ливи.  –Когда она вызвалась занять место Прим на Жатве. Потому что я уверена, она думала, что идёт на верную смерть. –Хорошо. Отличный пример, – восклицает Хеймитч. Он берет фиолетовый маркер и пишет в блокноте. –Вызвалась вместо сестры на Жатве, – Хеймитч оглядывает сидящих за столом. –Кто-нибудь ещё. Следующем высказывается Боггс. На сколько мне известно, он является здесь подполковником, правой рукой президента Койн. На вид военному лет 40, у него короткие седые волосы и ярко-выраженные голубые глаза. Даже если на нём не будет формы, то сразу будет понятно, что он военные по его прямой осанке. Такую осанку вряд-ли имеет простой человек без военного прошлого.  –Когда она пела песню. Пока умирала та маленькая девочка. Я сразу вспоминаю этот момент с Игр Китнисс. Та девочка была вроде из Дистрикта-11. Когда наблюдала за ними через экран, то сразу вспомнилась Катара. Обе молодые, смелые девочки, которые несправедливо попали на Арену, где им пришлось умереть. –А кто не захлебнулся слезами в тот момент, верно? – говорит Хеймитч, записывая это в блокнот. –Я плакала, когда она подмешала Питу в суп снотворное, чтобы пойти ему за лекарством, и когда она целовала его на прощание! – выпаливает один из стилистов Китнисс, которых привезли сюда из самого Капитолия. Затем она прикрывает рот рукой, будто сказала какую-то глупость. Но Хеймитч только одобрительно кивает. –Да. Накачала Пита, чтобы спасти ему жизнь. Очень хорошо. Случаи начинают беспорядочно сыпаться один за другим. Когда Китнисс взяла Руту в союзники. Протянула руку Рубаке после интервью. Пыталась нести Мэгз. И ещё и ещё, когда она достала те ягоды, что по-разному трактовалось разными людьми. Любовь к Питу. Отказ прогибаться под невыносимыми испытаниями. Вызов жестокости Капитолия. –Когда Пит чуть не умер от силового поля, она так сильно боялась, что с ним что-то случится или что Финник сделает ему больно, у меня тогда еле хватило сил её удержать. Тогда у меня начали появляться мысли, что она по-настоящему его любит и это не Игры, – добавляю я. –Да. Или когда она хотела бросится в воду, чтобы спасти его в начале последних Игр. Она слишком сильно за него переживала. Тогда и я начал понимать, что это не просто «Несчастные влюблённые», – продолжает Финник. Эбернети продолжает записывать все моменты, когда Китнисс хоть чем-то нас тронула. А их набирается немало.  –А теперь вопрос. Что объединяет всё вышеперечисленное? – обобщат Хеймитч. –Это всё принадлежит самой Китнисс, – тихо произносит Гейл. –Никто не указывал ей, что делать или говорить. –Верно, спонтанность! – восклицает Бити. –Значит, мы просто должны оставить тебя в покое? – обращается Литье к Китнисс. –Что ж, это всё очень мило, но бесполезно, – начинает Фульвия сварливо. –К сожалению, все её выдающиеся способности весьма ограничены здесь, в Тринадцатом. Поэтому, если только ты не предлагаешь зашвырнуть её в эпицентр сражения… –Как раз это я и предлагаю, – прерывает её Хеймитч. –Отправим Китнисс на поле и будем просто снимать. –Но люди думают, что она беременна, –Гейл указывает нам всем давно позабытый факт. Конечно странно, но я даже и не вспомнила про эту ложь, которую решился пустить Пит перед Квартальной Бойней. Помню, что даже на Арене у меня появилось чувство, что она и вправду беременна. Как иронично! –Мы пустим слух, что она потеряла ребенка из-за электрического удара на Арене, – отвечает Плутарх. –Очень печально. Очень прискорбно. Идея о том, чтобы послать Китнисс в гущу событий мало кому нравится. Но у её бывшего ментора есть довольно весомые доводы. Я же к этой идеи отношусь положительно. Перечислив все эти события, становится понятно, что Китнисс не актриса. Она не может просто заучить фразу и сказать её. Это выглядит фальшиво, никто никогда не поверит в её искренность.  И только сейчас я вспоминаю все события, связанные с Китнисс на Арене. У меня тогда возникало так много вопросов, что я просто запутывалась в том, где они с Питом играли, а где нет. В конце концов, я решила перестать об этом думать, и все ответы стали приходить сами.  –Пока мы наставляем её, суём ей реплики, лучшее, на что мы можем рассчитывать, это «удовлетворительно». Всё должно исходить от неё самой. Вот, на что реагируют люди, – заканчивает Хеймитч ход своих мыслей.  –Даже если мы будем осторожны, мы не можем гарантировать её безопасность, –говорит Боггс. –Она будет мишенью для каждого… –Я хочу поехать, – вмешивается в разговор Эвердин. –Здесь от меня никакой помощи. –А если тебя убьют? – спрашивает Койн. –Убедитесь, что успели хоть что-то снять. Тогда вы сможете это использовать, – отвечает Китнисс.  –Отлично, – произносит Койн. –Но давайте не будем торопиться. Найдём наименее безопасную ситуацию, которая пробудит в тебе некую спонтанность. Президент проходится по Штабу, изучая освещенные карты Дистриктов, которые показывают положение войск в данный момент.  –Отвезите её в Восьмой сегодня днём, через пару часов. Утром там была крупномасштабная бомбардировка, но, похоже, рейд закончился. Я хочу, чтобы она была вооружена и с группой охранников. Съемочная группа на земле. Хеймитч, вы будете в воздухе, но в постоянном контакте с ней. Давайте посмотрим, что там происходит. Будут еще какие предложения? –Я хочу поехать с ней. –Что, простите?! – пребывает в недоумение Койн.  –Я хочу поехать с Китнисс. Меня уже выписали, возможно у меня не так много сил, сколько было до прибытия сюда, но как ни крути я Боец… Бити и Гейл видели, как я обращаюсь с оружием. Моё присутствие там будет хорошим решением. Так люди узнают, что я жива, а Дистрикт-4 будет на вашей стороне.  –Мечи, я думаю, это не очень хорошее решение, – встревает Финник. –Всем будет только на руку, если я поеду, – проигнорировав слова много друга, обращаюсь к Койн. –Хорошо. Я согласна, – после нескольких минут раздумий соглашается президент Тринадцатого. –Ещё есть какие-нибудь пожелания?!  –Умойте её, – говорит Далтон. Все оборачиваются на него. –Она ведь девочка, а вы сделали из нее тридцатипятилетнюю женщину. Выглядит неестественно. Будто что-то, произведенное Капитолием. Койн наконец заканчивает совещание. А Финник почти сразу, как мы вышли из Штаба, хватает мою руку и уводит за угол, где никого нет.  –Мечи, я не хочу, чтобы бы ты туда отправлялась! – сразу восклицает он. –Финник, со мной ничего не случится. Там будут солдаты, и Китнисс не отправили бы туда, где не было бы безопасно. Не волнуйся, я вернусь в целости и сохранности.  –Ты же знаешь, что я не могу тебя потерять? – более тихо произносит мой земляк.  –Что?! –Я не могу тебя потерять. Мы понятие не имеем, что с Энни, Питом, Джоанной. Я уже не говорю о других Победителях из Дистрикта. Мы не знаем, что с ними. Ты единственный для меня здесь родной человек, и пока мы тут, я не хочу чтобы с тобой что-то случилось, – от его слов я лишь улыбаюсь. –Что лыбишься?! Я вообще-то серьёзно говорит.  –Просто я рада, что у меня есть ты. Семья мертва, но благодаря твоей заботе я чувствую, что не одна… Спасибо тебе, – добавляю я, а на лице Финника повисает недоумение.  –Иди сюда, – лишь говорит он и обнимает меня. Сильно. Крепко. Тепло. Так, как меня не обнимали уже давно.  Последний раз я была в таких объятиях, наверное ещё тогда, до Квартальной Бойни. Я и не знала, как мне этого не хватало. Не хватало теплоты, которой уже давно во мне нет, и которую я уже давно не ощущала. И от этого хочется быть слабой. По моим щекам сами собой текут слёзы. Мне становится так плохо, что аж хочется выть, но только крепкое плечо рядом может выдержать это. Финник даёт мне выплакаться, разрешает мне кричать, делает всё, чтобы я почувствовала, что я не одна. Что он рядом. Теперь Финник единственный человек, который остался у меня. И только сейчас я понимаю, что если с ним что-то случится или его не станет, меня больше не будет в живых. Я в этом уверена…